скачать книгу бесплатно
– Хорошо здесь, только пустынно.
– А разве это плохо?! В городе довольно людей, а здесь, за городом, они не нужны, – Костин улыбнулся, а у Ларисы заныло сердце. Улыбка была такая родная, такая обаятельная, принадлежавшая только ей, и никому больше. Ей нравилось, что вокруг них было пусто.
– Да нет, хорошо, тихо здесь.
– Пойдем обедать, – Костин взял ее под руку.
– А куда, здесь есть кафе?
– Есть.
Они подошли к одному из деревянных строений. На крыше, придавленной безветрием, полулежал флаг. На крыльце стояли старые пни, а в них цвели фиолетовые цветы. Широкая занозистая дверь была чуть-чуть приоткрыта, и в нее виден полумрак заставленного снастями помещения. Костин легко взбежал на крыльцо, решительно дернул дверь и держал ее, пока Лариса не вошла в прохладу, пахнущую соленой водой, песком, водорослями. За темными сенями, где стояли снасти, весла, сети и прочие лодочно-рыбацкие принадлежности, оказалась большая светлая комната, вся в сосновом дереве, с мягким светом. Здесь стояли низкие диваны, деревянные столы с холщовыми скатертями, удобные тяжелые стулья. На звук их шагов вышел огромный краснолицый человек.
– Зараза, ты, Костин, как принято говорить у вас, у русских. Ты сколько времени у меня не был?
Мужчины обнялись.
Через полчаса Лариса и Костин сидели за столом, перед ними стояли тарелки с жареной рыбой и салатом. Аппетит они нагуляли отменный, поэтому первые минут десять не перемолвились даже словечком. Все их внимание было поглощено мелкой, зажаренной в сухарях рыбешкой. Салат дожидался своего часа.
– Ох, как же вкусно, – наконец промолвила Лариса, переведя дух и оглядывая пустой ресторанчик. – Слушай, а что, мы здесь одни?
– Пока – да, но скоро приедут те, чьи лодки здесь стоят. Некуда будет упасть яблоку. Это же яхт-клуб. Причем очень старый, до революции еще был на этом самом месте. Течение реки здесь спокойное, удобная гавань. У меня много здесь друзей. А рыба хороша, оторваться невозможно. – Рыбешку он ел руками, аппетитно похрустывая маленькими, поджаристыми хвостиками. – А еще говорят, что салака – простая рыба. Да вкусней такой простой рыбы – поискать.
– А вот на салат меня не хватит, – Лариса посмотрела на огромную плошку с мелко нашинкованными огурцами, помидорами, укропом и бордовой стружкой репчатого лука.
– Ты посиди немного, отдохни. А потом и с салатом справишься. – Костин большой ложкой зачерпнул салат и с аккуратной жадностью отправил ее в рот. – М-м-м-м… Какая прелесть. Это просто сказочно.
От взгляда на него у Ларисы потекли слюнки. Она взяла вилку и подвинула к себе салатницу…
Чай, свежий, черный, они пили с кексом.
– Все, я даже не могу встать, – Лариса откинулась на спинку стула. Костин, прищурившись, как кот, смотрел на нее сытыми глазами и пускал кольца дыма в потолок.
«Как странно, он даже рыбу руками ест, как аристократ. Нет, как интеллигент, настоящих аристократов я почти не видела, – поправила себя Лариса, – носит смокинг, говорит по-английски и ест руками рыбу». Ее разморило, и она вполуха слушала Вадима.
– Нет, самый вкусный десерт – это аштарак. Восточная кухня по этой части вообще не отличается разнообразием. Все больше используют орехи, мед, фрукты. Так вот, вкус аштарака – сухофруктов, начиненных орехами – зависит от правильно выбранного сочетания. Например, в чернослив никогда не положат фисташки или кешью – слишком деликатный вкус у этих орехов. С черносливом используют грецкий орех, фундук. А вот с курагой или урюком – пожалуйста, кешью или фисташки.
– Откуда ты все это знаешь?
– Понятия не имею. Встречалось на моем пути…
– Пойдем походим, а то я сейчас усну.
– Пойдем, у нас есть еще немного времени.
– Ты спешишь? – Лариса очень не хотела, чтобы этот день заканчивался. Но усталость и здравый смысл подсказывали, что бороться с этим смысла не имеет.
– Нет, я никуда не спешу. Правда, надо один звонок сделать, но чем позже я его сделаю, тем лучше. Человек должен выспаться.
Лариса и Вадим вышли на берег. Река, успокоенная тихим погожим днем, была почти неподвижна.
– Какой сегодня длинный день, – Лариса прошла совсем немного и присела на перевернутую лодку.
– Устала? – Вадим остановился неподалеку.
– Ужасно. У меня день начался рано-рано.
– Какое совпадение, у меня сегодня тоже. Хотел статью написать, просили в «Обзор», но что-то стало лень. Выходные тоже должны быть.
– Согласна. Но сейчас мне кажется, что мы много и долго работали.
– Потерпи, сейчас Витас освободится, и поедем домой.
Лариса хотела удивиться, но сил на это ей не хватило. Она произнесла только:
– Вот скажи, как у тебя, простого смертного, так все просто получается? И в ресторанах лучших ты завсегдатай, и город знаешь, и в архитектуре разбираешься, и в яхт-клуб записан, хотя лодки у тебя нет? И такси появляются ровно тогда, когда тебе это надо? Может, какой-то секрет есть?
– Нет никакого секрета! Просто я общительный человек, у меня много знакомых и друзей.
– А такси? – Лариса дурачилась. Она устала и не хотела даже двигаться, а сидеть на перевернутой лодке было хорошо – ноги отдыхали в песке, прохладный, неподвижный воздух смешивался с речной тиной, из леса долетал запах нагретой сосновой хвои.
– Такси тоже. Но домой мы вернемся по воде.
– Это как?
– Сядем в лодку и доплывем прямо до причала у Замка. А там до твоей улицы рукой подать!
– Мы поплывем?! – казалось, сегодня удивить Ларису было невозможно, но Костину это удалось.
Через двадцать минут легкий моторный катер мчался в сторону реки Даугавы. Лариса и Вадим сидели на корме, на плечи Ларисы была накинута джинсовая куртка Вадима. «Как же я устала! Я даже не могу пальцем пошевелить», – подумала Лариса, и ее голова сонно опустилась на плечо Костина.
– Путешественница, просыпайся, мы приехали, – Ларису кто-то тряс за плечо. Она открыла глаза – такси стояло около ее дома.
– Ты сама-то доберешься до квартиры? – Вадим заглядывал ей в лицо.
– Да, конечно, – она улыбнулась, сонная, и неожиданно для себя поцеловала Вадима в губы, – спасибо тебе, это было просто великолепно.
Вадим на мгновение замер, затем мягко обнял ее и ответил ласковым поцелуем. Лариса вышла из машины и вошла в подъезд. Такси отъехало только тогда, когда в ее окнах зажегся свет…
Мягкий медведь занял всю ее подушку. Игрушечная толстенькая спина с округлой попой пристроилась к ее щеке и не давала нормально дышать. «Дочка, забери мишку, он мне мешает!» – Лариса проговорила это еще во сне и тут же вспомнила, что она в квартире одна. «Ах да, они же вчера уехали! И сегодня уже часа через три будут звонить, как добрались! А медведя она специально мне подсунула в кровать, я ведь не разрешила брать много игрушек». Лариса бережно взяла медведя, положила его под бок и стала вспоминать вчерашний удивительный день.
Как порой случается, события слегка перемешались, а их значимость была несколько переоценена. «Что это было?» – десятый раз подряд за последние сутки подумала Лариса. И точно так же, как и вчера, попыталась честно ответить на свой вопрос: «Так, просто провели время. А что, ему не с кем его проводить? Добрая половина женского населения Риги сбежится, помани он только пальцем. Нет, конечно, мы знакомы, можно сказать, вместе работаем, он мне помог в истории с Самойловым. Но ведь это же не основания для такого совершенно однозначного флирта. А я его, дура, в губы поцеловала!»
Ее утреннее настроение было похоже на дачные грядки – сорняки, то есть сомнения, появлялись откуда ни возьмись. Лариса заерзала под одеялом – вчерашний поцелуй был от души. Она была благодарна ему за такой чудесный день, за внимание и заботу о ней, наконец, за деликатность. Лариса оценила его сдержанность – ни одного личного вопроса или намека. Хотя она могла бы ему рассказать о своей семье, дочке, о том, как развелась с мужем. Вадим Костин, с его полным отсутствием даже намека на пошлость в обращении с людьми, был благодарным слушателем. Но она не решилась, поскольку сама не знала, как теперь оценить свои прошлые поступки. Но вчера и без ее откровений было достаточно личностных моментов. Ларисе на минуту показалось, что минувший день вполне может считаться началом отношений, пусть не однозначно любовных, но тесных дружеских. Впрочем… На дружеское поведение это тоже мало смахивало. Она вспомнила, как Костин держал ее за руку, как смотрел на нее за столом, как заботливо укрывал курткой на катере. «Мне что, десять лет! Я не могу отличить обычную вежливость от ухаживаний?!» Перед тем как встать с постели, Лариса Гуляева пришла к определенному выводу – она Костину нравится, вчера он ухаживал за ней, и от нее зависит то, как дальше будут развиваться их отношения. Придя к такому выводу, она расслабилась, раздумала вылезать из постели и решила пойти на работу к трем часам. «Ничего, я корреспондент, специальный, мне и поспать полагается!» – думала она. Но заснуть ей не удалось. За чередой воспоминаний о случившейся прогулке последовали мелкие противные соображения. «О чем мы с ним разговаривали?» – мусолила Лариса. И сама себе внезапно отвечала: «А ни о чем! Если вспомнить, то ничего серьезного, умного, весомого… Все разговоры о пустяках, Причем говорил в основном Костин». Лариса привставала в постели, как будто эта поза могла помочь ей расшифровать происшедшее.
В душе Ларисы летали качели – от восторженного замирания до неприятно-реалистического раздражения. Она вспоминала, что за весь день настроение Костина почти не менялось, только временами на него находило как-то ребячье озорство, как будто он о чем-то вспоминал, и это делало его безумно счастливым.
В редакции Гуляева появилась в четыре часа дня. Она застала ту самую суету, которая предваряет окончательную сдачу материалов, разработку макета и подписание свежего номера газеты. В отделе информации она увидела только Лену Пестик, которая что-то ворчала, правя свой текст.
– Что, секвестируем? – пошутила Лариса.
– Не то слово, половину газеты оставили под какую-то «информационную бомбу» от Гунара. Самого «бомбиста» нет и не будет больше месяца. Материалы будет присылать с курьером. Там, понимаешь ли, «репортаж с внедрением».
– Понятно, – разочарованно протянула Лариса, – а с чем связано-то «внедрение»?
– В курсе только ответственный. Знаю, что вопрос решился давно, Гунар поэтому уже три недели в отпуске. Чтобы правдоподобней все было…
Лариса вспомнила, что Гунар что-то такое говорил про какую-то контору, за которой давно уже наблюдает. Но она тогда слушала не очень внимательно – свои дела, дочка и, опять же, Костин.
– У нас отдел что-то совсем пустой, – бросила в воздух Лариса.
– Ребята на заданиях, а Сумарокова в командировке. Вчера в четыре часа утра уехала, уж не знаю почему, но только Илга предложила ей взять редакционную машину, а та отказалась. Георгий-то, сама знаешь, в Москве, – Лена оторвалась от своего материала, – уж не знаю, кто отвозил Сумарокову в три часа ночи на вокзал!
«Вокзал, опять вокзал – видимо, у всех вчера был день расставаний!» Лариса постаралась избавиться от подозрительности. Ей на минуту показалось, что именно Костин отвез на вокзал Сумарокову. Иначе почему он так рано оказался в ресторане, почему он повторял, что почти не спал ночью, почему он говорил, что очень счастлив?! Все это промелькнуло у нее в голове, но потом она себя одернула: «Вряд ли, почему он тогда не отправился домой спать?! А предложил мне прогулку на целый день!» Успокоив себя таким образом, Лариса еще немного покрутилась в редакции, отвлекая дежурных от их хлопот, и покинула редакцию в совершеннейшем душевном беспорядке.
«Славная она, и лицо такое хорошее, правильное, и фигурка. Все есть, но… ничего нет, – думал Вадим о вчерашнем дне. – Да, на фоне Лили все меркнут и кажутся «беззубыми», что ли. Как она на меня смотрела? Словно Дюймовочка на крота, безропотно. В ней чувствуется какая-то безграничная преданность. Если бы я захотел, мог бы воспользоваться правом «красивого человека», – думал Вадим о вчерашнем дне. Была у него такая теория, которую он озвучивал в тесном кругу близких приятелей. От этой теории попахивало дешевым ницшеанством, но самому Вадиму она очень нравилась.
– Видите ли, красивые люди – это особая каста. Им позволено все или почти все. Они не рискуют оказаться смешными или жалкими, они без страха и сомнений предъявляют свои права, будучи совершенно уверенными в их законности. Представьте себе некрасивого мужчину, который вздумал ухаживать за красивой женщиной. Он будет жалок! Красивый мужчина в этой ситуации станет героем, поскольку обречен на успех, даже в случае неуспеха. Красивым людям удается все – и власть, и творчество, и жизнь! И, что самое любопытное, красота определяет их мировоззрение. Она формирует их психологию, психологию победителя.
– Тем не менее в Спарте тебя бы сбросили со скалы еще в младенчестве, – как-то заметил его приятель.
– Это почему же? – встрепенулся неприятно удивленный Костин.
– А у тебя верхний правый клык криво сидит!
Этот небольшой изъян в практически идеальной внешности Костина не портил. Более того, придавал ему некоторую мужественность и обаяние.
Костин лелеял свою теорию и обожал проверять ее на практике. Вот и сейчас он был уверен, что, попробуй он соблазнить Ларису Гуляеву, несомненно, в этом преуспел бы. Размышления на подобные темы совершенно не противоречили, как ему казалось, прочному чувству к Лиле Сумароковой. Ночь, проведенную с Лилей, он не забыл, как не оставил свои планы увести ее от Георгия. Что же касается этической стороны подобных взаимоотношений – то он был согласен с классиком: «Закат старой морали – это когда она еще способна мучить нас, но уже не способна поддерживать!»
Вадим сидел у окошка на заседании публицистов, слушал, как обсуждаются насущные проблемы, и скучал. На эти заседания он ходил исключительно для сбора материала – здесь встречалось столько типажей, описывай не хочу. Вот, например, Замиекс. Бывший педагог, как он себя называл, а на самом деле учитель труда из Резекне. В жизни никогда ничего не писал, до тех пор пока в их школу не приехало местное начальство из гороно. Начальству, помимо всего прочего, показали табуретки, сделанные учениками под руководством Замиекса. Начальству поделки понравились, и оно решило на одной из них посидеть. Под толстой дамой табуретка сломалась – то ли на этот вес изделие не было рассчитано, то ли дерево было трухлявое, то ли крепеж недостаточно прочный. Тетку из гороно поднимали всем миром, а Замиекса стали потихоньку выживать из школы, намекая на его любовь к «темному рижскому». Вот в этот-то час в нем проснулся публицист. Замиекс стал не только жаловаться на несправедливость, он принялся писать в газеты и журналы. Что удивительно, его гневные письма сначала печатали в рубриках «Читатель прислал письмо» или «Откровенный разговор», а потом и вовсе как самостоятельное произведение. Замиекс сначала писал о проблемах школы, потом перешел на проблемы воспитания подрастающего поколения. Сейчас Замиекс считался одним из ведущих публицистов республики, который освещал темы исключительно гражданского или политического толка. Ни одна телепередача, ни один «круглый стол» не обходились без этого бывшего учителя труда. Костин слушал, как Замиекс важно вещал о задачах публицистики на «текущий, сложный, противоречивый и полный перемен период» и делал пометки в своем блокноте. Замиекс, от которого не укрылось это движение, гордо расправил плечи – ведь не каждый день такая звезда, как Вадим Костин, конспектирует его, Замиекса, выступление. Но Костин и не думал записывать за председателем секции его благоглупости. Он, по обыкновению, делал заметки к своей книге.
«Клубок сплетен», или, может быть, она будет называться… Вадим не знал, как он назовет свою первую книгу. Да и, собственно, это было не так важно – Вадим был из тех, кто прежде всего думал не о форме и оформлении, а о сути. А суть была такова – жизнь многообразна не явлениями, а характерами. Вадим, помня из курса советской литературы, что основа – это люди, в своей первой книге хотел нарисовать характеры, и, уже как следствие, судьбы, этими характерами обусловленные. Костин не расставался с блокнотом, неустанно фиксируя происходящее вокруг. Официанты, таксисты, просто случайные собеседники, не говоря уже о людях, с которыми он сталкивался по роду своих занятий, – все они теперь становились изучаемым материалом. Впоследствии, через много лет, Костин так и не смог найти ответ на вопрос, зачем он тогда написал и издал такую книгу. Сейчас же хотелось немного скандальной славы и оголтелого читательского внимания.
Работа секции публицистов заканчивалась в баре Дома писателей. Все уже достаточно устали, чтобы всухомятку обсуждать насущные проблемы и слушать менторство председателя. Костин решил не оставаться и стал спускаться вниз. На лестнице его окликнули:
– Вадим!
Лариса Гуляева в открытом ярком сарафане и в босоножках на шпильке стояла в фойе у афиш.
– Привет, как ты? Выспалась? – Вадим удивился тому, как Лариса изменилась – она казалась тоньше, загорелые плечи матово блестели под желтоватыми лампами фойе, лицо с румянцем было совсем детским. – Вчерашний день тебе пошел на пользу!
– Ну да, свежий воздух полезен всем. А ты куда?
Вадим вместо ответа неопределенно развел руками.
– Может, кофейку попьем, а то у меня с утра столько всяких хлопот было. – Лариса врала и старалась не прислушиваться к биению своего сердца.
Костин посмотрел на часы. До встречи с Лилей Сумароковой еще было два с половиной часа. По рижским меркам и с рижскими расстояниями – целая вечность. Он перевел взгляд на Ларису и согласился:
– С удовольствием, и даже не буду спрашивать, как ты здесь оказалась и что ты здесь делаешь!
Лариса смущенно и счастливо рассмеялась.
– Ты пробовала коктейль «Гарибальди»? Нет?! Господи, какой пробел в твоем образовании! Я сейчас тебе расскажу, как его делают. Берут кампари, можно красный вермут, апельсиновый сок и дольки красного апельсина. Все смешивают, можно со льдом, можно – без.
– У меня два вопроса. Первый – почему «Гарибальди», а второй – а если не найдут красные апельсины?
– Относительно названия – ничего сказать не могу. Коктейль красный, может, это потому, что сторонники Гарибальди носили красные шарфы? А апельсины можно взять любые… Обрати внимание, как у него сложен платок в нагрудном кармане? – Вадим еле заметно кивнул в сторону известного оперного певца. – Отец рассказывал, что его приглашали в Европу, он отказался. В пятидесятые слыл самым известным франтом.
– А что удивительного в этом платке?
– Да, собственно, ничего, просто метка времени. Дело в том, что так платки складывали в сороковых-пятидесятых годах. Не уголком, а узкой полоской. Моду ввели американские ведущие актеры, называется она – TV Fold.
Лариса посмотрела на высокого седого мужчину, сидевшего в одиночестве на мягком диване. На столике перед ним стояла чашка кофе и рюмка с рижским бальзамом. Одет он был в толстый твидовый пиджак, лацканы которого свидетельствовали о времени его пошива. Во-первых, они были широкими, такие уже не шили лет тридцать, а во-вторых, они были немного замаслены. Но из нагрудного кармана этого видавшего вида пиджака торчала белоснежная полосочка.
Лариса вернулась домой и, лежа на тахте в своем любимом сарафане, вспоминала подробности встречи. То, что она выглядела прекрасно, – в этом у нее не было сомнений, она по глазам Костина это видела. Он не сводил взгляда с ее загорелых плеч и груди. То, что на этот раз она была разговорчива, остроумна и кокетлива, – тоже не требовало подтверждения. То, что Костин был галантен и мил, – и с этим спорить не приходилось. Оставалось несколько моментов, которые ей сейчас хотелось прояснить. Почему он так часто смотрел на часы, что стоит за его ласковым поцелуем на прощание и куда он помчался сломя голову, как только пробило восемь часов вечера? Лариса сначала сосредоточилась на поцелуе. Костин целовал ее ласково – осторожно прикасаясь к ее губам, не настаивая, но при этом как-то неотвратимо. За такими поцелуями следует долгое молчание и ожидание поощрения, эти поцелуи как прелюдия к отношениям, откровенным и страстным. Но почему он так часто смотрел на часы и так быстро уехал?
«Как хорошо, что мы с тобой сегодня увиделись! Не пропадай! – Он встревоженно посмотрел по сторонам и против обыкновения не стал ловить машину, а добавил: – Ты сама доберешься, у меня пятнадцать минут до встречи?!» И быстрым шагом пошел в противоположную сторону.
Она добралась сама. Ей было приятно идти через оживленный яркий город. Она шла и несла на себе печать «отношений», печать «свидания». Это добавляло ей обаяния, уверенности и смелости. Мужчины провожали ее взглядами, женщины завидовали, раздражась от ее самоуверенности.
Лариса решила, что ничего сегодня делать не будет. Она займется мелкими, приятными дамскими делами – разберет юбки и платья, достанет и рассортирует туфли, сумки, платки. «Завтра хочу надеть синий костюм. Он меня еще в нем не видел», – подумала она, и ей стало ясно, что завтра она опять будет искать встречи с Костиным. О дочери она подумала поздно вечером, когда засыпала: «Интересно, как он будет к ней относиться? С Айвором Вадим всегда найдет общий язык – он слишком хорошо воспитан, чтобы ревновать или объявлять бойкот. Дура я! Только поцеловались, а я уже о таких подробностях думаю». Испугавшись своей самонадеянности, она стала думать о том, что истории между мужчиной и женщиной имеют всего три-четыре сценария, ничего нового уже никто не придумает, но характеры участников событий окрашивают истории в совершенно разные тона.
Женщина мечется между чувством и чувством долга. Эти «ножницы» порой режут по-живому, не оставляя надежды на компромиссы, потому что компромиссов здесь быть не может. Женщина, будучи по натуре существом, склонным искать во всем согласия, даже эту безнадежную ситуацию старается привести к одному знаменателю. Но, убедившись, что это невозможно, она делает выбор. И этот выбор чреват такими муками, что думаешь, а не лучше ли предоставить свою судьбу случаю и обстоятельствам. Как это ни странно, но этот, с первого взгляда безответственный и слабовольный, выбор свойствен натурам как раз сильным. Им хватает терпения и выдержки, силы воли и осторожности не принимать решения в состоянии любовной горячки. Большая часть почитает за героизм насиловать ситуацию волевыми и крайне болезненными для окружающих решениями.
– Я ухожу от мужа! Я – влюбилась! – провозглашает одна, совершенно не заботясь о том, что ее скорое, принятое под влиянием минуты решение доставит массу огорчений и хлопот ничего не подозревающей второй половине. Если бы влюбленная жена хоть на минуту «притормозила», то очень скоро выяснилось бы, что муж гораздо приятней, чем этот полузнакомый мужик с неизвестными тебе заморочками, претензиями и шлейфами воспоминаний о том, как кто-то ему варил вкусную манную кашу. И спрашивается, «на кой черт вам эти галеры»?!
В то время как Лариса размышляла о трудностях выбора, Лиля Сумарокова тихо радовалась тому, что она свой выбор сделала, и об этом обстоятельстве твердо и непреклонно сообщила некоторым заинтересованным лицам. Сейчас она наслаждалась утренним кофе за большим круглым столом в своей гостиной. Напротив нее сидел муж Георгий, который в одной руке держал раскрытую свежую газету, в другой – вилку с пышным омлетом. Притворяясь, что читает газету, он пытался разгадать причину внезапного увлечения его жены французской кухней и кухней вообще. До недавних пор Лиля вообще никогда не проявляла никакого интереса к домашней стряпне. Более того, она всегда проводила в жизнь принцип «Не теряй время за едой!».
– Господи, мне две статьи надо сдать, колонку в журнал и одно интервью, а ты хочешь, чтобы я холодец варила! Ты с ума сошел!
Георгий Николаевич вздыхал и отправлялся в кафе «Флора» есть мелкокрошеные мясные волокна в трясущейся субстанции. Но так было два месяца назад. Теперь же в доме все обстояло иначе.
– Как ты смотришь на рыбу а-ля Провансаль?
– Лилечка, а это как?
– Маойнез, травы, лук-шалот, сыр, – отвечала жена.
– А рыба там есть? – недоверчиво спрашивал муж.
– Конечно, во всяком случае, в рецепте она указана.
Рыба по-провансальски, мясо в горшочке, голубцы в соусе «цацик» – чего только не перепробовал за это время Георгий Николаевич. Он ел, удивляясь тому, что Лиля стала проводить столько времени на кухне, тому, что почти каждое утро она вставала теперь на полчаса раньше (а всегда было наоборот, он просыпался первый, и в его обязанности входило приготовление завтрака), варила кашу, жарила яйца и взбивала омлет. Она была ласкова, предупредительна и страшно сексуальна. Георгию Николаевичу казалось, что они переживают второй медовый месяц. Причем этот второй месяц был не в пример приятней того, первого, когда капризная молодая жена устраивала истерики по каждому ничтожному поводу, надеясь таким образом победить в войне разногласий на уровне ценностей: «Твоя рыбалка – это полная чушь! Я предпочитаю что-нибудь более интеллектуальное, например чтение книг». Сейчас же Лиля его удивила, привезя ему из командировки подарок – поплавки и какую-то импортную леску.
– Вот, случайно увидела, может, пригодится тебе.
Тот вечер, после первого свидания с Костиным, когда она дала себе обещание сделать мужа счастливым, она помнила очень хорошо. Прошло два месяца, за которые деятельная Лиля почти полностью перекроила семейную жизнь. В доме стало пахнуть пирогами. Каждую субботу у них бывали гости – исключительно друзья Георгия. «Мормышка», «блесна», «подсекать» – эти слова звучали в их доме все чаще и чаще.
