скачать книгу бесплатно
Записки арт-терапевта
Сергей Анатольевич Миронов
В рассказах Сергея Миронова есть все: юмор, сарказм, ирония, фэнтези и даже стёб. В армейском альбоме есть два эротических сна, и один сон патриотический – это и есть фэнтези. Все остальное, господа и дамы, читатели и читательницы, основано на событиях, пережитых автором лично. Желаю вам приятного чтения. Содержит нецензурную брань.
от автора
Здоровья и счастья Вам, Дорогие Читатели и Читательницы! В моём сборнике рассказов есть всё необходимое, чтобы Вы не скучно провели время. Если литературу сравнить с кулинарией, то есть пищу духовную с пищей материальной, то для того, чтобы вкусовые сосочки вашего языка испытали оргазм, необходимо наличие сразу четырёх вкусов. Сладкого, кислого, горького и солёного. Вернее сказать, гармоничное сочетание этих четырёх составляющих, включая бесконечное многообразие их оттенков. В рассказах, включённых в сборник «Записки Арт-терапевта», есть все необходимые ингредиенты, чтобы нейроны вашего головного мозга пришли в приятное возбуждение, получив целую гамму чувств и эмоций от прочитанного. Прежде всего есть юмор и жесть, любовь и нежность, фэнтэзи и стёб, чёрная магия и чудо исцеления, трагедия и фарс, криминал и эротика, шок и релакс. Все рассказы основаны на реальных событиях. Имена и места действия мной изменены. Кроме, разумеется, армейских снов. Сны есть сны. Они неуправляемы, а потому не могут быть полностью реалистичны. Но в них есть кураж, есть драйв, есть полный отрыв от скучной армейской реальности того времени, уход в другую, в мистическую реальность фэнтэзи. Для тех, кому уже порядочно надоело моё занудное вступление, предлагаю перейти от слов к делу, то есть непосредственно к познавательному чтению.
А для особо любопытных, я продолжу. По образованию я дизайнер, по профессии художник- педагог. Поэтому наличие у меня большой коллекции живописных работ, стимулировало моё желание показать их миру. Вот так я и оказался за границей с тремя десятками собственных живописных полотен. За время моего пребывания на родине великого Гёте в Германии, мою квартиру ограбили. Мечта всей моей тогдашней жизни – выставка моих живописных полотен в элитной галерее Людвига – сорвалась, несмотря на подписанный контракт. Лучшие работы остались у немцев. В один момент большой, красивый, многоцветный объёмный мир рухнул, превратившись для меня в ностальгические осколки. Чтобы затем перейти в состояние ежедневного депрессивного плоского чёрно-белого кино. В главных ролях были три подруги: Боль, Отчаяние и Одиночество. Я превратился в Остров, где они жили. А начало всех моих несчастий, положил мой отказ стать мужем фрау Каррен, директора Zommer Akademy в небольшом немецком городе Саарбрюкене, расположенном на юге Германии. Своими пухлыми ухоженными ручками она собственноручно разорвала контракт с галлереей Людвига, перечеркнув десять лет моей работы над холстами Ограбленная квартира казалась чёрной берлогой, из которой почему-то не хотелось никуда выходить. Полный пофигизм и безразличие к окружающему миру, стали моими близкими и обожаемыми друзьями, на тот момент. Мне понадобился год, чтобы победить депрессию без лекарств и даже помочь выздороветь другим людям, по интуитивно разработанной мной методике. Четыре рассказа в сборнике дают яркое представление о возможностях исцеления при помощи арт-терапевтического метода. Это рассказы «Роковой звонок», «Вонючка Чёрный плащ», «Большая обида маленькой Оливии» и «Негритянская мадонна». Диплом Арт-терапевта, полученный мной в 2019 году, даёт мне реальную возможность помогать людям, попавшим в сложную жизненную ситуацию. Последние двадцать пять лет своей сознательной жизни я работал и как дизайнер, и как художник- педагог. В прошлом году попал под сокращение как педагог, преподаватель ИЗО Государственного художественного колледжа. Была возможность устроиться в коммерческий художественный вуз. Но неожиданно захотелось расставить новые приоритеты, переосмыслив прожитый отрезок жизни. Слово в литературе более пластично и более выразительно, чем мазок в живописи. Есть вещи, о которых можно рассказать словами, но никогда не передать цветом. Поэтому предлагаемый сборник рассказов, в первую очередь для моей души, имеет исцеляющий, оздоровительный аспект. Назову это проза-терапией. Наблюдая за студентками, пережившими издевательства и унижения в семье и уже самостоятельных взрослых женщин, чьё детство было омрачнено подобными событиями, я пришёл к неутешительным выводам. Боль не растворяется с годами, а лишь усугубляется и множится, негативно влияя на последующие семейные отношения, карьеру и здоровье включительно. Подтачивая и разрушая эту триаду. Затем нашёл подтверждение собственных выводов в специальной литературе. Приём химических препаратов боль блокирует, но не убирает. Человек временно перестаёт её чувствовать, на время забывая о её присутствии в собственном теле. При активации тела боли как отдельно живущего организма в физическом теле человека я присутствовал неоднократно. Зрелище не для слабонервных. Причём не помогают ни йога, ни рейки, ни духовные практики, ни международные сертификаты, ни привороты, ни заговоры.
Избавление от тела боли, от депрессии, от суицидального настроя без лекарств реально возможно, по моей авторской методике. Для тех, кто хочет избавиться от многолетних страданий, предлагаю после прочтения сборника, связаться со мной по электронному адресу: serzh-mironov-54@mail.ru и вкратце изложить суть проблемы. Затем кинуть эсэмэску на номер: 8-915-973-08-69, чтобы я заглянул на почту. В том случае если я пойму, что реально смогу Вам помочь, то выхожу на связь и мы оговариваем стоимость услуги. Цена договорная, комфортная для обеих сторон. Общение по скайпу. Один- два-три сеанса в неделю, с обязательным выполнением домашнего задания. Длина одного сеанса 45 минут. Длительность курса -от двух недель до двух месяцев. При генетической предрасположенности длительность сеансов может быть увеличена. Если ваше владение рисунком и живописью осталось на уровне пятилетнего ребёнка, этого более чем достаточно для арт-терапии. Прежде всего ценится искренность самовыражения, а не правильность изображаемого объекта. Главное и основное это огромное желание победить свой недуг. Захотеть перестать жить в пространстве боли и страданий, ссылаясь на карму, бога, плохих родителей, происки дьявола и разного рода обстоятельства. Желаю Всем моим Читателям здоровья, процветания и удачи.
Автор: Член Творческого Объединения Художников России и Московского Союза Литераторов: Миронов Сергей Анатольевич танцуй, пока молодой
танцуй, пока молодой
– Вы могли бы убить,.. убить человека? Могли бы?..
Вопрос, заданный пожилым священником, застал меня врасплох. Батюшка был худощав, с козлиной бородкой и редкими кудельками седых волос, обрамлявших его лысину. Аромат ладана отступал перед тяжёлым смрадом, исходившим из его рта. Льдинки его строгих глаз вопрошали: «Вы это мне?.. Вы ошибаетесь… Никогда. Подумайте, молодой человек, подумайте! Вам будет полезно задуматься на эту тему». Он был старше лет на 25-30. Почти задохнувшись от смрада, зажимая нос, я сбежал из храма, прервав исповедь.
Здание церкви, выстроенное из красного кирпича, потемневшего от времени, было не очень старым, но уже нуждалось в ремонте. По периметру валялись выкрошившиеся из стен храма кирпичи, чем-то напоминая съеденные кариесом остатки зубов священника. Крошево из грязно-серой извёстки, мелькавшее кое-где между выпавшими кирпичами, напоминало перхоть, обсыпавшую рясу священника по плечам, спине и спереди под бородой.
Извилистая тропинка, окаймлявшая пруды, навсегда уводила меня от места, где не оправдались мои надежды. Надежды на поддержку каких-то невидимых высших сил, надежды получить откровения, новое понимание себя и, может быть, даже озарение, которого в тайне ожидал, – всё это не оправдалось.
Последняя неделя октября выдалась теплее обычного. Обманутая нежданным теплом, кое-где проглядывала молодая зелень. Близость воды успокаивала меня, а посетившие меня мысли давали робкую уверенность на новое направление в творчестве. Сорокалетний московский художник, переехавший из центра в спальный район, получил за свою комнату в коммуналке двухкомнатную квартиру на окраине.
Всё это мне неожиданно вспомнилось вот при каких обстоятельствах.
Я стоял посередине собственной пятиметровой кухни, с занесённым над головой моей гражданской жены Валерии увесистым табуретом, произведённым на белорусской мебельной фабрике в городе Ровно. Меня душила ярость, затопившая мой мозг, отключив систему безопасности. Ещё секунду и могло случиться непоправимое.
Вот тут я и вспомнил глаза-льдинки, старый храм возле пруда и рот священника со съеденными зубами, и слова, сказанные этим ртом: «Вы могли бы убить,.. убить человека?» Значит, это он меня остановил и уберёг от убийства. Или что-то через него.
Моя десятидневная работа валялась на кафельном полу. Сам стол был опрокинут, краски и дорогие колонковые кисточки валялись чуть поодаль, спрятавшись под батарею. Холст был просто выбит из моих рук, как только я попросил её подождать минут пять-десять, пока закончу. Бешенство мутной волной затопило мне голову, заставив занести над Лериной головой табурет.
После истеричного крика: «Хватит зря протирать штаны!» – она перешла к боевым действиям, последствия которых я описал выше. Её всю трясло, плечи непонятно двигались, цвет и мимика лица менялись ежесекундно, порождая гримасы. Брови напоминали подбитую чайку, бившуюся в конвульсиях. Момент истины наступил, когда наши глаза встретились. Я вдруг увидел ужас в её глазах и одновременно нашу сцену со стороны, и стал смеяться, опустив тяжёлый табурет на пол. Сквозь слёзы стала смеяться и Валерия. «Достигнув точки максимального кипения – гнева, остановитесь, осознайте её, и Ваш Яд тут же превратится в Мёд» (это сказал один мудрейший индийский святой – Ошо), – что собственно и произошло, прямо у нас на глазах.
Лера торговала на рынке весь день, а вечером ей нужна была разрядка. Придя домой и поев, она садилась напротив меня и требовала внимания. То есть я должен был оторваться от любого на тот момент важного или не очень занятия и слушать, смотря ей в глаза. Дальше она начинала нести ахинею, бред сумасшедшей кликуши или джибириш. Джибириш – английское слово, означающее тарабарщину. Почти всегда этот вербальный сель, изливающийся из её рта, отнимал один час моего времени, а заодно подъедал меня энергетически, даже если я пытался отключиться от него. Поэтому вылив всё содержимое на мою голову, Лера перезагружалась. Я же какое-то время был не в своей тарелке и страдал, пытаясь стереть весь этот бред из собственной памяти. Вытирая слёзы, она размазала тушь и стала похожа на маленькую девочку с измазанным лицом. Я засмеялся и прижал её к себе, слушая как бешено колотится её сердце.
Немного успокоившись, она сказала:
– Слушай, тут позвонил Нарвал. Сказал, что они с Ситой открыли дискотеку на Третьяковке, там недалеко в институте почвоведения «Дискотека в Почве» – вот как это теперь называется.
– Поехали потанцуем, – виноватым голосом сказала Лера.
– Поехали, – сказал я, – но больше так не делай.
Было по-прежнему тепло. Ветер, не наигравшись за день, сдувая неубранную листву с газона, гнал её вдоль по тротуарам московских улиц. Шуршал, изредка касаясь бордюра, скручивая в замысловатые змейки и спирали сопревшую на солнце бурую листву. Чем ближе мы подходили к месту, тем выше поднимался градус нашего настроения.
Купив билеты в фойе, не раздеваясь, стали подниматься на верхний этаж. Стены вдоль лестницы на верхний этаж были украшены портретами седовласых и бородатых мужей-почвоведов. Погружённые в высшие материи бытия, они не замечали спешащих молодых и не очень молодых людей, торопливо поднимавшихся по лестнице вверх.
Вынесенные кресла из конференц-зала, мирно паслись вдоль стен в коридоре. Пятиметровые занавеси из коричневого плюша свисали с потолка, погружая освободившееся пространство зала в мягкую обволакивающую полутьму. Светильники чуть тлели, испуская мягкий янтарный свет. Вместе со светильниками тлели зажжённые индийские палочки. Их пряный восточный аромат добавлял почти телесную плотность окружавшему нас пространству. Он был откровенно эротичен и одновременно женственен. Сюда же был добавлен нежный амбре привнесённого парфюма прекрасной половиной человечества.
Народ уходил в отрыв под приятный инструментал, с каждым новым танцем меняющий свой ритм и интонацию, давая отдых моему перегруженному нерешёнными проблемами сознанию.
Была вторая половина девяностых. Процессы, происходившие в стране, казались необратимыми и наводили на грустные мысли о канувшем в лету былом величии державы. В центре зала выделялся молодой, с хорошо развитым торсом, парень. Это был мажор, подъезжавший на чёрном «Митцубиши Паджеро» ко входу почвенного института, паркуясь чуть поодаль от него. Он долго не задерживался на «дискатуре», уводя в салон дорогой машины очередную поклонницу его мускулистого торса. Молодые ребята попроще довольствовались малым – оставшимися креслами за плюшевыми занавесками. Как говорится, что Бог послал. А Бог посылал замечательное чувство, так безнадёжно осуждаемое всеми церквями мира. Созданные по образу и подобию Божьему, молодые представители рода человеческого, наслаждались телесным общением, прямо за занавесками, словно в саду Эдема. Покидая этот тесный уголок Рая, ещё не остывшие от пережитого ими чувства, с блеском и одновременно благодарностью в глазах друг друга.
Наше совместное посещение по субботам «дискатуры пролетариата», по меткому выражению моего питерского знакомого, стало ритуальным. Наступавшее охлаждение чувств было взаимным, но не мешало совместным поездкам в почвенный институт.
Спаситель появился как всегда неожиданно. Это был московский режиссёр-документалист Виктор Буркало. Он только что развёлся с женой и Валерия, с его точки зрения, как никакая другая женщина лучше всего подходила для роли его новой Музы. Наличие всего одной почки не мешало ему сексапильно выглядеть и, судя по всему, быть мачо в постеле.
У Гарсия Маркеса все женщины-сэкси источали запах дыма, исходивший из их подмышек, привлекавший мужчин. Мне почему-то представляется сильный запах дыма исходящий из штанов Виктора Буркало, при наличии у него второй почки. Всюду, где он появлялся, срабатывали бы датчики пожарной безопасности, и сильно пахло бы жжёной проводкой.
Не зная о нашем взаимном охлаждении с Валерией, Виктор видимо ожидал что-то вроде битвы двух самцов за сердце, понравившейся ему самки. Поэтому, чтобы как-то загладить мою, якобы потерю, он стал сватать мне свою бывшую супругу.
– Она работает в Сбербанке, занимает приличный пост, богата. Советую заняться ею, сэр, – вещал Спаситель.
– Благодарю Вас, сэр, я должен всё обдумать и тщательно взвесить, стоит ли игра свеч, – отвечал я, на память цитируя советского разведчика.
Его не смутила беременность своей новой пассии. Он тут же оплатил аборт, после которого его новая Муза, забрав свои вещи, впорхнула в его уютную и хорошо меблированную квартиру.
Оставшись один в опустевшей, плохо меблированной собственной квартире, я наконец-то выдохнул. То есть задышал полной грудью. Горькую чашу, которую я лишь пригубил, Спасителю пришлось испить до дна, лишившись изрядной доли жилплощади, доставшейся ему после смерти родителей. В списке Лериных побед я был далеко не первый, но и не последний, как выяснилось позднее.
С её слов, приехав из подмосковного Фрязина, она осела в Малаховке, в доме своего первого мужа. Обладая способностью к ясновиденью и повышенной энергетикой, вместе с мужем, они быстро организовали свой бизнес. Убедившись в незаурядных способностях своей супруги, муж быстренько поставил это дело на поток, даже ассистируя в некоторых особенно сложных случаях. Дела пошли в гору, болезных на Руси не перечесть. О молодой паре писала местная газета «Вестник Подмосковья».
Но однажды, вылечив от сильной хвори одного загадочного бизнесмена, чьё энергетическое поле было почти везде чёрным (он должен был вскорости умереть), она лишилась ровно половины своего природного дара, став обычной смертной. Её способность приносить исцеление нездоровым людям закончилась. Бизнес пришлось свернуть. Не знаю, поняла она или нет, но вылечив бизнесмена с чёрной энергетикой, она нарушила существовавший энергетический баланс в природе. Болезнь посылается в осознание, за совершённые неблаговидные поступки. Осознав их, человек, как правило, выздоравливает и перестаёт их совершать. Но очень часто, понимание приходит припозднившись, когда уже букет новых болячек наложился на первоначальное заболевание.
Очень скоро развалились и семейные скрепы Леры, державшиеся исключительно на её утерянном целительском даре.
Познакомил меня с Валерией некто Ян, внешне очень эффектный и энергичный молодой парень, с красивой гривой каштановых волос, перетянутых сзади резинкой. Ян очень быстро понял, что целительство в России – прибыльный и не очень затратный для собственного здоровья бизнес. Владея лечебным массажем, хорошо поставленной дикцией и причёской а-ля Чингангук Петрович, он легко добивался своей цели, покоряя клиентов и клиенток своей псевдо открытостью и псевдо искренностью.
С Лерой он познакомился на почве целительства, но не найдя глубинных точек соприкосновения, решил передать её мне, как переходящий вымпел, так сказать. Поиск точек соприкосновения конечно был, но ожидания обоих не оправдались. Иначе, почему Лера вдруг разоткровенничалась, откинувшись на подушку, разгорячённая после нашего совместного творческого акта?
– Ты знаешь, Янику слабо против тебя, дорогой.
– Слабо, так слабо, – подумал я.
А вслух сказал:
– Ты просто не его женщина.
Ян, живший в той же Малаховке неподалёку от Леры, однажды позвонил, сказав, что есть одна свободная девчонка, которая ищет художника для занятий творчеством. Прежде чем заняться творчеством на бумаге мы занялись им в постели. Вот так Лера стала моей гражданской женой, так как её успехи в постельном творчестве явно опережали робкие попытки найти себя в стихии художественного творчества.
Тем не менее, она смогла поступить и закончить московский художественный колледж. Правда, три дипломных графических листа пришлось сделать мне. Лера вдруг стала нервничать, с каждым днём всё больше и больше теряя веру в себя. Но всё обошлось, и заветная корочка осела в Лериной сумочке, среди прочих документов. В этот же колледж, через много лет поступлю и я, но не в качестве студента, а как педагог. Какие же счастливые годы я проведу в этом колледже, я тогда ещё не знал.
Но повествование о приехавшей из провинции девушки Леры ещё не закончилось. Ибо, прежде чем появился однопочечный Спаситель Виктор Буркало, Лера успела завести роман с Прощелыгой Сладкозвучным. Черноволосый, худощавый, гладко бритый алкаш, обвёл героиню нашей повести Леру вокруг пальца на раз-два-три.
Мой отказ в её просьбе подарить ей всего лишь одну комнату в моей маленькой двухкомнатной квартире, толкнул её на решительные действия. Безрезультатно простояв на коленях минут тридцать, она умоляла меня совершить эту глупость.
– Ты должен это сделать! – артистично давя на жалость, сквозь обильные слёзы говорила Лера.
История умалчивает, как она оказалась в апартаментах гостиницы «Россия» в объятьях Сладкозвучного Прощелыги. Всю ночь он пел майским соловьём в уши доверчивой провинциалки. Оказывается, он крупный бизнесмен, владелец строящегося Большого коттеджа из двадцати двух комнат, с четырьмя ванными и четырьмя туалетами. А пока он снимает номер в отеле – положение, как говорится, обязывает. Предупредив меня, что останется ночевать у подруги, Лера исчезла на ночь. Впервые за три года я остался один в пустой квартире. Я ещё не мог понять то новое чувство, охватившее меня. Вдруг я понял – исчезло напряжение, царившее последние месяцы.
На следующий день её было не узнать. Таинственная улыбка Джоконды весь вечер не сходила с её похорошевшего и помолодевшего лица. В тайне она уже готовилась к переезду. Соловей из гостиницы «Россия», малый птах, отъезд запланировал на весну. Потеряв осторожность, Лера невзначай залетела.
Декабрь был неожиданно морозный и снежный. Ледяной, пронизывающий до костей ветер, высокие сугробы вдоль домов и пешеходных тропинок торопили зябнущих москвичей в тепло, в уют. Но именно с уютом у меня был напряг после переезда из центра в спальный район. В старые, плохо подогнанные деревянные рамы вкрадчиво проникал холод, мерзко завывая по ночам. Несмотря на то, что дом был кооперативным, его строили не профессионалы-строители, а солдаты-стройбатовцы. Поэтому сантиметровые щели между бетонными плитами и кривые полы были допустимой нормой.
Ремонт две тысячи гринов, оставшихся от продажи комнаты в центре, я лишь наполовину закрыл тему. То есть кое-где, пол стал ровнее, покрывшись плиткой, а стены, обклеенные ковролином, теплее. Но на новые пластиковые окна денег не хватило.
Полупустой холодильник не внушал оптимизма, также как и отсутствие частных заказов. А маячивший на горизонте Новый год явно был некстати на тот момент. Моя, более чем скромная зарплата художника-педагога, в интернате для детей сирот, давно нуждалась в прибавке. Но лишних часов у меня не было. Да их и не предвиделось. Вторая половина девяностых – тяжёлое время. Правда, иногда раздавали помощь из Европы. Мне достались итальянские консервы – томатный суп. Очень вкусный и необычный.
Тайна джокондовской улыбки вскоре была раскрыта. Поделившись своими планами о скором отъезде, Лера потребовала предоставить ей возможность принимать своего богатого кавалера у нас дома. Скрепя сердцем, я вынужден был согласиться.
Владелец заводов, газет и пароходов, обескуражил меня, заявившись в тридцатиградусный мороз в летних лаковых ботинках, в осеннем лёгком пальто и с деликатесами в пакете. Прочитав мой недоумённый взгляд, он сказал, что добирался на такси, поэтому и не замёрз. Меня, доморощенный Мачо, почему-то сразу стал неуважительно называть Соседом. То, что никакого коттеджа у него нет, не было и никогда не будет, я понял сразу. Он видимо понял, что я его раскусил и борзел как мог, разыгрывая карту калифа на час. Лера, загипнотизированная его сказками, играла роль будущей владелицы 22-комнатного замка, построенного на зыбучих песках своего разыгравшегося воображения. Она специально купила дорогое постельное бельё, вообразив себе начавшийся медовый месяц. Её потеплевший взгляд, обращённый к Прощелыге, грациозная походка и даже иногда совместное покуривание, говорили лишь о том, что в мыслях она уже поднялась на пару ступенек повыше, причислив себя к элите. Пара уединялась в спальне, а рано утром он исчезал, оставляя после себя запах недорогих сигарет и мужского пота.
Я молча терпел и ждал развязки. Ждать пришлось недолго. Факир исчез, как только бумажный индикатор показал Лере, что она беременна. Тайна Прощелыги-факира раскрылась, как только я оказался в фойе гостиницы, где Птах работал жалким экспедитором по доставке алкоголя. Денег для своей возлюбленной у него не было. У него их вообще не было. Натравив на меня охранников, он тут же свалил. Его деликатесы, которыми он так понтил передо мной, были всего лишь жалкими остатками после банкетов, часто проходивших в отеле. Скорее всего, он тибрил их у официанток из холодильника, или они ему давали из жалости не только деликатесы, но и себя в придачу.
Спрятавшись за спины охранников, он не без удовольствия наблюдал за моей беспомощностью хоть как-то повлиять на ситуацию. Бросившись на него с кулаками, я был сначала остановлен секьюрити, а затем с позором выпровожен из отеля. Демонстративно куря в окружении трёх охранников, оставаясь внутри здания, он показывал мне свою защищённость сквозь стёкла гостиницы. Приехав расстроенный домой, я поделился с Лерой полученной информацией, спросил её о дальнейших планах.
– Сегодня суббота – поехали на танцы, у меня есть как минимум ещё три дня.
И вот тут на сцене появляется Спаситель – Виктор Буркало, на тот момент очень даже состоятельный, несколько взъерошенный произошедшим разводом и озадаченный лишь одним горячим желанием – найти новую Музу. В нём бурлила энергия человека, отсидевшего приличный срок в невидимых застенках и вышедшего, наконец, на свободу, человека, только что избавившегося от сковывающих и давно изживших себя отношений. Как известно, свято место пусто не бывает.
Беременной Лере неожиданно выпал джекпот. Оказавшись в нужное время в нужном месте, взяв ситуацию в свои руки, Буркало оплатил клинику, избавив мир от потенциального нежданчика, которых и так хватает на необъятных просторах нашей родины.
Двигаясь по инерции, оказавшись между двумя мужиками, Лера нуждалась в корректировке своих жизненных планов. Обладатель летних лаковых туфель в зимнюю стужу, всё ещё продолжал волновать её женское сердце. Приложив максимум усилий, она всё-таки разыскала 22-комнатный коттедж, так покоривший её разыгравшееся воображение. Правда владельцем его оказался старший брат Прощелыги, бандюга и бизнесмен одновременно. Собственность Российского Птаха была более чем скромной. Две спортивные сумки с одеждой – вот и всё, господа. Это было Зеро, леди и джентельмены, или полный ноль,
в переводе на русский.
Расставшись на два десятилетия, мы вновь пересеклись в переходе московского метрополитена. Возможно какая-то недосказанность была у нас обоих, поэтому не раздумывая долго, я решил пригласить Леру к себе, наперёд зная, что она развелась с Буркало и находится в свободном полёте.
Все мои иллюзии развеялись очень быстро, как только Лера открыла рот. Ночное недержание мочи по-научному называется энурез. Видимо вербальное недержание имеет ту же этимологию. Три с половиной часа не прекращающейся болтовни, точнее сказать женской трескотни, заставили меня сильно пожалеть о состоявшейся встрече.
Выглядела Лера великолепно, рождение дочери явно пошло ей на пользу. Но ради этого минутного заключения, вряд ли стоило подвергать себя вербальной атаке. Лера была хронофаг. Она поедала чужое время, как поднятые с пола бутерброды поедает голодный бомж. Собеседник ей был нужен формально. Если бы у моего холодильника LG были только уши, он ей тоже подошёл бы как слушатель.
Лет эдак через 15–20, когда роботы-помощники будут доступны всем желающим, Лера обязательно приобретёт одного на пробу, в качестве собеседника. Но постарев, скорее всего, удлинится время вербального выхлопа. Может пару-тройку месяцев бедняга робот и протянет, а затем, сунув два металлических пальца в розетку, покончит с собой. В посмертной записке будет всего два слова: «Заманала, блин!..»
мой сосед наркодилер
Ко всему прочему, квартира, в которую я переехал, обменяв комнату в центре на двушку в спальном районе, была разграблена в моё отсутствие.
Моя последняя поездка в Дойче Фатерлянд не принесла ожидаемых дивидендов, а известие об ограблении добило и разозлило меня. Так что, оказавшись в холодной ограбленной квартире, без милых сердцу аудио и видео игрушек, я отчаянно загрустил. Мысленно прокручивая плёнку прошедших событий в обратном порядке, я вспомнил эпизод, приведший к ограблению.
Покупая валюту перед отъездом, я был замечен своим соседом по лестничной клетке в открытом, незащищённом стенами обменнике.
У меня не было ни тени сомнения, что это сделал именно он, но никаких доказательств на его счёт у меня тоже не было. Приторговывая наркотой, он был связан с криминалом, да и с крышей видимо было всё в порядке. В этом мне пришлось убедиться самому, придя в ближайшее ко мне отделение милиции.
Счастливый обладатель избыточного веса и нездорового румянца, капитан МВД, назвав мои доводы крайне неубедительными, отказался принять у меня исковое заявление.
Пристально посмотрев мне в лицо, задал вопрос, навсегда отбивший у меня охоту обращаться к местным силовым структурам:
– А мы не встречались с Вами по какому-либо другому делу, гражданин Миронов?
– Нет, – сказал я, поняв, что бой проигран ещё не начавшись.
Моя знакомая, бывшая гражданская жена Валерия, обладавшая незаурядными экстрасенсорными способностями, подтвердила мои догадки, в точности описав моего соседа, а заодно,
и его подельника, жившего неподалёку.
– Причём твой магнитофон у него дома, и он сейчас смотрит твой видак! – сказала она.
Смелости ворваться в его квартиру у меня на тот момент не было совсем, да и желания продолжать борьбу за возврат похищенных духовных ценностей тоже.
Сосед, построив свой заработок на человеческой слабости и безволии, процветал. Начав свой бизнес в девяностые, к началу двухтысячных он приобрёл однокомнатную квартиру в другом районе, где он частенько пропадал, заведя любовницу, наезжая в семейную однушку на серебристой новенькой иномарке лишь изредка. Шли годы. Его машины меняли свой цвет, меняли свой класс. Однажды он опять вернулся в свою семью, к невзрачного вида жёнушке, с таким потёртым от долгого употребления лицом, напоминающим затёртую до неузнаваемости денежную купюру непонятного достоинства, и к плюгавенькой дочуре, которая, несмотря на свою молодость, быстрыми темпами догоняла свою мамочку, по какой-то серости, от полного отсутствия интеллекта и безликости.
Лет семь назад, он нашёл меня в саду под окном, решив поделиться со мной страшной новостью. Новость действительно была невесёлой, правда, смотря для кого.
Лицо его периодически дёргалось от нервной судороги, а кисти рук, держащих косяк, ходили ходуном. То, что это была не обычная сигарета, а так всеми любимый косячок, особенно героями американских блокбастеров, я определил по запаху, да и по внешнему виду тоже. Это была самокрутка.
– Понимаешь, только сейчас прочитал в газете: «Найдены два трупа с изуродованными до неузнаваемости лицами. Сброшены с поезда».
Название пункта «А» и пункта «Б», между которыми были найдены эти трупы, я не запомнил. Супружеская пара наркокурьеров, маскирующаяся под музыкантов, не довезла свой товар до моего соседа.
– Их убили и выбросили из поезда, как бешеных собак, – сказал сосед с неподдельным гневом и горечью в голосе, обращаясь ко мне в надежде на сочувствие.
Нервный тик попеременно обоих глаз, опущенные вниз концы губ, – все признаки внутреннего смятения налицо.
– Всё, что ты умел в этой жизни – это торговать медленной смертью, в надежде, что тебя никогда не коснутся проблемы обычных честных людей, – подумал я.
– Хочешь пыхнуть? – участливо спросил он.
Я отказался. Вдруг, словно очнувшись и поняв, что наболтал лишнего, он, увидев, как я запираю металлический подвальчик под лоджией, где я хранил различные материалы и вещи, сказал:
– Ну что, товарищ художник, сдать тебя ментам что-ли?! – гадливо ухмыляясь полувопросительно, полуутвердительно прогнусавил сосед.
Неожиданный поворот в разговоре меня не застал врасплох.
– Есть кому сдавать? – спросил я.
Он кивнул.
– Ну, так сдавай! Только результат будет нулевой. Я – член Союза художников России, мне дополнительная площадь положена по закону.
– Это мы ещё посмотрим, – сказал он, докуривая косяк.
– Я же не наркоту здесь храню, а художественный инвентарь, – сказал я с тихой издёвкой в голосе.
Нервный тик то правого, то левого глаза выдавал его внутреннее состояние, а было оно хреновей хренового, то есть охренительное, я бы даже сказал охрененное!
На какое-то время он пропал, а когда появился, было видно, что он тяжело болен. По его измождённому страдающему лицу, я понял, что конец его не за горами.
