скачать книгу бесплатно
– Мам, я забыла кое-что. Сейчас вернусь.
Ксюша вошла в дом. Дом, где она родилась, где был отец, брат, здоровая мать… где была ее семья, прошло счастливое детство, счастливое до трагедии… Она прошла в комнату брата. Остановилась перед стеной с фотографиями. Вот она жизнь в моментах. Счастливые лица и улыбки. Если бы кого-то попросили рассказать об их семье, смотря только на эти фотографии, то человек бы заключил, что это была очень счастливая и дружная семья. Что все в их жизни было светло и радостно, что не было наркотиков и того ржавого железнодорожного моста… Деменции. Одиночества молодой девушки и отчаянных попыток помочь матери, что стала заложницей недуга. Что дом, да пусть небогатый, но полный любви и тепла, будет разваливаться от старости и обкрадываться ближайшими соседями… Нет, всего этого по этим фотографиям не скажешь, не подумаешь… Пусть так и останется… как на этих фото! Ксюша быстрыми движениями рук сняла все рамки с фотографиями по стены, сложила их стопкой и ухватила рукой, прижимая к себе. Она прошла в комнату матери, включила обогреватель, накидала вокруг него постельное белье с кровати матери, а сверху накрыла обогреватель пледом, как раз поверх предупреждающей наклейки «НЕ НАКРЫВАТЬ!».
– Всё взяла? – спросила Валентина дочь, когда та садилась в машину и положила фотографии на заднее сидение.
– Теперь да.
– Ну с Богом, – тихо сказала женщина и перекрестилась.
12.
Через два часа пути, из динамика телефона Ксении верещал пьяный голос Тамары Сергеевны.
– Сгорел ваш домик! И беда! Беда! Сгорела моя пристройка летняя и часть забора у вашей стороны! Мой мальчик обжег свою руку пока выносил свои ящики со стеклотарой из пристройки! Когда приедете нам забор чинить?
– Никогда… Ксения не стала дожидаться ответных воплей соседки, повесила трубку и заблокировала ее номер.
Теперь Ксюша позвонила Сабише и объяснила той, почему Валентина пока поживет у них…
Сабиша встретила их в воскресенье вечером дома. Она приготовила к их приезду ужин и заварила свежий чай. Тепло и уважительно поприветствовала Валентину Михайловну и даже пыталась начать с ней какой-то диалог о том, как прошла дорога и давно ли женщина была в Москве в последний раз, но та что-то бесконечно бормотала и единственное, что можно было расслышать это имя «Тема».
Ксюша провела мать в свою комнату, уложила в постель и включила той канал со старыми советскими фильмами. А сама пошла прибираться на кухне после ужина.
– Она совсем плоха…, -сказала вошедшая на кухню Сабиша Ксюше, что крутилась у раковины.
– Да, я знаю. Она и раньше уходила в себя, но вернуть ее было проще, и она не теряла так часто и так подолгу связи с реальностью. Болезнь усугубилась, я не могла оставить ее там одну, среди этих людей, они могли обидеть ее, побить или что еще хуже, – голос девушки звучал уверенно, но сама она тряслась, на глазах навернулись слезы. Домыв посуду, она повернулась лицом к подруге.
– Я понимаю все, правда. Моя прабабушка была в деменции, это было страшно… нам, близким. А сама она не понимала своего положения и может это было благом для нее. И она тоже уходила так, как твоя мама и блуждала по селу, мы находили ее, приводили в порядок. А на следующий день, все повторялось. Просто запереть ее дома не было безопасным и потому с ней всегда кто-то оставался дома, так мы прожили восемь лет, – закончила свой рассказ Сабиша, садясь за стол и держа в руках лист бумаги.
Ксения села напротив подруги.
– Не пойми меня неправильно, не подумай, что я не вижу твоей любви и заботы о матери… и я понимаю, что возможно, ты сегодня приняла впервые в своей жизни такое сложное решение. Но жить с ней мы не сможем. Она опасна для себя и даже для нас. Она может спалить нас ночью… – Ксюша вздрогнула, ее подбородок задрожал и по щекам понеслись слезы. Сабиша взяла подругу за руку и вложила той лист бумаги с написанным от руки адресом.
– Брат отца, что жил в Москве на тот момент, устроил бабушку в геронтологический центр. Там есть очень хорошие палаты на платной основе. Центр находится в Подмосковье, вокруг лес, природа. О бабушке там хорошо заботились. Она провела там последние пять лет жизни, пока не скончалась от сердечного приступа в почтенные девяносто два года. Мы приезжали навещать ее, – погромче сказала Сабиша, заметив как у Ксюши округлились глаза от предложения подруги.
– Подумай, находясь постоянно с ней ты не сможешь работать, не сможешь учиться. Не будешь работать не сможешь оставаться в городе, не будешь учиться-не выберешься из СинСити… да и возвращаться, некуда, – продолжила говорить Сабиша. Огромные серо-голубые глаза были очень серьезны, а тонкие аккуратные брови изогнуты в напряжении.
– Совсем некуда, – поникла Ксюша.
– Это реально выход в твоем случае… Ты будешь ездить к ней, там о ней позаботятся, там отличные условия и врачи… специалисты, что знают, как справляться с подобными болезнями… Не обижайся, но я им уже позвонила. Вас завтра к одиннадцати часам ждут…, в огромных серо-голубых глазах Сабиши выступили слезы. Она опустила взгляд куда-то себе на колени и крупные капли упали на ее домашние розовые шорты, – Я не могу предложить тебе другой своей помощи.
Ксения молча подсела к подруге и обняла ту за плечи. Вот и сидели они вдвоем: молодые и красивые женщины, с порванными душами и поломанными судьбами. И не было никого роднее в тот момент…
Вскоре, успокоившись и приняв душ, Ксюша легла в кровать к матери. Она не спала рядом с мамой с момента, когда отец погиб, через пару недель после смерти Темы. Ксюше было лет восемь. Тогда мама перестала есть, выходить на улицу и просто лежала и выла. Не плакала, а выла, как раненный зверь, что попал лапой в капкан и сейчас медленно умирает, истекая кровью. И маленькая девочка не знала, что делать с мамой, как ей помочь. Своей утраты она еще не осознавала и оттого понять состояние матери ребенку было невозможно. Маленькой Ксюше было страшно, но еще страшнее было оставлять маму одну. Потом пришла учительница из школы, Ксюша пропустила много уроков и, застав голодных Валентину и Ксюшу, в холодном доме, обратилась в опеку. Дальше присоединились другие службы, вскоре Валентину поставили на учет в Психо-неврологический диспансер, она прошла кучу врачей, много проводила время в областном центре у психиатра, тот прописал ей лекарства и ее состояние более-менее выровнялось… Ксюша не хотела всего этого вспоминать, но сейчас, лежа, рядом с мамой, ее память сама пустила ее по своим волнам… Валентина крепко спала. Ксюша обняла мать так, как маленькие дети жмутся к своим мамам в момент страха или волнения. Дыхание Валентины было ровным и спокойным. Какой фокус сейчас проворачивает ее сознание? Может сейчас во сне она с отцом и Темой… Ксюша думала и думала, сон к ней не шел, несмотря на усталость и долгую дорогу за рулем. Она обнимала маму и задавалась вопросом: то, что она сделает завтра предательство? Она бросает мать? Спасает? Когда она потом еще будет лежать с ней и ощущать ее тепло и радоваться ровному дыханию? Но это были все вопросы о душе… был еще один вопрос. Самый частый в человеческой жизни: осилит ли Ксения в одиночку содержание матери в клинике финансово…
13.
В понедельник, утром, как было назначено в одиннадцать часов, Ксения и Валентина уже были внутри кабинета с табличкой «Психиатр Юрова Светлана Константиновна». Худая возрастная, но очень статная женщина в бордовом пиджаке, с белым жабо на воротнике такого же цвета блузки, женщина, с лицом покрытым мелкими морщинками, с очками в тонкой изящной оправе и строгим пучком из русых прямых волос сидела на огромном коричневом кожаном кресле за большим деревянным столом. Она вчитывалась в медицинские документы Валентины, что Ксения прихватила с собой из дома. При этом действии врач то и дело вытягивала губы в трубочку, то щурила глаза… Ксения, чтобы не пялиться вплотную на столь занимательного врача, решила оглядеть просторный кабинет. Он был выдержан в строгом стиле в зелено-коричневых тонах, светильники на стенах были белого и золотого цветов, на большой стене без окон поверх зеленых обоев в рамках висели дипломы доктора Юровой и фотографии с разными светилами психиатрической науки современности.
– Я поняла, – голос врача заставил Ксению снова вернуть взгляд на нее, – судя по всему речи уже не идет о пограничном состоянии, а если исходить из частоты эпизодов и их продолжительности, о которых вы мне рассказали, то можно говорить о сильных патологических изменениях сосудов головного мозга и в будущем полной потери когнитивных функций. Речь идет о состоянии младенца в теле пожилого человека, – завершила свою речь врач, положив документы на стол, и подняв взгляд на Ксению. А та смотрела на мать. Валентина будто была не с ними. Нет, она сидела здесь на соседнем стуле напротив врача, но будто не понимала, что речь идет о ней или не хотела понимать…
– Ксения Владимировна, вы ждете ее реакции на мои слова?
Девушка посмотрела на Юрову.
– Она Вам ее не даст… вообще, если судить о результатах последних двух исследований мозга вашей мамы, ждать от нее адекватных реакций на происходящее вокруг, на людей, события, случаи опасности-бессмысленно. Она не осознает своего состояния. Ее мозг восстал против нее и практически полностью сам стер свою личность.
У Ксении вспотели руки, но они были абсолютно холодные и дрожали.
Юрова встала и сделала полукруг вокруг своего стола и присела на его край возле Валентины. Взяла ту за подбородок, чтобы приподнять абсолютно безэмоциональное лицо женщины и заглянуть той в глаза. В серых глазах Валентины была пустота…
– Нам, тем кто был рядом с ними, кто помнит их другими, здоровыми… очень сложно осознать, что несмотря на то, что человек сидит перед тобой, его уже на самом деле практически и нет…
Ксения поднесла руку к лицу в попытке то ли сдержать слезы, то ли скрыть их. Юрова отошла от Валентины, прошла к своему креслу и села на него. Теперь она смотрела на Ксению вплотную.
– Я предлагаю Вам поместить ее у нас. У нас тут вроде детского сада для людей в состоянии забвения себя, но поместить ее не в отдельной комнате, а в парной. Чтобы у нее всегда было ощущение человека рядом. Мы тут их кормим по часам, поим, одеваем и выводим на прогулки, пытаемся играть в настольные игры, устраиваем подвижные игры и укладываем спать. Лечения как такого нет, потому что его на данный момент не существует, но есть поддерживающая терапия. Ваша мама будет тут в безопасности. Вы сможете навещать ее в определенные часы, забирать на выходные и праздники, если курирующий врач будет не против. Для некоторых пациентов поездки домой сильное эмоциональное потрясение.
Ксюша плакала, она обхватила голову руками и смотрела куда-то в пол. «Оставить тут-это как выкинуть на улицу?!» Валентина же все также неподвижно сидела молча. Юрова смотрела на Ксюшу. На морщинистом лице читалась жалость к молодой девушке, сидящей перед ней.
– Мы позаботимся о вашей матери, – сказала Юрова, будто сумев прочитать мысли Ксении, – поверьте, каждый рубль, оплаченный родственниками на содержание пациента, расходуется целевым методом. Давайте пройдем, покажу комнату для вашей мамы и весь корпус с кухней.
Ксения послушно встала, как по команде за дочерью это же сделала Валентина и они направились за врачом, что уже прошла вперед, и открыла перед ними дверь своего кабинета.
Они прошли за Юровой в лечебный корпус из административного здания, по длинному светлому коридору с ярким освещением. Пока шли, врач рассказывала о распорядке дня пациентов, о массажах и ванных с лечебными и расслабляющими составами. Показала большую светлую столовую, пояснила, что можно составить отдельное индивидуальное меню исходя из гастрономических предпочтений Валентины. Показала игровой зал и мягкий зал для аэробики, бассейн для плавания. Везде были старики и старушки ухоженного вида, разбитые по небольшим группам, вокруг них суетился медперсонал из мужчин и женщин в белых халатах. Наконец пришло время осмотреть комнату для Валентины. Ксюша прошла в нее одна, Валентина осталась стоять у двери. Комната была, как и все показанное до: чистой, светлой, со свежим ремонтом. Две односпальные кровати с мягкими подголовниками стояли по бокам у окна с белой решеткой, на подоконнике была полка с книгами в мягких переплетах, большой телевизор висел на стене напротив кроватей. В одном углу стоял двухсекционный шкаф для одежды жителей комнаты, в другом стол с кроссвордами раскрасками и с двумя стульями вокруг него.
Ксюша подошла к окну и посмотрела через решетку: красивый осенний лес чуть затянутый еще влажной дымкой, небольшой ухоженный пруд с деревянными лавочками вокруг и домиками для уточек. Юрова подошла к ней и встала рядом.
– Сейчас, Антонина Львовна на аквааэробике. Она понимает мир и свое состояние получше вашей матери. Им вместе будет комфортно, – Ксюша в ответ закивала головой и тяжело выдохнула. Ее сердце бешено билось.
– Давайте мы для начала поместим Валентину в наш центр временно, – продолжила Светлана Константиновна, – не оплачивайте год вперед. Пусть попробует пробыть тут три месяца и, исходя из ее состояния и вашего, – это слово Юрова особенно выделила своим голосом, – примете окончательное решение.
– Хорошо, – едва слышно ответила Ксюша.
– Где касса, чтобы подписать договор и оплатить его, Вам объяснит охранник у лестницы, – вдруг торопливо заговорила врач, – Вам сейчас нужно сказать матери, что она останется здесь и вы будете к ней приезжать при хорошем ее поведении. Александр поможет ей разобрать вещи, – в комнату прошел крепкого телосложения светловолосый мужчина в белом халате.
– Добрый день! Вот и соседка у Антонины Львовны появилась! Надеюсь, вы хорошо играете в переводного дурака, бабу Тоню никто еще не смог переиграть, – смеясь сказал мужчина и перехватил у Ксении сумку с вещами матери.
Ксюша была в ужасе от предстоящего прощания. Она оставляла маму врачам, да, профессионалам, но абсолютно посторонним людям. Она вышла к матери в коридор и обняла ее. Валентина обняла дочь в ответ, но была в ее объятиях отрешенность. Руками она не прижимала дочь к себе, а будто просто использовала дочь, чтобы обессиленные тощие руки не упали плетями вдоль тела.
– Чем дольше прощания, тем сложнее… – предупредила Юрова, – все как с детьми: строго и четко.
– Мама, мамочка, тут о тебе позаботятся, – заговорила Ксения, продолжая обнимать мать, и целуя ее в щеку. Слезы лились по щекам девушки. Ее голос дрожал и срывался. – Я буду ездить, часто ездить, как смогу. Мамочка, прости меня… я буду ездить.
Валентина силой убрала руки дочери с себя: оттолкнула ту. Рыдания Ксении в момент прекратились от шока: ее мать так сильно оттолкнула ее от себя.
– Мам?
– Дрянь! Лживая дрянь, так и знала, что не к Теме меня везешь, – Валентина была в ярости, сухие черты лица приобрели устрашающий вид, тонкие губы изогнулись в злобе, – А я стою, молчу, жду, когда уже мы с ним увидимся- заорала не своим голосом Валентина, сияя ненавистью в глазах, – ты, ты не даешь мне с ним увидеться, ты! – орала Валентина, показывая на дочь костлявым пальцем руки, – Я иду к Теме, – с этими словами она еще раз толкнула Ксению так, что та ударилась о стену спиной и затылком, а после быстрым шагом направилась вдоль по коридору. Александр поднял к лицу рацию с пояса:
– 217 приступ. Срочно! -тут появились мужчина и женщина в белых медицинских костюмах и перехватили Валентину у лестницы. Она взяли ее подруки, не давая идти дальше. Валентина начала орать и вырываться, падать на колени и резко вставать. Медперсонал еле мог удержать ее. Ксюша наконец-то пришла в себя:
– Что вы делаете, что вы делаете? Оставьте, оставьте! Не Трогайте! – она попыталась помочь матери высвободиться из рук врачей, но тут ее за сзади за плечи схватила Юрова.
– Так происходит почти со всеми, когда они начинают понимать, что останутся здесь.
Валентина продолжала кричать и вырываться, вокруг начали выглядывать из своих комнат и суетиться, у кото-то из постояльцев на фоне криков Валентины, начался приступ паники и они начали кричать вместе с ней, будто пытаясь переоератьее. Коридор охватил страшный шум.
– Лучше поскорее уходи! – Юрова продолжала держать Ксюшу за плечи и пыталась вести к лестнице.
– Нет, нет! Я так не могу!
– А иначе не получится!
Юрова вела Ксению к лестнице, а медперсонал Валентину в комнату, в моменте, когда они поровнялись в коридоре, Валентина схватилась руками за шею Ксении поверх горловины ее свитера, пытаясь задушить, и в самое ее лицо прокричала:
– Лучше бы это ты умерла! Лучше бы тебя с моста того скинули! Не моего Темочку! Тебя!
Персонал вырвал из рук Валентины Ксению. У той подкашивались ноги и застучали виски. Если бы Юрова не продолжала держать Ксюшу и не быстро среагировавший персонал, то она бы упала на пол под таким натиском матери.
– Идем, идем же! – прокричала Юрова и увела Ксюшу на первый этаж. Валентина все также пыталась вырваться и кричать.
Юрова посадила Ксюшу на лавочке на первом этаже у поста охраны и налила ей стакан воды из кулера.
Ксюша молча взяла протянутый стакан. Ее голова вся гудела, она тряслась будто от холода, шея болела от сильного давления рук матери.
– Я сказала тебе: личности твоей мамы в том теле уже нет. Редко, когда она снова всплывает, но это может проявляться такими приступами агрессии, – сказала Светлана Константиновна, поправляя свое жабо на блузке, – иди живи свою жизнь в своем уме. Мать оставь нам, тебе с ней не справиться. Не забудь пройти в кассу, – Светлана Константиновна поправила рукав пиджака и ушла наверх по лестнице, кивнув Ксюше вместо прощания. Та сидела со стаканом в руке. Слезы высохли на щеках и от соленой воды кожу будто стянуло и сейчас она кололась. Ксюша отпила из стакана, глоток воды причинил боль. Все таки, мама слишком сильно сдавила ей шею. Ксюша инстинктивно потрогала свою шею. Она выкинула стакан в мусорку и прошла внутрь помещения за дверью с табличкой «Касса». Подписала договор. Оплатила все 180 тысяч за три месяца содержания и вышла из здания. Сев в свою Нексию, упав грудью на руль, она снова зарыдала.
14.
Вадим вернулся домой в субботу поздно ночью. Сергей в тот вечер в СинСити смог узнать имя девушки, что танцевала для них: «Оксана». Заказать ее приватный танец у друзей не получилось, девушка исчезла. А администратор сказала: приходите завтра вечером, но на следующий день Оксаны они снова не застали. Если с мыслями и желаниями Сергея все было понятно, то Вадим был в смешанных чувствах. Девушка оба раза перед ним была в разных образах и скорее всего оба раза в париках, но он точно мог сказать, что видел ее. И не факт, может правда не в живую. Выходной день начался с напряженного молчания: они с Анной так и не помирились. Она сделала ему завтрак и вскоре уехала в свой салон красоты. Маринка то и дело мелькала рядом, что-то рассказывала, вызывала искренний смех у Вадима. Ему нравилась живость души и движений дочери, ее мимика и смех. Веселый и несерьезный разговор, начавшийся с шутки, перешел на важную тему. Разговор на важную тему для Марины, но для Вадима, который пусть еще молодой, но все таки отец, такой нежеланный. Она сказала отцу, что хочет окончательно съехаться с Андреем.
– Ты беременна? – с изумлением на ее просьбу спросил Вадим.
– Пап, ну блин, -Марина смутилась, – Это не единственная причина, по которой люди съезжаются.
– Ну а зачем тогда спешить? Живи тут, бывай у него… но оставайся с нами, продолжай учебу.
– Пап, мы хотим попробовать пожить вместе и учебе это никак не помешает. Я обещаю, – она сделала максимально серьезное лицо и вскинула бровь, как умел делать это Вадим.
– Может тогда пожениться?
– Андрей предлагал, но я не хочу сразу обременять себя браком или детьми как это получилось у Вас с мамой, – кажется Марина сказала то, что думает, не пытаясь обойдись с чувствами родителя по мягче.
Вадим пристально посмотрел на дочь. Они сидели вместе на диване в гостиной, перед ним сидела его маленькая дочка, но рассуждала как взрослый человек. Марина, осознав наконец свою оплошность в разговоре с отцом, поспешила исправить ситуацию добавив:
– Не хочу себя ничем обременять, потому что если пойму, что мы с Андреем не сходимся характерами или в быту, или еще как, и мне захочется уйти… Я хочу сделать это просто встав и выйдя за дверь… а свадьба, дети… это то что заставляет тебя колебаться в решениях, которые ты должен принять в свою пользу и ни ничью более, – Марина услышала себя, пока говорила это и подумала, что разговор окончен.
Вадим молча смотрел на дочь. Он протер лоб рукой, ему показалось, что он вспотел. Поправил чуть длинные у лба волосы, закинул их назад, снова потер лоб. Его широкие черные брови сдвинулись к друг другу и образовали между собой борозду. Марина, увидев замешательство отца, продолжила:
– Не хочу всю жизнь как вы с мамой… Вы же не только свои жизни испортили… вы еще и меня заставляете чувствовать себя единственным тем, на чем держится наша семья. Я понимаю, что когда я перееду, ваши шансы оставаться вместе сильно уменьшатся, но не хочу всю жизнь выполнять функцию «клея» между вами…, – «лучше молчи, просто молчи» подумала Марина.
– Я понимаю о чем ты… и мне страшно, что ты тоже это все понимаешь, – сказал он показав руками на пространство где-то вокруг них.
– Я просто хочу быть счастливой, а для этого мне нужно понять, рядом с каким человеком и каким образом я буду счастлива, – пояснила Маринка, – этого не сделать, сидя с Вами молчаливыми на кухне.
– Да, – Вадим обнял дочь левой рукой за плечи и притянул к себе, поцеловал ее в макушку и как-то нервно засмеялся, – я думал, я надеялся… что уж там… что все эти разговоры произойдут сильно позже, но кажется нездоровая обстановка в нашей семье заставила тебя повзрослеть намного раньше. Андрей мне нравится, я понимаю, что он хороший, но, если он тебя обидит- прошу не молчи, скажи мне, я разберусь с ним.
– Пааап! – протянула Маринка.
– Мало ли, просто всегда будь честной со мной, хорошо? – Вадим посмотрел на дочь пристально.
– Значит, ты не против моего переезда к нему?
– Значит, не против, но тебе еще предстоит разговор с мамой. К разговору с ней тебе стоит приготовиться тщательнее, чем со мной, – засмеялся он, – и еще: когда решение будет принято, я хочу, чтобы перед твоим переездом Андрей приехал к нам и мы ним посидели, поговорили… Все таки, я доверяю ему свою единственную дочь.
Маринка рассмеялась, вскинула руки и крепко обняла отца.
– Он замечательный!
– Я не сомневаюсь, но рад, что ты продумываешь все варианты развития ваших отношений. Я и горд и даже напуган твоей продуманностью, – Вадим рассмеялся, но рад, что у тебя холодная голова.
Дальше их разговор снова перешел на всякие несерьезные глупости, но у Вадима зазвонил телефон. Это звонили арендаторы из квартиры его бабушки, сообщили, что им срочно нужно съехать и просят Вадима приехать – забрать ключи. Он быстро оделся и выехал. По дороге его мысли снова ушли к разговору с дочерью. Раздумья привели к ожидаемому выводу для него, который Марина уже успела озвучить: если дочери не будет дома, то смысла возвращаться домой каждый день у него еще меньше. А тут и съемщики съезжают… в общем, он почти принял решение и чувствовал некоторое облегчение.
15.
Марина решила в один день добить эту сложную тему с переездом с обоими родителями. Будучи девочкой неглупой и наблюдательной, она понимала, что разговор с каждым из них лучше начинать по-отдельности. Потом как-то собрать всех вместе за одним столом: родителей и Андрея, ну а потом уже с чемоданами выходить из дома. Зная, характер отношений родителей, она поняла еще до Вадима, что ее переезд будет не так болезненный для как отца как для матери. Отец не жил видением семьи, он вообще жил где-то в отрыве от них. Эмоционально уж точно. А вот с мамой будет сложнее. Она более строгих взглядов да и те, кто приносил себя в жертву всю жизнь требуют такой же жертвенности от других. Даже если жизнь других сама не требует от них морально ложиться под поезд судьбы. Но такого эмоционального поворота разговора не могла ожидать даже психологически подкованная Марина…
– Нет, это исключено. Никаких переездов. Лучше, он тогда сюда переедет, – сказала Анна отпивая вечерний чай из кружки, – да и вообще, рано все это. Доучиться надо. Начать работать.
– Мне до «начать работать» еще пять лет. А жить с Андреем мы хотим сейчас. Детей пока не планируем. Просто хотим идти по жизни вместе…
– Вы можете это делать и для этого необязательно жить вместе! – строго парировала Анна.
– Мам, ну это осложнит наши жизни. Мы хотим жить вместе, наладить быт, ездить в отпуск, – пыталась объяснить Марина.
Анна задумалась, смотрела на стол перед собой… потом выдохнула, строго посмотрела на дочь и повторила:
– Тогда женитесь!
Тут даже дипломатичная Марина не выдержала, эмоциональность у нее была от отца и она громко выпалила.
– Брак ничего не гарантирует! Замужем-не равно счастлива! Тебе ли этого не знать!
Анна округлила глаза от выкрика дочери. Дело было не в громкости, а в оскорбительности сказанного дочерью! О том, что у Анна и Вадима проблемы в браке от самой Анны знала только ее подруга Катя, которой Анна доверяла на все сто процентов. Остальные даже мыслить не должны были сметь, что у Анны что-то не получилось по жизни, даже, если речь о дочери, что жила вместе с родителями всю жизнь и видела, что отношения были не здоровыми, а брак не был счастливым. Анна встала из-за стола и подняла указательный палец над дочерью…
– Не смей! Ты не знаешь, как сложно мне дается сохранение брака с твоим отцом!
– Так может не нужно его сохранять? Кому нужна эта иллюзия? Папе точно нет! Я тоже отказываюсь продолжать быть причиной вашего совместного проживания! Чего ты боишься? Что он уйдет? Так будет лучше! У тебя самой появится шанс построить отношения с кем-то кто тебя полюбит!, -Марина осеклась, будто поняла свою мысль, только произнеся ее вслух…
