скачать книгу бесплатно
– Ангел, – не раздумывая, ответил Саша. – Порочный ангел.
– Неужели? Может, конечно, мне отсюда не видны детали, но как-то не тянет она на ангела, тем более на порочного.
Та, кого назвали порочным ангелом, подняла голову и посмотрела на свое отражение в зеркале. А затем улыбнулась уголками губ.
– Она знает, что с этой стороны зеркала – комната? – удивился Бабкин.
– Нет. Никто из них не знает.
– Хм. Насчет «никто», боюсь, ты погорячился. Что-то мне взгляд ее не нравится…
– Точно говорю, не знает!
– Так почему «порочный»? – перебил их Макар. – Привлекательная женщина, не спорю, хотя ангельская красота мне представлялась чуть более… м-м-м… сдержанной. В этой слишком много жизни.
– Ливи работает недавно, – объяснил Саша. – Ее взяли на место другой девушки, Сони. Та была именно порочным ангелом – потом, если захотите, посмотрите запись. Голубоглазая, и мордашка невинная, а на деле – белокурая бестия. Но для Сони пришлось срочно искать замену, и никого лучше Ливи не нашлось. На самом деле русалка из нее отличная! Шеф за Алькой понаблюдал и сказал, что иногда русалка должна быть просто русалкой, без изысков.
– О, человеческие имена! – оживился Илюшин. – Алька – это сокращение от чего?
– От Аллы. Она Алла Рокунова, но все зовут ее Алькой.
– А две другие?
– Клео – это Женя Коромыслова, а Эль – Оксана Федорчук, – сказал Саша, и Бабкину показалось, что он смутился: сказка разбивалась о прозаические грубоватые имена.
– Женя Коромыслова и Оксана Федорчук… – повторил Макар. – Хорошо, с этими все ясно. А что за образ использовала убитая?
– Микаэлла – самая старшая из них, играла подводную царицу русалок. Была в их группе кем-то вроде начальницы отдела. Ее амплуа – опыт.
– Сколько ей было лет?
– Сорок три.
Сергей присвистнул:
– Не старовата для роли русалки? Сорок три года… Я думал, у вас возрастной ценз для девочек очень жесткий.
– Не забывайте, что клиентам требуются разные типажи, – возразил Крупенников. – Она «холодная» блондинка, эдакая Снежная Королева. Циничная, многое повидавшая, многое умевшая… В играх с клиентами отвечала за элемент садо-мазо, но детали надо уточнять у наших психологов. А в «групповухе» управляла игрой.
– В каком смысле?
– Вот смотрите, – охотно принялся объяснять Саша, – клиенты приходят на эту сцену не только для того, чтобы поплавать и провести время с русалками. Это было бы слишком банально. Точнее, такой день есть, называется «окно», и сегодня был как раз он. Когда «окно», гости делают что пожелают: хотят – в гротах развлекаются, хотят – в озерах плещутся… Но в другие дни разыгрываются сценарии, которые обязательно включают охоту, преследование: например, русалки утаскивают тонущих моряков на дно, или же наоборот – моряки охотятся за русалками. На дальней стороне озера спрятаны лодки, плот, ну и еще кое-какой… антураж. Некоторые из этих игр довольно… ну-у-у… жестокие, и тут Микаэлла была в своей стихии. Это и называется групповухой, а не то, что вы подумали.
– А то, что мы подумали, как называется?
Парень пожал плечами:
– Да никак. В групповой игре важно, чтобы кто-то подавал сигнал для слаженности действий: когда лодку начинать раскачивать или когда моряка «топить»… Это была обязанность Микаэллы.
– А как ее звали на самом деле?
– Так и звали: Микаэлла. Это ее настоящее имя. Микаэлла Костина.
Три женщины, сидевшие за стеклом, застыли неподвижно. Хрупкая нимфеточная красота, чувственная красота, теплая красота.
– Сперва, когда только осваивали эту сцену, взяли трех блондинок, – негромко сказал Саша. – Русалки-русалками: глазища огромные, сами гибкие, худые… Когда они подкрашивались и надевали костюмы, мне даже не по себе становилось. А потом тестовые опросы показали, что они не очень привлекают гостей. Только в качестве экзотики.
– Подкрашивались? – уточнил Бабкин. – А косметика в воде не смывалась?
– Специальная у них, она не смывается. Приглашали гримера, чтобы учил краситься. Девчонки теперь любое лицо себе могут нарисовать. И для волос у них какие-то баночки стоят в гримерках, чтобы не сосульками висели, а красивой волной лежали.
– В гримерках… Как все серьезно.
– А как же! Столько денег вбухать в «сцену», а потом на мелочах прокалываться? Не, шеф не такой человек, чтобы на этом экономить. Уж если делает лучшее, то по высшему разряду.
– Значит, девушки приходят утром в клуб и расходятся по своим комнатам, так? То есть по гримеркам? – спросил Макар, прикидывая что-то. – А затем, уже в костюмах и в полной боевой раскраске, идут в свои гроты и ждут клиентов? Так?
– Не совсем. Красятся они действительно наверху. На самом деле гримерка у них одна на всех, просто в ней выделен закуток для Микаэллы, поскольку она у девчонок за старшую. Они рисуют мордахи, остаются в какой-то легкой одежде вроде той, которая сейчас на Оксане, и спускаются вниз через коридор, чтобы разойтись по своим местам. А уже в гротах натягивают костюмы. Если их наверху надеть, то сложно будет спускаться.
– Стоп! А как же тогда русалки передвигаются по берегу? – нахмурился Сергей, вспомнив рыбий хвост.
– Там есть две молнии, – объяснил Саша и, как показалось Бабкину, слегка сконфузился. – Они спрятаны под чешуей и при необходимости расстегиваются. Если расстегнуть нижнюю, то хвост распадается на две половинки, но ходить так все равно неудобно.
– А если верхнюю? – непонимающе спросил Сергей и тут же догадался по хмыканью Илюшина, зачем нужна вторая молния. – Понял. Вопрос снимается. Во сколько девушки пришли сегодня?
– В восемь. Каждую из них опросили сразу после того, как нашли тело.
– Во сколько это было? – Сергей успел достать блокнот и торопливо записывал, Макар внимательно слушал, полагаясь на память.
– В двенадцать с небольшим. Девочек развели по разным комнатам, их ответы записывались. Каждая говорит, что была у Микаэллы в пещере, но ни одна не признается в убийстве.
– Зачем они к ней приходили? – спросил Илюшин.
– Видите ли, у девчонок нет жесткого режима. Они не обязаны сидеть каждая в своем гроте и ждать гостей. Наоборот: чем более естественно они будут себя вести, тем лучше, поэтому они могут плавать вместе, заплывать друг к другу в гости, болтать, подниматься наверх и так далее.
Сергей кивнул и закрыл блокнот. Предстояло как можно быстрее изучить результаты предварительного опроса и самим провести беседу со всеми подозреваемыми. «До черта работы! Придется привлекать тех троих, которым платит Перигорский, но что они за работники – неизвестно».
Что-то смутно царапало его все время, пока он смотрел на девушек за стеклом… Какая-то очень простая, совсем очевидная мысль… Бабкин еще раз окинул взглядом троих «русалок» и наконец сообразил:
– Постойте-ка! Саш, ты сказал, одна из пещер наверху – для спасателей?
– Ну да. Только им запрещено выходить оттуда, если нет…
– Если нет чего? Опасности для клиента, так?! А откуда им узнать, есть такая опасность или нет? Значит, имеются камеры. Логично?
– Логично, – с сожалением в голосе сказал парень. – Но камер нет.
– Как же тогда…
– Камер нет, зато есть тревожные кнопки. Во-первых, у каждой русалки такая в костюме, зашита в области бедра, чтобы можно было легко ее нажать. Она похожа на таблетку, хорошо прощупывается. Во-вторых, аналогичными напичканы все купальные костюмы гостей. Ну и последнее: не зря же постоянные клиенты третьей «сцены» именно те четверо, с которыми вы будете разговаривать… Они – люди тренированные, все – пловцы, и к тому же их регулярно осматривает наш врач. А уж для девчонок медосмотр раз в месяц – это вообще святое!
– А ты уже обрадовался, да? – поддел Сергея Илюшин. – Просмотрели бы запись и за пятнадцать минут раскрыли дело! А главное, до нас, таких умных, никто не догадался это сделать.
– Все, все, извалял мордой в грязи! – Бабкин поднял руки, сдаваясь. – Саш, что еще нам нужно знать?
Парень задумался, почесал за ухом.
– Понимаете, если все в деталях описывать, нам трех дней не хватит. Основное-то я, кажется, рассказал.
– А что за водопад мы видели, когда спускались в грот первый раз? – вспомнил Илюшин.
– А-а, водопад – обычная водяная завеса, а за ней «кастрюлька». Я вам про нее говорил. Бассейн с очень маленькой чашей, из нее быстро можно слить воду и почти так же быстро набрать.
– А смысл?
– Вода разная. Есть горячая с солями, есть еще с какими-то добавками… Честно говоря, не помню точно. Считается, что «кастрюлька» – лечебная, для тех, кому нужно мышцы расслабить после тренировки или еще чего-нибудь в этом роде. Хотите с врачом поговорить?
– Нет, пока не нужно. Преждевременно. Вот что, Саш: я хочу посмотреть записи рабочей группы, касающиеся клиентов. Расклад по времени: где, кто, сколько минут. Для начала.
– А потом?
– Потом будем с ними разговаривать.
– А ты не хочешь разделить: с девушками общаться буду я, а с клиентами – ты? – предложил Сергей.
– Скорее мы сделаем так: пока ты опрашиваешь девиц, я изучу записи. А потом вместе займемся гостями.
«Сматываться нужно. Срочно».
Алька потянулась, сохраняя видимость спокойствия. Нельзя выпадать из образа. Она – веселое легкомыслие, порхающая бабочка, которую смерть начальницы может ненадолго выбить из колеи, но не расстроить и уж тем более не испугать. Удивление – вот ее главная эмоция. «Только бы дурочку не переиграть».
В том, что предстоят новые допросы, Алька не сомневалась. Перигорский, лысый хрыч, не мог так просто отдать их в руки прокуратуры вместе с любимым детищем, третьей сценой. С него сталось бы закопать труп в песочке на берегу верхнего озера и сделать вид, будто ничего не произошло.
Она покосилась на Женьку с Оксаной. Те были в своем амплуа: одна так и не вышла из роли разъяренной пантеры, вторая изображала полусонную куклу, которую опрокидывают на спинку, и глаза у нее закрываются сами собой. Однако за четыре с половиной часа заключения пыл «пантеры» несколько остыл, и видно было, что Женька прилагает усилия, чтобы держать себя в правильном настрое. Оксана, бледненькая от природы, сейчас показалась Альке мучнисто-белой, и она потянулась к ней, похлопала девушку по коленке:
– Эй, подруга! С тобой все в порядке?
Оксана приоткрыла синие глаза, с испугом уставилась на Альку.
– Как себя чувствуешь? Ты побледнела сильно…
– Я… – начала Оксана, но Женька не дала ей закончить:
– Странно, что не посинела! Почти пять часов сидим! Все, хватит! Надоело!
Она вскочила, и от ее резкого движения Оксана едва не свалилась с подлокотника.
– Что ты хочешь делать?
– Дверь хочу выбить, вот что!
Однако осуществить свое намерение метнувшаяся к выходу Женька не успела: дверь открылась, и в комнату вошли три человека.
Первый был Сашка Крупенников, к которому Алька относилась хорошо: мальчуган всегда обращался с ними уважительно и не позволял себе сальных заигрываний, в отличие от некоторых других помощников Перигорского. А вот двоих, остановившихся за ним, Алька видела впервые.
Слева, глыбой перегораживая путь к выходу, замер коротко стриженный мужик с цепким взглядом темных, глубоко посаженных глаз, похожий на бывшего боксера, начавшего полнеть, но вовремя взявшего себя в руки. «Такой стукнет – из меня дух вон», – мелькнула у Альки неуместная мысль. Лицо у мужика было серьезное, мрачное.
А вот второй, стоявший рядом с ним, улыбался. Симпатичный светловолосый парень лет двадцати шести, с загорелым лицом. Следуя привычке, Алька перевела взгляд с лица на руки: длинная сильная кисть, «музыкальные» пальцы. С ходу оценив потенциальную угрозу, исходившую от этих двоих, которых, конечно же, привели к ним не просто так, она вдруг с удивлением почувствовала, что светловолосый, откровенно рассматривающий их, кажется ей куда более опасным, чем тот, второй.
Серые глаза остановились на ней, и Алька напряглась. Но парень кивнул ей как старой знакомой и перевел взгляд на Женьку.
Вот уж кто был великолепен! Когда Саша и его спутники только вошли в комнату, она замерла, словно наткнувшись на стену. Отчасти так оно и было, учитывая габариты стриженого. Но теперь, придя в себя, Женька собиралась устроить концерт: Алька видела это по ее позе, по тому, как Коромыслова тряхнула рыжей шевелюрой и часто задышала, раздувая ноздри. «Истеричка! – с восхищением подумала Алька. – Но талантливая же!»
Талант Женьки проявлялся в том, что внушенную себе самой эмоцию она проживала за короткое время на полную катушку, и те, кто общался с ней, могли прочувствовать это на себе в полной мере. Женька будто била током, а затем цепляла крючком и не отпускала до тех пор, пока не выплескивала все накопившееся внутри за недолгий период спокойствия. Гостям она щекотала нервы: дикий нрав в сочетании с дикой же красотой производили сильное впечатление на мужчин. Женька была из тех русалок, которые, хохоча, заманивают моряков на дно и зацеловывают до смерти.
Альке казалось, что все Женькины чувства подкрашены яростью, даже те, с которыми этот ингредиент не сочетается вовсе, – например, любовь к Оксане. Прежде они дружили втроем: Коромыслова, Оксана и Соня, и когда после смерти Сони на ее место взяли Альку, Женька не сразу примирилась с этим.
– Ты! – Коромыслова выставила вперед тонкий пальчик и брезгливо ткнула Сашу в грудь. – Ты знаешь, сколько мы здесь сидим?
– Женечка… – начал парень, но больше ему ничего не удалось сказать.
– Я тебе не Женечка! Пять часов! И хоть бы одна тварь за это время пришла нам сказать: «Потерпите, девочки!» Вы с нами как с половыми тряпками обошлись! Дали вонючие подачки – нате, пожрите!
Коромыслова сделала шаг вперед, и лицо ее оказалось напротив Сашиного лица. Алька подумала, что он сейчас отшатнется, но тот лишь вздохнул.
– Что, чуть какой капец случился, так можно об нас ноги вытирать, да?!
Алька отвлеклась от пылкой Женькиной речи, потому что заметила, как переглянулись двое, стоявших за крупенниковской спиной. Младший ухмыльнулся краем рта, старший чуть заметно качнул головой. Как ни короток был этот обмен мнениями, Аля успела перехватить его и неожиданно для самой себя прониклась уверенностью, что эти двое – приятели. Не просто хорошо знакомые люди, долго работавшие вместе и привыкшие понимать друг друга без слов, а именно приятели, между которыми состоялся вполне развернутый диалог.
Тем временем Женька, все ближе подступавшая к Саше, все-таки вынудила его податься назад, так что тот едва не наступил на ногу стриженому, и повысила голос настолько, что Альке захотелось заткнуть уши. Конец ее выступлению был положен неожиданно.
– Сударыня, в гневе вы прекрасны, – с издевательской, как показалось Альке, вежливостью сказал светловолосый. – А когда успокоитесь, будете и вовсе неотразимы.
Женька, оборвав фразу на полуслове, стремительно обернулась к наглецу, собираясь испепелить его взглядом, но то ли подействовало старомодное «сударыня», то ли силы ее иссякли на Крупенникове, но, к удивлению Альки, встретившись глазами с парнем, Коромыслова ничего не сказала. Воспользовавшись паузой, тот шагнул вперед и представился:
– Макар Илюшин. А это мой напарник, Сергей.
Стриженый коротко кивнул.
– Мне очень жаль, что вам пришлось долго просидеть взаперти, – продолжал Илюшин, – но придется отнять у вас еще немного времени. Нам нужно побеседовать с вами. Вы не возражаете?
Отчего-то он обратился персонально к Оксане, и та, почувствовав на себе всеобщее внимание, вздрогнула:
– Я? Нет, не возражаю… Чего я буду возражать…
– Чудесно. Давайте сделаем так… Вы провели здесь больше четырех часов и наверняка проголодались. Я попрошу, чтобы принесли горячей еды, а потом, когда вы, не торопясь, пообедаете, мы поговорим. Не будем же мы мучить голодных девушек…
Он улыбнулся извиняющейся улыбкой, развел руками. Наступила тишина, в которой три девушки осмысливали его предложение, а спустя несколько секунд она была нарушена хором протестующих голосов: Оксана с Женей протестовали от души, Алька – за компанию с ними, чтобы не отделяться от коллектива.
