banner banner banner
Есенин. Гибель. Золотой брегет
Есенин. Гибель. Золотой брегет
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Есенин. Гибель. Золотой брегет

скачать книгу бесплатно

Современники в своих мемориях, как сговорились – или лгут, как, например, поэт Эрлих, или недоговаривают, как Шней-дер. Но по всем воспоминаниям разбросаны какие-то странные намёки. Только неясно, на что намекают.

Вот, например, Шнейдер пишет:

– «Когда он встретился с Дзержинским, Феликс Эдмундович сказал ему:

– Как это вы так живете?

– А как? – спросил Есенин.

– Незащищенным! – ответил Дзержинский».

Шнейдер пишет, что Есенин был впечатлителен, легко возбу-дим и его запросто можно было спровоцировать на скандал.

Но «незащищённый» можно ведь понять и немного иначе – если учесть, что Есенин обратился к председателю ОГПУ, когда его пытались посадить за нападение на дипкурьера – железный эпилептик предлагает «крышу».

Но Дзержинский прекрасно знает, кто в 1925-том «крышу-ет» Есенина.

А за Кировым кто стоИт?…

Правильно.

А чего тогда Есенин попёрся к Дзержинскому на Лубянку?…

Но он попёрся.

Или вот – Шнейдер:

– «Советское посольство в Лондоне прислало в АПН свыше пятидесяти рецензий на книгу „Айседора Дункан. Годы в России“ из газет и журналов Англии, Америки, Австралии, Новой Зелан-дии, из Голландии, Ирландии и Шотландии и даже из Африки – из Замбии и Танзании. Из этих рецензий видно, что теперь мно-гим читателям за границей стал известен и понятен настоящий Есенин».

Вместо того, чтобы бдить, как бы на нас какой-нибудь ко-варный Лихтенштейн не напал, посольство все составом волну-ются за международный имидж Есенина и, высунув языки, вы-резают газетные статейки о нём.

Посольским делать что ли было больше нечего, как вырезки из Танзании собирать – что там думают о Есенине.

Или – как недавно сказал наш министр культуры на откры-тии памятника – «Калашников – это культурный бренд России», имея в виду автомат. Так и те посольские – решили, что Есе-нин – это международный бренд русской души.

Но, помилуйте – Есенин – забулдыга, алкаш и висельник!

Да ещё и антисоветчик.

Не в смысле диссидентства, а стихов про КПСС не писал.

Сталин бы за такие бренды всё посольство в полном составе сами знаете, куда отправил.

А книжка-то называлась – «Айседора Дункан», а не Есенин.

А, может, Есенин масон какой был?

И настоящая фамилия его – Кац?…

И Дункан записала его в какую-нибудь ложу?…

Есенин был деревенский парнишка, которого захомутала не-молодая иностранка и повезла посмотреть мир – в Европу, а по-том в Америку.

А там их арестовали прямо на пароходе.

Принято думать за то, что Есенин «Интернационал» пел, а Дункан плясала в красной тунике.

Но тут у Шнейдера промелькнуло коротенькое предложение, всего одно – какое Есенину и Дункан было предъявлено обви-нение и что по поводу ареста писали американские газеты:

– «Подозревали, что она, «оказывая дружескую услугу Со-ветскому правительству, привезла в Америку какие-то докумен-ты».

Какие такие документы?!…

Всяк, кто захочет разобраться с гибелью Есенина, будет по-хож на человека, который раскрыл шкаф и на него обрушился целый поток пазлов, сбил с ног. и завалил с головой. И нужно собрать на полу эти бесчисленные и бессмысленные кусочки в единую картинку.

А рисунок к этой куче и не приложен.

Вот, например, писчие дамы любят в своих статьях о романе Есенина и Дункан тиражировать, описанный подругой Дункан Мэри Дести эпизод, как мнительный Есенин, после какой-то ту-совки, схватил Дункан за горло и закричал:

– Говори, сука, что эти люди обо мне думают!

Попробуйте поймать в пустыне верблюда, схватить за горло и крикнуть:

– А ну говори, падла, как проехать к пирамиде Хеопса!

Только не удивляйтесь, если он вам не ответит.

И вовсе не потому, что не знает.

Так и Дункан – она знала штук девять русских слов. И хва-тать её за горло и спрашивать так же бессмысленно, как того верблюда. Причем, даже, если бы она от ужаса и поняла, о чём её спросили, и честно ответила, то тут бы не понял Есенин – он знал английских слов ещё меньше.

Так что душить Дункан – дважды бессмысленно.

Но дамы пишут. (Видимо, это что-то им напоминает.)

А мы читаем.

И гадаем – то ли Есенин зверюга, то ли дурак – пытался разговаривать с верблюдицей.

Кстати, фамилия у него была не Есенин, а Есенин-Дункан, так по паспорту – супруги в московском ЗАГСе взяли двойные фа-милии.

А потом – Есенин топчет фотографию погибших детей Дун-кан. Ну, точно – зверюга!

Об этом любят писать есениноненавистники.

Только вот странно – полтора года вместе жили-пили – не топтал.

А под конец вдруг начал.

Поэтому, не будем спешить с выводами.

Прочтём ещё раз Шнейдера:

– «Подозревали, что она, «оказывая дружескую услугу Со-ветскому правительству, привезла в Америку какие-то доку-менты».

Шнейдеру – пришлось – это написать, ибо до него это на-писала в своей книге подруга Дункан Мэри Дести:

– «Айседору подозревали в том, что её использовали в ка-честве дружественного курьера Советского правительства для доставки бумаг в Америку».

То есть – Дункан нечто среднее между советской дипкурь-ершей и шпионкой!

Но шпионы обычно вЫвозят «бумаги», а она привезла.

И какие такие секретные «бумаги» доверило советское пра-вительство полуголой плясунье в тунике?

Бесценные для каждого большевика рукописи Карла Мар-кса?

Которые в Америке вряд ли кому нужны.

Или шифровки нелегалам по почтовым ящикам рассовы-вать?

Да Дункан их потеряет, или в такси забудет, раньше, чем до-едет. А если чудом не забудет, то ящики перепутает точно.

По прибытию в Америку, Дункан и Есенина на берег не вы-пустили и они провели под арестом вечер и ночь на пустом па-роходе.

Но раз был ордер на арест, логично предположить, что мог быть ордер и на обыск.

И он, скорее всего и был.

А где «бумаги»?

Наверное, Дункан успела их съесть.

Представьте – Дункан-Есенина сидит в каюте на полу над че-моданом и, затравленно озираясь на дверь, жуёт-давится со-ветскими секретными бумагами.

Есенин-Дункан помогает.

– Слюна кончается, сметанки бы неплохо, – мычит с полным ртом Есенин.

И тут в дверь настойчиво постучали федералы…

Прокопавшись всю ночь, к утру федеральные агенты, конеч-но, ничего не нашли.

Никаких «бумаг».

Но ведь дыму-то без огня не бывает.

Что-то ведь было.

Иначе – с чего весь этот сыр-бор?

Но больше о «бумагах» ни у кого ничего ни слова.

Шнейдер не пишет – понятно. Он советский человек и член партии, ему все эти происки американских спецслужб смешны и противны.

А вот воспоминания умирающей Мэри Дести, сидя у её кро-вати в госпитале, записывал американский журналист…

Дункан погибла, Дести умирает…

Чтоб человек присмерти, да чего-то боялся…

Кроме смерти…

Может, Дести, что и сказала…

Да и наверняка…

Но чтоб журналист, да не записал о «секретных бумагах»!

Да даже если их не было, журналист их выдумает – мне са-ма Мэри Дести перед смертью рассказала.

А журналист тот – больше ни слова.

Но драматургию книги воспоминаний Дести о Дункан он вы-страивает так, что, если внимательно вчитаться, нелепая гибель Дункан выглядит не такой уж и случайной.

Но – только намёки, только намёки – не более и не более.

Ибо на этих «бумагах» сошлись такие интересы и в них были заинтересованы настолько влиятельные люди, что журналисту не очень хотелось повторить ни судьбу Есенина, ни Дункан.

Но, прежде чем ужасаться коварству таинственных губителей Дункан, давайте вспомним, как она погибла.

Но сперва – как она – чуть не погибла.

Воспоминания Дункан «Моя жизнь», 1902 год:

– «В Вене, в гостинице «Бристоль», меня поместили в одной комнате с рыжеволосой девушкой, называемой Нянюшкой, за её всегдашнюю готовность приласкать и полечить всякого, у кого болела голова.

Как-то около четырех часов утра Нянюшка встала, зажгла свечу и, подойдя к моей кровати, объявила:

– Бог мне приказал тебя задушить!»

Это было в Вене, городе музыки и Моцарта,

Дункан было тогда – 25 лет.

Как потом окажется – ровно половина жизни.

Дункан, «Моя жизнь»: