скачать книгу бесплатно
Портрет короля. Книга для тех, кто силится понять современное искусство или, чего доброго, стать великим художником
Демиен Милкинз
Книга демонстрирует оригинальный, и вместе с тем провокационный подход к проблеме современного искусства. Демиен Милкинз ставит перед собой довольно амбициозную цель: помочь читателю разобраться в том, что отличает настоящий шедевр от пустого хлама. Автор предоставляет исчерпывающий набор инструментов для критического анализа произведений современного искусства.«Портрет короля» – это книга для тех, кто хочет докопаться до сути и не готов покорно принимать некие «нерушимые истины».
Портрет короля
Книга для тех, кто силится понять современное искусство или, чего доброго, стать великим художником
Демиен Милкинз
© Демиен Милкинз, 2023
ISBN 978-5-0056-2884-8
Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero
Введение
Сон
Когда я посещаю выставки современного искусства, меня неотступно преследует чувство, которое обыкновенно испытывает человек в той разновидности снов, где он обнаруживает себя голым среди толпы. В сновидениях такого рода я обыкновенно окружен людьми, абсолютно не реагирующими на то, что посреди улицы стоит человек без штанов или даже совсем ню. При виде моей наготы застенчивые барышни не прячут зардевшие ланиты за веерами из страусиных перьев. Набожные старушки не пронзают «похабника» испепеляющим взором, поспешно осеняя себя крестным знамением. И даже глупые мальчишки не тычут в меня пальцами, громогласно сообщая всем окружающим о моем постыдном положении. Оказываюсь ли я на своем рабочем месте, на выпускном вечере или просто в кругу знакомых, мой непристойный вид никому не мешает обсуждать ежемесячный отчет, предаваться воспоминаниям о былых веселых деньках или разбирать недавно увиденный спектакль.
Через некоторое время, убедившись, что моя нагота заметна только мне самому, я начинаю вести себя так, как будто с моим костюмом всё в полном порядке. Я вступаю в светские разговоры, передаю соль или, раскрыв папку с графиками и диаграммами, начинаю вводить коллегу в курс дела. В общем, веду себя так, будто я абсолютно ничем не отличаюсь от окружающих меня людей. И всё вроде бы нормально, но вот это ощущение, что они-то на самом деле одетые, а я-то на самом деле голый, – вот оно и приходит на ум в то время, когда я прогуливаюсь меж экспонатов выставки современного искусства.
Я стою посреди многолюдной толпы, состоящей из людей всех возрастов, национальностей, цветов кожи, сексуальной ориентации и социального положения. Все эти люди здесь ради общения с высочайшими образцами современного искусства. Это облаченные в золотые ризы всезнания небожители, остро чувствующие тончайшие оттенки идей, смыслов и форм окружающих их произведений. И вот я хожу между ними, несчастный, приземленный, голый простак, время от времени заводя светский разговор, то и дело передавая соль, а порой даже вводя кого-то в курс дела.
Полагаю, те из вас, дорогие читатели, у кого экспонаты modern-art-галерей вызывают такое же недоумение, как и у меня, уже задумывались о современном искусстве.
Отчего эти испачканные краской холсты, груды мусора и странного вида железки присвоили себе право называться искусством? Почему другие люди ходят на эти выставки, а после уверяют, что получили от их посещения огромное эстетическое удовольствие, тогда как мы с вами, глядя на эти аморфные пятна и на предметы, в непонятной последовательности расставленные внутри странных пространств, ощущаем разве что легкую тошноту? А главное, почему сверхбогатые, а стало быть, очень неглупые люди выкладывают такие чудовищные суммы за право обладания подобными арт-объектами? Неужели это с нами что-то не так? Ведь не может же быть такого, чтобы буквально все вокруг сошли с ума и стали принимать за что-то драгоценное предметы, которые мы с вами вряд ли повесим даже на стену собачьей будки…
Эксперты
Однако если вы захотите научиться самостоятельно отличать настоящее произведение искусства от банальной поделки, вас ожидает полнейшее фиаско. По мере изучения классической живописи вы начнете более-менее понимать, почему та или иная картина является шедевром. Проблемы начнутся позже, когда вы вплотную подойдете к тому предмету, ради которого, собственно, и затеяли весь этот сыр-бор, – к современному (актуальному) искусству.
Естественно, как и в случае с классическим искусством, вы захотите обратиться к профильным специалистам, чтобы они разъяснили, что к чему в этом загадочном арт-мире. Но если те люди, что помогали вам разобраться с классикой, действительно дали вам критерии, в соответствии с которыми можно самостоятельно определить ценность представленного на ваш суд произведения, то вся «наука» contemporary-art-экспертов будет сводиться к простому перечислению признанных гениев современности, и, соответственно, всё, что не они, можно смело отправлять в категорию «бесполезный хлам».
«А все-таки как это определить самостоятельно?» – сделав бровки домиком, жалобно спросите вы. «Ну как-как?! – раздраженно воскликнут эти высоколобые интеллектуалы. – Всё же ясно! Сначала вы хорошенько заучиваете наш список, затем идете в музей современного искусства, и, если вы узнаёте там что-то из того, что мы тут перечислили, значит, перед вами безусловный шедевр, и вы имеете полное право им восхищаться. Вот этот, например, набор пластиковых кубов, приклеенных к стене, есть в нашем списке, так он и стоит двадцать миллионов долларов, а те кубы, которые вы сами к стене приклеите, не будут стоить ничего». – «А кто решает, что сколько стоит?» – робко спросите вы. «Мы», – самодовольно ответят эксперты. «А по каким критериям вы это определяете?» – простодушно осведомитесь вы. «По загадочным и для ваших средних умов непостижимым», – брезгливо улыбаясь, ответят они.
Но нет, дорогие мои, так не пойдет! Не забывайте, вы все-таки говорите с человеческим существом. А человек потому и стал доминирующим видом, что, когда он искал ответы на свои сокровенные вопросы, его ничто не могло остановить. Так что вы, конечно, извините, но мы не собираемся принимать на веру ваши слова, и, несмотря на уверения в совершеннейшей нереализуемости подобной затеи, мы всё же попытаемся самостоятельно отыскать эти самые загадочные и непостижимые универсальные критерии оценки произведений изобразительного искусства. Разобраться, так сказать, кто здесь прилично одет, а кто, извините, без штанов!
Поиск
На страницах этой книги мы с вами попытаемся найти критерии оценки изобразительного искусства. Мы постараемся разобраться, в ответ на какую человеческую потребность искусство родилось и как оно менялось на протяжении истории. И наконец, попробуем выяснить причины, по которым сейчас искусство предпочитает говорить с нами на том изобразительном языке, который приводит в замешательство среднестатистического посетителя modern-art-галерей.
Давайте подумаем, с чего бы наши поиски могли начинаться? Наверное, прежде всего нам нужно как-то определиться с пониманием самой сути изобразительного искусства.
Если идти классическим путем, для поиска ответа на этот вопрос нам следовало бы совершить невозможное: разобрать все когда-либо существовавшие стили, материалы и техники, применявшиеся во всех когда-либо созданных шедеврах, и изучить все исторические процессы, религиозные доктрины и философские школы, влиявшие на мировоззрение художников разных эпох. Между тем, даже если вообразить, что мы с вами проделали этот огромный путь, мы обнаружим одну «небольшую» проблему…
Всё то множество людей, что уже прошли этой образовательной дорогой, в конце концов неизбежно забредали в тупик. Во всяком случае, никто из них так до сих пор и не нашел четкого ответа на интересующий нас вопрос: каковы критерии, по которым тот или иной предмет можно назвать произведением изобразительного искусства? Так что нам с вами придется отойти от ведущих в никуда столбовых дорог и попытаться протоптать свою собственную искусствоведческую тропу.
Третий звонок
Однако перед тем, как вы, дорогой читатель, погрузитесь в изучение предложенного вашему вниманию текста, позвольте описать одно обстоятельство, которое хорошо было бы держать в голове на протяжении всего этого путешествия. Касается оно свойства тех законов, которые мы здесь будем разбирать. И для того, чтобы вам стало понятнее, о чем идет речь, позвольте привести пример из области знания, казалось бы никаким образом не связанной с изобразительным искусством.
В последнее время в околокультурной среде получил достаточно широкое хождение астрофизический термин «темная материя». Каких только фантастических интерпретаций не удостоилось это сочное словосочетание в текстах современных авторов! Поверьте, я бы никогда не стал туманить ваш мозг этим уже достаточно избитым выражением, если бы это понятие так идеально не подходило для описания того, о чем мне хотелось бы вам поведать.
Прежде всего, нужно заметить, что в настоящей науке темная материя никакой отрицательной коннотации не имеет и такое название она получила лишь потому, что этот гипотетически существующий вид материи не излучает и не поглощает свет, а также не вступает в описанные физикой нашего мира гравитационные взаимодействия ни с нашим (барионным) веществом, ни, кажется, даже сам с собой. Мы не можем ни пощупать, ни увидеть, ни даже напрямую измерить эту материю. И вообще всё выглядит так, как будто ее попросту нет. Так зачем же умнейшие люди уже сотню лет ломают копья вокруг того, чего в реальности вроде как и не существует?
Ответ смехотворно прост: без этого элемента Вселенная рассыпалась бы в прах. Точнее, в том виде, в каком мы ее застали, даже не сформировалась бы. Другими словами, в какой-то момент, «обсчитывая» Вселенную, физики поняли, что, согласно тем законам, которые им известны, галактики должны весить в пятьдесят пять раз больше, иначе они попросту рассеялись бы (так называемая проблема скрытой массы). И тогда ученые буквально придумали нечто, что пропитывает саму ткань бытия, ни на что конкретно как бы не влияет, но одновременно без него ничто не может существовать. Сейчас уже есть некоторые зримые доказательства существования этого незримого вещества, а поначалу всё выглядело так, будто ученые просто подогнали решение вселенской задачи под заранее известный ответ.
Так вот, те закономерности и даже законы, о которых мы будем говорить в этой книге, являют собой результаты точно такого же парадоксального умозрительного исчисления.
С одной стороны, процессы в истории искусства происходят в соответствии с давно открытыми официальным искусствоведением законами. Но, с другой стороны, особенно в том, что касается положения дел в мире современного искусства, официальной науке каких-то четких, а главное, убедительных объяснений нынешнего положения дел выработать так и не удалось.
То есть складывается ощущение, что мы очень хорошо знаем все локальные процессы, протекавшие прежде и продолжающиеся сегодня в изобразительном искусстве, но нам ничего не ведомо о той огромной скрытой массе, что не дает этому глобальному социальному институту рассыпаться в прах.
Поэтому мы попытаемся вооружиться тем методом, с помощью которого астрофизики открыли/выдумали темную материю, приложить его к протекающим в мире современного искусства процессам и по ряду косвенных проявлений вычислить свои собственные всеобщие закономерности, объясняющие наблюдаемую картину.
Часть I
1. Инопланетянин
Ну что же, если получить убедительный ответ на вопрос, что такое изобразительное искусство, нам покамест не у кого, давайте хотя бы попробуем самостоятельно найти ответ на другой вопрос: зачем изобразительное искусство нам (человечеству) нужно, какова его функция, его, так сказать, служебная обязанность? А уж потом будем думать обо всем остальном.
Если заглянуть в «Википедию», не говоря уж о десятках толстых научных словарей, толкования понятия «функции искусства» будут включать в себя такие, например, определения: фундаментальный человеческий инстинкт гармонии; способ ощутить свою связь со Вселенной; возможность применить воображение невербальным способом; обращение к неограниченному кругу лиц; ритуальные и символические функции; средство коммуникации; развлечение; психотерапевтическое средство; средство для выражения социального протеста; средство пропаганды и коммерциализации и так далее. Короче говоря, масса заумных и спорных определений, попытка разобраться в которых только ухудшает понимание предмета.
Что, например, такое фундаментальный человеческий инстинкт гармонии? Для начала поди разберись, что такое гармония, а затем еще попытайся установить, какова глубина фундаментальности этого инстинкта. При этом не нужно забывать, что ученым, сколько они ни пытались, так и не удалось найти у человека практически ни одного инстинкта, то есть генетически запрограммированного действия, которое каждая особь данного вида неизменно совершает в ответ на тот или иной раздражитель. Единственное действие, одно и то же у всех людей, которое можно считать инстинктом, – каждый из нас, встретив приятного ему человека, на долю секунды вскидывает бровки домиком. И всё… Только еле заметное движение бровей… Какая уж тут живопись, скульптура или музыка… Все остальные реакции на внешние раздражители, в том числе и на такие сложные, как искусство, каждый из нас в процессе жизни формирует самостоятельно.
И так по каждому пункту. Тут можно зарыться на годы, которыми мы с вами, честно говоря, не располагаем. А посему наше расследование пойдет в прямо противоположном направлении. Мы не будем пытаться изучать эту хитрую мозаику под увеличительным стеклом, тщательно анализируя каждый кусочек той драгоценной смальты, из которой она состоит. Напротив, мы попытаемся выйти за пределы изучаемого предмета, отойти от него на некоторое расстояние и увидеть это социокультурное явление не изнутри и по частям, а извне и целиком. И для этого давайте попытаемся обобщить разбираемое понятие как можно шире и представить его в виде одного из базовых институтов человеческой деятельности. А в то, что искусство – это институт действительно базовый, вы пока просто поверьте мне на слово; ниже я постараюсь это убедительно доказать.
Итак, предположим, что искусство входит в плеяду наших немногочисленных базовых институтов, таких как язык, семья, архитектура или кулинария. Теперь давайте попытаемся сравнить эту отрасль человеческой жизнедеятельности с каким-нибудь другим столь же древним и столь же значимым, однако гораздо более понятным социальным институтом, для того чтобы, отыскав аналогии, лучше понимать природу интересующего нас предмета.
Например, транспорт. С того момента, как человек стал человеком, он начал изобретать разнообразные приспособления, которые сегодня мы называем транспортными средствами.
Так, для удачной охоты нашим первобытным предкам было необходимо в определенное время оказаться в определенном месте, например у какого-нибудь отдаленного лесного ручья в тот момент, когда на водопой приходят стада антилоп. Помимо этого, туда нужно было доставить и орудия охоты, а после нужно было переместить добычу на место стоянки. Затем люди начали расселяться по планете, и им пришлось перемещать на довольно большие расстояния свой значительно разросшийся к тому времени скарб. Для этого они изобрели всевозможные сумки, мешки, примитивные носилки и перевязи, в которых все пожитки было достаточно удобно переносить на собственных плечах. Таким образом, большую часть своей истории человек имел один-единственный вид транспорта – дополненного приспособлениями самого себя.
Позже люди приручили животных, изобрели колесо, в результате чего у них появились первые действительно эффективные транспортные средства в виде тачек, повозок, телег, а также научились строить лодки и начали перевозить грузы по рекам и даже по морю. В Новейшее время человечество обзавелось железными дорогами и авиацией, опутавшими мир единой транспортной сетью, сегодня мы используем ракеты для колонизации других планет, а завтра ученые изобретут станции квантовой телепортации, где нас будут разбирать на атомы и в ту же секунду собирать на другом конце галактики.
Теперь представьте себе инопланетянина, пришедшего на выставку истории материальных цивилизаций, на которой экспонируются все вышеперечисленные транспортные средства. При этом, допустим, он является представителем высокоразвитой цивилизации, много тысячелетий назад перешедшей от биологического к энергетическому типу существования. То есть у него нет ни тела, ни всех связанных с его жизнеобеспечением потребностей. Весь он просто сгусток чистого разума.
И вот этому существу нужно понять, на что же он все-таки смотрит. А следовательно, он должен выработать какие-то критерии, по которым можно объединить все эти предметы в единый смысловой ряд.
Давайте и мы глазами этого существа посмотрим на представленные его вниманию экспонаты, подобно тому как в реальности мы смотрим на объекты, экспонируемые в залах модерн-арт-галерей. Вот перед нами человек, паровоз, ракета, лошадь, дирижабль, тачка, яхта, карета, самолет, автомобиль и квантовый телепортатор. С чего бы нам начать свою «инопланетную» дедукцию?
И вот тут у нас возникнут некоторые трудности. Сколько бы мы ни старались рассуждать как инопланетяне, мы всё равно обречены думать как люди. А первое, что в таких случаях делают люди (особенно если это люди мужского пола), – раскладывают всё по коробочкам. Вот сюда положим объекты с такими-то признаками, вот сюда – с другими, а сюда – с третьими. Так что совсем неудивительно, что и мы с вами, вероятнее всего, попытаемся все эти экспонаты разбить на несколько групп по каким-то формальным признакам, чтобы затем, проанализировав их общие свойства, понять закономерности, по которым все эти разрозненные объекты можно отнести к одному смысловому ряду.
Ну что же, рискну предположить, что начнем мы свою каталогизацию по наиболее очевидному признаку: живое – неживое. И таким образом в первую «коробочку» у нас отправятся люди, кони, ослики и прочая живность.
Несколько других экспонатов имеют общий признак в виде колеса, их мы положим в другую кучку. А вот паровоз, истребитель и автомобиль – все они имеют источником движущей энергии сгораемое топливо, стало быть, вот вам еще одна категория. Но, с другой стороны, вот парадная карета Людовика XIV и лондонский кэб викторианских времен. Первая украшена великолепной золотой резьбой и обита дорогими тканями, а второй – просто черная исцарапанная повозка. Нужно ли нам теперь завести еще две отдельные коробочки для предметов роскоши и чего-то попроще? Опять же, и там и там колеса, стало быть, они все-таки из одной категории? Да и впряженные в них кони – они же у нас уже в коробочке с надписью «Живое»…
Ну хорошо, допустим, мы каким-то образом ухитрились разложить все экспонаты по кучкам. И чем это теперь нам поможет? Если показать нашему инопланетянину коалу, дирижабль, отбойный молоток или, например, бревно, сможет ли он использовать те критерии, которыми мы руководствовались при каталогизации экспонатов, для того чтобы понять, относятся ли эти новые объекты к категории «транспорт»?
Не правда ли, всё это очень напоминает то, как мы сами пытаемся понять, по каким признакам то или иное, скажем, живописное полотно заслуживает причисления к шедеврам мировой живописи?
Одни картины объединены тем общим признаком, что они написаны очень схематично, как правило на дереве или штукатурке, и всё, что на них изображено, подчиняется обязательному единому канону (икона), другие очень красивы (барокко), на третьих изображены только люди (портрет), на четвертых вообще никаких узнаваемых предметов, только какие-то пятна (абстрактный экспрессионизм), а вот, посмотрите, просто объемные формы наклеены на стену (инсталляция). Как тут разберешься, есть ли здесь вообще какие-то общие критерии?
Вот, например, Боттичелли… Не всё в порядке с анатомией и много копипейстнутых персонажей, но в целом очень красиво… Но вот вам Босх, в нем вообще никакой красоты, сплошь безобразные уроды. А что общего у Малевича с тем же Рубенсом или Рафаэлем? Или вот, например, маньеризм… Ткани, ангелы и обнаженные красавицы… Всё очень эстетично и приятно глазу, а на одну доску с Леонардо поставить рука не поднимается.
Между тем наш инопланетный друг, собрав все данные о свойствах представленных на его суд экспонатов и соединив их с данными о физических свойствах нашей планеты, в итоге все-таки сумел прийти к следующему выводу: все эти объекты соответствуют только одному общему критерию, причем критерий этот никак не связан с тем, из какого материала они сделаны, есть ли у них сходные детали и дополнительные признаки, и это их общее универсальное свойство, их, не побоюсь сказать, предназначение – удовлетворение некой базовой потребности человека, а именно необходимости перемещать из точки А в точку Б самого человека, а также необходимые ему грузы.
Именно эта базовая потребность и является единственным ключом к пониманию истинной сути рассматриваемых экспонатов. А следовательно, любой другой объект нашего мира можно будет либо добавить в этот ряд, либо удалить из него, поняв, насколько он соответствует этому единственному критерию. Безусловно, какие-то более сложные наши институты, наверное, трудно будет свести к всего лишь одной человеческой потребности. Но, хорошенько поразмыслив, их количество всегда можно сократить до по крайней мере двух-трех основных. В любом случае удовлетворение именно этих базовых потребностей будет давать право тому или иному объекту быть причисленным к тому или иному институту.
Архитектура, семья, изобразительное искусство, оружие, язык, власть, образование, кулинария… Все эти и любые другие социальные институты причиной своего существования имеют какую-то конкретную, жизненно важную человеческую потребность, которую они призваны удовлетворять.
Например, языки бывают какими угодно. Есть языки, состоящие из гортанных щелчков; есть языки отрывистых радиосигналов и свистов; есть языки, вообще не использующие звуки, к примеру язык жестов. Но мы безошибочно определим любую систему знаков как язык, едва только сможем убедиться, что эта система служит для кодирования и дешифровки информации, передаваемой от одного человека к другому.
Согласитесь, глуповато выглядел бы человек, заявляющий, что языком может считаться только то, что приятно звучит. Или только то, что признаёт таковым больше одного человека. И тем более странно будет звучать утверждение, что языком может являться то, что провозгласит языком один-единственный человек, и при этом не только кто-либо другой, но и он сам не обязан понимать, что означают те звуки и жесты, которые он производит.
Или представьте себе, что некто из соломы и грязи сделал кирпич, а затем попытался продать нам его под видом еды… И действовал он на том основании, что и он сам, и еще несколько его коллег признают этот кирпич запеченным на углях молочным ягненком. А теперь представьте человека, который вознамерился продать нам гвозди, вырезанные из папиросной бумаги, утверждая при этом, что гвозди не обязаны иметь какую-либо утилитарность. Ну и, уж конечно, эту палату (или камеру) можно пополнить персонажем, на полном серьезе утверждающим, что он является счастливым обладателем волшебной палочки, прикосновение которой к любому предмету нашего мира превращает последний в слиток чистейшего золота.
Смешно и странно? А между тем мир современного искусства изобилует достаточно уважаемыми людьми, утверждающими, что для того, чтобы что-то было признано произведением искусства, достаточно, чтобы хотя бы еще один человек, кроме самого художника, признал его творение таковым. Те же деятели утверждают, что произведение искусства не обязано иметь какую-то конкретную функцию и вполне может самоценно существовать в отрыве от какой-либо утилитарности. Ну и в довершение всего, в этой перпендикулярной вселенной с некоторых пор «творцу» даже необязательно что-либо создавать самому – ему достаточно просто объявить произведением любой предмет из нашего с вами мира.
Ну уж нет, дорогие вы наши… Вы, конечно, извините, но больше этот номер у вас не пройдет. Теперь-то мы знаем, где искать. Теперь-то мы понимаем, что ключ к решению этой проблемы – в нахождении тех базовых потребностей человеческого существа, которые удовлетворяет этот древнейший институт нашего общества – изобразительное искусство.
2. Коробка передач
Для того чтобы разобраться в чем-то как следует, желательно начать с самого начала. В случае с изобразительным искусством всё началось в период от ста до тридцати пяти тысяч лет назад. Точнее, если принимать во внимание современные исследования на эту тему, первые намеки на появление неутилитарной деятельности человека, то есть чего-то, что некоторые ученые склонны интерпретировать как зачатки искусства, были найдены еще у наших, так сказать, предпредков – гомо эректусов и датируются аж пятисотым тысячелетием до нашей эры. Правда, это были именно что зачатки.
Между тем то, что произошло с людьми нашего вида в промежутке от ста до тридцати пяти тысяч лет назад, дало им такое феноменальное преимущество перед всеми остальными существами на нашей планете, что всего через несколько тысячелетий (микроскопический по меркам общей эволюции срок) мы стали единственным безоговорочно доминирующим видом на земле. И как ни странно, вся наша история, вся архитектура, все когда-либо написанные картины, прекрасные изваяния, романы, симфонии, компьютеры, мосты, космические корабли и театральные постановки – одним словом, всё, что мы сегодня называем культурной деятельностью человечества, – восходят к небольшому углублению в земле, устроенному посреди первобытной пещеры, – простой человеческой могиле.
Человек – существо удивительное во многих отношениях. Мы удивительно живучи, удивительно трудолюбивы, удивительно изобретательны и удивительно талантливы. Но, может быть, самая удивительная характеристика гомо сапиенса – поразительная целеустремленность. От каменного века и до сегодняшнего дня шаг за шагом мы неотвратимо идем к достижению каждой своей цели. Сколь невозможным поначалу ни казалось бы то или иное желание, однажды пришедшее в голову, быть может, одному-единственному человеку, оно в конце концов обязательно реализуется. Мы обошли всю Землю, мы сосчитали, сколько на небе звезд, сколько капель в море и сколько песчинок на всех пляжах мира. Мы научились летать по воздуху, говорить друг с другом, находясь на разных концах планеты, и оставили отпечатки своих ботинок на поверхности Луны. Мы познали законы мироздания и уже сейчас способны построить на земле рай для каждого из людей. И только одна, но при этом самая главная проблема человеческого существа, несмотря на те титанические усилия, что были приложены за все эти сотни тысячелетий, так до сих пор и не имеет своего положительного разрешения. Это проблема смерти.
Наше бегство из животного мира заняло несколько миллионов лет. Причем покинули мы животное царство отнюдь не по собственной доброй воле. Из вожделенного Эдемского сада, наполненного сочными плодами и прохладной негой тенистого тропического леса, наших далеких предков вышвырнул отнюдь не архангел Гавриил. Всё было гораздо прозаичнее. Климат Земли менялся, территория тропических лесов стремительно сокращалась, и места на всех там уже не хватало. Вот те обезьяны, у которых зубы покрепче да мышцы посильней, и вытеснили своих более незадачливых сородичей в саванну.
И с этих самых пор количество обезьяны в нас начало стремительно (по меркам эволюции) уменьшаться, а количество человека – столь же стремительно возрастать. Правда, процесс этот шел неравномерно. Это немного напоминало езду на автомобиле с ручной коробкой передач. В какой-то момент постепенное нарастание прогресса сменялось резким переходом на новый эволюционный уровень, после чего снова начинался процесс постепенного набора эволюционной скорости.
Одной из первых таких точек перехода стало для нас прямохождение. Дальше было освоение орудий труда, всеядность, приручение огня, освоение первичной речи и обретение жилища. Каждый такой рывок давал нам сильнейшее эволюционное преимущество перед всеми остальными видами, однако он никогда не случался сам по себе, но всегда был ответом на возникновение новых смертельно опасных проблем или новых жизненно важных потребностей.
Например, наше важнейшее преимущество – прямохождение – было ответом на изменившуюся окружающую среду (по крайней мере, на данный момент это наиболее распространенное научное объяснение). Деревьев становилось всё меньше, а высокой травы, заполняющей бескрайнюю саванну, всё больше. Вот нашим пращурам и пришлось встать на задние лапы, чтобы иметь возможность смотреть поверх высокой травы.
Другой точкой начала гигантского ускорения был переход на животную пищу. Благодаря новой высококалорийной диете объем нашего головного мозга начал увеличиваться такими бешеными темпами, какими никогда прежде и никогда в будущем он не прирастал. И это опять же было необходимым ответом на очередное изменение среды обитания. Климат стал суше и холоднее, фруктов и ягод созревало еще меньше, и мы были буквально вынуждены превратиться в хищный вид. При этом заметьте, что всем этим эволюционным тюнингом мы обзавелись именно в ответ на те вызовы, которые ставила перед нами матушка природа, а не потому, что нам настолько хорошо жилось, что от лени или забавы ради мы вдруг стали пробовать что-то новенькое. Не верите? Спросите у горилл, шимпанзе и мартышек. Это именно их далекие предки в свое время выгнали наших прародителей из тенистого леса под палящее солнце наполненной кровожадными хищниками саванны. У них тогда была одна задача – избавиться от лишних сородичей. И после того, как они эту задачу успешно выполнили, им ничего другого не оставалось, как отправиться в обратный путь, от почти уже человека в сторону совсем уже обезьяны.
Палеолитическое захоронение
И тут мы подходим к, возможно, самой важной точке переключения наших когнитивных передач. Где-то от семидесяти до тридцати пяти тысячелетий назад наш далекий предок перешел тот рубеж, за которым он окончательно оставил в прошлом свою родовую обезьяну и наконец-то стал в полном смысле человеком современного вида. Ведь он совершил первое полностью осмысленное, исключительно человеческое действие: в полу своей пещеры вырыл небольшое углубление и положил туда труп недавно умершего родственника. В этот момент родился величайший механизм когнитивной эволюции человека.
3. Видоспецифический признак
Давайте приостановим наш исторический круиз и разберем поподробнее, из-за чего простая могила вдруг стала чуть ли не главным изобретением человечества.
Дело в том, что похоронный культ может считаться первым истинно человеческим институтом на том основании, что он явился ответом на первую нематериальную потребность человеческого существа – первого существа за всю историю Земли, не только осознавшего, но и отменившего собственную конечность. Да, будут и другие значимые точки ускорения нашего прогресса. Человеку еще предстоит приручить животных, освоить земледелие, придумать разделение труда и построить города, но всё это, как и всё прежнее, будет всего лишь ответом на вызовы грубой физической реальности. Между тем представления о загробном мире и предстоящем возрождении, заложенные в похоронном культе, навсегда оторвали человека от его животных корней и явились непосредственной предпосылкой для следующего величайшего открытия человечества – обретения Бога.
Справедливости ради нужно отметить, что обретение Бога хоть и является одним из главных открытий человека, всё же дорогу в этом направлении для сапиенса проложил его двоюродный брат – гомо неандерталенсис. Ведь именно неандертальцы первыми начали хоронить своих умерших. Они вообще были лучше приспособлены к выживанию в том суровом мире, в котором нашим предкам пришлось с ними конкурировать. Это был очередной ледниковый период. Средние температуры сильно упали, еды стало заметно меньше. И вот в этот, прямо скажем, не самый благоприятный момент наши с вами прямые предки в очередной раз решили покинуть свою африканскую колыбель и попытать счастья на бескрайних просторах других частей света. Такие попытки гомо сапиенсы предпринимали не раз, но, столкнувшись с суровым климатом и лучше подготовленными к такой жизни конкурентами, волны их экспансии каждый раз откатывались назад.
Так что же случилось на этот раз? Почему наши щуплые, слабосильные прародители наконец смогли преодолеть неодолимые прежде препятствия и в самые сжатые сроки расселились по всей планете, окончательно и бесповоротно закрепив за человеком нашего вида тотальное биологическое превосходство?
К сожалению, точного ответа на этот вопрос современной науке найти пока не удалось. Однако что касается интересующей нас темы, то взаимоотношения сапиенса с изобразительным искусством начинаются именно с этой отправной точки человеческой истории.
Взять тех же неандертальцев. Они и сложены были лучше, и похоронный культ, и культ медведя как верховного существа, а стало быть, и какие-то религиозные воззрения у них появились раньше, чем у сапиенсов; тем не менее дальше развитие их когнитивных способностей почему-то не пошло, и такой социальный институт, как искусство, у них так и не зародился. Точнее, по последним данным, какие-то намеки на то, что впоследствии могло бы развиться в искусство, у отдельных групп неандертальцев появились чуть ли не за сто тысяч лет до их фатального столкновения с нашими предками, но никакого развития эти зачатки не получили. То есть эволюция неандертальца, если можно так выразиться, не сочла этот вид когнитивной деятельности преимуществом, и естественный отбор отмел данную способность как ненужную.
Напротив, эволюция сапиенса почему-то всячески поощряла его стремление к созданию визуальных образов. И когда два вида человека столкнулись в конкурентной борьбе за жизненное пространство, победил тот, у кого искусство было.
Сразу оговорюсь: я ни в коем случае не пытаюсь сказать, что неандертальцы вымерли из-за того, что не умели рисовать. Более вероятно, что искусство явилось своеобразным маркером принципиально нового типа мышления, которое и принесло сапиенсу победу в этом противостоянии.
Что-то произошло тогда с людьми нашего вида, и это изменение в первую очередь касалось принципов нашего мышления. Тот краткий период взрывообразного роста когнитивных способностей, позволившего нашим предкам совершить гигантский эволюционный скачок, некоторые ученые называют великой когнитивной революцией.
Что касается древнейшей истории людей, мы мало что можем утверждать наверняка, ведь с той поры прошли десятки тысячелетий. Природа беспощадна и к нашим телам, и к плодам наших рук. Плоть, одежда, жилища и орудия труда – всё это тленно. Причем порой тленно настолько, что ученым приходится воссоздавать предметы обихода древних людей буквально по каким-то уголькам и осколкам, а самих людей – по фрагментам костей.
На этом фоне буквально чудом выглядит тот факт, что единственное, что сохранилось от древних людей в практически неизменном виде, это произведения изобразительного искусства, оставленные ими на сводах пещер.
И то обстоятельство, что изобразительное искусство появилось в нашей истории примерно тогда же, когда мы – гомо сапиенс – окончательно стали доминирующим видом, красноречиво говорит о том, что искусство – один из главных видоспецифических признаков человека.
Мало того: тот факт, что искусство появилось раньше земледелия, колеса, государственности и даже, по некоторым оценкам, раньше самого языка, доказывает, что на разных этапах эволюции мы спокойно могли жить без всего вышеперечисленного (колесо, вон, и в наши дни до некоторых народов так и не докатилось), но вот без искусства человек современного типа не мог жить никогда. В некотором смысле способность создавать и воспринимать произведения искусства и делает человека человеком.
4. Игра и акт веры
Впрочем, для того чтобы начать уж совсем сначала, нам придется сделать еще один шаг назад, в те времена, когда искусства еще не существовало, и разобрать механизм, благодаря которому этот важнейший социальный институт смог появиться на свет. И как ни странно, речь пойдет о такой, казалось бы, банальной вещи, как игра.
У многих животных имеется этот первичный образовательный механизм. Львенок, таская какую-нибудь явно несоразмерную его росту палку, учится волочить в укромное место добычу, бегающие друг за другом волчата приобретают навыки охоты, а обезьянки, играя, формируют важные социальные навыки. Но у всех животных (кроме, разумеется, человекообразных обезьян) игра, так сказать, зашита в инстинкт. Их детеныши рождаются уже с запрограммированной потребностью приобретать конкретные жизненно важные навыки через игру. Мы же, в отличие от всех прочих существ, начинаем свой путь с чистого листа и должны всю жизнь программировать себя сами. И для этого нам понадобилось нечто, что в конечном счете и сделало возможным наше теперешнее тотальное доминирование. У нас появилось воображение. Мы единственные живые существа, способные представить себе что-то, не существующее на самом деле, поверить в это как в реальность, затем каким-то образом взаимодействовать с этим существующим только в нашей фантазии образом и, самое главное, получить на базе этого виртуального взаимодействия настоящий жизненный опыт. Благодаря этому замечательному свойству мы получили возможность внутри своей головы проигрывать множество потенциально возможных вариантов развития событий, выбирать из них наиболее приемлемый и на основе этой мысленной реконструкции планировать свои действия.
Помимо этого, мы приобрели способность к творчеству. Ведь чтобы создать нечто, чего до тебя в этом мире не существовало, будь то лук, колесо или даже всего лишь новый вид каменного рубила, этот объект сперва нужно представить в своей голове, затем мысленно проиграть несколько вариантов технологии его создания и только после этого приступить к созидательной деятельности.
Мало того: когда человеческий интеллект развился до такой степени, что мы смогли осознать, во-первых, собственную смертность и, во-вторых, необходимость эту смертность как-то преодолеть, именно воображение и подсказало нам выход из этого страшного психологического тупика. При этом нужно отметить, что игра, как часть общей системы воображения, выполняла здесь не последнюю роль.
И вот наконец мы подбираемся к самой важной части той движущей силы, благодаря которой мы в итоге и забрались на вершину всех пищевых пирамид, к той главной детали, которая, собственно, и приводит в действие весь этот эволюционный двигатель. И каким бы странным это ни казалось, отправной точкой такого важнейшего когнитивного механизма, как игра, безусловно, является акт веры. Естественно, это не та вера, о которой тысячелетиями нам твердят священники всех конфессий. Все религии и прочие социальные институты – это всего лишь следствия той первопричины, которой является наш базовый акт веры. Речь здесь идет о принципиальной способности человеческого существа с помощью акта веры придавать одним предметам, существам или понятиям свойства других предметов, существ или понятий.
Так, например, палка в зубах львенка – это просто палка, которую ему под влиянием инстинкта отчего-то очень нравится таскать. Львенок не думает, что эта палка на самом-то деле и не палка вовсе, а окорок косули, который он отгрыз от добычи и сейчас тащит в кусты, где сможет спокойно поесть, пока более сильные родственники не отобрали его обед. Человек же лишен какого-либо предустановленного «программного обеспечения», и поэтому он с помощью акта веры должен убедить себя в том, что сестренка – это совсем не сестренка, а сказочная принцесса, которую нужно защитить от соседского мальчишки, потому что этот пацан на самом-то деле злой и подлый колдун. Или та же палка… Если вы не сможете всерьез поверить в то, что это волшебный посох или лазерное ружье, никакой игры у вас, конечно, не получится.
Другой особенностью изрядного количества игр, в которые играют люди, является кажущееся отсутствие какой-либо утилитарности. Волчата, гоняясь друг за другом, учатся быть взрослыми волками. Когда они вырастут, им предстоит настигать добычу, вот они и репетируют этот процесс. При этом какой-нибудь средневековый крестьянский мальчик в основном играл в то, что он рыцарь на белом коне, или волшебник, или даже король, а совсем не в то, что он безграмотный, бесправный и беззащитный пахарь, которому в 99,9% случаев на роду написано прийти в этот мир и уйти из него под стоящей на краю хозяйского поля убогой крестьянской телегой. А стало быть, главные качества, которые ему нужно было бы тренировать, – это выносливость, чтобы исполнять тяжелую, изнурительную физическую работу, и покорность своему господину. Не говоря уж о том, что сегодняшние дети не играют в таксистов, менеджеров и барист: в своих играх они всё те же рыцари, колдуны и короли MMORPG-миров.
Между тем именно эта наша свобода от каких-либо «заводских предустановок» и неудержимое стремление стать чем-то большим, чем нам изначально предначертано быть, и сделали нас истинными королями животного мира.
5. Первый завет и первый критерий
Однако давайте вернемся к нашей главной теме. Итак, в какой-то момент первобытный человек осознал свою смертность и ощутил непреодолимое желание во что бы то ни стало этот страх смерти в себе преодолеть. И тогда наш мудрый предок решил с кем-то договориться о защите и правилах существования в этом огромном страшном мире. С кем-то очень могущественным… С кем-то, кто имеет власть над самой смертью… Для этого наш первобытный пращур создал в своем сознании образ всесильного Бога, присвоил его самому сильному существу тогдашнего мира (по-видимому, сначала это был пещерный медведь) и заключил с этим Прабогом свой первый завет.
И всё было бы хорошо, если бы не то обстоятельство, что способностью создавать столь глобальные умозрительные конструкты обладает далеко не каждый человек. Во все времена жил среди нас особый и при этом очень немногочисленный тип людей, которых сегодня принято называть визионерами. Благодаря своим поразительным интеллектуальным и духовным способностям они не раз радикально меняли направление развития человечества. Именно такие люди и нашли решение проблемы смерти. Но что же делать с остальным человечеством, во все эпохи не отличающимся ни особой глубиной интеллекта, ни особой высотой духа? Простому человеку даже в не столь отдаленные времена было сложно осуществлять фундаментальные синтетические умопостроения, ведь обычные люди способны поверить лишь тому, что могут увидеть собственными глазами. При этом потребность в преодолении смерти у них куда более острая.
Тогда-то визионерам и пришлось изобрести механизм, удовлетворяющий потребность простого человека своими собственными глазами видеть доказательства существования незримого верховного божества, дарующего защиту в этой, временной, и возрождение в той, загробной или даже следующей, жизни. И этим универсальным механизмом психологического спасения от страха смерти как раз и стало изобразительное искусство.
