скачать книгу бесплатно
– Да, конечно, буду ждать известий.
Доктор Свенсон поднялся и покинул Божимира. В этот момент снова раскрылась дверь и из нее вывезли каталку с Катариной. Божимир почувствовал, что на его глазах наворачиваются слезы. Он знал Катарину с рождения и уже много лет был ей как отец, то, что случилось сейчас сильно ранило его. Он шел вслед за каталкой пока ее не вкатили в лифт и молился чтобы все обошлось. Оставшись один Божимир вернулся на свой стул. Он не мог никуда пойти. Он хотел быть рядом и собирался сидеть здесь пока Катарина не очнется.
Долгие годы он вел безоблачную насыщенную жизнь, занимаясь любимым делом, в котором преуспел. Его фильмы и Катарина были самым ценным в этой самой жизни. Он так и не обзавелся семьей, предпочитая недолгие романы с симпатичными актрисками, потому что самая большая страсть была творчеством, в которое он погружался с головой. Катарина стала его частью яркой и талантливой, а сейчас тяжелая реальность безжалостно обрушилась на Божимира, оглушив и посеяв страх.
В коридоре снова появился доктор Свенсон.
– Идемте, я провожу вас в палату к Катарине. – сказал он, – По дороге объясню ситуацию.
Божимир поднялся со стула, и они направились к лифту.
– Заранее прошу вас не пугаться, – сказал Свенсон, – но Катарина в коме. Обследование не показало ничего серьезного. Обычно после такой травмы не возникает осложнений и то, что она в коме это какая-то аномалия. Сейчас ей нужен только покой и скорее всего очень скоро она очнется. Все что нам нужно это набраться терпения и подождать. За ней установлено наблюдение и необходимый уход.
– Хорошо. – ответил Божимир. – Я могу остаться с ней?
– Да можете, но лучше вам отдохнуть. Вы действительно сейчас ничем не можете ей помочь.
– Наверно вы правы, но мне, все-таки, хотелось бы побыть с ней.
За разговором они добрались до нужной палаты. Возле Катарины все еще хлопотала медсестра.
– Доктор, – обратилась она к Свенсону, – я почти закончила.
– Спасибо, Анна, тогда я, пожалуй, пойду.
Уже в дверях доктор нерешительно обернулся и спросил Божимира.
– Простите, вы же режиссер, верно? А девушка Катарина Златова?
Божимир кивнул.
– Мне жаль, что довелось познакомиться с вами при таких обстоятельствах. Я сделаю все что в моих силах.
– Спасибо доктор Свенсон, я тоже рад знакомству с вами и очень надеюсь на скорое выздоровление Катарины.
Доктор покинул палату, а вскоре вышла и медсестра. Божимир присел возле кровати и взял Катарину за руку.
– Девочка моя, проснись пожалуйста. – прошептал он.
Катарина смотрела на то, что творится впереди и понимала, что столкновения не избежать. Она никогда не думала, что жизнь ее может закончиться вот так, внезапно и быстро. В этот момент ей вспомнилась женщина, что утонула в Серебряных Холмах. У судьбы были свои причуды и не каждый умирал в глубокой старости. Еще она успела подумать, что, если бы ей хватило решимости бросить все и остаться с Патриком, ничего этого бы не было. Они могли бы сейчас гулять по тихим улицам старого города или сидеть в каком-нибудь ресторанчике. Когда она ударилась о стекло в глазах потемнело и ее словно выключили. Больше она ничего не видела и не чувствовала.
Уже потом, когда тьма рассеялась и Катарине показалось, что она приходит в себя, все вокруг выглядело странным и расплывчатым. Она совсем не чувствовала своего привычного тела и непонятным образом парила в воздухе окруженная стеклянной стеной, за которой ей удалось разглядеть большую комнату, с одиноко стоящим креслом и окном напротив. Катарина никак не могла понять, что с ней и как она здесь оказалась. В какой-то момент она почувствовала себя совсем крошечной и тогда в ее голове сверкнула смутная догадка. А потом эта догадка стала уверенностью, когда Катарина разглядела стоящую неподалеку на полу большую стеклянную бутыль. Внутри бутыли кто-то был. Катарина попробовала приблизиться и поняла, что она действительно летит и этот полет совсем не доставил ей удовольствие. Ей не хотелось находиться в теле пусть и красивого, но насекомого даже во сне. То, что это был сон Катарина не сомневалась, иначе быть просто не могло.
Она помнила последние секунды аварии, но совсем не помнила боли и того, что было дальше, пока она не оказалась в этом неприветливом месте. Наверно в больнице ей что-то вкололи и это вызвало столь яркое видение. Катарина не знала, как сильно она пострадала. Она ничего не знала кроме того, что бабочки не живут долго и очень не хотела ей быть. Все происходящее становилось кошмаром, который только усилился, когда бабочка из соседней бутыли села на стекло и ее стало отчетливо видно. Она была крупной и пестрой на ее крылышках сложился красивый узор, собравший не менее десятка цветов. Какое-то время они смотрели друг на друга, пока Катарине не стало совсем плохо от происходящего с ней. Она опустилась на дно бутыли и сложила крылья. Все что ей сейчас хотелось это вырваться из этого сна, но сон не хотел ее отпускать.
Я просыпался с улыбкой чеширского кота на лице. После такой ночи иначе и быть не могло. Я протянул руку, чтобы обнять Катарину, но нащупал только подушку. Открыв глаза, я понял, что один в комнате. Выбравшись из постели, я осмотрелся, одежды Катарины тоже не было. Жаль. Впервые в жизни я хотел проснуться рядом с девушкой, а не в одиночестве. Увидеть ее милое лицо, почувствовать ее теплое тело, прижаться к ней и прошептать доброе утро. Я даже принес бы ей кофе в постель, чего прежде никогда не делал.
Выпив полстакана сока, я поплелся принять душ. А что я хотел? Катарина актриса, ее жизнь наполнена до краев и таких как я она встречала немало. То, что случилось в музее случайно сблизило нас, но она сама сказала, что мы проведем ночь, а потом она уедет. Еще недавно я был бы только рад такому исходу, но не этим утром. Мне так хотелось, чтобы Катарина была рядом. Может быть когда-нибудь я снова встречу ее. Может когда-нибудь я встречу девушку к которой испытаю похожие чувства. Может быть. Я понял, что что-то изменилось во мне.
Моя мать, бросившая меня ребенком, построила стену недоверия ко всем женщинам, и я не искал ничего кроме недолгой связи. Возможность заняться сексом была единственной причиной, по которой я находил партнеров, а любовь и романтику я всегда считал чем-то сомнительным и нелепым. Катарина дала мне понять, что существует что-то куда более важное. Она подарила мне совершенно иную близость. Подарила и исчезла, оставив меня наедине с этими откровениями. И все равно я был очень благодарен ей за то время, что мы провели вместе. За то, что мы встретились. За то что вернула мне веру, утраченную много лет назад. Просто за то, что она была в моей жизни.
Когда я спустился на завтрак в ресторан, то осмотрелся в надежде увидеть Катарину за одним из столиков. Конечно же ее не было. В ресторане вообще почти никого не было. Яичница с беконом уже не была такой божественной как вчера и стул напротив меня пустовал. Я неспеша позавтракал и пошел справиться у портье насчет Катарины. Оказалось, что они с Божимиром покинули гостиницу около часа назад.
Вернувшись в номер, я проверил электронную почту. Ничего интересного, Регина так и не связалась со мной. Я даже не знал где она сейчас. Возможно, ее еще нет в Серебряных Холмах, иначе зачем было скрываться от меня. Я не строил догадок зачем Регина пригласила меня сюда, понимая, что все-равно все окажется не так как я предполагал. Я просто ждал ее появления.
На глаза мне попался купленный у Пуаро путеводитель, и я решил немного ознакомиться с его содержимым. Он был поделен на две части. Первая история города с момента его основания, а вторая достопримечательности и описание кварталов города. Чтобы прочесть его весь, потребовалось бы немало времени, поэтому я пролистал несколько страниц бегло скользя по тексту.
Меня заинтересовали события 1903 года, и я стал читать уже основательно. Пришлось несколько раз заглядывать в предыдущие главы, чтобы понять историю местных шахт. Потому что изначально Серебряные холмы возникли как шахтерский поселок возле серебряных рудников, которые начали разрабатывать в 1834 году.
В 1852 году земли отошли герцогу Валдору. Он оценил по достоинству эти места и построив поместье обосновался здесь. Поняв, что это очень благоприятный для проживания край, герцог загорелся идеей создания поселения. За сорок лет он многое успел. К концу девятнадцатого века появилась основа старого города с площадью возле ратуши и Собора Святого Павла и главной улицей, которая позже стала проспектом Валдора. Так же был вырыт канал, соединивший два участка реки, делавшей большой изгиб вокруг города. Возле канала была построена первая набережная.
Что касалось рудников в 1853 году Валдор отказался от их разработки, и они более чем сорок лет не эксплуатировались. Незадолго до смерти Валдор отдал все свои владения, кроме поместья и рудников в дар Серебряным Холмам, уже получившим к тому моменту статус города. Скончался Валдор в 1894 году и похоронен на церковном кладбище Собора Святого Павла. Он не имел прямых наследников и поместье с рудниками досталось дальним родственникам герцога. Привыкшая к светской столичной жизни родня не пожелали показываться в этой как они называли «глуши», поэтому поместье пустовало. Через год они продали право на разработку рудников компании «Брок и Гамильтон».
Шахтерский поселок снова ожил, но существовал автономно от города, не нарушая покой его жителей. Все было спокойно до 1903 года.
Третьего апреля произошел серьезный завал в одном из рудников. Под завалом погибло четырнадцать рабочих. Эта трагедия стала началом целой цепочки событий, которые потом называли «Безумие 1903го».
В ночь с седьмого на восьмое апреля был подожжен офис компании с запертыми в нем управляющим и инженером. Полиция города вынуждена была вмешаться. Было арестовано несколько шахтеров, что привело к нападению на полицейский участок и попытке его разгрома. Это уже вызвало серьезное недовольство среди горожан. Часть жителей оказали поддержку полиции и произошло столкновение, где несколько человек серьезно пострадали. Горожане создали народную дружину, чтобы следить за порядком в городе и не допускать поселенцев на его территорию.
На этом инцидент с шахтерами для горожан закончился. Последствиями обвала и поджога занимались «Брок и Гамильтон», стараясь замять эту историю. Часть рабочих из поселка разъехалась, а некоторые обратились к властям города с просьбой трудоустройства на местных фабриках, которые совсем недавно начали свою работу. Им не стали отказывать, поскольку стремительно растущий город нуждался в рабочих руках. Казалось, все волнения улеглись, но очень скоро произошло еще несколько событий, всколыхнувших Серебряные Холмы.
Первым нарушившим покой горожан оказался Бартоломео Лифшиц владелец цирюльни «Синяя борода». Было 30 мая, самый обычный субботний день. Лифшиц закончил бритье своего давнего знакомого Теодора Коппа. Промокнул его лицо влажным полотенцем, убирая остатки пены, после чего, взяв за волосы, запрокинул голову Теодора и перерезал ему горло бритвой. Оттащив тело убитого в кладовку, Лифшиц принялся замывать кровь. За этим занятием его застал следующий посетитель. Заподозрив неладное тот, бросился на улицу с криками о помощи. Когда он вернулся с подмогой, Лившиц с безумным взглядом стоял посреди цирюльни с окровавленной бритвой в руках. Казалось, он не понимает, что происходит вокруг. Пока вошедшие примерялись как обезвредить его, Лифшиц провел бритвой уже по собственному горлу и брызгая кровью осел на пол. Никто так и не узнал, чем ему не угодил Теодор Копп и что вызвало эту вспышку безумия.
Немногим позже пожилой священник Собора Святого Павла отец Филарет, был сброшен с верхнего яруса колокольни. Это произошло 15 июня в день Святого Витта. Священник был очень склочным и нетерпимым человеком, доставляя много неудобств жителям города. Он словно застрял в средневековье совсем не видя, что на дворе двадцатый век и костры, и дыбы давно в прошлом. Его бесконечные конфликты и вмешательства в светскую жизнь привели к тому, что у него появилось не мало врагов и недоброжелателей. Именно это и затруднило расследование. Слишком много людей оказалось под подозрением и многие выгораживали друг друга. Поэтому виновный так и не был найден, оставив смерть вздорного священника безнаказанной. Немного позже на площади в мостовую установили каменный круг с вытесанными не нем словами упокоения на латыни, как раз на месте его падения.
28 июня на строительстве оздоровительного пансионата «Приветливые Сосны» возле озера Телье обрушились строительные леса, что привело к смерти одного рабочего и тяжелым увечьям еще двоих. Несчастные случаи на стойках не были редкостью, но быстро выяснилось, что леса были повреждены намеренно. Подозрение пало на Клауса Кюрша одного из плотников, который в тот день не вышел на работу. Кюрш был хорошим мастером, но одиноким и замкнутым человеком. Он жил сам по себе стараясь держаться подальше от разных компаний и совместных попоек, поэтому остальные рабочие его недолюбливали и терпели только за его мастерство. На досуге Кюрш выстругивал из дерева фигурки людей, по большей части калек и нищих. Эта странность, тоже не вызывала симпатий.
В день, когда рухнули леса Кюрш исчез, оставив все свои вещи и коллекцию фигурок. Найти его смогли только на следующий день, ближе к вечеру. Он висел в петле в ближайшем к пансионату лесу. Мертв он был не менее суток и почти никто не сомневался, что он сам покончил с собой. Его деревянные фигурки выставлены в местном музее.
Следующий трагический случай произошел в винной лавке «Бочонок Амонтильядо». В ту пору в окрестностях города уже появились первые виноградники и построена винодельня. Антонио Манчини владелец лавки и самой винодельни устроил дегустацию первого местного вина «tereno bianko». На церемонии присутствовало много народа включая именитых горожан, именно им и довелось отведать напиток первыми. Вино оказалось с примесью отравы и все, кто успел попробовать, включая самого Антонио умерли в мучениях на глазах изумленных сограждан.
Я отложил путеводитель и решил немного отвлечся от чтения. На улице было, все так же, по-летнему, жарко. Я снова стоял на ступенях гостиницы думая куда отправиться. В какой-то момент мне показалось, что вот сейчас она снова выйдет из дверей и пройдет мимо меня. Я замер затаив дыхание, в ожидании, когда она появится, стройная и грациозная как танцовщицы Дега, но этого не случилось. Катарина исчезла из моей жизни, рассеялась как утренний туман.
Я пошел знакомой дорогой на проспект Валдора. Матушки Лавкрафт возле клумбы не оказалось, хотя мне почему-то хотелось ее увидеть. Может быть мне просто хотелось увидеть хоть кого-то знакомого, перекинуться парой слов.
Пройдя мимо газетного киоска, я очень скоро оказался на проспекте. Это наверно была одна из самых оживленных улиц города. Множество горожан и приезжих заполнили тротуары. Мне даже стало комфортней от присутствия людей. Они кивали и улыбались мне, я делал тоже самое и уже не чувствовал себя одиноким. Я рассматривал попадавшихся мне девушек. Многие из них выглядели мило и симпатично, и я снова почувствовал себя странно, поняв, что они вызывают во мне не только сексуальный интерес. За каждой из них я смог что-то разглядеть, чего не видел прежде за фасадом симпатичной мордашки и ладно скроенного тела.
Ноги словно сами вели меня к «Синематик Илюзьен», я это понял, когда оказался уже совсем близко. Я прошел по аллее к зданию с музеем и купил билет. Сегодня был последний день ретроспективы Радова. Посмотрев расписание, я увидел, что первый фильм вот-вот закончится, а следующий начнется через двадцать минут. У меня было время чтобы снова посетить музей.
Я поприветствовал человека с усами и сразу направился к Золтару. Возле него никого не было, и он словно звал меня подмигивая разноцветными лампами. Я не помню сколько раз опустил монетку в аппарат, но много и каждый раз она выскакивала обратно, а Золтар продолжал подмигивать, словно насмехаясь на до мной. Сегодня магии не случилось. Я рассеянно прошел мимо экспонатов к выходу и вернулся в фойе.
Еще было немного времени, и я зашел в буфет. За нашим столиком сидела совсем юная пара. Они казались радостными и счастливыми, оживленно переговариваясь. Мне стало интересно выглядели мы с Катариной парой, когда сидели там вчера. Скорее всего да. Чтобы стало бы с нами дальше не покинь она Серебряные Холмы? Гадать об этом не имело смысла. Катарина уехала и все осталось в прошлом. Я попросил стакан минеральной воды и, выпив ее за стойкой, отправился в кинозал.
Едва я уселся в кресло начался сеанс. Появились титры «Сломанная вера». Это был второй фильм Божимира и первый, где снялась Катарина. Тогда ей было всего девятнадцать лет. Фильм оказался, не похожим на те картины Радова, что я посмотрел раньше и оставил тяжелое впечатление. Отчаяние и безысходность словно наполнили кинозал, заставив меня стиснуть зубы. Я не любил такие фильмы и, не потому что они плохо сняты, напротив каждый кадр, каждое слово цепляли за живое. Но вопиющая жестокость и несправедливость оставляли сильный осадок, который отравлял все хорошее, что покоилось у меня внутри. Я знал, что сцены этого фильма надолго останутся во мне в отличие от большинства блокбастеров, которые почти стирались через несколько месяцев или даже недель.
Оказавшись на улице, я почувствовал облечение, словно оставил часть этого кошмара в стенах кинотеатра. Странный у меня получался день. Как только я остался один, померкли краски окружающего меня мира. Как-будто они исчезли вместе с Катариной. Сначала путеводитель с его мрачным 1903 годом, потом фильм, который я совсем не ожидал увидеть. Я очень надеялся, что поблизости не окажется нового покойника или назойливых теней.
Не зная куда пойти, я просто брел по незнакомой улочке, надеясь, что ноги сами приведут куда нужно и они привели. Минут через двадцать я увидел знакомую вывеску «Лепрекон». Не задумываясь, я зашел в паб. Посетителей оказалось больше, чем в прошлый раз, но один из столиков пустовал. Я хотел было пойти к нему, пока бармен не поприветствовал меня.
– Не думал, что увижу вас так скоро. – сказал он.
– Я тоже. – ответил я, – если так и дальше будет продолжаться, я наверно сопьюсь. Дайте мне виски, что в прошлый раз.
Я уселся за стойку, а бармен поставил передо мной стакан и початую бутылку.
– Ваша вчерашняя, – сказал он, – я приберег ее. Как начет рагу? Хорошая выпивка требует хорошей закуски.
– Спасибо, не откажусь.
Бармен отошел на кухню и вскоре вернулся. Он облокотился на стойку возле меня.
– Вы не против я тут постою рядом с вами? Мне кажется, у вас была прекрасная ночь, а день опять пошел наперекосяк. Если я могу чем помочь буду только рад.
– Вы точно бармен, а не экстрасенс? – спросил я.
– Потомственный бармен. Мой дед открыл этот паб в сорок шестом. Я стою за этой стойкой около тридцати лет и поверьте многое написано на лицах посетителей.
– Все действительно так просто?
– Вы удивитесь, но в жизни вообще все просто. Мы сами веками усложняли ее, чтобы нажить множество проблем. Я вижу, что вы не пьяница, но вам сейчас некуда пойти и не с кем поговорить.
– Тут вы правы, у меня нет знакомых в этом городе. Я вообще можно сказать случайно здесь оказался.
Бармен на время задумался, машинально протирая стакан. Сейчас он был похож больше на какого-нибудь актера провинциального театра, чем на бармена. Я невольно улыбнулся, потому что понял, что не имею представления как, выглядят бармены или провинциальные актеры. Бармены мне больше встречались молодые с модными стрижками из «барбер шопа» и они не имели ни чего общего со старыми ирландскими пабами. Я налил вторую порцию, но пить не стал в ожидании хваленого рагу. Бармен наконец оставил в покое сияющий стакан и посмотрел мне в глаза.
– Не случайно. – сказал он, – Сюда часто приезжают компании, пары или семьи. Одиночки как вы редко оказываются здесь просто так.
– Что-то похожее мне совсем недавно говорили. Про компании и пары. В случайности я тоже не очень верю, но и зачем я здесь мне не ясно. Моя знакомая девушка пригласила меня сюда. Я приехал и жду кода она появится.
Бармен рассмеялся.
– Всегда замешана женщина. – сказал он. – На минуту покину вас.
Бармен удалился на кухню, а я принялся разглядывать полки с напитками. Более десятка сортов виски бурбона и бренди из разных уголков королевства. Многие из них я пробовал, но все равно предпочитал коньяк. Так получилось, что помимо отменного вкуса он всегда мне напоминал о времени, которое я провел в горах. При мне всегда была плоская титановая фляга наполненная Курвуазье или чем-то похожим, она и сейчас лежала в моем рюкзаке, только пустая.
Немного обособленно, за кранами для розлива пива, была небольшая полка почти без спиртного. Там стояла одинокая бутыль не понятно с чем. За ней фигурка лепрекона сидящего на сундучке. Она была выкрашена в традиционные цвета зеленый кафтан и брючки, рыжая борода во все его довольное лицо и черные туфельки с золотыми пряжками. Лепрекон вытянул вперед ручки, словно сжимая руль, только вместо него была самая настоящая золотая монета, размером примерно с дюйм. Сразу за лепреконом стояла еще одна фигурка темно-красного цвета. Это был нищий старик, сидевший на земле с подтянутыми ногами и опершийся подбородком на колени. Он сомкнул руки, сцепив костлявые пальцы, а между раздвинутых босых ступней стояла кружка для пожертвований. Интересное соседство, богатство и нищета уживались на одной полке.
Я выпил вторую порцию виски, которая долго простояла на стойке и подобрался поближе к фигуркам. На полке оказалось еще несколько вещиц в этой странной на первый взгляд коллекции. Серебряный портсигар, ружейный патрон большого калибра, старые карманные часы с крышкой, перьевая ручка, веер. Мне было любопытно почему именно эти предметы оказались на полке паба, причем не явно выставленные на показ, а скромно приютившиеся в дальнем углу. Наверняка у каждого предмета была своя история и мне хотелось бы их услышать.
Увлеченный коллекцией, я не сразу заметил, что бармен вернулся. Сначала я услышал запах тушеной баранины и овощей и только потом увидел бармена с блюдом в руке.
– Мы так и не представились. – сказал он, – Мое имя Дугалл.
– Патрик. – ответил я.
Бармен довольно улыбнулся.
– Отличное имя и не только для ирландца. Я вижу вас заинтересовала моя маленькая коллекция.
Я кивнул с набитым ртом. Мясо и впрямь оказалось отличным, хотя я не часто ел баранину.
– Да, любопытные предметы, – сказал я. – Уверен у каждого своя история.
– Так и есть, – ответил Дугалл, – но я не могу вам их поведать. Это досталось мне от посетителей, и я не вправе делиться их историями. Если только пара вещиц. Фигурка нищего, она была сделана в 1903 Клаусом Кюршем. Большинство его поделок хранятся в музее города, но некоторые попали в частные руки.
– Забавно, я только утром прочел в путеводителе про этого человека.
– Да, некоторые обретают известность таким способом, но мастер он был отличный. Фигурка сделана из вишневого дерева и сильно напоминает нэцке, только не такая маленькая.
– Странное увлечение делать фигурки калек и нищих.
– Странности случаются. – сказал бармен, – Особенно в этом городе.
– Что вы хотите этим сказать? – спросил я.
– То, что жизнь течет здесь немного иначе, чем в других местах и очень немногие жители это замечают. Не знаю поймете ли вы когда жизнь построена так, что люди заботятся о городе, а город о них, я хотел сказать город как нечто живое.
– Знаете Дугалл, я думаю, что понял вас. Совсем недавно с балкона гостиницы я смотрел на ночной город и в тот момент мне показалось, что город смотрит на меня.
– Пожалуй я тоже немного выпью, – сказал Дугалл.
Он налил с полстакана виски и сделал приличный глоток. В этот момент нас прервали. Посетителям за одним из столиков захотелось еще пива и охотничьих колбасок. Дугалл занялся заказом, оставив меня одного. Я, воспользовавшись паузой доедал свое рагу, размышляя об услышанном от бармена. Я думал, что душа города это что-то накопленное им от его жителей, от событий случившихся в этом городе, от того, что когда-то было и оставило след в его стенах, его атмосфере и что стало за долгие годы единым целым. Только в Серебряных Холмах, возможно, душа возникла гораздо раньше, даже раньше самого города.
Я не любил лезть в дебри тонких материй, копаться в превратностях бытия. Я жил, наслаждаясь этой самой жизнью и мог позволить себе многое. Когда я оказался в Серебряных Холмах мои чувства неожиданно обострились, заставив меня видеть и понимать мир иначе. Я вроде бы был все тот же Патрик, но стал понимать что-то новое и непривычное.
Дугалл вернулся за барную стойку и посмотрел на мою почти пустую тарелку.
– Вы хотя бы смогли доесть пока я был занят. – сказал он.
– Спасибо, это действительно было очень вкусно. Еще по одной? – предложил я, наполняя свой стакан.
– Нет, с меня достаточно. – отказался Дугалл и повертев недопитый стакан отставил его в сторону, – Мы с вами по разную сторону барной стойки.
– Понятно, а моя сторона как раз обязывает выпить. – ответил я.
– Вы сказали, что почувствовали, как город смотрит на вас, значит вы хотя бы отчасти понимаете меня. Причем случилось это едва вы приехали в Серебряные Холмы, а мне понадобилось около тридцати лет жизни и глоток вон из той бутылки. – Дугалл указал на бутылку, что стояла возле фигурки нищего.
– И что в ней? – спросил я.
– Если бы я знал. – ответил бармен, – Настойка чем-то похожая на Абсент, но только похожая. Уверен, что, если выпить хотя бы половину можно лишиться рассудка. Я выпил только один глоток много лет назад и больше к ней не притронусь. Вы может быть слышали о популярном в середине девяностых художнике Берэ?
– Да. – ответил я, – Бертран Рэни. Я побывал на одной из его выставок в Антверпене, уже когда он увлекся городскими пейзажами. Не знаю почему вы заговорили о нем, но было в его работах, что-то выходящее за рамки привычного.
Я вспомнил тот далекий девяносто восьмой год. На летних каникулах мы с Саймоном отправились в небольшой тур по Европе. В Антверпене Саймон познакомился с двумя девушками Вандой и Ириной. Они тоже оказались не местными и обе учились в Венской академии художеств. Мы несколько дней провели в их компании и именно они сводили нас на выставку Берэ.
Я не был любителем искусств, поэтому поначалу просто слонялся по залу, не очень пристально рассматривая всевозможные улочки, проспекты, набережные, изображенные на картинах. Я даже не заметил, как меня затянула атмосфера этих пейзажей. Я задержался у одной из картин «Все течет». Небольшая улочка тянулась вдоль набережной, по которой прогуливалось несколько людей. Все казалось обыденным, пока я не разглядел человека в глубине картины, который опираясь на перила моста смотрел на воду. Солнце находилось за спиной художника и все тени стремились вверх, а у того человека тень падала влево и искажаясь становилась струйкой, которая стекала в решетку для сточных вод. Эта не заметная с первого взгляда деталь сразу меняла восприятие картины и все уже не казалось таким обычным и простым.
– Его жизнь выходила за рамки привычного. – сказал Дугалл, – Он умер осенью девяносто девятого, а конец лета провел у нас. Про него много что написано в интернете, но про Серебряные Холмы только упоминание, что он здесь был незадолго до смерти. Он не раз бывал в моем пабе, и я видел, как он терял связь с реальностью. Это долгая история, возможно я расскажу вам ее в другой раз, а настойка досталась мне от него, и я уверен, что он не раз к ней прикладывался.
