скачать книгу бесплатно
– Чтоб тебе сгореть! – рявкнула Уголек и хотела было рвануться к темному проему арки, но Сольвэ до боли сжал ее запястья. – Пусти, раздери тебя мрак! Пусти! Я никуда не пойду без Мерай!
Сольвэ даже не подумал ослабить хватку.
– Нет времени, слышишь?! Мы не можем задерживаться. Одумайся!
– Ты сошел с ума! Мерай…
– Мы эти врата не откроем, – он обхватил ладонями ее лицо, – посмотри, видишь? Символы на краю арки. Их можно распечатать только с другой стороны, но наверняка есть и другие входы. Есть другие, и мы их найдем! Но сейчас мы должны уйти. Немедленно!
Уголек всхлипнула и толкнула Сольвэ в грудь. Его пальцы вычертили на бледных щеках влажные дорожки. Иномирец помрачнел, золотые глаза потемнели, налились тревогой и горечью. Он повел плечами, будто прогоняя мимолетное оцепенение, и указал туда, где виднелся конец дороги.
– Уходим.
Уголек держалась в стороне, куталась в накидку и недобро поглядывала на своего провожатого. В груди все скручивалось и кипело.
Если с Мерай что-то случится, я, клянусь Пожинающим…
Через двадцать шагов рядом что-то хрустнуло. Обернувшись, Уголек застыла, всматриваясь в песок.
Нечто двигалось там, перекатывалось и тянуло щупальца к ней. Можно было только рассмотреть плоское, как лист, тело. Полупрозрачное, покрытое сеткой крупных сосудов, точно паутиной. Оно ползло по мягкому песку и ощупывало все вокруг, выискивая добычу.
От отвращения накатила волна тошноты, и Уголек шагнула ближе к центру тропы.
Что-то ухватило ее за рукав, вырвав из горла невольный возглас.
– Быстрее. Они уже знают о нас.
Уголек не стала спорить и почти побежала вперед, подгоняемая иномирцем. Странные плоские твари появлялись отовсюду и только казались медлительными и тяжелыми. Стоило всего лишь моргнуть – и две таких полупрозрачных «тарелки» выползли на середину дороги. Сольвэ рванул девушку за руку в сторону, едва не уронив. Уголек зло оскалилась и невольно зашипела.
Казалось, что конец тропы – вот он, рукой подать. Мимо проносились арки закрытых переходов, а впереди пространство мягко вибрировало и мерцало.
Выход!
Не успела Уголек обрадоваться, как щиколотку пронзила острая боль. Споткнувшись, девушка кубарем покатилась по земле и только чудом не угодила точно в щупальца еще одного хищника. Резкий рывок – и она уже на руках Сольвэ, до боли впивается ногтями в крепкие плечи. От щиколотки вверх растекался жар. Каждый дюйм кожи подрагивал и пульсировал.
С влажным чавканьем прямо перед ними шлепнулись еще две твари. Сольвэ замер, глаза выискивали хотя бы крохотную лазейку, но тропу перекрыли и с боков, и за спиной. Хищники взяли добычу в плотное кольцо. Можно было попробовать перепрыгнуть, но за первыми рядами уже строились новые. Танец щупалец не прекращался ни на секунду.
Нет, все не может закончиться вот так. Не может!
Воздух загустел. Раскалился. Уголек подумала, что стало слишком жарко – словно мир вокруг превратился в печь и кто-то усиленно подкидывает дрова. Прежде чем она успела подумать о чем-то еще, ближайшего хищника сотрясла крупная болезненная дрожь. На теле расплылись красные пятна, а затем и угольная чернота. Все это происходило в полнейшей тишине, только потрескивала тлеющая плоть и щупальца били по песку.
Тварь агонизировала, и через секунду к ней присоединились еще три собрата.
Температура повышалась стремительно. Колени Сольвэ подогнулись, и он рухнул на землю прямо со своей ношей, придавленный, буквально вбитый в кровавую тропу нестерпимым жаром, бурлившим в венах. Уголек хотела что-то сказать, но слова так и истлели на языке, сметенные горячей волной. Сердце болезненно трепыхнулось в груди.
– Остановись! Сожжешь же их нахрен.
– Я предупреждал, что не смогу себя контролировать!
– Тогда иди вон, я сама все сделаю!
– Не поднимешь ведь…
– Проваливай, и скажи Артумиранс держать проход открытым.
Над головой раздалось недовольное шипение, и чьи-то шаги у самого уха. Уголька аккуратно перевернули и коснулись щеки. Она едва разлепила глаза, но силуэт расплылся. Даже лицо не удалось рассмотреть.
– Не трогай, – сиплый шепот Сольвэ прозвучал где-то в стороне.
– Расслабься, иномирец. Потом мне спасибо скажешь.
Голос определенно был женским. Но задуматься об этом Уголек не успела.
Интерлюдия I
Впервые Ш’янт пришел в мои сны через месяц после побега из башни.
И стал частым гостем после этого. Точно знал, что я жду и засыпаю с предвкушением и опаской: а вдруг не явится сегодня?
В первый же раз Ш’янт в сон прокрался. Неуверенно и робко, будто прощупывал меня, хотел посмотреть, что его ждет. Подступал так и эдак, высматривал и запоминал.
Так вор входит в чужой дом.
Может, он тайно надеялся? Вдруг на таком расстоянии связь истлеет, и однажды я проснусь свободной? От подобных выводов меня бросало в гневную дрожь, ведь я могла совершенно точно сказать, что не хотела свободы. Я не хотела ее еще тогда, в Беренганд, хотя была слишком напугана и разбита, чтобы это признать.
Я стыдилась тяги к незнакомцу, стыдилась родившегося влечения, а шуточки Ш’янта только подливали масла в огонь. Мы знали друг друга несколько дней, а я готова была провести с ним вечность. Но поняла это куда позже.
Артумиранс не пыталась меня остановить, когда дни и ночи я просиживала над картами. Когда работала без еды и сна, чтобы собрать воедино все фрагменты разрозненного рецепта, позволявшего открыть врата в нужный мир. Чего только стоило этот рецепт найти!
Но однажды и у нее назрел серьезный разговор.
Провидица зашла в комнату без стука. Знала, что прятать мне нечего. Села на край кровати, пристально наблюдала, как заполняю дневник. Я старалась не пропускать ни дня. Мир быстро менялся. Куда быстрее, чем бежали строчки чернил по бумаге. Я не хотела забыть.
Была обязана все помнить.
– Я никогда не встречала таких упрямых людей, – сказала Артумиранс. Она улыбалась – я чувствовала это по интонации.
– Это укор? Или похвала?
– А ты как думаешь?
Я ненавидела эту игру в вопросы, и Артумиранс об этом знала. Но не упускала возможности не отвечать, а вытягивать ответы.
– Ш’янт бы меня точно не похвалил.
По комнате разлился тихий смех.
– Милая, он оставил свой мир. Пришел к людям без малейшего шанса на победу, бросился в лапы Первородной, готовый перегрызть ей горло или быть убитым. Не из-за власти или силы, а из-за мести за одну единственную женщину. Он настолько упрям, что даже умереть толком не мог, а так и завис между реальностями, пока я не собрала его дух здесь, в этой самой комнате. В плане упрямства он еще даст тебе сто очков форы. Но я хотела поговорить не об этом.
Артумиранс встала и подошла к столу. Я почувствовала, как тонкие пальцы сжимают плечи. Провидица поглаживала кожу, не прикрытую ничем, кроме двух тонких бретелек белой простой майки. Успокаивала меня незатейливой лаской.
– Прошло достаточно времени. Первое потрясение отступило. И мне нужно знать, что ты настроена серьезно.
– Не поздновато ли отступать? – хмыкнула я.
– Я хочу сказать, что одного упрямства недостаточно. Если работать на нем одном, то цель скоро станет неподъемным грузом, и ты захочешь его сбросить. Люди не железные. Им нужно что-то большее.
Я поджала губы, и Артумиранс заметила этот жест в зеркале, висевшем над столом.
– Сейчас самое время поладить с собой, детка.
– Я сожалею, – ответила тихо, а провидица нахмурилась, – сожалею, что не была сильнее. Сожалею, что не заставила его взять меня с собой, что не рядом сейчас. Видит Пожинающий, Ш’янту пригодился бы лишний клинок. Сожалею, что не сказала всего, что хотелось. Мне было стыдно, Артумиранс. Я своей тяги стыдилась. Не знала его – у нас было так мало времени. Я думала лишь о том, что со мной будет, упрекала его за то, что забрал силой имя. Упрекала заслуженно, но… – я обернулась и поймала ее взгляд, – знаешь, в чем ирония? Ш’янт единственный, кому было дело. Он видел во мне живого человека. Не сразу, конечно, но увидел потом! И не относился, как к кукле или сосуду для чужой души. Проклятье, он ведь мог меня бросить, понимаешь? Отдать имя и махнуть рукой! Сбежать, куда глаза глядят, но не сделал этого. Влез между мной и Первородной. Граци со мной не согласится, но я считаю, что Ш’янт этому миру ничего не должен.
– И что же сейчас? – осторожно спросила Артумиранс.
– Я знаю, что он ждет. Я знаю. Все это не случайно. Все, что произошло с нами – не ошибка. Он мой, – я позволила себе улыбнуться, – и я приду, чтобы сказать все прямо, слышишь? Я не боюсь. Мне не стыдно больше. Но ты ведь и так это знаешь, да? Книга никогда не врет.
Провидица сжала мое плечо, пробежала пальцами по затылку.
– Книга книгой, а я должна услышать это от тебя. Чтобы в самый ответственный момент ты не сошла с выбранной тропы, обрекая меня и Граци на смерть.
Я похлопала ее по руке и вернулась к дневнику. Мне предстояло еще многое записать.
Артумиранс какое-то время наблюдала, как перо скользит по бумаге, а потом ушла, оставив меня наедине с записями. В коридоре послышались голоса. Граци вернулся домой и что-то тихо спрашивал. Стало грустно от мысли, что это последний день, проведенный под родной крышей. Завтра на рассвете мы покинем город. Кто знает, вернемся ли сюда еще, ведь все изменилось. Мир уже совсем другой. Почему-то казалось, что сбежать в другую реальность – лучшее решение.
В голове роилось столько мыслей, что не было сил все их выстроить в ряд. Хотелось просто уткнуться носом в подушку и уснуть.
Это я и сделала, поняв, что не могу больше выдавить из себя ни строчки.
Погасив лампу, я повалилась на кровать и глубоко вдохнула привычный аромат ландышей и шалфея. Где-то в самом дальнем уголке сознания трепыхалась мысль, что очень не хватает запаха жимолости.
***
Мне давно пора было отметить несколько вещей, которые всегда стоит помнить о Ш’янте.
Он импульсивен и иногда включает дурака.
Что, разумеется, всегда отрицает. Замкнутый круг.
Ему же пришлось запомнить раз и навсегда только одно.
Свободы не будет, пока смерть не разлучит нас. Меня лично это устраивало.
В первый его визит я даже не сразу почувствовала перемены. После Изнанки сны стали особенно яркими, будто я унесла частичку того мира с собой. Они полнились отголосками прошлых приключений, страхов и бед. Иногда приходили и сладкие видения, о которых я бы не рассказала ни одной живой душе. Даже собственному дневнику я не поведала всех тайн. Знала, что Артумиранс его иногда листает. Она думала, что я не замечаю.
Ш’янт принес с собой туман и сумрак. Прохладу погибшего сада, которого я никогда не видела. В этом сне солнце всегда клонилось к закату, а на земле чернел иномирский снег. Где-то в стороне маячил остов древнего замка: разрушенного и увитого высохшим виноградом.
Под высоким деревом, скрюченным и сгнившим, стояла массивная скамья.
Я подавилась дыханием, заметив знакомый силуэт. Случись эта встреча раньше, я бы задыхалась от гнева. Бесновалась бы, рвала и метала, выкрикивала проклятия, давилась яростью, обидой и глухой тоской. Полгода назад я была брошена и до глубины души оскорблена.
Я осталась одна. Иномирец как истинный эгоист принял решение за двоих.
Сейчас же перед Ш’янтом предстанет совсем другой человек. И это пугало и нервировало меня куда больше, чем его внезапное появление. Проклятие, я осталась в той же нелепой майке, в какой и легла спать! Она едва ли прикрывала бедра, и я не сомневалась, что стою красная до самых кончиков ушей. Даже во сне можно неслабо смутиться.
Я стушевалась, хотела даже отвернуться и бежать, куда глаза глядят, но сны так не работают. Мысленно обругав себя за малодушие, шагнула к скамье.
– Я скучал, – вдруг сказал он.
В горле предательски запершило, а в уголках глаз скопилась соленая, жгучая влага.
Рука потянулась к крепкому плечу, увитому знакомым узором черных лент, но сам мир будто отталкивал меня. Пальцы могли ухватить лишь пустоту.
Ш’янт походил на плотный дым, на призрачную фигуру, что может растаять от малейшего дуновения ветра.
– Иномирцы не спят. – Я могла сказать точно, что он хмурится и поджимает губы, хотя не видела лица. – В каком-то смысле, меня здесь нет.
Я обошла скамью по широкой дуге. Где уж там смущению меня удержать!
Я хотела видеть его, впиваться взглядом в черты: в высокие скулы, острый подбородок, скользить взглядом по губам, по волосам, ставшим заметно короче. Густая грива забавно топорщилась на затылке, а пряди подлиннее падали на высокий лоб, прикрывали алые глаза.
Мне было отчаянно необходимо в них заглянуть. Узнать, о чем Ш’янт думает.
Перед ним уже другая девчонка.
Граци выбил из меня последние крохи детского восторга и хрупкости, стряхнул шелуху, взвалил на себя роль отца. Я не просила, но…
Наверное, не смогла бы пожелать для себя лучшего родителя. Податливую глину Граци превратил в металл. И выковал из него все, чем я сейчас являюсь.
Запоздало пришла мысль, что я – не то, что обычно нравится мужчинам. Долговязая, совершенно лишенная девичьей грации, с крепкими руками воина, неровно обрезанными короткими волосами. Кожа давно огрубела, а из-за бесконечных тренировок на солнце покрылась загаром, отчего веснушки проступали сильнее обычного.
Наши взгляды столкнулись – и вот-вот в разные стороны полетели бы искры, подожгли высохший черный лес и весь мир вокруг. Кожа вся в мурашках, хотя иномирец даже не прикоснулся. Волосы на затылке встали дыбом, а в горле сухо, как в пустыне.
Мне было больно. Я хотела услышать вердикт. Жаждала окончательного приговора.
Что ты видишь, иномирец? Ты разочарован? Расстроен? Ты тянулся к хрупкому цветку, но его больше нет. Мне жаль, что так вышло.
Но в глазах Ш’янта отразился немой восторг. Губы дрогнули в слабой улыбке.
Локти упирались в колени, а пальцы сплелись под подбородком. Я замерла, не в силах оторвать взгляд от красивого лица.
Вообще, впервые позволила себе думать, что Ш’янт, мрак его раздери, красив. Слишком, непозволительно хорош.
Сердце бухнуло в груди, руки сами потянулись к тонкой линии рта, но снова провалились в пустоту. Метка на груди бесновалась, разливая по венам сладкий горячий яд. Меня насмешливо рассматривали из-под веера черных ресниц, а я тяжело сглотнула, и жар пробрал до самых костей. Еще чуть-чуть – и задымились бы волосы.
Я больна. Я, несомненно, больна.
– Подойди, – в голосе плескались обманчивая мягкость и терпкая горечь.
