Не вспоминай меня

Не вспоминай меня

Милана Фелиз

А на что вы готовы, чтобы вернуть любимого человека, которого у вас забрала смерть? Эту книгу я посвящаю своему лучшему другу – моему любимому брату Славе, который проиграл борьбу с раком в мае 2022 года.

Милана Фелиз

Рисунок обложки Мария Крылова

© Милана Фелиз, 2025

ISBN 978-5-0067-0741-2

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Глава I.

Не получилось в этот раз

– Ася! Ничего не вышло! Он меня вспомнил… Вспомнил в последний момент, – Диана судорожно сжимала трубку телефона ледяными пальцами.

– А отец? Он живой? – Ася резко откинула пуховое одеяло и села на кровать.

– Жив… Они потребовали другое… Но он отказался. А ты что-то помнишь? Что он тебе говорил, когда меня уже, то есть вообще не было?

– Я не помню ничего…

– Они мне говорили…

– Что говорили?

– Что настоящая любовь заставит его вспомнить… Одно я знаю точно… он был хорошим человеком, если отказался.

– Подожди, дай проснуться, у нас четыре утра в Калифорнии. Я кофе сделаю и позвоню тебе по видеосвязи.

                                       * * *

Лучи утреннего солнца настойчиво рассекали воздух, стараясь просочиться сквозь щель между двумя плотными занавесками. Татка довольно мурчала, развалившись на ламинате и изредка поглядывая на влюбленную парочку, спрятавшуюся от рассвета под тонкой простыней.

– Ой, морда наглая… – сонно пробурчала девушка, потягиваясь на надувном матрасе. – Богдаш, когда кровать купишь?

– Чего? – ее возлюбленный протер глаза, зевнул и закинул руки за голову, любуясь стройной фигурой своей подружки.

– У тебя в квартире только шторы, кресло, стол компьютерный с компьютером да матрас этот, – она поправила на себе перекрутившуюся мужскую футболку.

– У меня еще лоток Таткин, холодильник и кухонный гарнитур, – он захохотал и протянул руки к девушке.

– Иди ко мне, Вероник, поваляемся.

– Валяйся со своей незнакомкой! – она на цыпочках потопала в ванную комнату.

– Ты же знаешь, что она мне как сестра! – крикнул он, соскочив с постели. – Тем более без нее вон – Татки бы у меня не было. Да, Татка? Скажи спасибо моей выдуманной сестре.

– Ты точно ненормальный… Впрочем, как и все айтишники, – Вероника вышла из ванной в джинсах и кардигане и направилась к входной двери.

– Даже завтракать не будешь?

– Нет… Ты же знаешь, что он…

– Как хочешь. Я же тебя не жениться зову, а просто завтракать, – он потрепал ее рыжие волосы и чмокнул в щечку. – Даже курить не будешь?

– Ты же знаешь…

– Знаю, знаю, что он думает, что ты не куришь.

– Я брошу.

– Меня или его?

– Курить! – она торопливо обняла Богдана и открыла дверь. – Закрывайся.

                                       * * *

Богдан натянул домашние шорты, футболку, которую Вероника оставила на полотенцесушителе, и вышел на балкон. Солнце давно встало, однако продолжало разливаться расплавленными золотыми пятнами по синеве холодного неба. Лучи света больно обжигали глаза, Богдан даже чихнул несколько раз из-за неприятного горячего зуда в носу. Тата нервно терлась об ноги хозяина, изредка попискивая своим тоненьким голосом.

Он вспомнил, как именно в такое раскаленное весеннее утро мать собрала их с братом Матвеем и навсегда ушла от отца. Этот поступок вызвал много пересудов среди соседей, которые, казалось, не замечали синяков на теле мальчишек, изможденного вида женщины и никогда не слышали детского плача и брани из нехорошей квартиры. Нехорошая квартира по определению не могла быть таковой, потому что глава семейства, в отличие от своих коллег по заводу, не злоупотреблял ни алкоголем, ни сигаретами, а в юности состоял в комсомоле. Он также часто был задумчив, но никто из знакомых не смел приставать к нему с расспросами, зная, насколько тому не повезло с женой, высасывающей из своего супруга все соки, насколько были избалованы дети, заставлявшие отца применять грубую физическую силу и почти каждый вечер после работы превращаться в монстра.

В тот день мать тащила на себе сонного трехлетнего Богдашку, пытаясь удержать на плече лямку сумки с нехитрыми пожитками. Матвей, которому на тот момент было около шести, периодически хватался за подол матери, иногда ей даже удавалось балансировать и на какое-то время давать старшему сыну руку. Они сели в поезд, направлявшийся в соседний городок, где ребят уже поджидала их бабушка со стороны матери. Запах табака в тамбуре, как и запах казенных простыней, навсегда стали для Богдана ассоциацией с безопасностью и свободой. Мать подала на развод уже летом, поэтому, когда осенью Матвей пошел в школу, в его личном деле красовалась характеристика «ребенок из неполной, но благополучной семьи».

Докурив сигарету, Богдан аккуратно затушил бычок о край жестяной банки. Он уже несколько месяцев забывал купить пепельницу в эту новую съемную квартиру. Тата, переминаясь с лапки на лапку, протяжно мяукнула.

– Ну чего ты? Странная кошка. Волшебная кошка из сна, – он взял ее на руки и поцеловал за ухом. – Вот Вероника меня ревнует к ней, а ты же не ревнуешь? Если бы не она, то так бы и слонялась ты на улице.

                                       * * *

Он летал полупрозрачным облаком над костром среди ночного леса. Несколько мужчин в черных капюшонах столпились вокруг пламени и что-то бормотали на непонятном языке. Внезапно среди огня Богдан разглядел женскую хрупкую фигуру. Девушка горела заживо, но при этом не издавала ни звука. Внезапно она запрокинула голову и встретилась глазами с Богданом.

– Спаси ее… Ты должен спасти ее, иначе она не выживет.

– Кого спасти? Тебя? – он спустился на землю и принял свой привычный облик.

– Нет… Меня спасать не нужно. Я сама спасаю. Тебя, между прочим. Спаси кошку… Она – как огонь, воздух и земля, она трехцветная.

– Как спасти?

– В парке через три дня рано утром ты увидишь ее. Ты должен.

– Но я… Я не смогу быть в парке.

– Ты должен, ты будешь. Ради меня! – прокричала девушка и рассыпалась на мелкие огненные пылинки.

– Ты должен. – Вокруг Богдана начали собираться люди в черных одеяниях. – Это лишь малая часть, которую ты можешь для нее сделать… Она спасла тебя.

                                       * * *

В то утро Богдан спешил на работу, потому что решил поработать из офиса и пообщаться с коллегами лично. Проходя мимо парка, он вспомнил свой странный сон и мысленно посчитал дни – прошло ровно три дня. Остановившись на минуту, он посмотрел на часы – у него было еще около пятнадцати минут в запасе. Поправив рюкзак за плечами, он нащупал в кармане банковскую карту и поспешил к ларьку с кофе.

– Капучино с двойным сахаром, пожалуйста.

Девушка лет девятнадцати улыбнулась полусонной улыбкой:

– Ваш кофе. Печеньку?

– Нет, спасибо.

Богдан отошел и огляделся. Отхлебнув кофе, он понял, что утро не будет до конца бодрым без сигареты. Похлопав по заднему карману джинсов, он вытащил зажигалку и пачку сигарет и попытался закурить. Внезапно стаканчик с кофе опрокинулся и часть содержимого выплеснулась на серую клетчатую рубашку, оставляя грязные разводы.

– Б*ть! – Богдан бросил сигарету, а после оттянул рубашку, чтобы кофе не пропитал черную футболку под ней.

– Тебе помочь? – услышал он женский голос неподалеку.

– Если только есть влажные салфетки, – Богдан резко вскинул голову и увидел перед собой невысокую брюнетку с глубокими серыми глазами.

– Да, конечно, – незнакомка вытащила из дамской сумочки пачку салфеток и протянула их. – Я Ася. А ты?

– Богдан… Богдан я, – он несколько раз промокнул пятно салфеткой, а после поднял стаканчик с кофе, недокуренную сигарету и бросил их в урну вместе со скомканной салфеткой. – Слушай, твое лицо мне кажется знакомым. Мы раньше не встречались?

– Вот и я так тоже подумала, если честно. Мне кажется, я тебя где-то видела…

– И голос мне твой кажется знакомым…

– Да, я видела тебя на концерте «Сплин» с брюнеткой. У нее носик еще такой – с горбинкой.

– Наташа, значит. Но это год назад было, потому что Наташа уже замужем.

– Возможно. И вот в начале весны ты сидел тут, в баре неподалеку, с рыжей девушкой.

– Вероника… Ты следишь за мной?

– Нет, хотя кто знает, – Ася прищурилась и поправила воротник джинсовой куртки. – Ой! У меня же там клетка-переноска на лавочке, как бы кто не спер!

– А кто у тебя там? Кошка? – Они подошли в лавочке.

– Не у меня… Получается, у тебя.

– Подожди! Как ты узнала?

– Это покажется тебе странным, но… – она присела на лавочку и показала жестом, чтобы Богдан присел рядом, – я на протяжении долгих лет вижу сны с девушкой…

– С девушкой?

– Да, она такая невысокая, с длинными вьющимися русыми волосами и карими глазами.

– Очуметь! Я тоже вижу ее! Постоянно!

– И я… Она сказала, чтобы я пришла сегодня в парк и нашла трехцветную кошку. Ее должен был забрать высокий кареглазый брюнет в клетчатой рубашке и с рюкзаком. Но…

– Стой! Ты же меня описала…

– Вот именно. Она сказала, что если он не придет, то я должна спасти эту кошку, а если придет, то должна отдать ее ему.

– Это пранк какой-то?

– Нет. Кстати, вот он, пранк твой. Жрет шкурку банана за ларьком с кофе.

Недалеко от урны с мусором они увидели маленького истощенного котенка, который от голода пытался сгрызть выброшенную кем-то кожуру от банана.

– Она такая маленькая… Кыс-кыс-кыс! – Богдан ловко поймал котенка и повертел в руках.

– Как птенчик. Интересно, сколько ей?

– Не знаю, но, видимо, глаза только пару дней назад открылись.

– Ты ее заберешь?

– Конечно.

– Возьми переноску тогда.

– А зачем? – засмеялся он. – Она у меня за пазухой нормально поместится.

– Как хочешь. Тогда я пойду?

– Постой! Дай мне свой номер на всякий случай.

– Записывай.

– Черт!

– Что такое?!

– Да я на работу же шел.

– Ну дела…

– Ладно, отзвонюсь им, все равно надо домой идти переодеваться.

В тот день Богдан так и не появился в офисе. Он был очень рад тому факту, что все рабочие вопросы мог решать удаленно, поэтому уже вечером он лежал на своем надувном матрасе и слушал нежное мурчание отмытого котенка.

– Надо же тебе имя придумать, кошка. Вот и нашлась та кошка. Та кошка. Та, та, именно та, – он почесал за ухом у крошечного комочка, свернувшегося у его подушки, – так ты же Тата. Будешь Татой теперь. Пойдет?

Котенок ничего не ответил, а лишь перевернулся на другой бок, из-за чего в его маленьком животе раздалось едва слышное бульканье.

                                       * * *

– Ты так с Таткой возишься, жениться тебе пора и детей… – Вероника сидела на табуретке в кухне и болтала ногами в тапочках 43 размера.

– Жениться? Прям как тебе? – Богдан тщательно мыл кошачью чашку для воды.

Тата неподалеку грызла сухой корм, который привез еще утром курьер из страны ближнего зарубежья.

– Ну… Я же знаю, что к браку ты не готов, поэтому я…

– Любишь его, но спишь со мной? – он аккуратно налил воду из пластиковой бутылки в миску и поставил у балкона.

– Почему ты постоянно ставишь ее воду так далеко?

– Потому что ей надо пить больше, у нее больные почки. А кошки не любят, когда вода стоит рядом. Ты разве не знала?

– Не знала…

– Так зачем ты приходишь сюда? Если он тебе уже предложение сделал? – Богдан придвинул стул, сел и отхлебнул остывший кофе.

– А зачем ты выбираешь таких, как я?

– Каких таких?

– Несвободных… Твоя Наташа… Она же тоже замужем. И она встречалась с ним уже пять лет, когда ты появился.

– Просто я… Я чувствую, что долго не задержусь тут. Мне хватает ответственности в виде Татки.

– Или ты хочешь найти ее?

– Кого?

– Ту девушку из сна?

– Ты чего? Я еще не сошел с ума…

– Но все же.

– Даже если бы … – он придвинулся к Веронике ближе и чмокнул ее в лоб. – Даже если бы она была реальна, она бы была мне как сестра. Она как мой ангел-хранитель. Она мне приснилась накануне собеседования, сказав, что подсобит, она мне снилась накануне сдачи диплома…

– А в детстве?

– В детстве тоже снилась. Приснилась в первый раз в ту ночь, когда мы с матерью и Матвеем ехали в поезде, сбежав от папаши. Только тогда она совсем мелкая была.

                                       * * *

Мать прижалась к окну плацкарта, глядя на мелькнувшие в темноте огни. Напротив нее на верхней полке мирно спал Богдан, крепко обхватив подушку и изредка вздрагивая. Матвей спал на нижней, он периодически ворочался, приоткрывал глаза и издавал тихие вздохи. Прошло всего два часа после отправления, но женщина уже чувствовала, как усталость от спешных сборов и бесконечных тревожных мыслей о будущем неспешно начинала давить на нее.

Она медленно вздохнула, поправив одеяло на Матвее. Его пухлый рот был слегка приоткрыт, а на подушку тонкой струйкой лилась слюна. Достав носовой платок, мать вытерла щеку сына и осыпала обветренную красную кожу легкими поцелуями. После женщина слегка отодвинула Богдана к стенке и ловко забралась на верхнюю полку. Там она уткнулась носом в растрепанную голову мальчика, вдыхая детский родной запах, накрылась простыней и уснула.

                                       * * *

– Мамочка, мамочка, не плачь! – маленькая девочка двух лет бежала к ней по ромашковому полю.

– Доченька… Прости меня, что не уберегла тебя.

– Так было нужно… Мамочка, зато теперь ты свободна.

– Но какой ценой!

– Ты не виновата, слышишь? – детские карие глаза заглянули в лицо матери. – Мне было всего пять месяцев… Я просто выбрала спасти Богдашу.

– Я бы подняла троих… Я бы всех вас подняла.

– Зато Богдаша, мамочка, Богдаша будет жить.

– Но я не сберегла тебя, доченька. Этот придурок… Если бы я тогда увернулась, он бы не попал по животу.

– Зато теперь ты свободна. Ты, Матвей и Богдаша… Мамочка, я люблю тебя, отпусти меня, – девочка поцеловала мать в щеку и отстранилась.

– Нет! Доченька! Не уходи! – она схватила подол короткого платья девочки, но вскоре детская фигура растворилась в воздухе, а в руках остался лишь липкий туман.

Мать проснулась в холодном поту, сердце бешено колотилось. Голос дочери все еще эхом звучал в ушах, а пальцы крепко сжимали простынь. Она медленно перевела взгляд на спящего рядом сына. Мальчик тихо сопел, время от времени взмахивая худыми ручками. Женщина осторожно прижала его к себе, чувствуя, как ее тревожное сердце с каждой секундой начинало биться медленнее и вскоре забилось в унисон с колесами поезда.

                                       * * *

– Мамуша! Мамуша! Ты где? – Богдан бежал посреди ромашкового поля.

– Я рядом, не бойся, – прошептала Диана у него за ухом.

Мальчик оглянулся, но никого не увидел.

– Кто ты?! Где ты?! Где мама?! – закричал мальчик, а солнце ослепило его глаза. Перед ним стояла девочка в белоснежном платье и улыбалась. Ее карие глаза смотрели с любопытством и любовью, а кудрявые волосы развевались по ветру.

– Я – твой ангел-хранитель. Мне пришлось оставить тебя, Матвея и маму, но я всегда буду рядом. Теперь вы в безопасности. Но я не могу приходить надолго.

– А ты будешь приходить?

– Конечно! Но нечасто. Когда тебе нужна будет помощь. Но, пожалуйста, не вспоминай меня.

– Как я могу не вспоминать тебя, если ты будешь приходить?

– Не вспоминай меня в жизни, во сне можно. Мне пора, Богдаша. Я никогда тебя больше не потеряю…

                                       * * *

Стук колес постепенно становился тише, по вагону уже вовсю сновали люди.

– Богдаша… просыпайся, мы приехали, – мать шершавой рукой погладила растрепанную головку сына.

Двери вагона распахнулись, выпуская в густой утренний воздух теплый сладковатый запах вокзала. Мать, крепко прижимая к груди младшего сына, осторожно спускалась по ступенькам. Старший, Матвей, уже носился по платформе:

– Мама, смотри, еще один поезд!

– Аккуратнее, сыночек! Какой же ты непоседа! Куда убежал! А если бы я тебя потеряла? – она улыбнулась и ухватила его за руку.

– Мои дорогие! Ну наконец-то вы приехали! – совсем близко раздался скрипучий голос бабушки.

Она крепко обняла внуков и дочь, засыпая их поцелуями. Богдан, смущаясь, принимал ласки этой почти незнакомой пожилой женщины, в то время как Матвей, нетерпеливо дергая мать за руку, спрашивал, когда они пойдут к бабушке домой. Аккуратно забрав у дочери сумку, бабушка бодро зашагала вперед, рассказывая о том, что в их саду как раз в этом году намечается большой урожай вишни и абрикосов.

                                       * * *

– Это было больше тридцати лет назад, но ты все помнишь? – Вероника, переминаясь с ноги на ногу в больших мужских тапочках, стояла на балконе и выпускала клубы дыма в раскрытое окно.

– Конечно. И сон, и плацкарт, и бабушку.

– А отца?

– Отца я не помню. Он пытался вернуть нас, но мама, отогревшись на старой русской печке и отъевшись бабушкиных пирогов, всякий раз выгоняла его как собаку.