скачать книгу бесплатно
Он в ярости отшвырнул от себя трубку – правда не на пол, а на кровать, на мягкое покрывало – и гневно уставился на жену:
– Хочешь в могилу меня загнать? Довести до инфаркта решила?!
Евдокия нервно икнула:
– Леня, у Евы в доме жуткие творятся дела!
– Ха! У Евы творятся дела! А у меня еще хуже: родная жена издеваться изволит! Взялась меня извести! Неужели не ясно, когда ты так завопила, ноги мои подкосились! Я думал, что в нашей квартире пожар!
Евдокия снова икнула и покосилась на трубку, упавшую рядом с ней:
– Ленечка, я не шучу! У Евы такое творится!
– Да слышал я, слышал, – разом вдруг успокаиваясь, насмешливо констатировал Лагутин. – Все я слышал. Лужица, бутерброды – кошмары, солнышко, еще те. Как тут не посочувствовать. Непонятно, зачем ты сотовый прихватила с собой. Я же тебя просил. То Майка, то Ева… Уверен, о нашем отъезде знает теперь весь белый свет…
Евдокия испуганно затрясла головой:
– Нет, Ленечка, как мог ты подумать? Я с подругами так говорила, что невозможно было понять, в городе мы или нет. Вот если бы мне звонили, а я бы не отвечала, вот тогда бы всем стало ясно…
Оправдания обрывая, опять зазвонил телефон. Евдокия, не решаясь брать трубку, с растерянной мольбой посмотрела на мужа. Леонид Павлович обреченно махнул рукой:
– Чего уж там, бери, слушай про бутерброды. Да не проболтайся, смотри, что мы в Сочи. Впрочем, скоро мы возвращаемся, если вообще когда-то отсюда уедем с такими странными сборами.
Лагутин зло пнул ногой чемодан и тут же, его подхватив, и коробку со шляпами, поспешил вон из номера к автомобилю.
Едва дверь за мужем закрылась, Евдокия ловким (обезьяньим) движением цапнула трубку и закричала:
– Ева! Евочка, это ты?!
Конечно, это была Ева.
– Дуся! – вопила она. – Нас разъединили?!
– Разъединили? Евочка, как возможно такое? Душой я с тобою всегда! Рассказывай, что у тебя происходит? И поподробней!
Об этом и не надо было просить (женщины любят детали), Ева опять застрочила:
– Сначала была капелька, едва заметная капелька крови. На клавише, на одной, на «до» первой октавы. Но я-то не знала, я думала, что вареньем намазано. Вишневым. Юльке накостыляла слегка и успокоилась. Через несколько дней смотрю, капелек уже пять: на «ре», «ми», «соль» первой октавы и на «до», «фа» – второй. Присмотрелась, на варенье совсем они не похожи. Еще присмотрелась – кровь! Ох, как я рассердилась на Юльку, даже ее отшлепала и наказала: «Со своими вечно ободранными лапами к роялю и близко подходить, мерзавка, не смей!» И что же? Через несколько дней на «ре» третьей октавы лужица. А сегодня уже настоящая лужа на «ми», «фа» «соль» пятой октавы и сильно испачканы черные клавиши. Но самое страшное то, что Юлька здесь ни при чем, зря ее колотила. Целых три дня я дома одна! Абсолютно одна!
Оцепеневшая Евдокия, заикаясь, спросила:
– К-куда же все делись?
Ева всхлипнула:
– Я еле живая от страха. На дачу уехала вся семья. Сама их выгнала, чтобы не мешали мне к фестивалю готовиться. Едой запаслась и над новым концертом работала, три дня не выходила из дома.
– Может, кто-то к тебе приходил и решил подшутить, – замирая от ужаса, прошептала в ответ Евдокия.
– Если бы, в том-то и дело, что не приходил в эти дни никто. Одна я была в квартире. Кровь с клавиш начала вытирать и вдруг так страшно мне стало, что потемнело в глазах. С воплем забилась в ванную, под унитазом сижу, выйти боюсь. Слушай, Дуська, ты мне не веришь?
– Про то, что под унитазом сидишь? – удивилась та и озадаченно осведомилась: – Да, в самом деле, Ева, как ты умудрилась забраться под унитаз?
– Ой, Дуся, сижу-то я рядом, но черт с ним, с унитазом моим! В то, что кровь на клавишах появляется, веришь или не веришь?
– Верю! – не задумываясь, выпалила Евдокия. – Я самая первая увидела эту кровь!
– Ой, мамочка! – взвизгнула Ева. – Сейчас я от страха умру! Ты видела кровь?!
– Да! На твоих клавишах!
– Ой, мамочка! Точно умру! Когда?!
– В тот день, когда появился маньяк!
– Да ты что?!
– Евусик, я сидела возле рояля, уставившись в телевизор. Ты на кухню кофе варить пошла. Тут начали про маньяка рассказывать, я разволновалась и на клавиши оперлась рукой, то есть, локтем… Ева, знаю, ты за это ругаешь, инструмент расстраивается и все такое… Честное слово, я по рассеянности, – бросилась оправдываться Евдокия, но подруга ее перебила:
– Хватит, Дуся, мне уже не до клавиш. Дальше-то, что с кровью было?
– Да ничего. Я про кровь только дома узнала, когда блузку сняла. На локте было пятно.
– Что же ты мне не сказала?!
– А о чем говорить? Знаешь сама какая я недотепа. Спасибо еще, что только пятно.
– Да, спасибо, что на месте рукав, – саркастично вставила Ева.
– Именно, – не обиделась Евдокия. – Со мной и похуже приключения каждый день происходят, а тут всего лишь пятно. В тот день я не задумалась, но когда я опять оперлась на клавиши…
На этот раз Ева взвилась:
– Вот в чем дело! А я удивляюсь, почему рояль так часто расстраивается! Оказывается, она на него опирается! Каждый день!
– Не каждый день!
– Дуся, нельзя быть упрямой такой! Если просят тебя по-хорошему, изволь выполнять! Он кучу денег, рояль этот стоит. И настройщик нынче не дешев.
Евдокия ядовито спросила:
– Тебе уже не интересно про кровь?
– Интересно, – буркнула Ева, – дай только слово, что больше не будешь…
– Не буду! Даю! Никогда! И не имею привычки такой, но в тот день, видимо, черт попутал: про маньяка снова по телику говорили, снова я увлеклась, снова на клавиши оперлась и снова локоть в крови. На этот раз видела след. Когда ты вошла, я быстро локоть убрала, а на клавишах…
– Капля?!
– Нет, кровью намазано. Каплю блузка впитала и уж потом я по клавишам развезла кровь рукавом.
– Что же ты мне не сказала? – опять сокрушилась Ева.
Евдокия вдруг рассердилась:
– А что я должна была говорить? Что на клавиши твои опиралась да комара невзначай придавила? Ведь именно так я тогда подумала, только теперь уже все поняла. Выходит, это был не комар. Но что же?
– Дусенька, миленькая, – с ревом взмолилась Ева, – приезжай скорее ко мне!
– Прямо сейчас?
– Прямо сейчас!
– Сейчас я не могу, занята. Почему бы тебе не вернуть с дачи семейство?
– Пыталась, но сотовый не отвечает.
– Попробуй еще.
– Да пробовала сто раз! Сколько можно? К тому же, мне никто не поверит. Мама скажет, что я сочиняю опять. Дусенька, приезжай или я здесь, под унитазом, от страха умру! Если не хуже!
Этим заявлением она насторожила подругу.
– А что может быть хуже? – втянув голову в плечи, спросила Евдокия и два раза нервно икнула.
Ева сделала длинную паузу и экзальтированно прошипела:
– А хуже: меня прикончит маньяк!
– Евочка, миленькая, – заголосила Евдокия и… вынуждена была мгновенно прервать разговор. – Я позже перезвоню, Леня пришел, – испуганно сообщила она и, прошептав «да, бабуля была права», спрятала трубку.
– Леню своего боится больше маньяка, – со вздохом подивилась Ева и, сидя под унитазом, покорно принялась ждать.
Она знала свою подругу: раз Дуся выдала обещание, значит не подведет.
Глава 3
Леонид Павлович и вещи в багажник автомобиля отнес и даже успел пофлиртовать на прощание с милашкой-дежурной. Он видел, что очень ей нравится: кокетничала, чертовка, отчаянно с ним все эти двенадцать дней и Дашу сразу же невзлюбила – провожала презрительным взглядом. Во взгляде недоумение и вопрос: «И что он, красивый, умный, интеллигентный мужчина в этой дурочке и страшилке нашел?»
А Даша, неосознанно чувствуя неприязнь, словно назло, проходя мимо дежурной, то на ровном месте вдруг спотыкалась, то сумкой цепляла стоящие в холле цветы. Горшки падали, бились – Лагутин сокрушался, качал головой, извинялся – дежурная, торжествуя, со сладкой улыбкой в ответ ворковала:
– Не волнуйтесь, ужасного ничего, подберем.
Но Дашу с такой брезгливостью злыми взглядами провожала, что к Лагутину (читавшему эти взгляды) сразу просилось на ум: «чокнутая» да «удолбище». Он и не ошибался совсем – как раз такими словами дежурная полна и была, провожая нескладеху-Дашу злыми глазами.
Простосердечная Даша же, как обычно, с лаской ко всем и со всею душой – дежурную комплиментами баловала, дорогими фруктами угощала, шоколадками пичкала…
И чем больше завистницу улещала, тем сильней ее та ненавидела.
Леонид Павлович, для которого человеческая душа, что учебник, до дыр зачитанный, видел какие страсти тут происходят, какие движения и куда, но поделать не мог ничего. Жену он предупреждал, советуя быть недоступнее, но бестолку все. Прямо сказать ей нельзя: слишком уж впечатлительна, а намеками – что об стенку горох. Он ей:
– Даша, обслуга бедная, а мы живем в номере «люкс» и за день способны истратить то, что хорошая горничная и в месяц не получает.
Она же ему в ответ:
– Потому я дежурную фруктами и кормлю. И не пойму, чем ты не доволен.
Вот и говори с ней после такого ответа. Дежурная – стерва – ведет себя внешне солидно, а Даша – добрячка – выглядит дура дурой.
Но с другой стороны, Лагутин не держал на дежурную зла: он мужчина ее мечты – очевидно, а Даша счастливая конкурентка. За что же дежурной ее любить?
Лагутин поэтому с чистой совестью на прощанье с дежурной пофлиртовал, покупался в лучах ее обожания – не смог себе отказать. В свой номер по этому поводу он вернулся в приподнятом настроении – после (пусть и легкой) измены как-то особенно хочется любить родную жену.
– Дашутка! Радость моя! Я уже здесь!
И что же он видит: Радость сидит по-прежнему на кровати, в обуви на покрывале – Лагутин нахмурился, в нем самом радости, как ни бывало, только злоба одна.
«Что это, черт возьми, происходит? Я, как ишак, с чемоданами, знай себе, бегаю по этажам, а она прохлаждается?»
– Даша, почему до сих пор не собран твой рюкзачок? В конце концов, это бессовестно. Я устал, страшно голоден, мне предстоит долгий путь за рулем. Эдак мы и к ночи не выберемся…
Разумеется, после такой сентенции, Евдокие и в голову не пришло делиться с мужем загадками Евы. Во-первых, он не поверит. И не захочет слушать. А во-вторых…
Во-вторых, много чего. Вплоть до скандала. Не стоит испытывать, пожалуй, судьбу.
Евдокия вспорхнула с кровати и – прямо на шею к мужу:
– Ленечка! Как я рада, что мы едем домой! Ленечка! Я страшно тебя люблю! Ты – самый лучший!
Он смягчился:
– Ну-ну, хитрунья, хватит, задушишь. Лучше иди собери рюкзачок.
– Считай, он уже собран!
И действительно, быстро все собрала (может же, если захочет) и помчалась к дежурной сдавать ключи и прощаться.
Лагутин, предвидя ужасную сцену, (Даша – сама простота, та, стерва, – ехидство одно) схватил последние чемоданы и к автомобилю сбежал.
– Встретимся в ресторане, – бросил он жене на ходу и вскоре сильно о том пожалел, что ее без присмотра оставил.
Теперь он жену вообще потерял: и в ресторане зря ждал – не дождался, и у дежурной ее не нашел, сбегал к автомобилю – и там Даши нет.
– Черт возьми! Это уже никуда не годится! – взорвался бедный Лагутин. – Ох, она меня доведет!
И в этот трагический миг он увидел свою Евдокию: негодница сидела под пальмой на лавке с сотовым, приложенным к уху. С кем и о чем болтала жена Лагутин не слышал – был от нее далеко – но разъярился он не на шутку и завопил:
– Даша! Ты издеваешься?!
