скачать книгу бесплатно
В магазине он следовал собственным правилам. Не ходил с тележкой или пластиковой корзиной, а складывал покупки в большую спортивную сумку. Уже в конце, на кассе, он выгружал товары, пробивал и убирал в пластиковый пакет. А пакет – в спортивную сумку. Ему так было удобно.
В эту пятницу на него нашел хозяйственный раж. В отделе хозяйственных товаров он приобрел силиконовые рукавицы, машинку для нарезки салатов и две безумно дорогие формы для тех же салатов. Одна была круглая, другая – квадратная. «Отлично, будет как в ресторане!» – подумал он, разглядывая упаковку, иллюстрированную фотографиями сервированных блюд. Еще он купил новый коврик в ванную комнату, мочалку и… искусственные цветы. Колесников выбрал маки. Большие, лопоухие. Алые лепестки нежно колыхались, пока он нес их на кассу. Из продуктов он приобрел немного деликатесов – банку крабов, икру, баночку анчоусов. «По-моему, гадость редкостная, но как красиво звучит!» – подумал он, разглядывая мелкую рыбешку, утрамбованную под стекло.
Кассирша выразительно посмотрела на него, когда он вынул покупки из спортивной сумки.
– Это все? – уточнила она.
– Все? Вам требуется показать сумку? – гневно блеснул очками Колесников.
Женщина смутилась. Мужчина был приятен лицом, благообразен, одет скромно, старомодно, но продукты взял дорогие. «Наверное, юбилей. Или… поминки…» – почему-то подумала она. Кассирша лихо пробила чек, выдала пакет, терпеливо ждала, пока Сергей Мефодьевич все сложит. Тот поблагодарил и пошел к выходу. Очки его блестели, на лице застыла полуулыбка. В сумке кроме вошедших в чек продуктов лежали две упаковки жевательного мармелада. Каждая по тридцать рублей. Он их не пробил – сознательно не вытащил. «А если бы попросили раскрыть сумку? – подумал он, усаживаясь в машину. – Я бы сказал, что забыл. Мелочь такая. Никто бы не подумал, что я специально. Типа икру и крабы показал, а эту мелочь – нет!» Выезжая с парковки магазина, он рассмеялся вслух.
Дома Колесников быстро пропылесосил пол, поправил золотистые подушечки на диване, вытер пыль и занялся цветами. Купленные искусственные маки на длинных стеблях не сочетались с искусственными лианами, которые давным-давно спускались с книжных полок. Сергей Мефодьевич переставлял вазы, подбирал длинные отростки лиан, менял их местами, но все было не то. Уютная атмосфера не складывалась. Не возникало «милоты», как иногда любил говорить Колесников. Наконец он вытащил из шкафа огромную хрустальную вазу, опустил ее на пол и поставил маки. «Вот, другое дело! – удовлетворенно подумал он. – Что-то свежее, яркое появилось в обстановке».
Ужин он готовил под музыку Вивальди. Найдя запись концерта из консерватории, принялся делать салат с крабами и фаршировать яйца икрой. Стол он накрыл парадно – вытащил из сервиза тарелки, приборы столовые взял мельхиоровые. Когда все стояло на столе, он вдруг сообразил, что нет ничего сладкого. «Ну не торт же печь!» – подумал Сергей Мефодьевич. Потом вспомнил про конфеты, которые когда-то ему подарили. Достал коробку и поставил на стол. Спиртного не было: Колесников пить не любил, а уж в одиночестве тем более. Он просто полюбовался на накрытый стол, вздохнул, но вместо вилки взял в руку телефон.
– Добрый вечер! – сказал он.
– Добрый! – донесся до него голос Архиповой. Голос у нее был звонким, но при этом оставался грудным.
– А я сажусь ужинать. И очень жаль, что вас со мной нет! – искренне сказал Колесников. – Я так старался, готовил, словно жду гостей. Или гостью.
Архипова растерялась.
– Я тоже ужинаю. И тоже одна, – произнесла Александра, но не соврала: не добавила, что жалеет об отсутствии гостей. Ужин Архиповой был незамысловат – на красивой тарелке шипела и источала копченый дух толстая сарделька. Рядом – свежий огурец и кусок черного хлеба. Архипова лежала на диване, тарелка стояла рядом, на экране телевизора маньяк в черном плаще охотился на блондинку.
– У меня крабовый салат, фаршированные яйца и шоколадные конфеты, – рассказывал Колесников.
– Ого! – искренне восхитилась Архипова.
– Да, все готовил сам, – гордо сказала Сергей Мефодьевич.
– Икру тоже сами метали? – осведомилась Архипова.
Повисло молчание. Александра расхохоталась.
– Понимаете, когда работаешь со студентами, набираешься от них вольности и простоты. Иногда это граничит с невоспитанностью. Но что делать, побочный эффект нашей благородной профессии. Вы же понимаете. Мы с вами коллеги. – Архипова попыталась исправить ситуацию. Колесников, хоть и был обескуражен дурацкой шуткой, но все же ответил:
– Понимаю вас. У меня тоже такие попадаются экземпляры. Например, некто Поспелов…
И Сергей Мефодьевич, поедая салат, поведал историю сдачи теста Поспеловым.
– Вы представляете? Вот так у них все просто! Мы некоторые слова произнести вслух не могли. Некоторые понятия нам были неведомы! А они…
– Ага, – было слышно, как Архипова смачно откусила кусок своей сардельки, – только статистика советского периода свидетельствует об огромном количестве маньяков. Не приходит ли вам в голову, что замалчивание некоторых вопросов приводит к ненормальности в восприятии обычных явлений? А ваш этот самый Поспелов вообще молодец. Вы что же хотели, чтобы он сказал, что твердый шанкр появляется на цветочном пестике? А тычинки начинают болеть? Глупость. Детей не находят в капусте, не надо их обманывать. А у вас вообще уже почти взрослые люди учатся.
Сергей Мефодьевич ничего не ответил. Он дожевал салат и спросил:
– Вы какую музыку любите?
– Приятную, – сказала Архипова.
– Я люблю классику. Сейчас у меня звучит Вивальди. Прозвище его было «Рыжий священник».
– Знаю, – вздохнула Архипова. Она доела сардельку. Захотелось еще – но для этого надо было встать с дивана.
– А еще он не любил ноябрь. Поэтому ноябрьская часть его «Времен года» такая сильная.
– И это знаю, – сказала Александра. Она была недовольна ужином.
Колесников промолчал. Потом налил себе кофе.
– А с чем вы кофе пьете? С конфетами? – спросила его Архипова.
– Да, пралине. Два вида. Темный шоколад и белый шоколад, – обстоятельно ответил Сергей Мефодьевич.
– Не кладите трубку, – попросила Архипова, – я на минуту отлучусь.
– Конечно!
Через минуты две она вернулась.
– Нашла!!! Нашла! – воскликнула она.
– Что вы нашли? – Колесников немного поморщился – голос собеседницы оглушил его.
– Нашла конфету. Халва в шоколаде! Буду пить чай с молоком и с конфетой. Представляете, я ее спрятала в банку из-под кофе. Чтобы не сожрать.
– Как интересно! Вот где вы храните конфеты, – улыбнулся Колесников, – приятного аппетита.
– Спасибо! Вам тоже!
Воцарилось молчание. Наконец Сергей Мефодьевич спросил:
– Съели конфету?
– А? Да, – как-то рассеянно ответила Александра, – подождите, у меня маньяк сейчас ошибку сделает и его поймают!
– Кто? – не понял Колесников.
– Маньяк! Понимаете, ему только блондинки нравятся. Но вот теперь он сделал ошибку – напал на брюнетку. Ему казалось, что так он заметет следы, но комиссар полиции разгадал его маневр.
Сергей Мефодьевич только хотел заметить, как это хорошо, что они вместе поужинали, и как это здорово – обменяться дневными новостями, услышать голоса друг друга… А оказывается, все это время она смотрела кино и не слушала его.
– Я прощаюсь с вами, – сказал он сухо, – позднее время. Пусть завтра и выходной, но из режима выбиваться нельзя.
– А, да, конечно, спокойной ночи! – проговорила Александра, следя за погоней. Ей хотелось увидеть на экране торжество справедливости – как маньяка хватает полиция.
Колесников помедлил и отключился. «Странная. С ней человек вечер провел, а она со своим маньяком», – подумал он. Ему самому казалось, что они с этой женщиной наяву сходили в ресторан – так приятно было ужинать и переговариваться. В ванной комнате, разглядывая себя в зеркало, Александр Мефодьевич опять некстати вспомнил Колмановича. «А вдруг он… того… с Полиной… Встречается. Или даже… спит! – подумал он. – С него станется. Он такой редкий говнюк!»
Засыпал он тяжело – то ли салат с крабами мешал, то ли Архипова обидела, то ли Колманович настораживал.
Как известно, восемьдесят процентов решений семья принимает за обеденным столом. Семьи, в полном смысле слова, у Колесникова не было. Полина, дочь, бывала в его доме нечасто. Конечно, случись что с отцом, она бы и выходила его, и поддержала. Но пока он был здоров и работал, она предпочитала держаться подальше. Уж больно много нравоучений приходилось слышать от отца. Семь лет назад его жена умерла от онкологии. Ее фотографии висели в спальне Колесникова и стояли на книжной полке, но что он думал про ее уход – никто не знал. Ни в дни ее болезни, ни после похорон он и словом не обмолвился о происходящем. Ничего не сказал о трагедии… Не было сетований, не было страха перед будущим одиночеством. Все время, пока болела жена, Колесников был роботом – исправно доставал лекарства, искал врачей, возил в больницу домашнюю еду. Он рассказывал жене про работу, делился новостями, жаловался на дочь. Он вел себя так, словно Вера болела ангиной: будто бы ждал, что ее скоро вылечат, она вернется домой и снимет с него часть домашних хлопот.
– Ты ей скажи, что так ходить нельзя. Это неприлично для девушки! – говорил он, рассказывая, что Полина ходит в прозрачной блузке.
Жена слушала, кивала головой, соглашалась, что-то отвечала, но было понятно – мысли ее далеко. Колесников это чувствовал, но изменить поведение не мог. Не мог сгрести в охапку, обнять, погладить по голове и произнести: «Все будет хорошо!»
Наверняка Сергей Мефодьевич переживал, но внешне казалось, что он сердился на жену, которая так некстати заболела. Когда ее не стало, родители Веры прекратили с ним все общение. Колесников опешил, когда это понял, но выяснять ничего не стал. «Не хотят – ну, значит, и не надо! Хотя интересно, почему они избегают меня. Впрочем, семья Веры всегда была странной. Вечно губы поджимали. А с чего? Я приличный, перспективный был. О пенсии уже тогда думал. Недаром в военные пошел. Они же вели себя так, будто жалели, что Вера замуж за меня вышла».
Как часто бывает, один человек служит связующим звеном и основой отношений разных людей. Вера была именно таким человеком. С ее уходом семья фактически распалась. И Колесников вдруг почувствовал себя несчастным. Но пожалеть его было сложно – столько раздражения, обиды и даже злости он выливал на окружающих.
В народе говорят: «За гробом мужа идет вдова, за гробом жены идет жених». А еще кто-то сказал, что «За вдовой надо начинать волочиться еще у гроба мужа». Так случилось, что Колесников, оставшись вдовцом, подвергся атаке немногочисленных подруг Веры. Всего их было три – Люся, Сима и Надя. Все они были одинокими, а потому на Колесникова времени и внимания тратили много. Они забыли, что Сергей Мефодьевич готовит сам, что у него собственные принципы в подборе продуктов, забыли (а может, и не знали), что и к выбору спутницы он относится крайне ответственно. Завалив его картофельными запеканками, жареными курочками и пирогами, они не учли, что Колесников крайне амбициозен и просто хорошей кулинарией его не возьмешь. Как-то он сказал дочери:
– На что рассчитывают эти Верины клячи?!
Дочь чуть не поперхнулась. В ее понимании отец, с его любовью к брюкам и пиджакам, вышедшим из моды еще десять лет назад, выглядел стариком.
– Папа, ты хочешь красивую, умную, с хорошей фигурой и работящую?
– Да, чтобы с такой не стыдно было показаться! Я себя не на помойке нашел – связываться со всякими старухами-неудачницами! – с вызовом ответил отец.
Полина промолчала о том, что подруги матери все имели высшее образование, владели квартирами и машинами. Просто были одиноки.
В это же время произошла комичная история со сватовством. Все тот же Колманович как-то подошел к Сергею Мефодьевичу и сказал:
– Слушай, у меня есть знакомая. Очень хорошая дама. Образованная, красивая, вкус есть и… хозяйка хорошая. Просит познакомить с мужчиной.
– А что это она такая замечательная и одна? – с подозрением спросил Колесников.
– Овдовела, – запросто ответил Колманович. Колесников задумался. Он не мог не признать, что все время, пока болела Вера, Колманович вел себя безукоризненно: не задевал словом, интересовался здоровьем, предлагал помощь и даже деньги. Казалось, острослов, балагур и насмешник вошел в положение коллеги. «А может, и вправду познакомиться? – подумал Сергей Мефодьевич. – Одному ужасно тоскливо».
– Да, – ответил он Колмановичу, – встречусь с ней.
– Отлично! – обрадовался тот. – Вот ее телефон. Звони, только не очень поздно. Все же она работает.
Колесников выжидал два дня. Потом сходил в парикмахерскую, сделал себе любимую «военную» стрижку, побрил шею, удалил волосы в носу и отправился на свидание.
Женщина – ее звали Леной – и впрямь была хороша. Ничего яркого, но черты лица милые – аккуратный носик, глаза зеленые, верхняя губа чуть вздернута. Встречались они в кафе, и пока она читала меню, он просто залюбовался ею. «Какая славная!» – думал он и чувствовал, что его охватывает волнение.
– Можно мне мороженое с вареньем? – спросила Лена.
– Конечно, можно. Но мне хочется вас покормить. Надо, чтобы вы съели что-нибудь существенное. Вон вы какая худенькая!
– Что вы! – улыбнулась застенчиво женщина. – Это я так одета. Одежда чуть свободная.
– Вы прекрасно одеты, – с энтузиазмом одобрил Колесников ее наряд. И тут же изложил свою точку зрению на женскую моду. – Понимаете, я люблю во всем умеренность… И скромность. Что это за мода с брюками, висящими ниже…
– Попы, – подсказала Лена и покраснела.
– Да, – Колесников увидел румянец на щеках женщины и совершенно потерял голову, – именно.
Он хотел еще что-то сказать, но не смог. «Так. Нужно сделать в доме генеральную уборку и пригласить ее. Не в гостиницу же вести!» – думал Сергей Мефодьевич.
Остаток вечера он невнимательно слушал ее рассказ про умершего мужа, про работу, про любимого художника и любимую музыку. Все эти детали ему были уже не очень интересны – перед ним была милая, притягательная женщина. Он совершенно растаял от ее сексуальности. Колесников, правда, про себя назвал это «уютом и нравственностью». Провожая ее до метро, он взял с нее слово, что она приедет к нему в гости.
В этот же вечер Сергей Мефодьевич, начиная генеральную уборку, первым делом вытащил из шкафа упаковку нового дорогого постельного белья.
В день их свидания в квартире Колесникова все горело, блестело, сверкало. В ванной комнате ярким пятном выделялось полотенце с тигром. Когда-то, лет десять назад, Колесников купил его на рынке и считал роскошным. Из кухни доносился запах ванили – в духовке стояла ватрушка. Он заехал за Леной на такси, потом они гуляли по городу, Колесиков осторожно держал ее под локоть. Он не любил ходить «за ручку», но эту женщину хотелось оберегать и опекать. А еще у нее были очень хорошие духи – чуть сладкие, с апельсиновой горчинкой. У Колесникова кружилась голова.
Потом они приехали домой – он ее кормил, подкладывал кусочки побольше. Поил шампанским, рассказывая винодельческие истории. Было видно, что Лена смущается, но ей приятно внимание и забота мужчины.
Наконец, когда на столе стоял кофе, Колесников накрыл ее руку своей ладонью.
– Леночка, ты такая…
– Обычная я, – серьезно и просто ответила та.
– Нет, что ты! – взвился Колесников. – Ты такая… Понимаешь, я давно не видел такую женщину. Ты и трудишься, и умница, и такая нежная.
Он перегнулся через стол и клюнул ее в щеку. Так выглядел его поцелуй. Сергей Мефодьевич пытался сообразить, как бы ловчее перейти в спальню. Лена разрумянилась, зеленые глаза ее блестели, она протянула руку и погладила Колесникова по щеке.
– Ты тоже… Вернее, ты такой необыкновенный, – прошептала она.
– Это ты, – пробормотал Колесников и как-то неловко попытался поднять Лену со стула. – Пойдем, пойдем… На кухне жарко… А там… там, в спальне…
Лена подчинилась, они прошли в спальню, где Колесников наконец смог ее нормально поцеловать.
– Пожалуйста, разденься, я не умею раздевать женщин… – сказал он тихо и принялся стаскивать с себя рубашку.
– Да, конечно, – Лена изящно выскользнула из платья.
Колесников рывком стянул покрывало с постели, обнажив белоснежное белье.
– Знаешь, я благодарна Эдуарду Сигизмундовичу. Если бы не он, мы бы и не встретились, – вдруг тихо произнесла Лена.
– А кто это? – не сразу сообразил Колесников.
– Колманович Эдуард Сигизмундович…
– Ах да… – вспомнил Сергей Мефодьевич, расстегивая брюки. – Вы давно знакомы?
– Три года. Я же у них в семье домработница. Убираю, готовлю, в магазины хожу…
– Что? – не понял Колесников.
– Я говорю, что работаю у них. Как в Питер приехала, так к ним и устроилась. Они мне доверяют, у нас очень хорошие отношения.
– Ты домработница? – Колесников успел подхватить скользнувшие вниз брюки.
