скачать книгу бесплатно
Но вразумить кипящий мир
Хотя бы мантрой. Без движенья
Впустить окрестности его
В себя до умиротворенья,
До плеска в гуще пенных волн.
«Твой дом – не муторная крепость…»
Твой дом – не муторная крепость,
Не на отшибе дня форпост.
В том доме чай твой чёрн и крепок.
Бывает, слышен звонкий тост.
И ты в тех комнатах не вечен,
По крайней мере, до утра.
Твой сон, как смерть, не изувечен
Иглою жизненных наград.
Ты не поэт корявых улиц
Со шрамом на рябом лице.
В меланхолическом загуле
Ты не искал для рифмы цель,
А жил и будешь жить у моря.
Песчаным росчерком пера
Оставишь след на дюнном взгорье
До первых промельков утра.
«На рубеже большой страны…»
На рубеже большой страны,
На полуострове балтийском,
Где зимним холодом волны
Песок омыт, и где-то близко,
За перелеском, за холмом,
Видны наброски госграницы,
И, отгоняя хмарь крылом,
Летят мятежным клином птицы,
И вслед за ними рвётся мол,
В ущелье моря уходящий,
И ты пред морем чист и гол,
Стоишь над буной, дышишь чаще,
А за тобой – гудящий лес,
И эти вечные вопросы,
В которых – тайна до небес,
И чёрных пятен мокнет россыпь.
Межсезонье. Город
«В замёрзшем городе Советске…»
В замёрзшем городе Советске,
у пограничного моста,
бушует Неман не по-детски,
срывает ветер снег с куста,
река залеплена туманом,
шпагатом связаны дома,
как будто с вычурным изъяном
пришла на край страны зима,
и с ёлок белых окосевших
летит, змеится мишура.
В кафе средь окон запотевших
жуёт шаверму детвора,
и седовласые литовцы
скупают в спешке колбасу,
а в небесах пасутся овцы,
гуляют в пасмурном лесу
по обе стороны границы,
живут в лесу не первый век,
и из божественной глазницы
на землю шлют прохладный свет.
«Как из ваты облака – сероваты…»
Как из ваты облака – сероваты.
Пластилином вымощен твой путь.
Утопаешь в вечере косматом,
Но не выйдет в лужах утонуть.
Темноваты контуры свободы,
Да и нет свободы никакой.
Подпираешь облачные своды
Устремлённой в сумерки рукой.
В стороне разбросаны фасады,
Впереди – извилиста река.
За тобой под вымокшим нарядом
Хрупкий день надеждой отмелькал.
В глубине неоновой неволи,
Разобщённых улиц, площадей,
Всё стоишь, как яхта на приколе,
Посреди недремлющих людей,
Смотришь, как прогулочный кораблик
По воде ледышкою плывёт.
Простовато, в звёздочках и каплях,
Нанесён на карту небосвод,
А под ним – пробитый ночью город,
Не насквозь – до старых кирпичей.
Всё идёшь, встревожен и расстроен,
Сам не свой, не брошенный, ничей.
«Цветы по осени мелькают…»
Цветы по осени мелькают
Капризным вздором мишуры,
Живут на дышащем вулкане
Под водопадом с мокрых крыш.
Такое праздное веселье —
Бал увлечённых лепестков,
Спонтанный танец, как в похмелье:
Без ориентиров, без оков.
Ловлю крупинки серпантина.
Бумажных листьев хоровод
Летит по парку птичьим клином —
Такой отчаянный полёт.
Иду за роем разноцветным.
Богат приправами с небес
Промозглый день. Едва заметно
Бледнеют бархатцы окрест.
«Доживём до прихода зимы…»
Доживём до прихода зимы,
Пробежимся по раннему снегу.
Мы ли это, а может, не мы,
Как фигурки из крепкого лего,
В разноцветных одеждах стоим
Посреди заметённого парка,
И пикирует снег на твои
Накладные ресницы в запарке.
В удивительном спит парике
Ель у старого белого тира.
Потянусь к тебе, будет в руке
Снежный ком, будто только постиран,
Незаметно сжиматься без слёз
До прозрачной волнительной капли.
Мы ли это в том парке всерьёз
Или нам только кажется? Вряд ли.
Роза
Когда над бумагой кружится пастель,
Под мелом раскрошенным лист утопает.
В перине воздушной на этом листе
Лежит бархатистая роза, и с края,
У самого дома, на белой скамье,
Сидит человек, запорошенный снегом.
И контур его исчезает во тьме,
Заброшен в пейзаж между жизнью и небом.
И роза в метель каменеет, и ночь
Разносит её лепестки по округе.
Уйдёт человек из картины той прочь,
Сотрут его в пепел художника руки,
И утро забрезжит в наброске лучом.
Скамья, блочный дом, блеск стеклянный мороза.
Лежит во дворе под футбольным мячом
Забытая кем-то пурпурная роза.
«Лист кленовый, белый шар…»
Лист кленовый, белый шар
снежноягодника. В доме —
не потоп и не пожар,
никого не сыщешь, кроме
предзакатной тишины,
будто сгинули все люди
до несбыточной весны,
и лежат в пыли на блюде
крошки хлеба, шоколад
в затуманенной обёртке.
Барабанит на свой лад
дождь в окно большое хлёсткий,
и мерещится в окне
чей-то лик земной и грустный:
все ушли, нас больше нет,
в небесах темно и пусто,
тихо, только мерный звон
разлетелся по квартире,
и шипящий змеем дрон
плыл в разреженном эфире.
«По четвергам в том городе тепло…»
По четвергам в том городе тепло.
Ядрёный квас, и пиво в жёлтой бочке.
В закусочной идёт стакан на взлёт,
И тают зарифмованные строчки.
