скачать книгу бесплатно
Я засунул пустой флакон в карман и решительно взял в руку бокал с отравой. Понюхал: пахнет коньяком. Впрочем, какая разница? Пить буду залпом.
Окинул последним взглядом зал: вдруг не уродины, вдруг ошибся? Да где там: у одной слишком маленькие глаза, у другой нос слишком длинный. И толстый. А что у них за фигуры! Впрочем, с фигурами может все и не так плохо, их же не видно. Вон у той, остроносенькой, очень неплохой над столом нависает бюст, многообещающий.
Ай, все равно ей далеко до моей Светланы…
Пока я размышлял, остроносенькая оттолкнула сидящего рядом с ней мужчину, вскочила и решительно направилась…
Что? Ко мне? Да нет, я ошибся. Нет-нет, она действительно идет ко мне, несмотря на грозные оклики своего горилоподобного друга.
«Не хватало еще в конце жизненного пути по физиономии получить, – подумал я, нехотя отставляя в сторону бокал с ядом. – Представляю, как будет ликовать мать, если этот горилла мне фингал наварит. Мать сразу воскликнет: „Ничтожество, взял и с фингалом откинул коньки. Весь в своего папочку. Все люди как люди, а этот не может даже прилично умереть“. Так скажет мать. И будет права. Нет, с фингалом умирать мне негоже».
Остроносенькая тем временем подсела к моему столу и заявила:
– Как он мне надоел!
– Готов войти в ваше положение, – поспешно откликнулся я, – но будет лучше, если вы вернетесь.
– Что?!!! К нему?!!! Не бывать тому никогда!
Между тем дружок ее даром времени не терял: он бодро разминал кулаки, окидывая нас злобным и многообещающим взглядом.
«Что такое?! – мысленно возмутился я. – Эта бабенка, говоря языком ее друга, мне портит пейзаж!»
– Послушайте, – вежливо обратился к ней я, – не хочу показаться трусом, но я и ваш жених, мы явно в разных весовых категориях. В нем не меньше ста килограммов.
– Сто двадцать, – просветила меня остроносенькая.
– А во мне только восемьдесят, – холодея, признался я. – Поэтому буду вам очень признателен, если вы пересядете за какой-нибудь другой столик.
Она уничтожила меня взглядом и воскликнула:
– Как вы смеете? Другой бы на вашем месте от счастья умер, подойти я к нему.
– Именно это сделать и собираюсь, – заверил я. – Искренне хочу умереть, а вы мне мешаете. Очень вас прошу, девушка, ведь есть же здесь и другие столики.
– Вы странный, – заключила она. – Вы хоть понимаете, от чего отказываетесь?
Я покосился на кулаки ее друга и сообщил:
– Отдаю себе трезвый отчет, потому и отказываюсь.
Она растерялась и залепетала:
– Впервые такого встречаю, другой был бы счастлив…
– Охотно верю, – воскликнул я, – но вынужден придерживаться иного мнения. Возможно, вы не в моем вкусе. К тому же, находясь в самом конце жизненного пути, практически у финиша, не хотел бы получить травму черепа и синяк под глаз. Хотелось бы уйти из жизни красивым, конечно, насколько это позволили мне матушка и природа.
Из всей моей речи девица поняла лишь одно: что она не в моем вкусе.
– Что за бред? – взбесилась она. – Зачем же вы так на меня смотрели?
– Как?
Она изобразила. Мне стало плохо. Катастрофа! Неужели я так на нее смотрел? Тогда я болван, права Светлана.
– Что-то не припомню. Когда это было? – холодно поинтересовался я.
– Когда вы бродили по залу и позже, непосредственно перед тем, как я к вам подошла, – торжествуя сообщила девица.
Теперь уже взбесился я:
– Что? На вас? Смотрел? Да на кой вы нужны мне? Особенно сейчас. Поверьте, вы оч-чень невовремя.
Я глянул на стоящий на столе бокал, полный яда, и уже спокойно добавил:
– Может безразлично в зал и глянул в последний раз, может взглядом на вас и наткнулся, но не советую это близко к сердцу принимать. Я смотрю так на всех женщин.
Остроносенькая отшатнулась:
– Вы что, кобель?
Я безучастно пожал плечами:
– Не знаю, вряд ли…
Она разъярилась:
– Тогда вы болван! Жаль, что об этом не знаете!
– Знаю, сегодня мне это уже говорили. Да, я болван. Тем более, отправляйтесь к своему другу, пока он вас не опередил и не подвалил к нашему столику. Кажется для этого он уже достаточно размял кулаки.
Сказав такое, я сам ужаснулся:
– Господи! Кулаки? Неужели ЭТО так невинно называется? Кувалды – да, а кулаки – вряд ли.
Остроносенькая удовлетворенно хмыкнула, я же ее просветил:
– Мне совсем не хотелось бы с ним сражаться, как бы красивы вы ни были. Он такой громадный. И неловкий наверняка: еще прольет мой коньяк. Вот это будет трагедия.
Остроносенькая рассмеялась:
– Ах, вот в чем дело! Ну что ж, это легко уладить.
Она вскочила и энергично направилась к своему другу – я вздохнул с облегчением и поднял бокал. Пора! Давно пора! Пора на тот свет! Господь заждался!
Набрав побольше воздуха в легкие, я зажмурил глаза и…
И бокал оказался в руках остроносенькой. Она вернулась, резво выхватила из моей руки бокал, лихо опрокинула его в себя и пояснила:
– Для храбрости!
И убежала.
Я остолбенел.
Сначала остолбенел, а потом уронил голову на стол и заплакал.
Возможно, впервые в жизни.
Плакал я долго и горько. Напасти пошли косяком: одна за другой. Фортуна меня просто возненавидела. Позор, пережитый в Париже, жег хуже огня, предательство Светланы леденило душу, отсутствие сына разрывало сердце. За всем этим маячило унижение в образе косой пенсионерки-невесты! И вот оно, новое поражение: я не сумел уйти из жизни. Не справился с таким несложным делом. Казалось бы, чего проще, налей яду в бокал и выпей, раз так тебе повезло: собственная мать подарила самый легкий способ забвения бед и позора. Так нет же, и здесь я опарафинился. Какая-то дурочка, свиристелка опередила меня…
Остроносенькая (легка на помине) вернулась и жизнерадостно сообщила:
– Дело сделано, он ушел, так что можете быть спокойны: лицо вам никто не набьет.
Тут она заметила, наконец, мою печаль и удивилась:
– Что с вами? Мужчина, неужели вы плачете?
От позора и обиды я замычал, а она рассмеялась:
– Нет, правда, вы плачете что ли? Не может быть! Ха-ха! Вы плачете? Плачете?
– Да! Да! – взревел я. – Плачу и буду плакать еще и еще, раз вас так это радует!
– Вовсе не радует, – смутилась она. – А то, что хихикаю, так это нервное. Честное слово, никогда не видела плачущего мужчину.
– Поживете с мое и не такое увидите, – заверил я.
Она удивилась:
– С ваше? А сколько вам?
– Сорок пять.
Остроносенькая отшатнулась:
– Надо же, никогда бы не подумала! Сорок пять, это полный завал! Считай – одна нога в могиле!
И тут же начала меня успокаивать:
– Но не расстраивайтесь, беда, конечно, но… Кстати, давно хочу вам сказать: вы очень красивый мужчина. По таким просто плачет! Плачет Голивуд!
Я посмотрел на нее, как на врага народа, а она всплеснула руками и затараторила:
– Когда вы прошли мимо нашего столика, я обмерла и глазам своим не поверила. У вас профиль – зашибись! Вам, наверное, надоели такие признания. Нас, красивых, и хвалят, и хвалят, и хвалят, и льстят, и льстят, и льстят. Представляю сколько вы наслушались за свои сорок пять, если я, в свои двадцать восемь уже насмотрелась…
– Послушайте, – возмутился я. – Что у вас за рот?
– Рот? А что мой рот?
Она испугалась, извлекла из сумочки зеркальце и начала себя изучать, приговаривая:
– Что у меня за рот? Рот как рот.
– Это вам так кажется, – просветил я ее, – он же у вас не закрывается.
– Ну да, – согласилась она. – Как у любой нормальной женщины.
И тут же меня упрекнула:
– Уж в свои сорок пять могли бы знать. Повидали, наверное, на своем полувеку.
И она игриво подмигнула. Захотелось ее побить, но я сдержался. Остроносенькая же нахмурилась и спросила:
– Почему вы так нелюбезны?
Меня прорвало:
– Потому что у меня одни неприятности от вас. Зачем вам понадобилось пить коньяк? Он же был для меня предназначен. Что мне делать? Не знаю теперь! Где еще я найду себе яду? Так все удачно складывалось, так мне повезло, этот флакон появился в моей жизни фантастически вовремя, словно по заказу. Моя мать… Все же она молодчина! Она меня породила, она же меня и…
Остроносенькая слушала с большим интересом, но в этом месте перебила:
– Я вас не понимаю. Совсем. Вы говорите загадками. Не могли бы выражаться ясней?
– Ясней? – вспылил я. – Куда уж ясней. Бокал пустой видите?
– Вижу, – кивнула она.
– Знаете что там было?
– Коньяк.
– А какой коньяк, знаете?
– Знаю, неплохой. Там был очень неплохой коньяк, – заверила она.
– Ха! Вот она, ваша ветреность! Одним махом выдули! Где я теперь такой возьму?
– О, боже, да здесь же и возьмете, – воскликнула она, утомленно закатывая глаза. – Не надо делать трагедию. Если хотите, сама вам куплю.
Я схватился за голову:
– Вы, девушка, не догадываетесь, как бессовестно поступили со мной: отняли у меня то, что достать не так просто. А мне это нужно позарез!
Остроносенькая разволновалась:
– Ничего не понимаю, что вы так разошлись, ведь там был всего лишь коньяк…
