скачать книгу бесплатно
– Подожди, Жень. Дай секунду подумать.
– Да. Конечно, Игорек…
– А ты знаешь? Давай я тут покумекаю… и перезвоню тебе. Минут… через десять… ну, пятнадцать, от силы. Добро?
– Как скажешь, – Женя снова вдруг потерял уверенность в том, что помочь ему готовы.
– Не дрейфь. Что-нибудь придумаем, – Игорь будто почувствовал его настроение, и снова стало неудобно перед ним.
Сосновский перезвонил, как и обещал.
– Знаешь что? – сказал он сразу же, как только Женя поднял трубку, – Ты завтра выходной?
– Да. Завтра же воскресенье.
– Ну, так вот тебе мой ответ. Завтра с утра… садишься в автобус… и ко мне. Сорок километров – с остановками час езды. Позвонишь с вокзала – во сколько рейс, и я тебя здесь встречу… Познакомлю с отцом. Он как раз сейчас дома – в отгулах. А то заочно – сам знаешь…
– С отцом?
– Ну, да. С отцом. Он в экспедиции не последний человек.
– Ты же говорил – дядя…
– А-а… – Игорь усмехнулся, – Да это так – для компании. Тогда я расценивал подобное, как хвастовство со своей стороны. По крайней мере, тогда так считал. Вот и говорил о дяде. А потом мы с тобой на эту тему больше не говорили – ты потому и остался в неведении.
– Хорошо, Игорек, – Женя обрадовался, – Я готов, – Вдруг до него дошло, что кроме всего прочего в Речице его ждет встреча с Машей. И эта мысль, словно огромная волна, накрыла его с головой. Выхватила из потока времени. Растревоженное сердце на мгновение захлебнулось. Потом снова стало пульсировать. Но уже быстрее обычного. Оно настойчиво, волнуя кровоток, посылало через него в мозг сигналы, что Маша «именно та… та, которая…»
– Ну, вот и ладненько, – заключил Игорь, – Тогда до завтра… Да! – вспомнил он, – Не вздумай ничего притащить с собой – ты не знаешь моих родителей.
4.
На следующий день ближе к одиннадцати Женя в сопровождении Игоря вошел в квартиру Сосновских.
– Маруся? Ты где? – войдя в прихожую, позвал Сосновский, – У нас гости…
В проеме показалась миниатюрная светловолосая девушка лет восемнадцати. В шортиках, розовом свободного кроя топике на шлейках и носочках того же цвета. И у Жени в груди все сжалось. Так захотелось обнять ее. Словно после долгой разлуки. Появилось ощущение, что вот такой он ее и представлял. Потом вдруг осенило: он знает ее откуда-то, или знал. «На морском песочке Я Марусю встретил В розовых чулочках, Талия в корсете», – ритмично – в такт сердцу зазвучало в сознании.
– Здравствуйте, – совершенно просто сказала Маша, посмотрев на него, и добавила, обращаясь к брату укоризненно, – Я же тебя просила…
– Прости, сестренка. Ничего не могу поделать с собой. Ну согласись – красиво же звучит… Маруся… Правда? – обернулся он к Жене.
– Ну, хотя бы не на людях… Ты же обещал.
– Ну, ладно, ладно. Не буду больше… Извини, – обратился к Жене, – Моя сестра – Маша. Машуля, а это мой друг – Женя, с которым ты общалась по телефону…
– Я уже поняла… Извините, нас, – повернулась она к гостю, – Проходите, пожалуйста.
– Спасибо, – Женя, почему-то, засуетился, не выдержав ее взгляда. Зачем-то наклонился, чтобы разуться, хотя мог бы это сделать и без того. Стало неудобно еще и перед собой. Перед собственным самолюбием – что так спасовал перед девушкой. А когда распрямился, ее уже в дверях не было.
– Проходи, проходи, Жека, – Игорь похлопал его по плечу, – Будь, как дома.
– А родители… – Женя не успел договорить.
– Скоро будут – придется подождать. А ты что – торопишься?
– Да нет.
– Ну, вот и ладушки. Проходи, давай.
Оглядываясь по сторонам, Женя вошел в комнату, напоминавшую гостиную. В ней почти не было мебели. Диван, горка с хрусталем и большим столовым сервизом и круглый стол под похожей на покрывало скатертью с четырьмя стульями. От дивана до самого потолка в длину висел тонкий ковер с восточным орнаментом, а над горкой – репродукция «Девятого вала» на ткани в большой с имитацией золочения раме. Да несколько карандашных, заштрихованных кое-где углем графических работ располагалось по стенам. В комнате – никого. Маша, видимо, ушла в соседнюю. Там через полуоткрытую дверь слышны были мягкие шаги и иногда легкое поскрипывание пола. На Женин вопросительный взгляд Игорь махнул рукой.
– Марусечка к исторической грамматике готовится. Она, когда что-нибудь учит, все время километры наматывает по квартире. Говорит – так запоминается легче.
Женя подошел к одному из рисунков и залюбовался.
– Классно! Всегда завидовал людям, умеющим рисовать. А чьи это работы? – он обернулся.
– Нравится? – Игорь как раз выходил из соседней с Машиной комнаты, и вопроса, скорее всего, не слышал, – Интересуешься живописью?
– Классно. Я говорю, что всегда завидовал людям, имеющим такой талант, – приятные ощущения, возникшие в нем от созерцания графики, вернули к мыслям о прелестной девушке, совсем рядом вышагивающей свою «историческую грамматику», – А почему ты сестру Марусей называешь? Ей же не нравится, – тихо, чтобы его не услышали в другой комнате, спросил Женя.
– А что – она не Маруся? Мария, Маша, Маруся… Мне зато нравится. Я как услышал однажды по радио одну душещипательную песенку, просто без ума был… Слышал? Моя Марусечка, а жить так хочется… – напел он, – Вот как услышал, так за душу взяло. С тех пор Машку Марусей и зову.
– Так ей же не нравится, – повторил настоятельно Женя, не успев вовремя сообразить, почему это делает.
Игорь посмотрел на него и улыбнулся. Понял, видимо, в чем дело, но оставил без комментария.
– Да нравится ей, – он, словно извинялся, – Просто не хочет, чтобы я ее так на людях называл. Ты же знаешь… – он на секунду замолчал, пытаясь, наверное, сформулировать мысль, – опошлил наш пролетарский социум эту форму имени. Маруся… или Дуня… как в дразнилках детских. Равносильно, что сказать – дурочка. А ведь звучит-то красиво. Нежно.
– Ну, да, – согласился Женя, – Наверно, ты прав.
– Да не наверно – точно, – с чувством произнес Игорь, – Пройдет время и все вернется на круги своя… Сестренка, – позвал он, обернувшись к приоткрытой двери, – может, ты уже отдохнешь от своей зубрежки, кофейку сделаешь – с пенкой, посидишь с нами?
– А сам что? – не сразу ответила Маша, – Ты же знаешь – у меня историческая на носу – это же сопромат для филолога.
– Догадываюсь… – Игорь, улыбаясь заговорщически, посмотрел на Женю, – А, может, все же оторвешься на пару минут? Тут тобой интересуются.
Женя почувствовал, как лицо моментально обдало теплом. Он удивленно посмотрел на Игоря, ошарашенный таким пассажем с его стороны.
– Игорек? – вырвалось у него. Но тот приложил палец к губам, давая понять, что это не обсуждается.
– Ты что – сватаешь меня, братец? – Маша вошла в комнату. Она взглянула на Женю и недвусмысленно отвернулась, пряча улыбку.
«Ну, Игорек! Ну, спасибо тебе», – Женя потерялся, не соображая, как себя повести перед девушкой.
– Да нет, Машка, я имел в виду твою графику. Вот человек говорит – завидует тебе…
– Это ваши? – удивился Женя, еще не успев прийти в себя от предыдущего
– А вы…
– Женя, вы просто, наверно, не пробовали? – не дала она ему договорить, чувственно включившись в разговор, – Может, в вас такой талантище спрятан… А вы об этом и не подозреваете. Евтушенко говорит – почему люди понимают то, что делают художники, поэты или композиторы? Да потому что в душе они сами и художники, и поэты, и композиторы… В разной степени, конечно, – добавила она, – Но пока вы не попробуете что-то сотворить, вы никогда не узнаете – есть ли это в вас. А еще нужно желание и годы тренировок, чтобы рука стала продолжением мозга, – она замолчала, вопросительно глядя на него.
Женя пожал плечами.
– Наверно… – мысль, что, пока она говорила, любовался ею, пробудила в нем чувство законченности чего-то. Пришло осознание, что так, как было, уже никогда не будет. Что в этой девушке сконцентрировано все его будущее.
– Да не наверно – точно, – Маша даже интонацию брата повторила.
«Глаза… – понял вдруг, почему девушка показалась знакомой, – Я видел их… Нет, я знаю их… Всегда знал», – осенило его. Но за этим сразу же возникло непонимание – как такое вообще может быть. Правда, продержалось оно лишь мгновение. Его сменила радость. Снова захотелось обнять это прелестное, ставшее вдруг таким родным, существо, по которому, оказывается, он скучал всю свою жизнь. Но только сейчас осознал это.
5.
На полуслове Сосновский поднял кверху палец, прислушиваясь. Женя и Маша тоже замерли. Со стороны прихожей послышалось движение. Игорь встал с дивана.
– Жека, ты, если что – молчи. Я буду говорить, – он повернулся и пошел навстречу родителям. Маша тоже встала и удалилась в свою комнату, оставив его одного.
Через какую-то минуту в комнату первой вошла среднего роста женщина. Женя подумал, что, судя по Игорю, ей, должно быть лет сорок пять. Но выглядела она гораздо моложе. И по фигуре, и по ногам. Если бы увидел сзади – где-нибудь на улице, мог бы подумать, что видит девушку. Но лицо, хотя и выглядело прекрасно, все же несло на себе печать времени. Особенно, когда она, посмотрев в его сторону, наклонила голову – по бокам подбородка появились небольшие складочки.
В знак приветствия Женя встал.
– Мам… – за ней появился Игорь, – это Евгений… Емельянов – мой товарищ по университету. Геолог, кстати… Жень, а это наша с Машулей мамочка – Марина Витальевна, – он улыбнулся и сделал движение в сторону матери, обняв ее одной рукой.
– А я уж было подумала, что у Машки кавалер завелся, – улыбнулась она в ответ, продолжая пристально смотреть на гостя, – А вы, молодой человек… какими судьбами к нам?
– Я? – обычный, казалось бы, вопрос прозвучал для Жени неожиданно, – Я…
– С отцом хочу познакомить его, – пришел на помощь Игорь, – А, кстати, где он? Вы же должны были вместе прийти.
– В магазин отправила. Сейчас придет, – ответила Марина Витальевна сыну и снова повернулась к Жене, – А вы, Евгений, я так понимаю, на работу хотите устроиться – в экспедицию?
Ничего не оставалось, как признаваться в цели визита.
– Да… Вроде того, – добавил он, не понимая, зачем это делает, и сожалея об оплошности.
– Так – да? Или – вроде того? – переспросила неожиданно Марина Витальевна.
Если бы она улыбнулась, стало бы понятно, что шутит. Но она не улыбалась. И это ввело Женю в ступор – он уже не знал, что и говорить.
– Мама! – засмеялся Игорь, – Ну что ты смущаешь Евгения Ивановича? – попытался он сгладить ситуацию.
– А Евгений Иванович – что – не может обойтись без адвоката? – серьезно спросила она, – Как-никак не мальчик, – в ее голосе почувствовалась жесткость.
Женя совсем опешил. Чего угодно ожидал. Но только не такого приема. Появился вдруг внутренний образ Машиного лица, почему-то сопровождавшийся мыслью о теще.
В прихожей хлопнула входная дверь.
– Мам, папа пришел, – попытался отвлечь мать Игорь.
– Слышу, – ответила Марина Витальевна, – Иди, помоги. Авоську забери. Занеси на кухню.
– Хорошо, – вздохнул он.
– Женя, – уже мягче начала Марина Витальевна, как только Игорь вышел, – Не скрою – вы мне сразу понравились, – она, наконец, улыбнулась, – Но нельзя же быть таким стеснительным. Вам необходимо поработать над собой.
Женя, получив карт-бланш, осмелел.
– Извините, Марина Витальевна, просто с таким стилем общения я сталкиваюсь впервые. Вы совершенно открыто – без обиняков ведете разговор. А это в какой-то мере шокирует. Вот вы говорите, что я – не мальчик, а ведете себя со мной, как с мальчиком.
– Во-от… – опять улыбнулась Марина Витальевна, продолжая разговаривать с ним, как с ребенком, – Вот теперь я слышу внятную речь… – она не успела договорить, потому что на пороге показался солидный с залысинами на голове отец семейства. Его круглый живот слегка растягивал промежутки ткани меж пуговиц на рубашке, видневшихся из-под сместившегося немного в сторону галстука. И от этого живот казался крупнее, чем был на самом деле.
– Добрый день, – добродушно произнес он.
За его спиной появилась сияющая физиономия Игоря. Он стал протискиваться в дверной проем, заставив отца чуть выдвинуться вперед.
– Пап, я тебе уже как-то рассказывал. Это и есть Женя… Емельянов. Познакомьтесь. Жень, это мой папа – Альберт Михайлович Сосновский. Прошу любить и жаловать.
Старший Сосновский протянул ладонь для рукопожатия. Оно оказалось не сильным и не слабым. И руку Альберт Михайлович подавал почти что ладонью вверх, а после того, как пожал, накрыл сверху другой.
– Очень приятно Женя. Я помню – Игорек, когда вы познакомились, уши мне прожужжал о тебе, – лукаво заметил он, – И что же ты к нам так долго не мог собраться? – он прошел и сел в кресло, положив ногу на ногу.
– Так никто не приглашал, – в тоне хозяина квартиры с улыбкой ответил Женя и взглянул на младшего Сосновского, – Этот вопрос к Игорьку. А если серьезно… ну… вот как-то так сложилось.
– Ты садись, Женя, – Марина Витальевна перешла на «ты», – В ногах правды нет. Тем более, пока мы с Машей приготовим обед, у вас будет время поговорить с Альбертом Михайловичем… Да, Альберт? – обратилась она к мужу
– Правильно я говорю?
– Да, дорогая… А, может, чайку? Зеленого и без сахару, как мы в Средней Азии когда-то делали в жару, – он вопросительно посмотрел на Женю.
– Нет-нет, спасибо.
– А мне… пожалуй, да, – Альберт Михайлович перевел взгляд на жену, – Мариночка, с лимончиком, пожалуйста.
– Хорошо. А ты, Игорек?
– Нет, мам. Спасибо.
– Маш!? – позвала Марина Витальевна дочь, – Пойдем – поможешь мне: лучший отдых – это смена занятий, – и она ушла в кухню. А через минуту туда же своими ножками в розовых носочках продефилировала и Маша.
6.
– Разрешите?
Жене никто не ответил. Помещение, в которое, постучавшись, заглянул, казалось совсем темным после улицы и пронизанного солнцем холла. В лицо пахнуло горячим и, показалось, влажным воздухом, отозвавшимся в носу специфическим канцелярским духом. Запах некачественной, превращавшейся в пыль с течением времени бумаги спорил с привнесенными хозяйкой кабинета ароматами дешевых духов и немолодого тучного тела. Светловолосая, со следами хны на седеющей голове женщина подняла глаза над очками и, молча, посмотрела сквозь него.
– Извините… я на работу пришел устраиваться, – Женя даже забыл поздороваться.
В глазах женщины появилось недоумение человека, которого оторвали от глубоких размышлений. Потом на какую-то долю секунды в них мелькнуло любопытство, но тут же исчезло за выработанной годами броней чиновничьего безразличия.
