скачать книгу бесплатно
В пылу разгорающейся страсти влюбленные не заметили, как к ним, лениво позевывая и почесывая толстое брюхо, подошел задира Бэван. Глумливо гукнув, он со звонким хлопком тоже поместил свою лапу на мощный кухаркин зад.
Пронзительно завизжав, Илва с удивительной легкостью подпрыгнула и, отскочив в сторону, уставилась на обидчика круглыми коровьими глазами. Ньял по-бабьи всплеснул руками и грустно заморгал белесыми ресницами. Воины, жадные до подобных сцен, быстро подтянулись поближе к ним и примолкли, с нетерпением ожидая, как дальше будут развиваться события.
Ньял оглядел толпу, бросил тоскливый взгляд на свою женщину и, неохотно повернувшись к толстяку Бэвану, приготовился к разборкам.
– А-а, это ты, Ньял? А я и не заметил, что кто-то прячется за бабьей юбкой! – громко заржал забияка.
Глазки Ньяла забегали по сторонам, и было заметно, что он безуспешно ищет достойный выход из мерзкой ситуации, но не может найти.
– Иди сюда, Бэван! Я намну тебе жирные бока! – неуверенно пискнул он.
– А? Что? – приставив руку к уху, переспросил его Бэван. – Не пойму, что ты там квокочешь, цыпленок!
Воины довольно посмеивались, обсуждая происходящее, и без стеснения науськивали своих товарищей на драку.
– Ньял, вдарь ему!
– Бэван, окуни нашу цыпу в грязь!
– Спорю на свой нож, что победителем из драки выйдет наш задира! – крикнул кто-то, и несколько человек принялись делать ставки.
– Вот я тебе сейчас задам! – топчась на месте, в отчаянье выкрикнул Ньял и выставил перед собой острые кулаки.
– Чем же? А? Этим?! – потешался перед толпой Бэван. – Что это? Что за тощие палки торчат у тебя там, где у мужчин должны быть руки?
– Сейчас эти тощие палки порвут тебя на части! – взвизгнул Ньял.
– Смотри, козявка, какие руки должны быть у настоящего мужика! – Бэван быстро закатал рукав рубахи и, обнажив волосатую руку, заиграл бугристыми мышцами.
Между тем кухарка стояла в трех шагах от мужчин, уперев руки в широкие бока, и недовольно хмурила брови.
Бэван окинул презрительным взглядом соперника и, повернувшись к Илве, похотливо ей подмигнул. Не удовлетворившись содеянным, он вытянул к ней руку, растопырил жирные пальцы, медленно возложил их на круглую грудь и смачно сжал.
Ньял вновь возмущенно закудахтал, но вместо атаки на соперника беспомощно всплеснул руками. Кося одним глазом на несчастного влюбленного, Бэван закатил глаза и, запрокинув щекастую голову, захохотал во все горло. Мужчины, стоявшие недалеко от них, завистливо и одобрительно загудели.
Если бы Бэван не радовался так сильно своей проделке, то не пропустил бы момент, когда крепкая кухаркина ладонь взметнулась вверх и с невероятным звоном опустилось на лицо нахала. Бэван поднялся в воздух, словно пушинка, и, не открывая глаз, со свистом пролетел несколько шагов. Ударившись о каменные ступени, он удобно устроился у двери казармы.
– М-м-м! Проклятье-е! – замычал Бэван и под восторженный хохот товарищей попытался подняться.
Он, как лошадь, мотал головой и, тараща на Илву мутные поросячьи глазки, стал растирать ушибленную челюсть. Женщина отряхнула руки, круто развернулась и, больше не обращая внимания на глупых мужиков, стала разливать похлебку по глиняным мискам.
Мужчины рассаживались за длинные столы, бурно обсуждая недавнее событие, и с аппетитом принимались за скудную трапезу. Ньял, грустно моргая, поглядывал на сердитую кухаркину спину, а сидящий рядом с ним Бэван вяло жевал хлеб, то и дело проверяя языком, на месте ли его зубы.
Воспользовавшись тем, что все заняты делом, Олсандр выловил из похлебки кусок козлятины и вместе с добрым ломтем еще теплого хлеба завернул ее в чистую тряпицу, а затем спрятал за пазуху. Быстро расправившись с остатками еды, он встал из-за стола и направился в сторону возвышающегося на горе замка.
Перейдя через мост, он не вошел в ворота, где стояли стражники, а спустился по едва заметной тропинке вниз к темной воде и, прошагав еще полсотни шагов вдоль стены, завернул за угол. Здесь в каменной стене виделась вросшая в землю, низкая и растрескавшаяся от времени деревянная дверца. Не успел Олсандр постучать, как за дверью раздался знакомый голос:
– Входи, мальчик… Знаешь ведь, что ты всегда здесь желанный гость! – произнес он на рарогдарском наречии.
Олсандр распахнул дверь, склонившись почти вдвое, едва смог протиснуться в маленькую комнатку, больше похожую на каменный мешок. Здесь на полу вдоль стен стояли сложенные друг в друга вязанные из бересты большие и маленькие корзинки, разнообразные туески для сыпучих продуктов, кузовки для овощей и фруктов. На стенах висели огромные пучки сушеной травы и корешки. В углу над очагом в небольшом котелке весело булькало какое-то очень едкое бурого цвета варево. Рядом с ним на низком кривом столе стояла глиняная миска с нетронутой похлебкой.
«Значит, Илва уже была здесь. Молодец, не забывает деда», – одобрительно подумал Олсандр и кивнул.
В дальнем углу помещения на низкой скамейке сидел худой старик. Из одежды на нем была лишь длинная рваная рубаха, подпоясанная простой веревкой, и плетенные из бересты лапти. Лицо старика вдоль и поперек избороздили глубокие морщины, а прямо в центе высокого лба белел большой шрам от ожога в виде подковы. Так в Хаттхалле клеймили скот и рабов. Голубые глаза старика, обрамленные белыми ресницами и густыми кустистыми бровями, почти не мигая, смотрели в одну точку на серой стене. Узловатые, морщинистые руки, казалось, независимо от хозяина быстро и сноровисто плели из березового лыка саадал для стрел. Старик не смотрел на то, что делал, потому что был совершенно слеп.
Он появился здесь много лет назад одновременно с его матерью после похода военных отрядов хаттхалльцев в Рарогдарию. И говорят, что уже тогда он был глубоким стариком. Сколько же ему лет? Может сто, а может двести?
– А-а… Вот и ты! Заходи, мальчик! – радостно воскликнул старик на языке далекой земли.
– Доброе утро, Бакуня, – на том же языке ответил ему Олсандр. Кивнул на очаг и спросил: – А ты все варишь?
– А как же не варить? Варю! – довольно покивал старик седой головой. – Вчера один охотник принес. Он нашел у восточной горы редкую в здешних местах травку и высушил. Думал, мне сгодится. Может, и сгодится травка-то? А? Олсандр?
– Сколько лет прошло, Бакуня, а ты все надеешься? – хмыкнул Олсандр, удивляясь дедовскому упрямству.
– Пока жив человек – живет и надежда. Как же жить и не надеяться? – Дед Бакуня лукаво улыбнулся и перевел взгляд на лицо Олсандра. Он посмотрел мужчине прямо в глаза, как будто видел его. Олсандр невольно улыбнулся. Бакуня хлопну себя по лбу и воскликнул:
– Смотри, какой подарок я приготовил для тебя! – он принялся суетливо ощупывать пол у скамеечки. – Куда же я их задевал? Хм, странно… А-а, вот они!
Старик вытянул из-под березового лыка новый чехол для боевого ножа и протянул Олсандру. Широкое черное полотно из толстой, добротной кожи было сшито крепким и аккуратным тройным швом. Не забыл Бакуня и про украшения – тонкие полоски кожи он заплел в замысловатый узор и украсил его тремя разноцветными камнями.
– Твои-то ножны совсем истрепались, а оружие надобно в строгости хранить… Нравится?
– Красивый узор…
Бакуня довольно захихикал в ладошку:
– Каждый рарогдарский узор знающему человеку свою историю скажет, мой мальчик. Я же рассказывал тебе в детстве! Аль ты забыл?
– И какую историю говорит твой узор?
В глазах Бакуни мелькнула хитринка:
– Какую ж еще?! Добрую!
Олсандр провел пальцем по загадочному письму и камушкам. На земле, которую называли Дар Бога Рарога или Рарогдария, верили, что в камнях живут первородные духи Земли, способные отогнать от воина смерть, дать ему силу и смелость. Только для каждого человека свой камень нужен. Ошибешься, и духи камня заберут жизнь носителя.
– Хорошая кожа. Где взял?
– Дык эта… Было у меня! – старик смущенно отвернулся и начал поправлять стоявшие и без того ровными рядками плетенки.
– Дед!
– Брат твой приходил, – неохотно отозвался Бакуня, – заказал пояс и ножны. Вот и осталось…
– Олаф все богатеет? Какой же это пояс у него по счету? Четвертый? – удивился Олсандр.
– Да не… Другой брат.
– Одрхн?! А этому-то зачем? – не сдержавшись, засмеялся Олсандр.
– И я подивился! Да не стал спрашивать. По мне-то что? Заказал – я исполнил, – улыбаясь, ответил дед.
Олсандр покачал головой. После памятной охоты на волков Одрхн захворал, несколько месяцев не выходил из своей комнаты и был под присмотром слуг. Сначала Олсандр думал, что брат хитрит и просто прячется от него. Он так сильно хотел ему отомстить, но не за себя, а за новорожденного братика и мать, которых раб Бакуня много месяцев выхаживал. Частенько в своих мечтах он представлял, как изобьет его по полусмерти, как только встретит. Но прошло время, и когда Одрхн появился после болезни на людях, Олсандр поразился случившимся с ним переменам. Он осунулся, похудел, а его спина изогнулась, словно ствол больного дерева.
– Вернулось Зло к Просителю… – пробормотал тогда Бакуня, скрестив руки в молитвенный жест. В те времена старик еще мог видеть. – Стало быть, удалось мне Дурной Замысел развернуть и в обратный путь отправить!
С тех пор Одрхн едва ли хоть раз держал в руках меч или боевой нож. А вот, поди ж ты! Сделал странный заказ.
«Не уж то он думает, что я хочу отомстить? – подумал Олсандр. – А ведь и впрямь, наверно, должен! Странно…»
– Этот-то расходу для пошива не знает. Неопытен. Вот я и сшил с остатков для тебя обновку, – продолжал старик свой рассказ и тяжело вздохнул. – Опять же не станет меня, и никто не вспомнит старика Бакуню. А так достанешь ты, Олсандр, свое оружие и, может, скажешь обо мне Слово. Все ж какая-то да недолгая Память.
Глаза старика подозрительно заблестели, и Олсандр, нахмурившись, отвел глаза. Это была неправда! Пока жив Олсандр, он будет с благодарностью вспоминать старого раба. Сколько дней и ночей они с маленьким братом Йоном провели в этой маленькой коморке? Сотни?! Только тут они находили покой и ласку, пережидая, когда гнев отца или приступы бешенства у старших братьев утихнут. Олсандр грустно улыбнулся, вспоминая, как в те далекие времена Йон с открытым ртом слушал Бакуню. Тот, тихонько тренькая на старых гуслях, напевал им песни и сказки на языке земли Рарога. Одну он помнил и сейчас, ведь она была у его брата самая любимая.
Котя-котенька-коток,
Ой, пушистый хвосток.
Придет котик ночевать,
Ой да Йона качать.
Уж как я тебе, коту,
За работу заплачу:
Дам кувшинчик молока
Да кусочек пирога.
Олсандр считал себя тогда уже взрослым, занимался своими делами и делал вид, что не слушает старика. Зато его брат, не стесняясь, заливисто хохотал и смешно моргал длинными девичьими ресницами. Йон до трех лет не умел ходить и говорить, и чтобы старшие братья его не обижали, он всюду таскал малыша с собой. Только здесь мальчик смеялся. Олсандр смотрел на него и изумлялся, насколько брат не похож на мужчин из рода Снежного Волка. Тогда Олсандр был уверен, что уж кому, так это Йону удастся снять проклятие с его семьи.
Олсандр примерил ножны к своему ножу. Удивительно, как слепому удалось так точно соблюсти размер? Нож Олсандра он держал в руках лишь раз, да и то несколько месяцев назад.
– Подошел? – взволнованно спросил его старик.
– Как в нем родился! – подтвердил Олсандр.
Дед довольно заулыбался. Олсандр пристроил новые ножны к широкому поясу и, воспользовавшись тем, что Бакуня занялся плетением по привычке запев песню, тихонько достал из-за пазухи тряпицу. Подойдя к миске с пустой похлебкой, он положил в нее кусок мяса, накрыв ломтем хлеба.
Старик, хитро прищурив глаза, хмыкнул в бороду:
– Нынче голод, а мне хватает, Олсандр. Старикам много не надо. Ты сам-то кушай! Тебе нужно свой меч крепко в руках держать! Ты же воин!
Олсандр досадливо покачал головой и молча направился к двери.
– Вот же слух у деда! Как будто он не слеп вовсе и все видит.
– Спасибо, внучок! – крикнул старик.
А когда тот был уже в дверях, неожиданно добавил:
– Сегодня ночью был мне сон недобрый. Будь осторожен…
Бакуня не был родным дедом Олсандра. Старый раб никогда не рассказывал, но еще мальчиком он слышал от матери, что когда-то тот был главой небольшой деревни и слыл искусным знахарем. Со всей земли Рарога к нему приходили люди, чтобы вылечить тяжелые болезни или просто замолить грехи.
Когда Торкел пришел в Рарогдарию, то взял в рабство много мужчин и женщин. Бакуня каким-то чудом их освободил, но было не в правилах конунга спускать такое без наказания. Он разыскал сына старика и жестоко убил его. Через несколько дней Торкел пришел в город Самычи и, разгромив дружину, взял дочь княжича Славича себе в жены. На свадебном пиру Торкела и Ганы старик появился прямо у стола конунга, волшебным образом пройдя мимо охраны, словно те были слепы.
– Эй, старик! Зачем ты явился сюда? – удивился Торкел.
– Видел я сон, в котором сказано было – надлежит мне допить горькую чашу жизни до дна, иначе не видать мне на том свете моих любимых…
– Что это значит?
– Значит это – не пришло мое время отправляться в мир мертвых, а следует пойти к тебе в рабство.
Пирующие хаттхалльцы загоготали.
– Первый раз вижу человека, который по доброй воле в рабство просится! – воскликнул Торкел, утирая выступившие от смеха слезы.
Бакуня ничего не ответил и пошел с плененными рарогдарцами в чужие земли. До того дня в Хаттхаллу не привозили старых рабов, чтобы не тратить на них драгоценный хлеб, но старик слыл чудотворцем. Бакуня разгадывал сны и был искусным травником. Он мог приложить к ранам руки и остановить кровотечение, облегчить боль. Это чудо Олсандр познал и на своей шкуре. И еще он думал, что тогда конунг Торкел надеялся, что с помощью этого старика он сможет снять проклятье со своего рода.
«Моя мать с первых дней поняла, что легенды о дурном нраве мужчин из рода Снежного Волка не пустые сказки, – думал Олсандр, вспоминая о древнем предании. – Она была ласкова со своими детьми, но когда я смотрел на нее, то видел только страх и тревогу. Мама знала, что всем нам предначертана нелегкая судьба. Не суждено нам познать ни радости, ни счастья, ведь мы способны причинить окружающим лишь боль и страдания».
На такую судьбу своих потомков обрек Галин – молодой повеса, который унаследовал трон конунга Хаттхаллы и сокровища своего отца Агнара – могучего воина, приведшего дикое племя халлов на эти земли с далеких холодных островов Северного моря.
«Однажды Галин встретил на охоте прекрасную девушку по имени Ведана, – гласила старая легенда. – Они полюбили друг друга и вскоре стали мужем и женой. Девушка была так красива, что мужчины не могли отвести глаз от ее лица. Галин не смог этого вынести и в приступе гнева убил ее. Ведана оказалась дочерью Бога Ведлеса, и он проклял род Снежного Волка.
– И будут рождаться у твоих детей только сыновья. И сердце каждого из них будет злее, чем у его предка. И не познают они любви. И души их будут отправляться в Черное Царство, где царит только ночь и Древнее Зло. И будут они убивать друг друга. И не будет этому конца, пока род Снежного Волка не исчезнет с лица Земли.
Но проклятие Всесильного можно было остановить. Лишь тот, кто сможет свое злое сердце направить на добрые деяния, остановит несчастья их рода. И знаком о прощении Бога Ведлеса будет ему рождение дочери».
Внуки и правнуки Галина пытались снять проклятье, но даже пятьдесят жен, находившихся на содержании у отца Торкела Бьерна, не смогли исполнить мечту потомков Галина. Торкел не держал гарем, как восточный шахиншах. Он избавлялся от женщины всякий раз, если она после двух беременностей не рожала ему девочку. Его первая жена – дочь свирепого царя Маврии темнокожая Алаоис, мать Олафа и Одрхна, – бесследно исчезла вместе со служанками после прогулки по лесу. Следом за ней в замке появилась мать Олсандра, прекрасная Гана. Она продержалась здесь дольше всех и ушла в царство Мертвых после рождения сына Йона. Потом у конунга Хаттхаллы были жены Асе – мать Гуннара и Торка (умер в младенчестве), затем Биргит – мать Давена и Колена (умер в младенчестве), а еще Йорун и Сири… Имена остальных жен Олсандр не знал, но их было много, и у каждой была печальная судьба, как и у их сыновей.
Олсандр посмотрел на старую дверь, ведущую в коморку старика, и подумал:
«А ведь ты, старик, пошел в рабство для того, чтобы оберегать мою мать! И испил ты горькую чашу жизни до дна. Не оберег…, и я не оберег…»
Еще за сотню шагов до пастбища он услышал радостное ржание. Подойдя к высокой ограде, он увидел нетерпеливо переминающего длинные мощные ноги своего красавца-коня. Его короткая черная шерсть блестела от капелек утренней росы, и, подергивая бугристыми мышцами, конь поглядывал на него черным глазом и красовался перед хозяином. Он покачал головой, словно здороваясь с ним.
Олсандр погладил друга по густой гриве, достал из поясного мешочка кусок сморщенного прошлогоднего яблока и поднес его к носу скакуна. Тот аккуратно шевельнул губами и, приняв подарок, потерся высоким лбом о плечо хаттхалльца.
– Что, дружище? Не терпится ноги размять? Ничего! Скоро снова в дорогу! – он заплел его белую гриву в толстые косы, с удовольствием слушая фырканье друга.
– Хороша животина! – раздался за спиной раскатистый бас Рагнара. – Ну-ка, дай я тоже твоего скакуна приласкаю!
Великан подошел к Ичану и попытался ухватить его за высокую холку. Не тут-то было! Конь мотнул головой и, задрав верхнюю губу, клацнул крупными зубами.
– Ну-ну! Погоди! Только поглажу! Не обижу! – добродушно засмеялся Рагнар.
Конь фыркнул, топнул копытом и встал на дыбы.
– Глянь, гневается! Ха-ха! Силен! Ладно уж! Потерпи!
Воевода крепко и совсем не ласково похлопал Ичана по мощному крупу. Обошел его кругом, прищуривая один глаз, и пожаловался:
