скачать книгу бесплатно
Доктор оторопело посмотрела на Соломатину.
– Что это вы такое говорите?!
– А что, я неправду говорю? Разве не лежит он один? Представляете, как вечерами ему? Знаете, я считаю, что это неправильно. Это наплевательское отношение к…
– Хватит, идите займитесь делом, – оборвал ее доктор.
Наблюдая, как Инна идет по длинному коридору, Владимир Анатольевич думал: «Заноза, а не девчонка. Кстати, да, Федотов лежит один, угол стены «разбомблен». Нехорошо. А эта еще и шум устроит». Доктор вспомнил, как его племянница, подняв на ноги всякие там «контактики» и прочие сети, «уволила» директора местного кафе. «Так то – кафе. А здесь – больница, и парень без родителей. Надо срочно что-то делать», – заключил доктор.
Соломатина же, шедшая по коридору, думала следующее: «В палате, где лежит еще кто-то, всегда найдется ходячий больной, который подаст “утку”».
За первую неделю работы Соломатиной в больнице с Федотовым произошло событий больше, чем за все пять месяцев его лечения. Во всяком случае, так казалось со стороны. Федотова два раза переселяли. Сначала в трехместную палату к говорливым мужичкам, потом, после самовольной попытки Федотова сбежать, обратно в старую палату. Федотову поменяли кровать – поставили ту, которая автоматически меняла положение изголовья. «Если он занимается, ему необходимо удобно сидеть. Может, это будущий нобелевский лауреат? Вы хотите, чтобы он уехал в другую страну?» – сказала Инна доктору. Соломатина умела прикинуться наивной дурой. Больничные поварихи, развозившие еду, научились класть отдельно кашу, омлет и масло. До появления Соломатиной они экономили посуду и норовили сложить все на одну тарелку. «Мы аккуратненько, с краю», – лживо приговаривали тетки, бухая все вместе.
– Это что за свинство? – возмутилась Соломатина однажды. – У вас что, тарелок нет? А если нет, вот же у человека на тумбочке три блюдца!
Удивительно, но тетки подчинились.
– Федотов, кто она тебе? – поинтересовалась шепотом одна из них.
– Двоюродная баба-яга, – отвечал тот.
Похоже, он Соломатину возненавидел. От одной ее тоненькой фигурки, отутюженного белого платья, от косынки на пушистых волосах ему становилось не по себе. Ему, который был на свете одинок, но никогда в своей жизни не жил в отдельной комнате, сам по себе, не под взглядом соседа, казалось, что весь покой, который он нашел в этой палате, улетучивается. Казалось, что земля под ним ходит ходуном, а формулы, которые так его занимали, распадаются на отдельные знаки. А еще он страшно стыдился своей немощи, поэтому неловкости и неаккуратности. На фоне безукоризненной, «отутюженной» девушки он себе казался противно несвежим. Короче, Соломатина внесла в его жизнь сплошное беспокойство. Конечно, если бы он мог ходить… Но ходить пока он не мог, поэтому пытался избавиться от Соломатиной любыми способами.
– Тебя просили?! – орал на нее Федотов, когда узнал, что переселение – ее рук дело. – Не лезь!
– Почему вы кричите?! Я же хотела как лучше! – У Инны дрожали губы.
– А ты не хоти как лучше! – заговаривался от злости Федотов.
Такую же ярость у него вызывала манера Соломатиной систематизировать предметы в тумбочке.
– Книжки должны лежать так, как я их положил, – выговаривал Федотов, – а не так, как тебе хочется.
– Это же неудобно! – пробовала спорить Инна.
– Кому?! Тебе?! – злился Федотов.
Официально школьники работали по четырех. Особого напряжения не было, но Соломатиной удавалось передохнуть только к обеду. До этого времени она была плотно занята. Помогала умыться Федотову, перестилала постель, проветривала палату, меняла ему футболку, убирала посуду после завтрака, ходила за чистыми полотенцами. Вообще-то полотенца больным приносили из дома, но у Федотова дома не было, и ему выдавали половинки простынь, которыми он вытирался. Через три дня Соломатина принесла из дома два полотенца.
– Это вам выдали, – соврала она Федотову. Тот ничего не ответил.
– Завтра вам должны поменять белье, – продолжила она, – я узнала. В душ вам еще нельзя. Надо что-то придумать.
– Хочешь сказать, от меня воняет?
– Я хочу сказать, что приятнее быть чистым.
В этот день по дороге домой Соломатина вдруг представила, что она на свете одна, лежит в больнице, и никто не поможет помыться и сделать маникюр. Стало страшно. Она свернула в аптеку и купила большой баллончик специального средства – в исключительных ситуациях оно заменяло душ.
– Вот эта штука очень удобная. Брызгаете, появляется пена, вы ее губкой вытираете, – сказала она Федотову, подавая баллончик.
– На хрена он мне?
– Чтобы вы стали еще грязнее, – съязвила Инна. – Сменная одежда в тумбочке на верхней полке – так вам удобнее ее доставать. Я пойду передохну, а вы пока займитесь делом.
Когда она вернулась, в палате приятно пахло, на Федотове была чистая футболка, а на пол была свалена грязная одежда.
– Убери. Еще лучше – постирай, – распорядился Федотов.
Соломатина растерялась. Она хотела сказать Федотову что-нибудь приятное, но его хамский тон обидел и сбил с толку.
В другой раз Федотов раскрошил печенье на тумбочке и разлил чай. Инна была уверена, что нарочно.
Ситуация с «уткой» периодически повторялась. Соломатина могла поспорить, что делается это специально (обходился же он как-то раньше!). Инна была уверена, что парень нарочно ее унижает, ставит в дурацкое положение, заставляет уйти. Она старалась не думать, что будет, если Федотов захочет «ка-ка». Видимо, пока эта проблема решалась без ее участия. Несмотря на все, Соломатина держалась. Она упрямо приходила каждое утро и неукоснительно выполняла всю работу. Внутри ее была злость из-за грубости Федотова. «Дурак. Несчастный дурак. Посмотрим, кто кого. Я ему еще покажу», – думала она. Ей ужасно было обидно и за свое щегольское белое платье, и за свое настроение, и за желание быть полезной.
– Федотов, ты зачем доводишь девчонку? – поинтересовался доктор, заметив однажды красные глаза Соломатиной.
– Достала. Она не нужна мне здесь.
– Послушай. – Доктор присел на стул. – Через несколько дней ты попытаешься встать на ноги. Рядом кто-то должен быть.
– Думаете, она меня удержит, если я упаду? – скривился Федотов.
– Тебя никто не удержит. Ты высокий, крепкий, тяжелый. Хоть и худой. Но она… – Доктор запнулся. – Она подстрахует, позовет на помощь. Она внимательна, аккуратна и надежна. Рядом с тобой должен быть именно такой человек. Других у тебя нет. Извини, что напоминаю. Могу, конечно, поискать в больнице кого-нибудь… Но не стоит этого делать, поверь мне.
– Соломатина, отвезите пациента на третий этаж, в кабинет рентгенографии. И подождите его там. Как закончите, возвращайтесь, – распорядился доктор.
– Кто-нибудь в седьмую палату кресло-каталку! – начальственно обратилась Инна к мальчишкам из класса. Каталку привезли быстро – то ли упорство, с каким Соломатина ухаживала за Федотовым, то ли атмосфера больницы так повлияла, но смешков стало меньше, участия и понимания больше.
Действительно, Федотов оказался тяжелым, но каталка устойчивой, пол ровным, пандусы помогали преодолевать трудные участки – до рентген-кабинета они добрались без приключений. Соломатина катила перед собой кресло и, поглядывая сверху на рыжий хвост Федотова, думала: «Интересно, как он остался сиротой? Ну, хоть кто-то же есть из родных? Или был?» В последнее время она все чаще примеряла его ситуацию на себя, и от этого душа холодела.
Перед кабинетом их заставили подождать.
– Через минут пять завозите, – сказала тетка и, оглядев белое платье Соломатиной, спросила: – Вы кто?
– Я – волонтер, – опасливо буркнула Инна. Она побоялась грубой насмешки со стороны Федотова. Но тот промолчал, а тетка сказала:
– Вот и хорошо, посиди с больным, а я хоть кофе глотну – с утра завал. Пять минут, ребята.
«Ребята» в полном молчании погрузились в свои телефоны. Соломатина писала эсэмэс подруге и думала, что телефон – просто счастье. Вот о чем бы сейчас беседовать с этим типом?!
– Интересно, костыли именные сразу выдадут? – вдруг подал голос Федотов.
Соломатина вздрогнула – реагировать надо было немедленно, но как, она не знала. Инна врала с трудом.
– Здесь костыли не выдают. Это рентген, – наконец ответила она.
– Ты – дура, да? – посмотрел на нее Федотов.
– Да, – согласилась Соломатина.
На следующий день доктор Владимир Анатольевич вызвал ее к себе в кабинет.
– Понимаю, вы – не наш сотрудник, вы – волонтер. Но вы отлично справляетесь со своими обязанностями. Вам осталось дней десять у нас проработать?
– Чуть больше, – кивнула Инна.
– Ну, вот, – вздохнул доктор, – будете сопровождать Федотова. Пока он будет учиться ходить.
– Хорошо. А что показал рентген?
– Ну… Я надеялся, что смогу его полностью восстановить. Но увы, – ответил Владимир Анатольевич.
– Все плохо?
– Будет хромать, ходить сначала с костылями, потом, надеюсь, с палочкой. Сейчас главное – ходить и научиться не падать. Опасности никакой нет уже – он может выполнять любые движения. Но за полгода он разучился их делать. Так что ставить больную ногу, уметь обращаться с костылями – вот первые задачи. Начинайте постепенно и старайтесь делать то, что здоровый человек делает даже не задумываясь – ходить по ступенькам, преодолевать бордюры, чувствовать разницу шага по тротуарной плитке, по асфальту, земле.
– Понимаю.
– Конечно, сделаем массаж и физиотерапию, но научиться уверенно себя чувствовать в пространстве – главная задача. И еще у меня к вам две просьбы.
– Конечно, слушаю, – солидно сказала Соломатина.
– Первая – Федотов не должен знать о нашем разговоре. Все, что надо, я сообщу ему сам. Вторая – перестаньте его дергать.
– Что?!
– Перестаньте его доводить. Будьте мягче, понятливее, не давите на человека.
– Я даже и не думала… – задохнулась от возмущения Инна.
– Да? – Доктор посмотрел на Соломатину. – А что тогда с Федотовым происходит? Был спокойный, добродушный парень, занятый только математикой. А теперь… А теперь неврастеник какой-то. А ему, между прочим, еще предстоит свыкнуться с мыслью, что он калека. Учтите это.
– Я не виновата…
– Мое дело вам сказать. Да, тут жена пирожков с мясом напекла. Специально для него, отнесите. Скажите, что это вы, что класс… Придумайте что-нибудь. Мне не очень удобно… – Доктор передал Соломатиной пакет.
– Хорошо.
Пока Инна шла по коридору, она три раза пожалела Федотова, два раза мысленно его убила и один раз горько вздохнула.
– Привязалась! Оставайся здесь, – командовал Федотов, пытаясь сделать шаг.
Костыли он держал по-дурацки, врастопырку. Они больше ему мешали, чем были опорой.
– Врач велел быть рядом, – терпеливо отвечала Соломатина.
– Не надо, только мешаешь. Иди отсюда.
– Нельзя.
– От тебя толку все равно никакого, уходи! – шипел Федотов, пытаясь опираться на больную ногу.
– Да хватит уже! – неожиданно гаркнула Инна. – Кудахчет курицей! Давай, выходи в коридор!
Федотов вскинул на нее глаза, переложил костыли в одну руку, доковылял кое-как до кровати.
– Все. Если ты не свалишь отсюда, я вообще не встану. Ты меня достала.
– Я тебя достала?! Я?! Я стараюсь, прыгаю вокруг тебя, а ты капризничаешь и грубишь! Ты просто хам! Да и откуда тебе быть другим! – Соломатина презрительно выпятила губу.
– Что! – Федотов подскочил, ступил на ногу, ойкнул, подхватил костыли и ринулся в коридор.
Соломатина поспешила за ним.
– Пошла отсюда! – обернулся к ней Федотов и заспешил в сторону ординаторской. На шум обернулись все, кто был неподалеку.
Федотов распахнул дверь и с порога крикнул:
– Где Владимир Анатольевич?!
– Олежка, ходишь уже?! Вот и замечательно, – словно не замечая его гневного вида, воскликнула старшая медсестра.
– Где врач?!
– Он в соседнем отделении, этажом ниже. Но ты не спустишься, лифт занят, новое оборудование поднимают.
Федотов не дослушал – он ковылял к лестнице. Соломатина следовала за ним. Первым препятствием на их пути была закрытая дверь. Федотов потянул ее за ручку, но открыть мешали костыли. Тогда он отступил, взял оба костыля в одну руку, свободной рукой распахнул дверь, сделал шаг и оказался в проеме двери. Еще чуть-чуть – и Федотов был бы на лестнице, но вместо этого он оказался зажатым дверью – сил удержать ее не хватило, скорости сделать шаг – тоже. Федотов машинально оглянулся и увидел спокойное лицо Соломатиной. Она не предпринимала никаких попыток ему помочь. Тогда он собрался с силами и протиснулся в щель. Дверь закрылась, но через мгновение открылась вновь. Это Инна следом вышла на лестницу.
Федотов, стараясь не обращать на нее внимания, стал спускаться вниз.
Ступени были широкими, удобными, поэтому Федотов довольно уверенно двигался, занося вперёд костыли и потом подтягивая больную ногу. Он был на середине пути, когда его рука вдруг сделала неловкое движение, он сам покачнулся, и выпавший костыль с грохотом проехал по ступенькам и упал на площадке, рядом с батареей. Федотов замер. Без опоры остаток лестницы казался пропастью, ступеньки – скользким льдом. Он машинально оглянулся на Соломатину.
– Что ты меня смотришь? – произнесла та. – Это твой костыль. Сам его и поднимай.
Федотов ничего не ответил, он осторожно «подполз» к перилам и, держась за них, стал медленно спускаться.
С этого дня они не разговаривали. Вообще. Они даже не здоровались. Это было удивительно, словно оба одновременно приняли решение не замечать друг друга. Соломатина по-прежнему появлялась в палате Федотова в своем отутюженном белом платье, по-прежнему убирала, мыла, проветривала. Она неизменно сопровождала Федотова на его прогулках. Но была лишь тенью – чтобы ни случилось, она и пальцем не шевелила, чтобы помочь. При этом не смотрела в мобильник, не отвлекалась на окружающих и неотступно следила за движениями Федотова, но никогда не приближалась к нему ближе, чем на три метра.
А потом наступил июль, школьники-волонтеры закончили свою работу и разъехались на каникулы. Соломатина отдохнула с родителями на море, потом пожила у подруги на даче. Она загорела, немного поправилась и накануне первого сентября остригла свои пушистые волосы.
«Соломатиной идет новая прическа», – сошлись во мнении одноклассники, встретившиеся в новом учебном году.
– Инка, после уроков за американскими котлетами пойдешь? – спросил ее хам Егоров.
– За чем? Куда? – не поняла Соломатина.
– В «макдак», дура, – хмыкнул Егоров.
