скачать книгу бесплатно
ВСЁ У НАС, КАК ВСЕГДА. Гражданская лирика
Гражданская лирика – жанр, в котором автор стремится передать свои переживания, рассуждения и мысли о происходящих в стране и мире событиях, о волнующих людей проблемах. В этих стихах можно увидеть изъяны и пороки, присущие обществу, людям, государству. А, следовательно – их патриотичность и гражданскую позицию автора.
Яблочный спас 1991-го
Все дальше от нас, сегодняшних, события августа 1991-го. Далеко неоднозначны и туманны оценки историками, да и нами, непосредственными участниками той политической трагикомедии. Родилось и выросло новое поколение, смутно представляющее, что стоит за словами путч, ГКЧП, КПСС, СССР… Ушли в небытие многие политики, руками которых « творились» перестройка и развал страны. Но с каким бы знаком не стояли в Истории те события, помнить о них нужно. И извлекать уроки.
В августе запах мяты и Яблочный Спас,
Вот и Господнее Преображение,
Скоро картошку копать про запас,
А в державе бардак и брожение.
На столе давно остыли чай и омлет,
Из припасов последних Танькиных,
По телеку на всех каналах балет,
А на улицах скрежет траков танковых.
Вокруг Белого дома гудит толпа,
От воззваний ельцинских зажигается,
Кто-то скажет, что толпа слепа,
Ну а правда после, потом, узнается.
А пока баррикады из хлама разного,
В ночь с девятнадцатого на двадцатое
Штурма уже ждут и атаки газовой
Интеллигенты бородатые с пацанятами.
Я звоню из будки телефоновой,
Чтоб проститься с женой моей Танькою,
С кошкой Дашкой, соседкой Сафоновой
И, конечно, с сынишкой Санькою.
На Садовом из КАМАЗов глухой затор,
Рядком бутылки с «коктейлем Молотова»,
И ошалевший солдатик передергивает затвор,
Ночь предсмертными хрипами вспорота.
А затем, наутро, вся страна узнает,
Что под колесами армейского БТ-эра
Вместе с жизнями трех парней не станет
Государства могучего ЭС-ЭС-ЭС-ЭР-а.
И теперь, по прошествии многих лет,
Всматриваюсь в тот август слегка опечаленно,
У Истории все пытаюсь найти ответ:
Кто же могильщик страны моей сваленной?
О невеликой октябрьской революции 1993-го
4 октября 1993-го. Полдень. С Краснопресненской набережной танки лупят зажигательными болванками по Белому дому. На Кутузовском мосту разбитый троллейбус. Новый Арбат и близлежащие переулки запружены военной техникой и солдатами. Я стою в толпе зевак у здания бывшего СЭВа и наблюдаю, как одна из болванок ложится прямехонько в окно моего кабинета и появляются первые язычки пламени. С крыш неутомимо постреливают снайперы. Вот справа и слева от меня падают ничком почти одновременно парнишка лет двенадцати и мужик в пенсне.
Развитие сюжета противостояния Кремля и парламента происходило на моих глазах в буквальном смысле, поскольку трудился тогда в злосчастном Верховном Совете. И, чего греха таить, не был сторонником его руководителей. БН олицетворял в то время во многих умах стремления и надежды на перемены. Поэтому после знаменитого Указа 1400 наша группа покинула Белый дом и включилась в формирование нового парламента – Федерального Собрания. Что происходило потом, всем хорошо известно. На первых выборах победил В.Ф.Жириновский. Грабительская приватизация, танки с московских улиц вскоре докатились до Грозного, БН клялся «лечь на рельсы», подшофе дирижировал немецким оркестром, да так умело, что в собственной стране случился дефолт.
Когда-то в прошлом, еще на II съезде РСДРП, знаменитый марксист Г.В.Плеханов, походя, сформулировал тезисы поведения революционной власти по отношению к парламенту. В зависимости от его лояльности. Старику не повезло: он увидел собственными глазами разгон Учредительного Собрания, разгул революционной шпаны. И повезло одновременно, поскольку не увидел того, что произойдет в России потом. Но умирая, пришел к заключению, что революция опошлена, а Ленин, к сожалению, не арестован. Только какое дело до этого миллионам жертв революционной целесообразности, в число которых попали убиенные в октябре 93-го? И те двое, погибшие рядом со мной у Белого дома.
Вот и годовщина Октябрьской Революции,
Но в девяносто третьем в столице опять буза.
Смогут ли там понять нас, в далекой Турции,
Боремся почему же мы то против, то за.
На Тверской, Краснопресненской и у Кремля
Толпы разных гражданских вокруг костров,
Тупо затаилась уставшая от побоищ земля,
Ждут давно развязки Питер, Казань и Ростов.
Близится уже к концу штурм в Останкино,
Мёртвые тела собраны и рядком лежат,
Слёзы впереди еще горькие мамкины,
И проклятия тем, кто судьбою страны вершат.
Утром – Белый дом, окруженный танками.
Залпы прямой наводкой. Вот и в мое окно
Лупят вовсю зажигательными болванками,
Дедушка, видать, не трезвый, ему всё равно.
С крыш домов снайперы бьют очень прицельно,
Кто-то рядом со мной в асфальт уткнулся лицом,
Свитер в крови и на шее крестик нательный,
А на безымянном пальце сверкнуло кольцо.
К ночи сдался горящий оплот революции,
Вот и арестованные с поднятыми руками,
Дела там нет никакого, в далекой Турции,
Скольких развезут по моргам грузовиками.
Всё проходит. Стала историей эта кома.
И мне сейчас потому больнее вдвойне,
Что пацан, застреленный у Белого Дома,
Выучить не успел урок о гражданской войне.
Поэт в России больше, чем поэт?
Вопрос меня волнует много лет,
Ответить на него немало значит:
Поэт в России больше, чем поэт,
И если да, то будет ли иначе?
Насколько больше я уже давно
Понять пытаюсь, но выходит тщетно,
Наверное, Поэтам всё равно,
Прозрачно это или незаметно.
Перчаткою наотмашь по лицу,
Захлопнув прочно за собою дверцы —
Ну как простить обиду подлецу?
Дуэль. Барьер. И пуля прямо в сердце.
И нужно звать, и плакать, и жалеть,
Под залихватский перелив тальянки,
И не узнать, как песни эти петь
Потомки будут трезво и по пьянке.
Как это всё понять, что хорошо,
Совсем не хорошо, насквозь хреново,
Папашам ведь совсем не до стишков,
Ярмо на шею им одели снова.
Петлю на горло и свинец в висок,
Старуха, отбирая, косит чисто,
И превратив чужую жизнь в песок,
Последний вздох прервет рука чекиста.
В России почему-то всё не так,
Чего в нас больше: лжи, отваги, страха?
Царит его величество бардак,
В конце дороги с топорами плаха…
Поэт везде – сначала он поэт,
Творит не ради Нобелевских премий,
Чего в нем больше, а чего в нем нет,
Отмерят пусть другие. Ну, и ВРЕМЯ.
На кончину олигарха
Скажи товарищ, ведь недаром,
Земля российская в ударе
Традиции верна
Прихода ожидать мессии,
И помнит, помнит вся Россия,
Кого плодит она.
Ивана Грозного и Пугачева,
Кутузова и Годунова,
Петра и Ермака.
Кого взрастила в колыбели:
Скуратова, цареубийц, Емелю,
Ивана дурака.
Да, было время, были люди…
Молва их любит, больше судит,
Как, впрочем, и сейчас.
Вот, был один такой, прагматик,
Ученый, видный математик,
