скачать книгу бесплатно
– Абсолютно ни о чем неожиданном – о смерти дяди Эрика. И все.
– И все? Совсем ничего больше? Ничего… личного?
– Какое еще личное, откуда личное? – страшно возмутилась Милана.
– Милана, ради Бога, неужели ты не видишь, как тобой интересуется Дэн?
– Пожалуйста, Эмма. При данных обстоятельствах даже неудобно об этом говорить. Это полная ерунда.
– Об этом всегда удобно говорить. При любых обстоятельствах. Жизнь течет быстро. И ничего и никого не ждет.
– Мы просто неплохо общаемся, он очень помог с презентацией твоего проекта, чем вызвал мое уважение, он беспокоится о тебе и о твоем настроении и здоровье, но не более того.
– Это просто потому, что ты плохо знаешь Дэна. А я его очень хорошо знаю. Он еще сам не отдает себе отчета в том, как ты ему интересна. У него все это происходит с некоторым запозданием. Осознание, в смысле.
– Эмма, умоляю тебя, с моей внешностью, ну кому я могу понравиться? Какому здравомыслящему мужчине? Кроме того, это настолько бредовая идея, мы люди совершенно разного круга.
– Вот именно, здравомыслящему человеку ты как раз бы и понравилась.
– И потом, я с такой же легкостью могла бы предположить, что он души в тебе не чает, и изнывает от неразделенной любви к тебе, и совершенно потерял надежду после того, как ты вышла замуж.
Даже несмотря на свою слабость, Эмма нашла в себе силы рассмеяться.
– Спасибо, Мила, рассмешила. Ты что, мы всю жизнь наблюдаем друг за другом с Дэном. Между нами никогда не было даже маленькой увлеченности. Ну, может, самую малость, и быстро прошло. Я же тебе говорю, мы с ним, как брат и сестра.
– Я знаю, что такого не бывает между мужчиной и женщиной. И не стоит меня переубеждать в обратном. Так что я остаюсь при своем мнении.
– Хорошо, посмотрим, ты увидишь, – согласилась Эмма и откинула голову на подушки.
День прошел на удивление быстро. Молодежь развлекалась катанием на водных мотоциклах, ребята с криками и смехом прыгали в воду со второго этажа яхты. Никто и не думал купаться, так как вода была уже ощутимо прохладной. Но отказать себе в удовольствии прыгнуть с заманчивой высоты ребята не могли. Дэн, Мишель и Илья развлекались тем, что после прыжка, замерзшие и продрогшие в воде, они прибегали обратно на палубу и ждали, пока кто-нибудь из девочек, Юлия или Милана, не накинет им на плечи огромное полотенце и не предложит чашку горячего чая с медом. Эмма, закутавшись в плед, сидела на кушетке и наблюдала за этим увлекательным процессом.
Вдруг Дэн обратился к Милане:
– Милана, а Вы что же не прыгаете? Боитесь, наверное?
– Чего же тут страшного? Подумаешь, с высоты четырех метров прыгнуть в холоднющую воду, – пыталась отшутиться Милана, которая на самом деле больше всего в жизни боялась двух вещей: воды и высоты.
– Значит, ничего страшного, – неумолимо добивался своего Дэн, с улыбкой наблюдая за реакцией девушки.
«Не понимаю, что я ему далась, со скуки что ли не знает, чем заняться, ну пусть бы попросил Юлечку Абельман прыгнуть», чертыхалась про себя Милана. Тут вмешалась Эмма:
– Дэн, оставь бедную Милу в покое, что ты к ней привязался? Она и так плохо переносит воду и едва согласилась поехать с нами кататься на яхте.
И уже совсем тихо она сказала Милане:
– Ну, что я тебе говорила?
Милана ответила непонимающим взглядом.
Что ж, подумала она, Денди хочет развлечься, мы ему поможем в этом.
– Дэн, я готова поспорить, что прыгну.
– Мила, прекрати, – Эмме было уже не смешно, – еще схватишь простуду, что тогда мы будем с тобой делать? Так и проваляешься с температурой всю поездку. Лазарет на яхте устроим. Пошутили и хватит.
Милана не обращала на слова Эммы никакого внимания. Она продолжала смотреть прямо на Дэна:
– Я прыгну, Дэн, только Вы должны пообещать, что в этом случае кое-то сделаете для меня.
Допив свой чай, Дэн медленно проговорил:
– Я слушаю внимательнейшим образом, – и тепло улыбнулся Милане.
К этому времени все заинтересовались происходящим. Юля Абельман раздраженно следила за развитием событий, не понимая, почему Дэн пристал с вопросами именно к Милане.
– Хорошо, ты приготовишь девочкам какой-нибудь сюрприз.
– Слышали, ребят, – весело обратился Дэн к Мишелю и Илье, – нам придётся поломать голову! – и все дружно рассмеялись, – ну а теперь, мадмуазель Милана, в воду!
Милана одарила Дэна последним тяжелым и суровым взглядом и встала на то место, откуда все совершали прыжки. Сердце её ушло в пятки. Оказалось, что вода была гораздо дальше внизу, чем ей казалось раньше. Деваться было некуда, нужно было проучить этого самонадеянного Денди, чтобы впредь он подумал дважды, прежде чем шутить над ней или поддевать её каким-либо образом. Девушка зажмурилась и с визгом спрыгнула вниз.
Ледяная вода словно иголками насквозь пронзила всё тело Миланы в одно мгновение. Сначала она опустилась глубоко под воду, а потом одним толчком выплыла на поверхность и жадно стала хватать ртом воздух.
– И что это за выскочка такая, эта Милана, – возмущалась Юля, подсевшая к Эмме на кушетку, – почему она все время тусуется с нами? И ещё Дэн с ней постоянно шушукается о чём-то, и Вадим Валерьевич приглашает её сесть ближе к нему за завтраком. Тоже мне, VIP. Вот и занималась бы с тобой английским, раз вы за этим её позвали, а так вообще не понятно, что она о себе возомнила.
– Дорогая кузина, – холодно ответила Эмма, – Милана не просто мой преподаватель английского, она мой друг. Прошу больше так о ней не говорить.
– Что не говорить, что я такого сказала?! Я всего лишь за порядок – рабочие лошадки вместе с рабочими лошадками, пусть знает свое место и к нам не пытается подмазаться, небось, она уже возомнила себе что-то на счет Дэна, вон как бросилась в воду ради него. Да он даже не посмотрит на такую уродину.
– Так, – не выдержала Эмма, – замолчи сейчас же, – лицо её покраснело, и всё её тело стало заметно трясти, – не то я скажу папе, и он выкинет тебя за борт! – терпение девушки явно было на пределе.
– Не надо, не утруждайся, я сама прыгну, что я, в конце концов, хуже этой пигалицы?! – взвилась Юля и вскочила с дивана.
Пока она направлялась к ребятам, ей пришлось пронаблюдать, как Дэн подает полотенце Милане и укутывает её ноги, чтобы та быстрее согрелась.
Завидев Юлю, Мишель стал суетиться вокруг нее, а Илья тем временем задумчиво наблюдал за Дэном и Миланой.
– Я не думал, что Вы решитесь, – тихо говорил Дэн, накрывая Милану уже вторым полотенцем. У девушки зуб на зуб не попадал, – вот, выпейте горячего чаю, – и Дэн протянул ей ароматную чашку с дымящимся напитком.
– Начинайте ломать голову над сюрпризом, – только и ответила Милана, едва заметно улыбнувшись Дэну. Сделав пару глотков чая, она удалилась в свою каюту, чтобы высушить волосы и потеплее одеться.
В это самое время Амелресов и Абельман, а также Енисеев вместе с бельгийским ученым отправились на рыбалку на шлюпке. А ближе к вечеру Абельман устроил мастер-класс для ребят по приготовлению свежей рыбы. Мария Амелресова с Ниной Алексеевной отправились на шопинг в Каннах и также не заметили, как прошло время. А к вечеру за столом на некоторое время воцарилась приглушенная тишина, так как над этой красивой и богатой яхтой каким-то неясным драматичным образом все же, как ни прискорбно, витал дух смерти бедного дяди Эрика.
После ужина наступил самый тяжелый этап дня для Миланы. Она так и не считала себя полноправным членом этой изысканной тусовки. Поэтому каждый вечер придумывала правдоподобный предлог для того, чтобы уйти спать пораньше. Или же улавливала подходящий момент, когда она никому не бросалась в глаза. Это было самым любимым ее средством избавления от мучительного высиживания после ужина с ребятами, а еще хуже, со всеми взрослыми, если складывалась такая ситуация. Сейчас почти что подвернулся такой удачный момент, когда она могла улизнуть в свою каюту никем не замеченной.
На палубе стало совсем темно. Только горел свет внутри гостиной, и большие фонарики со свечами на самой палубе. Мишель вежливо сидел возле кресла, в котором полулежала Эмма, завернувшаяся в плед, и развлекал ее фотографиями в IPad. Илья и Юлия Абельман с огромным интересом слушали Дэна, который зачитывал из Интернета новости про дневник дяди Эрика. Волна слухов о его дневнике шквалом охватила интернет-пространство. Стоимость этого документа, в случае его счастливого обнаружения, доходила до астрономических цифр. Одним из самых почетных участников раздувания шумихи вокруг этой новости стал музей Гуггенхайма. Речь уже шла не только о последнем дневнике Эрика, который мог раскрыть тайну его смерти. Высказывались предположения, что существовало несколько томов, написанных рукой Оффенгеймера. То есть у писателей и публицистов, репортеров и историков, политиков и экономистов была потенциальная возможность ознакомиться с жизнеописанием выдающегося бриллиантового магната, вращавшегося в самых что ни на есть приближенных к власти кругах, обладавшего засекреченной информацией по множеству вопросов международной политики; талантливого бизнесмена и экономиста, яркого и нестандартно мыслящего человека, чья жизнь и откровенные мысли о событиях, ее наполнивших, могла бы стать отражением целой эпохи и породить немало международных скандалов.
Однако, в чем-то Эрик, отошедший в мир иной, был счастливее живых людей, пребывающих на нашей бренной земле и поминутно сталкивающихся с суровой реальностью. Именно эта суровая реальность и раскрывалась сейчас во всей красе перед Миланой, которая нечаянно заметила, как густые волосы Юлии Абельман коснулись плеча Дэна, когда она наклонила голову к экрану его компьютера. Сердце Миланы не выдержало, и она не стала больше дожидаться, пока удачный для ретировки момент ускользнет, тихо поднялась и ушла с палубы.
Вдруг кто-то сзади ее негромко окликнул. Это был Дэн.
– Милана, куда это Вы собрались?
Милану как будто кто-то кольнул в легкие, отчего ей стало ощутимо трудно дышать.
– В свою каюту, – выпалила она. – В смысле, я пойду, пожалуй, спать. Я немного устала.
– Немного не считается, – весело заявил Дэн. – Пойдемте со мной. Зачем Вам скучать в своей каюте в полном одиночестве? Мы сейчас начинаем играть в карты.
– Спасибо, что зовете, Дэн. Правда, я не могу, я устала.
– Вы отдохнете за игрой. Пожалуйста, Вы не можете уйти. Вы почти что, можно сказать, стали членом нашей семьи. Вам будет весело, я обещаю. Идемте.
– Я…
– Я не принимаю отказов!
И Милана поплелась за Дэном обратно на палубу, не найдя больше аргументов для сопротивления.
Шел второй час ночи. Взрослые разошлись по каютам и видели уже десятый сон. Эмма также давно спала, выпив свои многочисленные лекарства под чутким руководством самого Амелресова.
В центре палубы стоял пуфик для ног, на нем была расстелена газета. Юля сидела прямо на полу перед пуфом, скрестив ноги, и сворачивала какую-то непонятную сигарету. После того, как сигарета была приготовлена, ее зажгли и пустили по кругу. Мишель разливал девушкам вино. Разговор был совершенно ни о чем: в центре внимания был несчастный Мишель, которого Юля пыталась научить общению с противоположным полом. Между тем продолжалась игра в карты. Юля и Илья весело смеялись, стараясь при этом не слишком шуметь, чтобы не разбудить взрослых. Брат и сестра выражались очень свободно и вели себя раскованно. Разговор происходил на английском языке.
– Мишель, передай мне плед, – скомандовала Юля.
Мишель послушно передал ей плед.
– Мишель, ты должен научиться быть настоящим мачо. Зачем ты сделал то, что я тебе велела? – не унималась смеющаяся Юля.
– Как зачем, – смутился несчастный, – потому что ты попросила, значит тебе холодно.
Последовали пароксизмы сдавленного смеха. Даже Милана не выдержала и улыбнулась.
– Мишель, никогда не делай то, что тебе велит девушка, если хочешь быть настоящим мачо, – и снова последовал смех. – Вот, смотри, – и Юля стянула газовый шарфик с шеи, затем она встала, подошла к борту яхты и вытянула руку с шарфиком над водой, – вот если я сейчас отпущу шарф и скажу тебе прыгнуть за ним в воду, ты и это сделаешь?
– Да, прям тут же, и не задумался бы, – жалко пытался шутить красивый Мишель, походивший на ласкового пса.
– Клянешься?
– Клянусь! – крикнул Мишель.
Тут Юля отпустила шарф.
– Мишель, прыгай! – скомандовала она.
Илья и Мишель подлетели к краю палубы и перегнулись через него, чтобы увидеть, какова была судьба шарфика. Его тут же подхватил ветер и, развеваясь и переворачиваясь в воздухе, шарфик полетел над поверхностью воды, пока, наконец, не исчез в темноте.
– Ну что же ты, ты же поклялся, прыгай! – издевалась Юля.
На Мишеля было жалко смотреть.
Дэн и Милана остались сидеть на своих местах.
– Вам не весело? – спросил Дэн, смотря Милане прямо в глаза. Его прямой взгляд в темноте трудно было оценить. Но взгляд был беспокойный, и Милане почудилось, как будто Дэн что-то важное сейчас определит для себя, услышав ее ответ.
– Нет, – серьезно сказала Милана, – мне жалко Мишеля. Я иду спать, с Вашего позволения.
Глава 2. Самый умный осьминог
Плавно передвигая свое овальное тельце глубоко под толщей морской воды, к объекту невнятной конфигурации подполз осьминог. Как только десять тысяч рецепторов на одной его «руке» коснулись этого предмета, мозг откликнулся сигналом «несъедобно». Дальнейшая рекогносцировка показала, что это человеческое изобретение, которое, как вспомнилось осьминогу, называется «сумка». Потеряв всяческий интерес к бесполезной находке, наш друг равнодушно пополз дальше, оставив никчемный предмет непонятного назначения украшать морские глубины.
***
Высшее общество, закрытые клубы, кастовая система, элитарность. Неужели Дэн видит себя в этих рамках? И что требуют от него эти рамки? Закончить престижный вуз, МГИМО, например, учащихся которого можно условно подразделить на три основных категории: отпрысков мафиозных миллиардеров, дети которых плохо спят по ночам из-за бряцания костей скелетов в папином шкафу; миллионеров средней руки, чьи грешки поменьше, а аппетит побольше; и нищебродов-богатеев с быстрыми короткими деньгами, которые решили, что перескочат в новую социальную касту с помощью своих детей. Потом получить диплом, потом поступить на недостижимо для других выгодное место работы благодаря папиным связям и работать рука об руку все с теми же выходцами из МГИМО. А получается, что жизнь, которая должна напоминать, по сути, чистейший алмаз, который по воле человека подвергается огранке, заранее огранен именно таким образом, каким его захотело видеть общество. И при том далеко не все общество, а лишь тонкая его прослойка. Почему именно так, а не иначе? Почему человеку так редко позволяют насладиться творческим процессом огранки бриллианта под названием собственная жизнь? – размышлял Дэн. Он родился в Москве, но будучи еще совсем маленьким, отправился с родителями в Грецию, где его отец работал в посольстве. Так что по-гречески он научился говорить быстрее, чем на родном русском. После Греции была Испания, куда он попал в возрасте семи лет. Тогда впервые он почувствовал, что значит расставаться с друзьями. Друзья из посольства провожали его со слезами на глазах. Конечно, это были в основном девочки, кто плакал. Но это, несомненно, тронуло его мальчишеское сердце. Дальше была Португалия, где он оставил свою первую любовь – португальскую девочку африканской крови по имени Мариана, с необыкновенными синими глазами. Тогда он осознал, что национальные и расовые различия не имеют для него значения. Это было счастливейшее время в его жизни. Эпоха двухтысячных, невероятные истории, исходившие от людей из окружения отца, о новых русских олигархах, об их частных самолетах, об их офшорных счетах… Потом была Мексика, где Дэн понял разницу между морем и океаном и решил, что постарается в жизни мыслить масштабами океана, и не зацикливаться на рамках, обозначаемых морскими берегами. Потом была Саудовская Аравия, где его семья жила за высокими стенами забора, в доме, который скорее можно было назвать зАмком. А за забором была нищета. Тогда Дэн осознал несправедливость мироустройства и стал задаваться многими риторико-философскими вопросами, сильно поколебавшими его веру в разумность социальной организации. Ну а потом плавно наступили университетские годы. В весьма разнохарактерной и разнокалиберной студенческой среде МГИМО Дэну помогли правильно ориентироваться в жизни те впечатления, которые он получил в детстве в разных частях белого света. Он понимал уникальность своего положения, социального статуса, но никогда не превращался в сноба. Хотя временами его снобизм, впрочем, вполне сбалансированный и обоснованный, носящий более интеллектуальный, нежели кастово-материальный характер, прочитывался в том, насколько тщательно он выбирал узкий круг своих друзей, сохраняя при этом со всеми окружающими прекрасные дружеско-приятельские отношения. Девушки появлялись в его жизни не очень часто и больше эпизодически, так как он довольно быстро в них разочаровывался. Да и времени у него было катастрофически мало. Все свободные дни, каникулы и летние месяцы он проводил в Европе с родителями, которые брали его с собой на дипломатические обеды и ужины, выставки и культурные мероприятия, в театр на мюзиклы и спектакли. Отец его в это время работал в Лондоне. Живя там летом, Дэн мог сесть на самолет и уже через мгновение оказаться в Париже, или Мадриде, или в Милане, или в Афинах и наслаждаться досугом в этих прекрасных центрах многовекового культурного наследия. Если в Венском оперном театре шла какая-то редкая постановка, он мог специально прилететь, чтобы послушать уникальное выступление оперных див. Если в музей Прадо привозили редкую выставку, он не задумываясь, мог на нее попасть. И надо сказать, что родители не скупились, стараясь привить сыну любовь к высокому искусству.
Однако не гнушался он и развлечений несколько иного характера. Он с удовольствием посещал вечеринки в ночных клубах. Всегда находил толпу друзей, с которыми веселился до утра. В каждом месте, в каждом европейском городе, куда бы он ни приезжал, он неизменно находил старых друзей, которые души в нем не чаяли. И с ними он полностью отдавался волнам веселья и опьяняющего разум праздного беззаботного существования.
Но потом опять возвращались осенние дни, начиналась учеба, и Дэн вновь превращался не в очень усидчивого и старательного, но очень сообразительного и обаятельного студента.
Эта разносторонность Дэна была его удивительной характерной чертой. То, с какой легкостью он сходился с людьми, с каким удовольствием он с ними общался, компенсировалась тем, сколь узкий круг людей был допущен в его личное пространство, в его внутренний мир.
Итак, стоило ли Дэну смириться с заранее ограненным бриллиантом собственной жизни или стоило превратиться в юного революционера? Но если все же рассуждать шире, то не является ли жизнь каждого из нас кем-то и зачем-то заранее «ограненной»? Задумываются ли люди, что практически каждое их движение в течение дня, по сути, кем-то другим предопределено? И чем старше становится человек, тем лимитированнее радиус спирали, по которой он может двигаться вокруг своей драгоценной оси, читай – персоны. Мы же не можем покинуть наше тело, к которому привязаны изначально. Это нас ограничивает уже в детстве. Но, по крайней мере, когда мы маленькие, мы не владеем тем грузом стереотипов, которое начинает давить на нас со временем. Мы принимаем, возможно, не до конца осознанные, но зато свои собственные решения. Потом, по мере взросления, мы всё быстрее и быстрее теряем эту способность, до тех пор, пока принятие никем и ничем не продиктованных решений становится уже окончательно невозможным.
Представьте ваш утренний ритуал. Вы просыпаетесь и идете чистить зубы. Какую зубную пасту вы выберете? Ту, реклама которой вам понравилась больше всего. Ну и, разумеется, не самую дешевую, возможно даже, самую дорогую (это сейчас касается уважаемых мужчин, которые собрались вечером пригласить домой девушку, на которую хочется произвести впечатление). А если вам не позволяет статус заказывать или покупать дешевую зубную пасту, просто потому что ее будет заказывать ваш водитель, перед которым вам стыдно покупать дешевую пасту? Потому что, понятное дело, все начинается именно с зубной пасты. Именно зубная паста – как краеугольный камень вашей зарождающейся репутации. Именно зубная паста – как фундамент вашего имиджа. Именно зубная паста – как критерий оценки релевантности вашего социального статуса. Если водитель скажет всему остальному служебному персоналу, работающему на вас, что вы жлоб и покупаете дешевую зубную пасту… вам уже от лейбла жлоба не освободиться вовеки. Ну а в противном случае, если вы можете себе позволить только дешевую зубную пасту, то представьте, как вы стесняетесь ее покупать, или как вас ночью начинают беспокоить мысли, что у вас портятся зубы по причине использования плохой зубной пасты. И вы ворочаетесь, и теряете драгоценные минуты сна, а на утро просыпаетесь с тяжелой головой. А еще хуже, если на вас лежит ответственность за то, что этой дешевой пастой пользуются ваши дети. А более качественную пасту вы им предоставить просто не можете. Это уже угрызения совести, это уже невроз, это уже диагноз… Представляете сколько сил и времени вам пришлось потратить на то, чтобы выбрать оптимальную по качеству, цене, формату и ситуации зубную пасту? И это только зубная паста. И это только начало длинного, о-о-очень длинного дня. А ведь это, по сути, совершенно не имеет значения для формирования вашей личности, вашего внутреннего мира, для развития ваших способностей. Давайте не будем говорить о том, что вы надеваете после душа, где вы вспенивали на своем теле именно тот гель для душа, который соответствует всему тому цветистому набору стереотипов, что роится в вашем мозгу и связывает вас своей паутиной с полного вашего же собственного согласия. Давайте не будем говорить о машине, в которую вы садитесь, или может быть, вы едете на метро? Давайте не будем говорить, что вы можете позволить себе съесть на завтрак, обед и ужин, а что не можете. Просто это займет очень много времени… Вопрос вот в чем: вы ли всё это выбрали?
***
Дядя Эрик, как его звало молодое поколение Енисеевых и Амелресовых, был, несомненно, умен, несравнимо умнее многих, кого знал Дэн. И, конечно же, полагал юноша, его тоже мучали все эти вопросы. И многие другие. Тогда понятно, почему он бросился в воду. Почему-то Дэн чувствовал неопределенную смесь жалости и восхищения по отношению к утопленнику. А к этому прибавлялось чувство смутной связи с ним. Как будто своим поступком дядя Эрик хотел сказать что-то именно Дэну. Как известно, мало что в жизни происходит просто так, без наличия скрытой или явной причины. И тот факт, что тело Оффенгеймера обнаружил именно Дэн, не давало молодому человеку покоя.
Яхта стояла в бухте напротив Канн. Было три часа ночи. На борту все давно спали, кроме молодого французского комиссара жандармерии месье Дэвре, который был на дежурстве. В течение дня на яхте опять появился шеф полиции полковник Эргин и передал Амелресову распоряжение властей об обязательной охране особо важных свидетелей – русских туристов. Для этой цели Дэвре и был помещен на яхту. Хотя Дэн прекрасно понимал, что в завуалированном виде полиция установила контроль и постоянное наблюдение за двумя семействами и их гостями, явно подозревая их в причастности к смерти Оффенгеймера.
Дэну совершенно не хотелось спать, он стоял на верхней палубе, его волосы шевелил приятный свежий ветер. С одной стороны от Дэна, насколько хватало взгляда, темнела морская гладь. С другой – загадочно мерцали огни прибрежной линии. Продолжать ничего не делать было невыносимо. И Дэн отправился вниз – на этаж, где располагались гостевые каюты.
В это время к Милане сон тоже никак не шел. Она ворочалась с боку на бок, но из головы не шел образ Дэна, его нечеткая в слабых отблесках свечей улыбка. Несмотря на приглушенный свет, Милана все же смогла разглядеть, что улыбаясь, Дэн смотрел именно на нее. На ум невольно приходили слова Эммы о том, что Дэн заинтересовался ею не на шутку. Потом Милана начинала яростно молотить подушку, говоря себе, что все это она напридумывала. Что ничего из этого не соответствует действительности. Что она настоящая уродина, однако, при этом не настолько глупа, чтобы позволить своему воображению завести себя слишком далеко и в абсолютно ложном направлении.
Наконец, природа взяла своё, и веки Миланы начали тяжелеть, а сердцебиение успокаиваться. Она медленно погружалась в сон.
Милана не сразу поняла, что происходит. Кто-то настойчиво и равномерно стучал в дверь. Сначала спросонок ею овладела тревога, которая сопровождала ее на протяжении всего путешествия по морю, так как она боялась воды. Потом рассудок окончательно проснулся, и она быстро подошла к двери.
– Кто там? – тихо спросила она.
– Это Дэн, откройте, Милана, я на минуту. Если хотите, я подожду, пока Вы оденетесь.
Милана схватилась за голову, пытаясь понять, что нужно было Дэну от нее посреди ночи. Что-то серьезное случилось? Может, Эмме плохо? Или… Не может же быть… нет, она должна отбросить все эти странные и неправильные мысли. Через минуту дверь каюты открылась, и удивленная Милана впустила Дэна.
– Что случилось? Что-то с Эммой? – не выдержала она.
– Не волнуйтесь, ничего страшного. Эмма в порядке, крепко спит. Извините, что разбудил, просто это дело такое, или сейчас, или шанс уплывет. В прямом и переносном смысле, при чем. У меня к Вам предложение дружеского сотрудничества в одной интересной операции.
