скачать книгу бесплатно
Вторая «Зимняя Война»
Александр Борисович Михайловский
Юлия Викторовна Маркова
Врата войны #4
И в этой истории Соединенным Штатам также не удается избежать кровавой трагедии Перл-Харбора, но теперь в Вашингтоне всерьез задумались об изменении своей политики. Супруга американского президента совершает экскурсию в Россию будущего, где ее ждут шокирующие открытия. Руководство Германии получает своего «троянского коня», а Финляндию, поддержавшую фашизм, ожидает утрата независимости.
Александр Михайловский, Юлия Маркова
Вторая «Зимняя Война»
Повторение – мать учения
Вступление
К сцепленной дате 6 декабря 1941 – 7 августа 2018 года в связанных Вратами мирах сложилась следующая обстановка:
В 1941 году фронт стабилизировался по линии Рига – Даугавпилс – Полоцк – Лепель – Борисов – Бобруйск – Речица, и далее по линии Днепра до самого устья, включая Киевский и Херсонский плацдармы на правом берегу реки. Помимо этого, остатки бывшей группы армий «Север» засели в котлах северо-восточнее Пскова и в окрестностях Пярну, куда отступила группировка, прежде осаждавшая Таллин. Операция по их ликвидации была еще впереди. Под Ленинградом и Мурманском линия фронта по-прежнему проходила там, где ее застало образование Портала. Финны, вернувшие себе потерянное в ходе зимней войны, сидели тихо, как мыши под веником, боясь привлечь к себе лишнее внимание, ибо Экспедиционный корпус был грозен. Зато германское командование, напротив, еще после Смоленского сражения отозвало из Финляндии все свои части. Но, несмотря на всю эту тишину, само существование независимой Финляндии, появившейся на свет только по причине благодушия и непредусмотрительности Ленина, являлось ужасным непорядком, который советское командование с помощью коллег из экспедиционных сил в ближайшее время собиралось исправить.
Помимо этого, тридцать (а по другим данным, и пятьдесят) тысяч немецких солдат из бывшего второго армейского корпуса, сдавшиеся под гарантии командующего российским экспедиционным корпусом генерала Матвеева, ожидали погрузки в эшелоны, которые доставят их к Порталу. А там уже все было готово к их переправке в 2018 год, а затем и в тамошнее ФРГ. Раненых российская военно-транспортная авиация начала вывозить еще вечером 5-го декабря, а вскоре должен был тронуться и основной бедлам на колесах. Им еще предстояло узнать, что хлеб побежденных бывает горше хлеба изгнанников, и столкнуться на улицах немецких городов с так называемыми беженцами, которые на самом деле хуже саранчи. И эту истину по-деревенски простым и наивным немцам Третьего Рейха еще предстояло осознать; а пока они предвкушали впереди молочные реки с кисельными берегами.
Но самые грозные и интересные события назревали на другом конце земного шара, в окрестностях Гавайских островов. До взлета с авианосцев первой волны японских ударных самолетов оставалось всего восемь часов. Потом последует один час сорок минут полета, в эфире прозвучит клич «Тора! Тора! Тора!» – и Тихоокеанский флот Соединенных штатов огребет большие неприятности. Но никто об этом не подозревает. Час назад прозвучала команда «отбой», – и не все, кто сегодня лег спать в своей постели, проснется завтра на этом свете. Спят матросы и офицеры Тихоокеанского флота, спят летчики самолетов, забазированных на гавайских аэродромах, спят зенитчики и солдаты множества вспомогательных служб; спят гражданские, которым завтра предстоит разделить общую судьбу. И, самое главное, сном праведника спит адмирал Киммель, отмахнувшийся от предупреждения Рузвельта: «этого не может быть, потому что не может быть никогда». Одним словом, Аннушка уже пролила свое масло, и этого масла было больше чем достаточно, чтобы угробить десяток-другой Берлиозов…
В 2018 году закончился мундиаль, и события дальше шли своим чередом:
13 августа Италия отказалась принимать судно Aquarius, которое спасло в водах Средиземного моря 141 мигранта из Африки.
14 августа Президент Турции объявил о запрете на ввоз электроники из США в ответ на повышение американских пошлин на сталь и алюминий. А также в Пенсильвании был опубликован доклад о сексуальном насилии над детьми со стороны местных священников, и в результате большая коллегия присяжных пришла к выводу, что насилие над детьми совершали более 300 священников.
15 августа Правительство Германии одобрило законопроект о признании третьего пола (Немецким солдатам, репатриированным из 1941 года, эта новость будет особенно интересна).
Помимо этого, в Штатах продолжается вялая (из-за отсутствия фактов) движуха на тему вмешательства России в американские выборы. В Британии пресса гундит на тему отравленных Скрипалей. В Голландии изо всех сил, натягивая сову на пень, муссируют тему сбитого над Донбассом Боинга. В Германии страдают о российском Крыме, непокорном Донбассе, транзите газа через Украину, и вообще о молодой и беспутной незалежной «демократии» с нацистским душком. И все это – на фоне брезжащего уже на горизонте Брекзита, засилья афро-арабских «беженцев», налетевших на Европу как мухи на варенье, всеобщей толерантности, борьбы за права самых разнообразных меньшинств, а также падения популярности основных политических партий, деливших между собой власть последние лет семьдесят.
Система, установившаяся с момента, когда после завершившейся Второй Мировой войны американцы навели в Западной Европе свой «новый порядок», начала трещать по швам. На фоне банкротства прежних элит на поверхность стали всплывать такие политики, которым прежде и руку подать было зазорно. В европейском воздухе, пока еще отдаленно, запахло тридцать третьим годом, факельными маршами и лозунгами вроде «Германия для немцев». А как иначе, если европейский политический маятник, проскакивая нейтральное положение, обычно колеблется между оголтелым либерализмом и столь же оголтелым фашизмом. Ведь и тогда, в начале тридцатых годов двадцатого века, Гитлер и присные пришли к власти вполне демократическим путем, на фоне полного банкротства предшествующих им германских элит.
Но в общих чертах сам факт запортальной войны Советского Союза с гитлеровским фашизмом пока еще мало влияет на жизнь людей по всему миру, и они попросту не обращают на нее внимания, занятые повседневной суетой. Ну разве что Россия и ее граждане всерьез следят за происходящим на той стороне портала, где, помимо дедов-прадедов, с коричневой чумой бьются их отцы-братья-мужья – кто в составе Экспедиционного корпуса, а кто и добровольцем в рядах Красной Армии. Кроме русских, с тем же интересом к запортальным событиям относятся в том самом государстве, которое его вождями было официально объявлено «Нероссией». Населяющие эту затерянную на географических картах страну небратья следят за событиями в 1941 году с тем же интересом, что и россияне, но с прямо противоположным вектором. Многие из них вместо АТО с удовольствием рванули бы «на ту сторону» – чтобы полицайствовать, служить в карательных батальонах и охране концлагерей, но, к их несчастью, это оказалось невозможно, и теперь им только остается вступать с «москалями» в интернет-баталии, ругая Сталина и «совков» и превознося своих «хероев»: Бандеру, ОУН-УПА и солдат дивизии СС «Галичина»…
Иногда случаются коллизии, когда бойцы и командиры Красной Армии, попавшие в двадцать первый век (например, для излечения после тяжелого ранения) вдруг находят своих внуков-правнуков. А может, даже не своих, а двоюродных-троюродных, потому что сами они в нашей истории сгинули в многочисленных котлах[1 - В многочисленные «котлы» смоленского сражения, киевский котел и котел под Вязьмой в общей численности попало до полутора миллионов советских бойцов и командиров. В среднем из котлов «выходило» около десяти процентов штатной численности окруженных частей и соединений, остальные или погибали или попадали в плен. В плену же выжить удавалось очень и очень немногим, потому что у германской армии не было ни желания, ни материальной возможности содержать огромное количество пленных, на халяву подаренных им тупенькими довоенными советскими генералами, возглавляемыми маршалом Тимошенко. Не имелось даже достаточного количества подвижного состава, чтобы вывести это массу пленных в Германию для использования в качестве дармовой рабочей силы в германской экономике, да и необходимость в этом до поры до времени немцами просто не осознавалась. Вот когда в Германии началась тотальная мобилизация – тогда и вспомнили о советских военнопленных как о рабочей силе; только большинство из них до этого момента уже не дожило.] лета сорок первого года и немецких концлагерях, не оставив после себя не то что потомства, но даже никакой информации в архивах. «Призван н-ским военкоматом по мобилизации» – и все. А от тех, что были призваны «на сборы» в канун войны, не осталось и этого[2 - В середине пятидесятых годов по приказу Хрущева в военкоматах было произведено массовое уничтожение первичных документов предшествующего периода. При этом данные на кадровый состав, военнослужащих срочной службы и призванных по мобилизации переносились в журналы учета, а сведения о временно призванных на сборы в предвоенных период были попросту забыты. Осложняет эту ситуацию то, что большинство из тех частей и соединений, в которые призывались такие резервисты, были в числе первых брошены на поддержку разваливающегося фронта и без остатка сгинули в многочисленных котлах вместе со всей своей канцелярией, и об их жизни и даже о командном составе мы знаем только то, что стало достоянием московских архивов.]. Будто этих людей никогда и не существовало.
Такие встречи предков и потомков происходили когда счастливо, а когда и не очень. Иногда молодой дед, фигурально говоря, плевал в лицо опозорившим его внукам-правнукам, после чего, круто развернувшись, уходил прочь. Тяжелее всего приходилось уроженцам Украины, которые уж точно с полным правом могли спросить: неужели они проливали кровь за то, что у них выросли такие потомки – одновременно трусливые, наглые и жадные? И ведь не приедешь к ним, даже для того чтобы плюнуть в морду. Ведь там, между Россией и Украиной, где прежде была всего лишь линия на карте, теперь появилась граница со всеми ее атрибутами и злыми украинскими пограничниками, которым пускать к себе «совков» совсем уже не с руки, будь они по национальности хоть трижды украинцами.
Отдельно надо рассказать историю Аркадия Гайдара, который всерьез порывался бросить все, поехать в Москву и пристрелить из именного нагана свою «бывшую» – Рахиль Соломянскую, вместе с ее отпрыском-недорослем, потому что стрелять Машу Гайдар в 2018 году было уже поздно. Такой, понимаешь, неуравновешенный человек: чуть что – и стрелять. Наган у Аркадия Петровича отобрали, налили спирта и объяснили, что не стоит все это таких беспокойств… В результате тот написал в соответствующие инстанции заявление – и Тимур Аркадьевич Гайдар, русский и сын знаменитого писателя, прекратил свое существование естественным путем, превратившись в Тимура Израилевича Соломянского, еврея и члена семьи изменника Родины. С такой анкетой не бывать ему теперь бумажным адмиралом, поучающим юношество, как жить и во что верить. Вот и все об этом человеке, как сказала бы в свое время Шахерезада…
Впрочем, история Аркадия Гайдара не была единичной (просто самый яркий пример), и относится скорее к 1941 году, потому что в начале двадцать первого века она была уже не в силах что-то отменить или изменить. А вот «там», в прошлом, люди, находящиеся на самых разнообразных «теплых местах», чьи дети и внуки выросли знатными диссидентами, постсоветскими перерожденцами (как тот же Егор Гайдар), да и просто олигархами, вдруг почуяли вокруг себя неприятное внимание и испуганно притихли. Еще в середине сентября, когда стихло ожесточенное Смоленское сражение и советское руководство смогло перевести дух, военные вопросы отошли на второй план. Тогда же вперед выступил вопрос – как так вообще могло получиться, что, несмотря на победу в тяжелейшей войне и невиданные успехи в деле построения социализма, на семьдесят четвертом году существования советская власть вдруг рухнула окончательно и безвозвратно, а единая прежде страна рассыпалась на множество кусков, скатившихся в самый дикий капитализм.
Несмотря на то, что большинство причастных к этой истории лиц еще ходили пешком под стол или вообще не родились, их родители, дедушки-бабушки (вроде той же Рахили Соломянской) могли и не пережить того факта, что они вырастили-воспитали людей, так или иначе причастных к величайшей геополитической катастрофе двадцатого века… Гм, надо признать, что семнадцатый и последующие за ним года того же века тоже были далеко не увеселительным карнавалом. Но большевикам, как и иным людям, всегда кажется, что когда они берут у других силой власть (корову, лошадь, дом, женщину и т. д.) – это всегда хорошо и правильно, а вот когда это самое, взятое с боя, отбирают уже у них, то это так плохо, что хуже некуда. А Лаврентий Павлович с Иосифом Виссарионовичем – люди серьезные, способные строго спросить за недостатки в воспитании подрастающего поколения. Хотя какие уж тут недостатки. Кто во что верит, тот тому своих детишек и внучков и учит. Впрочем, репрессии если и будут, то случатся они далеко не сразу. Сейчас, пока идет война, для них еще не время, и тем более никто не будет устраивать из этого кампанию, хотя карьеры людей, попавших в связи с этим под расследование, окажутся полностью замороженными.
Но сейчас основные события происходят даже не на советско-германской фронте, где готовится ликвидация окруженных группировок и идут бои местного значения. Главное должно случиться на другой стороне земного шара, где в тропический тихоокеанских водах точкой на бескрайних водных просторах притаился маленький Гавайский архипелаг.
Часть 13. Тора! Тора! Тора!
6 декабря 1941 года, 06:00. 275 морских миль (450 км.) к северу от острова Оаху. Авианосец «Акаги», флагман ударного авианосного соединения.
Вице-адмирал Тюити Нагумо
Ранее утро. Солнце только что оторвалось от горизонта и сразу скрылось в мощной кучевой облачности, почти непрерывно висящей в этом месте Тихого океана, где теплые экваториальные течения сталкиваются с холодными северными водами. Стоя на мостике флагманского авианосца, адмирал смотрел на суету, что творилась на палубе. Техники и вооруженцы мельтешили вокруг выстроенных рядами самолетов, снаряжали пулеметы патронными лентами, заливали в баки горючее, подвешивали под фюзеляжи бомбы и торпеды. Быстрее, быстрее, еще быстрее; торопливое время не ждет, и, чтобы успеть за ним, надо все делать так, как положено в японской армии и на флоте – то есть бегом.
Там, на Гавайях, еще ничего не знают, но час назад на кораблях соединения «Кидо Бутай» был зачитан приказ императора начать войну с длинноносыми западными варварами, выдвинувшими Империи Ямато совершенно неприличный ультиматум. Принять наглые требования длинноносых варваров и покорно склонить перед ними свою голову – это значит не только утратить все завоевания последних тридцати лет, но и потерять лицо, что невозможно для потомков богини Аматерасу. На Гавайях еще ни о чем не ведали, но японский флот уже находился в состоянии войны. Японские летчики, большинству из которых не исполнилось и двадцати лет, готовились заставить американцев смыть оскорбления кровью, а в случае необходимости отдать свои жизни за божественного Тэнно. Ведь смерть самурая легче перышка, а долг тяжелее горы.
В то же время адмирал помнил главное наставление своего командующего адмирала Ямамото, которое тот дал перед выступлением в боевой поход. Заключалось оно в следующем: если при первом налете удастся достичь эффекта внезапности, следует бить по Гавайям до полного исчерпания авиационного боезапаса. Второго шанса нанести противнику невосполнимый ущерб уже не будет. Потом на первый план выступит несоизмеримость весовых категорий противников. Япония в силу малочисленности своей армии даже при полном успехе не может и мечтать о том, чтобы оккупировать Соединенные Штаты, в то время как наглые янки, объявив мобилизацию, запросто могут создать армию, численность которой будет сопоставима со всем населением Японских островов. Флот – это единственное, чем воины страны Ямато могут нанести врагу тяжелые потери. Один точно нацеленный внезапный и сокрушительный удар – и Япония на некоторое время становится доминирующей военной силой на Тихом океане.
Правда, сразу после начала войны великолепная американская экономика начнет переходить на военные рельсы, и некоторое время спустя многократно перекроет первоначальные потери, а всеобщая мобилизация даст американской армии и флоту миллионные контингенты солдат и матросов. Как сказал адмирал Ямамото: «Если поступит приказ вступить в бой, я буду неудержимо двигаться вперёд в течение половины или целого года, но я абсолютно не ручаюсь за второй или третий год…» Но у Японии уже был опыт борьбы с огромной континентальной державой, из которой она вышла победителем. Вероломно напав в 1904 году на огромную Российскую империю, страна Ямато вышла из той войны победительницей, и успех тридцатипятилетней давности кружил сейчас горячие головы, замахивающиеся на сильнейшую державу западного мира. А вдруг пронесет и на этот раз – ведь русский император бросил карты не потому, что его армия понесла тяжелейшее поражение. Резервы у русских еще были – при дальнейшем продолжении войны на суше знаменитый русский паровой каток раздавил бы японскую армию в тонкий блин. Император Николай не стал воевать дальше, поскольку отдаленный остров Сахалин и безлюдные сопки Маньчжурии просто не являлись для него предметом первой необходимости, ради которого стоило бы продолжить лить кровь русских солдат. Так же и сейчас. Для чего янки нужны огромные просторы Тихого океана, отдаленные острова и джунгли Индокитая, которые находятся от них считай что на другой стороне земного шара? Требуются только несколько решающих побед, что нанесут противнику неприемлемый ущерб – и американский президент сам запросит пощады у божественного Тенно, предложив почетный мир, гарантирующий существование Великой восточноазиатской сферы взаимного процветания[3 - Великая восточноазиатская сфера сопроцветания (дайто: a кё: эйкэн) – паназиатский проект, созданный и продвигавшийся правительством и вооружёнными силами Японской империи в период правления императора Хирохито. Проект основывался на желании создать в восточной Евразии «блок азиатских народов, возглавляемый Японией, и свободный от западных держав». Как утверждала официальная пропаганда, целью Японии являлось «сопроцветание» и мир в Восточной Азии, в свободе от западного колониализма.].
Пока адмирал Нагумо размышлял, стоя на мостике, ударное авианосное соединение, выстроившись уступом, развернулось против ветра и развило полную скорость, а на палубе «Акаги» взревели авиационные двигатели. Пятнадцать высотных бомбардировщиков, двенадцать торпедоносцев и девять истребителей «зеро» готовились сорваться в небо, чтобы передать янки огненный привет. Впрочем, на других авианосцах наблюдалось то же самое. Конечно, все еще можно отменить, но это исключено по идейным мотивам. Если оскорбление нанесено, то смыть его можно только кровью. Японские летчики и моряки с энтузиазмом восприняли возможность скрестить свое оружие с заокеанскими гайдзинами, ибо только битва с сильнейшим противником приносит самураю настоящую славу.
К этому дню пилоты, штурманы и стрелки готовились самым тщательным образом. На неприметном японском островке, бухта которого своими очертаниями повторяла очертания Жемчужной бухты (Перл-Харбор) на острове Оаху, целых полгода шли упорные учения палубной авиации по количеству самолетовылетов, мало чем уступающие небольшой войне. Были и потери, куда же без них. Самолеты гробились из-за отказов техники, насилуемой как во время настоящих боевых действий, ошибок пилотов, а также из-за того, что каждый десятый патрон, заряженный в пулеметы и пушки, был боевым. Вроде бы немного, но и при такой скудости японские асы умудрялись по-настоящему сбивать друг друга в учебных воздушных боях. По некоторым данным, отсев в ходе подготовки составил до половины первоначального состава, но сейчас это были лучшие из лучших, готовые на равных драться с западными демонами.
Вот палубный дежурный взмахнул своим флагом – и бомбардировщик Nakajima B5N, тип 97, пилотируемый командиром авиагруппы капитаном первого ранга Мицуо Футидой, сорвался со своего места и, пробежав по палубе, взмыл в небо. Сразу за ним последовала следующая машина, а за ней еще и еще. Если посмотреть по сторонам, то было видно, что и с других авианосцев также взлетают самолеты – подобно разъяренным осам, они собираются в жужжащий рой. Вот и последний истребитель «ноль» ушел в небо, после чего, собравшись в боевой порядок, воздушная армада взяла курс на юг. Теперь, когда вся подготовка завершена и самолеты первой ударной волны вылетели, оставшимся на авианосцах палубным командам пришло время извлекать из ангаров и готовить к полету самолеты второй ударной волны. В то же время их адмиралу Тюити Нагумо, который мысленно был там, в небе, вместе со своими летчиками, теперь следовало терпеливо ждать момента, когда эфир разорвет воинственный клич: «Тора! Тора! Тора!», возвещающий, что атака главной американской базы на Тихом океане началась. А до того момента самолеты идут на цель в полном радиомолчании; и это как раз тот случай, когда отсутствие новостей и есть самая лучшая новость. Преждевременный выход в эфир капитану первого ранга Футиде разрешался только в том случае, если самолеты первой ударной волны будут обнаружены и атакованы еще до подлета к цели.
6 декабря 1941 года, 07:50. Остров Оаху, бухта Перл-Харбор. Главная база Тихоокеанского военно-морского флота США
Все произошло внезапно. Стояло тихое субботнее утро (не воскресенье, конечно, но тоже расслабуха), и никто не подозревал, что этой тишине остается жить всего несколько минут. В благодушном настроении находился и командующий Тихоокеанским флотом адмирал Хазбенд Киммель. Заранее отдав приказ, чтобы его не беспокоили до восьми утра (когда на кораблях должен был состояться ритуал поднятия флага), он спокойно пил свой кофе с булочкой, даже не подозревая, что это последние спокойные минуты в его жизни. Кофе был очень хорош, и булочки тоже были не хуже.
Тут надо сказать, что до этого самого дня адмирал находился на хорошем счету у начальства. Еще бы – этот перспективный и очень активный мистер был неоднократно отмечен за профессионализм и энергичность. В 1899 году семнадцатилетний Хазбенд Киммель поступил в Центральный университет Кентукки, но через год получил назначение в Военно-Морскую академию США, которую закончил в 1904 году. Затем учился в артиллерийской адъюнктуре в Военно-морском колледже. В 1906 году ему было присвоено звание энсайна (мичмана).
После обучения артиллерийскому делу в Бюро артиллерии в Вашингтоне он служил на линкорах «Джорджия», «Висконсин» и «Луизиана», дважды был помощником директора по артиллерийским стрельбам при министерстве ВМФ, командиром артиллерии на броненосном крейсере «Калифорния» и командиром артиллерии Тихоокеанского флота. В 1914-м году участвовал в интервенции в Веракрусе (Мексика), а в 1915-м короткое время служил помощником министра ВМФ Франклина Рузвельта. В 1917 году, после вступления США в Первую мировую войну, Киммель отбыл в Великобританию в качестве консультанта по системам артиллерийской наводки, а затем стал начальником артиллерии в штабе эскадры американских линкоров, приписанной к британскому Гранд-флиту.
После завершения Первой Мировой войны ему удалось сделать хорошую карьеру, и в 1937 году он дослужился до чина контр-адмирала. Служил на Военно-морской артиллерийской фабрике в Вашингтоне, командовал эскадрой эсминцев, был слушателем Военно-морского колледжа, офицером связи между Министерством ВМФ и Государственным департаментом, директором передвижения кораблей в офисе Начальника морских операций, командиром линкора «Нью-Йорк», начальником штаба командования линейных сил флота, начальником бюджетного управления ВМФ.
С 1939 по 1941 год Киммель командовал дивизионом крейсеров, а затем крейсерами линейных сил Тихоокеанского флота. Проявив себя на последней должности как выдающийся командир, 1 февраля 1941 года Киммель решением министра ВМФ Фрэнка Нокса получил временное звание адмирала и занял пост командующего Тихоокеанским флотом и командующего флотом США. 24 июля 1941 получил постоянное звание адмирала (минуя чин вице-адмирала). Быть может, он и в самом деле был таким хорошим командующим, а может, сказалось давнее знакомство с будущим президентом Рузвельтом, но только карьера этого человека была сколь стремительной, столь же и бессистемной, напоминающей петляющие скачки спасающегося от погони зайца. Но несомненно одно. На протяжении своей долгой службы, продвигаясь к должности командующего Тихоокеанским флотом, этот человек неизбежно обрастал связями и высокими знакомствами – так же, как днище корабля в водах тропических морей обрастает всякой подводной живностью. При этом, заняв должность командующего, адмирал Киммель начал готовить Тихоокеанский флот к наступательной, а не оборонительной войне. Уже в первые дни войны американский флот должен был нанести удары по Маршалловым островам, являвшихся ближайшей к Гавайям японской территорией.
В возможность непосредственного нападения японского флота на Перл-Харбор командующий флотом не верил, потому что он располагался на весьма значительном отдалении от ближайших японских баз. По его представлениям, Япония сначала должна будет захватить один из ближних к Гавайскому архипелагу островов, основать на нем маневровую базу, в которой были бы созданы все условия для базирования линейного флота, а уж потом приступать к планомерной осаде Перл-Харбора. То есть японцы, в его представлении, должны были действовать так же, как они действовали во время русско-японской войны, с маневровой базы в остовах Элиота осаждая русский Порт-Артур. Предотвратить такой сценарий проще простого, ведь на Гавайях базируются лучшие в мире дальние тяжелые бомбардировщики Б-17, которые вдребезги разнесут любую вражескую базу, оказавшуюся в радиусе их действия, а американские линкоры довершат остальное.
А уж в возможность нападения при помощи авианосцев адмирал Киммель не верил, потому что это фантастика. Артиллерист до мозга костей, сторонник классических линейных сражений, где все решает скорость эскадренного хода, толщина брони и вес артиллерийского залпа, он не мог представить и в страшном сне, что маленькие жужжащие аппараты из дерева, фанеры и чуть ли не рисовой бумаги, с экипажем из двух-трех человек, смогут топить огромные стальные линкоры водоизмещением в несколько десятков тысяч тонн. Это даже не Давид и Голиаф; это как если бы на Голиафа с пращой наперевес ринулась полевая мышь. Впрочем, Хазбенду Киммелю в самое ближайшее время предстояло убедиться в ошибочности своих представлений, и до этого момента остались считанные мгновенья.
Японские самолеты появились в небе над Перл-Харбором со всех сторон сразу: высотные бомбардировщики с юго-запада, торпедоносцы с северо-запада и юго-востока, пикирующие бомбардировщики и истребители «зеро» с севера. Но первыми самурайскую ярость познали американские летчики на аэродроме Уилер, что располагался в верхней части долины, образованной склонами двух вулканов. Двадцать пять пикирующих бомбардировщиков с «Дзуйкаку» и восемь истребителей «зеро» с «Хирю» растерзали аэродром в мелкие дребезги, изрешетили пулями самолеты на стоянке, разворотили взрывами бомб взлетно-посадочную полосу и подожгли емкости с горючим. Две минуты спустя одиннадцать «зеро» с «Сёкаку» и «Дзуйкаку» на бреющем полете атаковали базу гидросамолетов Канэохе на восточном побережье острова. Сделав несколько заходов, они сожгли три десятка гидропланов и подожгли емкости с горючим. Одновременно удар был нанесен по аэродрому морской авиации Эва. Всего шесть японских истребителей, взлетевших с авианосца «Хирю», очень быстро уничтожили тридцать американских истребителей, непосредственно прикрывавших базу Перл-Харбор.
Последний удар обрушился на аэродром бомбардировочной авиации Хикем Филд (на его месте в наше время расположен аэродром Гонолулу). Двадцать шесть пикирующих бомбардировщиков с «Сёкаку» и девять истребителей «зеро» с «Акаги» в считанные минуты превратили в изрешеченный хлам более семидесяти американских бомбардировщиков (тех самых, что должны были пресечь появление поблизости от Гавайев японской маневровой базы). Грохот взрывов, угольно-черный дым и багровое пламя горящих топливных танков возвестили о том, что Перл-Харбор лишился всей своей авиации. Несколько храбрецов, которые сумели под огнем взлететь на своих истребителях, были не счет. Численное превосходство «зеро», набросившихся на американские истребители, едва те появились в воздухе, и отточенное мастерство японских летчиков сделали свое дело – и американские пилоты были очень быстро сбиты.
Но это была только прелюдия – так сказать, нежный петтинг перед настоящим половым актом, поглаживания и пошлепывания по ягодицам. Одновременно с ударом пикировщиков по аэродрому Хикем Филд над гладью бухты Перл-Харбор появились торпедоносцы. Двадцать четыре машины, взлетевшие с авианосцев «Акаги» и «Кага», нацелились на так называемый «линкорный ряд» – цепь массивных бетонных свай к югу от острова Форд, к которым с обеих сторон были пришвартованы семь из девяти американских линкоров Тихоокеанского флота. Из двух линкоров, отсутствовавших на своем месте, «Калифорния» стояла на якоре неподалеку, а «Пенсильвания» находилась в сухом доке.
Еще шестнадцать торпедоносцев должны были атаковать американские авианосцы, обычно парковавшиеся на другой стороне бухты. Но «Саратога» в данный момент находилась в Сан-Диего на модернизации, а «Лексингтон» и «Энтерпрайз» ушли в рейс, имея на борту группировку сухопутных истребителей, которых требовалось доставить на аэродромы архипелага Мидуэй. Поэтому на пути японских торпедоносцев оказались два легких крейсера «Релей» и «Детройт», гидроавианосец «Танжер» и учебный корабль – устаревший линкор «Юта» без брони и вооружения. В нашей истории почти вся ярость обрушилась как раз на «Юту». Японские летчики, прельстившиеся линкорной внешностью старушки, накидали ей столько торпед, что от избытка их эмоций безобидная лоханка перевернулась кверху днищем прямо на месте своей якорной стоянки. Легким крейсерам при этом досталось всего ничего; из них повреждения получил лишь один «Релей», остальные отделались испугом. Но на этот раз японские летчики получили указание не обращать внимания на сходство «Юты» с линкором – так что именно она осталась на плаву, а оба легких крейсера и плавучая база гидропланов потопли на своих якорных стоянках, что значительно сократило плотность зенитного огня на этой стороне бухты.
Но самое веселое происходило как раз в линкорном ряду. Со стороны бухты его атаковали торпедоносцы, а сверху на линкоры с высотных бомбардировщиков сыпались восемьсоткилограммовые бомбы, представляющие собой четырнадцатидюймовые бронебойные снаряды с приваренными к ним стабилизаторами. С линкорами все вышло как по-писаному, только вместо «Аризоны» от бронебойной бомбы, добравшейся до погребов, взорвался «Теннеси», а «Оклахома», «Калифорния» и «Западная Виргиния» перевернулись, наловив в борта японских торпед. Чуть позже затонула на ровном киле изрядно поврежденная «Невада», которая, как и в прошлый раз, пыталась выйти из бухты. При этом один из асов мимоходом воткнул торпеду в танкер «Неошо» (уцелевший в нашей истории), отчего тот перевернулся, а по бухте поплыл противный, мерзкий, липкий мазут. Вот вам, мистер Киммель, и горячий кофе со свежими булочками…
Впрочем, если удар первой волны в общем повторял рисунок произошедшего в другой истории, то вторая волна била уже совершенно по другим целям. В первую очередь высотные бомбардировщики сбросили бомбы на нефтехранилище, где очень вскоре заполыхал исполинский пожар, а пикировщики атаковали стоянки подводных лодок. Досталось от них и стоявшей в доке «Пенсильвании», которая не утонула только потому, что и так была вытащена из воды.
Одним словом, японские летчики веселились как могли и изо всех сил делились своим счастьем с американскими моряками. Когда они улетели, можно было констатировать тот факт, что американского тихоокеанского флота как боевой единицы более не существует. Разгром был полный. Даже если в базу Перл-Харбора нагнать новых боевых кораблей из Атлантики, то все необходимое для ведения войны им придется везти с собой, что малореально… Впрочем, это был еще далеко не конец злоключений американской военной базы, ибо японские летчики, улетая, обещали вернуться, и не один раз. Ну прямо как карлсоны…
6 декабря 1941 года, 08:05. Тихий океан в 500 милях к западу от острова Оаху
Нападение японской авиации на Перл-Харбор застало оба американских авианосца в море. Флагманский «Энтерпрайз» с адмиралом Хэлси на борту, вместе с сопровождающей его корабельной группой TF-8, уже побывал на острове Уэйк и сейчас возвращался обратно в Перл-Харбор, а авианосец «Лексингтон» в составе группы TF-12 только сутки назад вышел из Перл-Харбора в рейс на острова Мидуэй. Авианосцы – это такие «большие мальчики», что даже в мирное время их сопровождает почетная свита из тяжелых крейсеров и эсминцев, обеспечивающих противолодочную и противовоздушную оборону этих плавучих аэродромов. В состав группы TF-8, помимо авианосца «Энтерпрайз», входили три тяжелых крейсера и девять эсминцев. У «Лексингтона» свита была пожиже: тоже три крейсера, но эсминцев в сопровождении было всего пять.
Так уж получилось, что утром 6-го декабря оба авианосных соединения, следующих противоположными курсами, оказались на расстоянии примерно двадцати миль друг от друга и в пятистах милях от Гавайских островов. Первые истеричные радиовопли достигли американских кораблей как раз в тот момент, когда их команды, за исключением вахт по походному расписанию, были выстроены на палубах для проведения ритуала подъема флага. Вот и получилось, что вестовой с радиограммой не сразу пробился к адмиралу Хэлси, стоявшему в тот момент на мостике «Энтерпрайза». Настроение у американских моряков было приподнятое: уже завтра около полудня авианосцу предстояло бросить якорь в Перл-Харборе, и каждый офицер или матрос уже примерялся, как он проведет в увольнительной вторую половину воскресного дня. Девочки, бар, казино; ну или то же самое, но в противоположном порядке.
Двадцать миль – это только на карте Тихого океана две практически сливающиеся точки, а на самом деле это расстояние равно суточному пешему переходу – поэтому корабли не находились рядом в бытовом смысле этого слова, хотя и наблюдали друг друга на радаре. Что касается японской эскадры, то даже если бы адмирал Нагумо знал, где ему следует искать американских «коллег», то долететь до американских авианосцев японские пикировщики и торпедоносцы смогли бы, но только в один конец. Впрочем, японским летчикам хватало забот и с Перл-Харбором, ведь вражеская военно-морская база – это чудовищный по размеру объект собственности, который требуется разнести в мелкую щебенку. Ну вот они и старались, сосредоточив внимание на главной цели, во всем же остальном положившись на прикрытие из завесы подводных лодок, при пересечении которой вражескими кораблями на «Акаги» должен был поступить сигнал тревоги. Но сигнала не было, и потому японская авиация преспокойно превращала американскую базу в руины.
Впрочем, дальние крейсерские подводные лодки передового экспедиционного соединения не только составляли завесу, прикрывающую авианосную группировку от вражеских кораблей. Вдобавок к этому они, по приказу адмирала Ямамото, патрулировали район западнее Гавайских островов. Цель патруля внятно указана не была, ибо ранее предполагалось, что уцелевшие американские корабли попытаются покинуть Гавайи и отойти на восток в направлении территории США; а вот для чего патрулировать западное направление, командиры подводных лодок не понимали, хотя и исполняли приказ со всем возможным тщанием. С Ямамото на японском флоте не спорят, его приказы бросаются исполнять в буквальном смысле сломя голову. И вот сейчас, будучи осведомлен о том, что боевые действия уже идут (так как сигнал «Тора! Тора! Тора!» слышали все), командир подводной лодки I-26 капитан-лейтенант Ёкота Минору, получив сообщение акустика о том, что слышен шум винтов множества кораблей, осторожно поднял перископ и осмотрелся.
Увиденное заставило его вознести благодарственную молитву богам. Прямо на его позицию в окружении тяжелых крейсеров и эсминцев пер один из американских тяжелых авианосцев. Ну а если учесть, что на позиции вместе с I-26 находился весь 4-й дивизион подводных лодок и поблизости затаились еще I-24 и I-25, то наглых гайдзинов ожидали обширные неприятности. Субмарина I-26 вообще-то была лодкой совсем новой, вошедшей в состав флота меньше месяца назад, но ее команда, уходя в свой первый боевой поход, была полна решимости не посрамить славное имя японских подводников. И вот теперь на них идет добыча, от которой просто захватывает дух. Авианосец с эскортом прет прямо на затаившуюся лодку, и вот-вот сам должен влезть в перекрестье прицела.
Правда, с учетом плотного прикрытия из эсминцев шанс на выживание после такой атаки был не велик, но у японцев жизненные установки несколько отличались от тех, что исповедуют американские и европейские общечеловеки. Нельзя сказать, чтобы японские военные моряки совсем не дорожили своей жизнью, но совершить подвиг во имя императора, отдать свою жизнь за Японию – да так, чтобы твое имя было записано на стене храма Ясукуни – разве не в этом заключается подлинный смысл жизни настоящего самурая? И может быть больший подвиг, чем влепить полный залп носовых аппаратов во вражеский авианосец и успеть увидеть его агонию? Так что благодарите богов Синто, сукины дети, и принимайтесь за работу! Все до единого поименно попадете на стену храма Ясукуни, ни одного из вас не забудут.
Капитан-лейтенант Ёкота Минору не знал, что позиции для патрулирования дивизионам крейсерских подлодок нарезались штабом Объединенного Флота в строгом соответствии с мудрыми указаниями адмирала Ямамото, а тот черпал информацию из одной хитрой карты, которая среди прочих документов была доставлена из СССР военно-морским атташе капитаном первого ранга Ямагучи. Карта эта была настолько секретна, что о самом ее существовании знали всего два или три человека. Тем более что после того, как все приказы были изданы и позиции подводным лодками нарезаны, оригинал компрометирующего документа был безжалостно сожжен, а его пепел растерт в мелкую пудру. И хоть никто и не верил, что из этого будет какой-нибудь толк, а штабные офицеры втайне думали, что любимый адмирал чудит, все указания Ямамото были исполнены с той механической точностью, которая свойственна только японцам. Надо сказать, что по сравнению с сынами Ямато даже немцы с их знаменитым орднунгом могут показаться записными анархистами.
И теперь серая туша авианосца сама лезет в прицел. В шести аппаратах подводной лодки заряжены кислородные торпеды тип-95, на данный момент лучшие торпеды в мире: боевая часть из четырехсот килограмм тринитроазола и скорость в пятьдесят узлов на дистанции в пять миль. А американский авианосец должен пройти от I-26 на значительно меньшем расстоянии. А это значит, что враг никак не сумеет увернуться от смертельного залпа… Осечки быть не должно. Тикает секундомер, отмеряя время, остающееся до того момента, когда главная цель выйдет в расчетную точку встречи с торпедным веером. И этого времени остается все меньше и меньше.
А на авианосце кипели свои страсти. Командир «Лексингтона» был шокирован и приведен в состояние тяжкого недоумения известием о том, что японская авиация нанесла массированный бомбовый удар по Перл-Харбору, что началась война и что потери пока невозможно подсчитать, что командование в растерянности, а все предвоенные планы можно смело отправить в гальюн… Но самое главное – надо что-то делать, но что именно, непонятно. Можно продолжить выполнение миссии и доставить все-таки эскадрилью «Уайлдкетов» на Мидуэй. Можно броситься на север, где предположительно находится враг, пылая жаждой мести и желанием оправдаться за поражение, а можно лечь на курс в прямо противоположном направлении, ибо один или даже два авианосца легко станут жертвой полнокровного японского авианосного соединения. Но кэптен Фредерик Шерман отбрасывает все прочее и выполняет последний приказ, направляющий корабельную группу на Мидуэй. Любое другое решение может принять только его командующий адмирал Хэлси – и то лишь в том случае, если на то будет согласие командующего флотом адмирала Киммеля. А тот молчит. И добро бы его убило японской бомбой, и тогда командир авианосной группы был бы волен принимать решения без согласования. Так нет же – адмирал Киммель жив, здоров, и даже не оцарапан. Просто он сам растерян, как шулер, у которого из рук пинком выбили колоду карт, и не знает, что делать дальше, ибо флота, которым он собирался проводить наступательные операции после начала войны, в его руках больше нет.
И вот, наконец, вымученное решение: обоим авианосцам разворачиваться и на максимальной скорости спешить к Перл-Харбору, чтобы прикрыть базу от вражеских налетов, хотя бы палубными истребителями. Все понимают, что если оба авианосца развернутся и пойдут к Перл-Харбору полным ходом, то у цели они будут только спустя восемнадцать часов, то есть уже после наступления темноты. Но новый приказ – это все же лучше, чем никакого, и Фредерик Шерман уже готовится связаться с командирами кораблей эскорта и отдать команду на разворот походного ордера (тоже дело непростое), как вдруг матрос-сигнальщик, стоящий на площадке прямо над мостиком, вытягивает руку в направлении правого крамбола и кричит нечто отчаянно-невразумительное.
Мгновение спустя в том же направлении обращаются множество взоров, не исключая и взгляда командира корабля. И тут же выясняется причина паники матроса – прямо в направлении «Лексингтона» по воде стремительно бегут несколько цепочек пузырьков. Для каждого, хоть что-то понимающего в военно-морском деле, становится понятным, что это торпедный веер, выпущенный с японской подводной лодки, а человек опытный скажет, что, судя по дистанции, разминуться с подводной смертью у авианосца никак не получится. И напрасно вахтенный офицер дает команду «полный назад», а рулевой в отчаянье крутит штурвал, стремясь увести «Лексингтон» со смертельного курса. Кислородные торпеды, которые практикуют на японском флоте, очень быстры, и к тому же очень кусачи, а тридцать семь тысяч тонн водоизмещения авианосца обладают огромной инерцией.
Эсминец «Портер», сопровождающий «Лексингтон» со стороны правого борта, добавляет ход и буквально ловит своим бортом одну из торпед, принимая удар на себя. Мгновение – и ничего не происходит… Торпеда дальше чертит свой путь к «Лексингтону», а эсминец, закладывая циркуляцию, как гончая, кидается туда, где его гидроакустическая станция почуяла присутствие опасного подводного зверя. Осадка эсминца – три с половиной метра, осадка «Лексингтона» – девять, поэтому японские подводники, согласные только на крупную дичь, установили автомат глубины на торпеде на семь-восемь метров. Даже у сопровождающих главную цель тяжелых крейсеров осадка чуть более пяти метров, поэтому, буде такое случится, торпеда пройдет у них под днищем и не взорвется. Но желающих прикрыть авианосец своим корпусом больше нет, да это и невозможно. Торпеды уже совсем близко. Одна из них, кажется, проходит перед форштевнем, но зато остальные пять идут прямо к цели.
А на японской подлодке в это время кипят горячие мгновенья. Выпустив заведомо смертоносный залп, ее командир не любуется на дело своих рук, а старательно пытается избежать возмездия. Совершив рывок в сторону с полуциркуляцией, лодка стремительно проваливается в глубину, принимая в балластные цистерны воду. Пятьдесят метров, шестьдесят, семьдесят, восемьдесят… Непрерывной чередой грохочут взрывы торпед. Рука капитан-лейтенанта Ёкота Минору, нервно сжимающая секундомер, невольно расслабляется. Они попали – и это главное; вражеский авианосец будет уничтожен, погибнут сотни гайдзинов, а они должны выжить, чтобы продолжать наносить по врагу смертельные удары. Погружение продолжается девяносто метров, сто… корпус гарантированно испытан на эту глубину, но лодка идет дальше, и в этот момент прямо над лодкой – такой звук, будто там пронесся скорый поезд. Это примчавшийся к месту пуска торпед американский эсминец мечет глубинные бомбы. Взрывы гремят прямо над головой, свет в лодке несколько раз мигает – но ничего страшного, к счастью, длинноносые варвары ошиблись с определением глубины. Погружение продолжается: сто десять, сто двадцать, сто двадцать пять… Хватит! Замерли! Тишина в отсеках и дышите через раз! Притаились и ждем – кто кого пересидит. А корпус лодки скрипит и жалуется под невозможным давлением океанских глубин. Сто двадцать пять метров – это запредельная глубина, и есть только одна надежда на то, что корпус субмарины совсем новый и выдержит даже такую чрезмерную нагрузку. А эсминцы там, наверху, похоже, потеряли свою цель. Ходят кругами; несколько раз сбрасывали бомбы, но все как-то в стороне, смещаясь все дальше и дальше…
А наверху сущий ад и светопреставление. На самом деле из веера промахнулись две торпеды, вторая прошла прямо перед форштевнем, но зато остальные четыре исправно нашли свою цель и взорвались, украсив корпус злосчастного «Лексингтона» подводными пробоинами впечатляющего размера. Они так огромны, что в них мог бы въехать дилижанс. В моменты попадания авианосец четыре раза подбрасывало со страшной силой, в результате чего выстроенные на палубе самолеты той самой авиаэскадрильи, которую требовалось доставить на Мидуэй, по большей части попадали за борт. А те, которые еще каким-то чудом удержались, должны были в ближайшее время последовать за своими приятелями, потому что авианосец начал ощутимо крениться на поврежденный борт.
Кроме того, одно из попаданий вскрыло емкости с авиационным горючим; разлитый по волнам бензин вспыхнул от случайной искры и теперь сторонний наблюдатель, если бы таковой нашелся, смог бы увидеть фантасмагорическую картину горящего моря… И вода тоже горит, когда по ней разлит бензин. Бушует огонь и внутри корабля, угрожая самое его важной и опасной части – хранилищам авиационного боезапаса. Крен непрерывно нарастает, и в самом ближайшем будущем неотвратимо грозит тем, что корабль просто перевернется кверху днищем. Поняв, что в ситуации, когда огонь и вода соревнуются за то, кто из них первым уничтожит «Лексингтон», авианосец уже не спасти, кэптен Фредерик Шерман приказывает команде покинуть корабль. Тяжелый крейсер «Чикаго» из состава эскорта вплотную подходит со стороны правого борта гибнущего корабля, чтобы ошвартоваться и принять к себе спасающихся от гибели людей.
И в этот момент – второй торпедный веер, на этот раз от лодки I-25, которая только и ждала своего. Торпеды опять же имеют заглубление, так что могут поразить только авианосец, но тяжелый крейсер стоит с авианосцем борт к борту, и взрывы трех попавших в «Лексингтон» торпед с равным успехом наносят повреждения корпусам обоих кораблей. Для авианосца этот удар оказывается смертельным. Потеряв слишком много плавучести, огромный корабль погружается стремительно и неотвратимо. Впрочем, и «Чикаго» в данном случае тоже не жилец. Для него этих взрывов почти под днищем больше чем достаточно. Мгновение спустя на крейсере взрывается носовой погреб боезапаса, корабль наваливается на корпус тонущего «Лексингтона» – и в таком виде, сцепившись будто в последнем объятии, они вместе уходят на дно…
Американские эсминцы, бросившиеся к месту трагедии, в очередной раз не смогли ухватить врага и оправдаться за гибель двух кораблей, только напрасно потратили глубинные бомбы. Тем более им сейчас не до охоты. Только эсминцы могут выловить из воды и принять на борт всех, кто после случившейся трагедии очутился в воде, потому что два уцелевших тяжелых крейсера, «Портланд» и «Астория», оставив все заботы на «маленьких» (то есть на эсминцы), набрав ход, быстро удаляются в восточном направлении. Стоять здесь без хода – для них ненужный риск. После гибели «Лексингтона» именно тяжелые крейсеры могут привлечь к себе внимание японских подводников, поэтому маячить без хода тут, у края огромной братской могилы, им совсем не с руки. А эсминцы продолжают спасательную операцию, но улов их крайне скуден. Из четырех тысяч человек команд «Лексингтона» и «Чикаго» из воды удается поднять лишь полторы тысячи спасшихся моряков.
Впрочем, надо заметить, что корабельная группа TF-8 во главе с «Энтерпрайзом», тоже подвергшаяся атаке японской подводной лодки, отделалась легким испугом. Случилось так то ли потому, что в ее составе было почти в два раза больше эсминцев, то ли из-за того, что командир атаковавшей лодки не обладал нахальством капитан-лейтенанта Ёкота Минору, стреляя широким веером издалека – и, как водится, промазал. Остальные же командиры и вовсе отказались от атаки, посчитав, что преодолеть такую плотную противолодочную оборону нереально.
6 декабря 1941 года, 22:05. 275 морских миль (450 км.) к северу от острова Оаху. Авианосец «Акаги», флагман ударного авианосного соединения.
Вице-адмирал Тюити Нагумо
Закончился этот самый долгий день. Потеряв треть боевых машин (и примерно четверть пилотов, штурманов и стрелков), авианосное ударное соединение с честью выполнило поставленную адмиралом Ямамото задачу. Американская база Перл-Харбор фактически прекратила свое существование, а все находившиеся в бухте корабли оказались потоплены или тяжело повреждены. По крайне мере, таковы были данные аэрофотографирования, произведенного в конце последнего налета уже в лучах заходящего солнца, а также доклады летчиков, участвовавших в нанесении ударов. Со слов пилотов следовало, что во время последнего налета, особенно во второй волне, цели для бомбометания приходилось искать, хотя еще утром с этим не было никаких проблем…
И хоть авиационный боезапас еще не был исчерпан, как того требовал адмирал Ямамото перед походом, на сердце командующего ударным авианосным соединением было неспокойно. После того как американские авианосцы не были обнаружены в своей базе, ему захотелось бежать отсюда сразу после завершения первого же налета. Ведь два вражеских авианосца находились в море неизвестно где. Можно было ожидать, что в любой момент они выяснят местоположение японского ударного соединения и поднимут в небо свои авиагруппы, чтобы нанести удар возмездия. В ситуации, когда местоположение и намерения сильного врага неизвестны, из охотника очень легко превратиться в жертву. Это не банальный страх и не трусость. Туман войны, будь он проклят – опасение удара из пустоты, когда враг появляется ниоткуда, наносит разящий удар и снова исчезает в никуда.
Но вице-адмирал Нагумо, борясь с этим чувством, с честью выдержал весь день, произведя на Гавайи целых три налета, приняв при этом, разумные, по его мнению, меры предосторожности, заключавшиеся в том, что во втором и особенно в третьем налете не участвовала большая часть самолетов-истребителей, отведенных в резерв на случай отражения вражеского налета. Потом пришла новость о потоплении японской подводной лодкой одного из американских авианосцев, и у адмирала немного отлегло от души, но все равно второй авианосец гайдзинов находился где-то в море и мог в любой момент нанести смертоносный удар по японским кораблям. Тем не менее, после того как задание было выполнено, а местоположение как минимум одного из вражеских авианосцев оставалось неизвестным, дальнейшее пребывание на позиции в окрестностях Гавайских островов можно было счесть ненужным риском.
Поэтому, едва на палубу авианосца «Дзуйкаку» опустился последний находившийся в воздухе самолет второй ударной волны, а командир гидроавиатранспорта (плавучей базы гидропланов) «Касуга Мару» капитан 1-го ранга Такацугу доложил, что все благополучно приводнившиеся пилоты сбитых над морем японских самолетов найдены и подобраны его гидросамолетами, Нагумо вышел на связь с адмиралом Ямамото и попросил разрешения покинуть позицию, так как дальнейшее нахождение на ней стало ненужным риском. Ведь наверняка сейчас гайдзины озабочены только тем, чтобы найти и уничтожить тех, кто доставил им столько неприятностей.
К его величайшему облегчению, такое разрешение было сразу же получено[4 - На самом деле адмирал Ямамото (сам не любитель ненужного риска) рассчитывал только на два налета на Гавайи, а то, что соединение Нагумо сумело в течении одного дня сделать целых три, было просто замечательно.], и авианосная группа в полном составе на максимальной скорости, петляя подобно зайцу, за которым гонится борзая, устремилось в западном направлении. Курс ее лежал к авиабазе Куре, где авианосцы ждала заправка дефицитным топливом, а также пополнение самолетами и молодыми летчиками. Впрочем, их отдых в Метрополии будет весьма краткосрочным, если вообще будет. Ударное авианосное соединение имелось у Японии в единственном экземпляре, а мест, где требовалось его присутствие, было множество. Впереди у летчиков японской морской авиации были южные моря и новые битвы, которые еще принесут им непреходящую славу настоящих героев.
7 декабря 1941 года, 09:15. США, Вашингтон, Белый дом, Овальный кабинет.
Присутствуют:
Президент Соединенных Штатов Америки – Франклин Делано Рузвельт;
Вице-президент – Генри Уоллес;
Госсекретарь – Корделл Халл;
Военный министр – Генри Стимсон;
Министр ВМС – Франклин Нокс;
Долгожданная война на Тихом океане продолжалась уже более шестнадцати часов, но сводки, поступающие в Белый дом с полей сражений, были далеко не победными, а даже наоборот, пропитанными горьким ядом поражения. Да, благодаря этой войне Соединенные Штаты вышли из самоизоляции, навязанной ей доктриной Монро, но какой ценой это произошло! Военно-морской министр Франклин Нокс вчера вечером, бегло ознакомившись со списком потерь во время первого налета японской авиации, только мрачно заметил, что это катастрофа. Потеряны пять линкоров, авианосец, тяжелый крейсер и большое количество кораблей поменьше. Он констатировал, что понадобится год или даже два, прежде чем США, напрягая все свои промышленные мышцы, сумеют нейтрализовать последствия внезапного японского удара и восстановить на Тихом океане хотя бы довоенный статус-кво. Но даже в страшном сне он не мог предположить, что утренний налет на Гавайи будет не единственным, как в другой истории…
Около полудня по местному времени японские самолеты вернулись и принялись доламывать недоломанное. На этот раз никаких торпед, только бомбы. «Калифорния», которая во время первого налета была только повреждена, получила несколько прямых попаданий и взорвалась подобно «Теннеси». Слегка пострадавший во время первого налета «Мэриленд», со стороны левого борта прикрытый полузатопленной «Оклахомой», получил в палубу несколько десятков попаданий бронебойными бомбами, и было загорелся, что грозило взрывом погребов, но потом передумал и с небольшим креном затонул прямо на месте стоянки. Стоявшую в доке «Пенсильванию» японские пикировщики расковыряли так, что ее сорвало с кильблоков и повалило на борт. Докам и причалам во время второго налета японская авиация вообще уделила повышенное внимание. Помимо «Пенсильвании», японские самолеты прямо у стенки потопили тяжелый крейсер «Сан-Франциско» и легкий крейсер «Сент-Луис», уничтожили или тяжело повредили большое количество эсминцев, а портово-доковую инфраструктуру базы после второй бомбардировки разбили до полной негодности.
При этом легкий крейсер «Феникс», которому было приказано выйти из базы в ближний дозор, сразу по выходу из прохода подвергся торпедированию японской подводной лодкой. Дальше последовали попытка вернуться в базу при нарастающем крене и дифференте на корму и затопление у края прохода на внутренний рейд. Тральщики и патрульные гидросамолеты, предназначенные для борьбы с подводными лодками, были уничтожены или повреждены японской авиацией, так что на какое-то время вражеские субмарины получили в окрестных водах полную свободу действий. Все надежды побороть эту напасть адмирал Киммель возлагал на эсминцы и тральщики, в момент японского налета находившиеся вне базы, но до их прибытия любой американский корабль, высунувший нос за пределы внутренних вод базы, рисковал разделить судьбу несчастного «Феникса».
Вторым налетом дело не ограничилось; японские самолеты прилетели и в третий раз – скорее уже из хулиганских побуждений мешать спасательным работам, чем из какой-то реальной необходимости. Теперь они разрушили штабные и казарменные здания, подавили зенитные батареи и окончательно уничтожили остатки базировавшейся на Перл-Харбор американской авиации. Если в ходе второго налета отдельные американские самолеты-истребители еще поднимались в воздух для противодействия врагу, то третий удар за день японские самолеты наносили при полном отсутствии сопротивления. Все случилось точно так же, как утром 22 июня на советско-германской границе, когда первый вероломно-внезапный удар ломает всякую возможность сопротивления, а у торжествующего агрессора сразу оказываются развязаны руки.
А совсем недавно, буквально только что, пришло сообщение, что в то время когда в Вашингтоне была глубокая ночь, Перл-Харборская история повторилась на Филиппинах. В связи с началом войны базировавшиеся на филиппинских аэродромах Кларк и Иба – американские тяжелые бомбардировщики армейской авиации Дальневосточного региона (Far East Air Forces – FEAF) – приготовились нанести удары по японским целям в Индокитае, Китае и даже самой метрополии (дальности бомбардировщиков Б-17 хватало для нанесения ударов по Токио), но в момент подготовки к вылету сами оказались застигнуты на своих аэродромах налетом дальних японских бомбардировщиков. В результате японской авиации удалось почти полностью уничтожить их прямо на аэродромах и устранить угрозу ударов по своим глубоким тылам.
Узнав некоторые подробности этой истории, президент Рузвельт принялся материться как портовый грузчик. Несмотря на то, что воздушное командование на Филиппинах было предупреждено о возможности внезапного удара японской авиации, подготовка к налету проводилась как в мирное время – совершенно открыто, без мер маскировки, истребительного прикрытия и развертывания дополнительных зенитных батарей. Кроме всего прочего, перегнанные из Соединенных Штатов бомбардировщики так и не удосужились перекрасить в защитный цвет, и их серебристая раскраска была очень хорошо заметна среди буйства филиппинских джунглей, а мелкокалиберные зенитные установки, прикрывающие аэродромы, имели недостаточную досягаемость по высоте. Но самой отвратительной была все же организационная сторона случившейся истории. Получив сообщение о том, что произошло на Гавайях и категорическое требование не допустить повторения чего-нибудь подобного, с наступлением утра, в восемь часов тридцать минут, командование FEAF подняло в воздух сильную истребительную группировку с приказом любой ценой отразить утренний налет японской авиации. Скорее всего, сработал штамп, что внезапное нападение непременно должно произойти рано утром.
Но время шло, а японцы не спешили появиться. Проведя в воздухе без толку два часа и полностью выработав горючее, истребители вернулись на аэродромы, после чего техники приступили к обслуживанию техники, а пилоты расселись по джипам и отправились на завтрак. На часах в этот момент было десять часов тридцать минут. Японская бомбардировочная армада, вылетевшая с Формозы в направлении филлипинских аэродромов, уже целый час находилась в воздухе, но американское командование об этом и не подозревало. В одиннадцать часов тяжелые бомбардировщики получили приказ готовиться к первому боевому вылету, и на стоянках Б-17 закипела бурная деятельность по заправке самолетов топливом и подвеске бомб.
Полчаса спустя, в одиннадцать тридцать, американские радары все-таки обнаружили приближающуюся японскую бомбардировочную армаду, но почему-то решили, что целью налета предполагаются столица Филиппин Манила, военно-морская база Кавита, или береговые укрепления и склады американской армии на полуострове Батаан. Почесав маковку от столь противоречивых выводов, командование FEAF разделило свои боеготовые истребительные силы на три части и отправило их на прикрытие объектов, которые, как оно полагало, находились под угрозой бомбардировки. При этом для прикрытия самих авиабаз не было оставлено ни единого готового к вылету истребителя. Примерно в полдень истребители улетели, а в двенадцать двадцать семь приближающаяся к аэродромам вражеская армада была уже слышна простым ухом и видна невооруженным глазом.
Вот тогда-то все и забегали, но было поздно. Японские средние бомбардировщики накрыли авиабазы бомбами с высоты в шесть тысяч метров, куда не доставала зенитная артиллерия. Напрасно тявкали «бофорсы» и «эрликоны», предназначенные для стрельбы вверх на два-три километра; все то, что они должны были прикрывать, оказалось уничтоженным первым же ударом. Но и это было еще не все. Вскоре в воздухе над авиабазами, подобно стаям разъяренных ос, появились «зеро» с красными кругами на крыльях – в ручном режиме, пушками, пулеметами и мелкими бомбами они устранили недоделки коврового бомбометания, искрошив отдельные уцелевшие самолеты и подавив зенитные орудия. В итоге, когда истребители, вылетевшие на прикрытие объектов, которым ничего не угрожало, спешно вернулись к родным аэродромам, они нашли их разоренными, сожженными и непригодными к дальнейшему базированию. Вот так японцы одержали вторую эпическую победу за первые сутки, а американская группировка на Филиппинах целиком лишилась истребительного прикрытия.
Именно по этому поводу в Вашингтоне и было назначено это до неприличия раннее совещание. Вопрос о том, что делать дальше и как громить Японию, из сугубо теоретической плоскости переходил в практическое состояние. Когда Рузвельт получил предупреждение, что его игры с поддразниванием японцев непременно кончатся войной, он подумал, что так все и должно быть, только врага надо встретить во всеоружии, отразить и уничтожить, а не допускать тяжелых потерь. Поводом же к войне может стать и не совсем удачное нападение японцев, когда врага быстро останавливают и гонят обратно. Но он просчитался. То есть все вышло так же, как и в другой истории, только значительно хуже: три удара по Перл-Харбору вместо одного и потеря авианосца «Лексингтон» вкупе с тяжелым крейсером «Чикаго» в качестве своего рода штрафного бонуса.
Некоторые обстоятельства заставляли Рузвельта подозревать, что японцы одним глазком тоже заглядывали в шпаргалку из будущего. Одним – это потому, что будь Япония полностью в курсе раскладов, сложившихся вокруг ситуации на Тихом океане, она ни за что не начала бы войну, а просто проигнорировала бы пресловутую ноту Халла и в первую очередь атаковала бы на Тихом океане голландские и британские территории. Долго голландцы с британцами не продержались бы, а Америка бы в войну так и не вступила, потому что изоляционистски настроенный Конгресс ни за что не дал бы президенту полномочий, необходимых для начала боевых действий. Сейчас этот вопрос был решен, но и цена за это решение оказалась значительно большая, чем было внесено в предварительную смету.
– Мистер Стимсон, – недовольным голосом произнес президент после некоторых размышлений, – вы можете объяснить, как так получилось, что мы, вооруженные знанием о грядущих событиях, изо всех сил готовились к японскому нападению, а в результате сыграли даже хуже, чем в прошлый раз, а японцы вели себя так нагло, как будто знали все наперед и не стесняясь использовали это знание для нанесения нам максимального ущерба?
– Э-э, мистер президент… – ответил военный министр, – наши генералы и адмиралы – самые упрямые и самоуверенные в мире. Они от рождения уверены, что им на их местах лучше нас известны все возможные обстоятельства, а полученные из Вашингтона советы и инструкции годятся только на то, чтобы сразу о них позабыть, запив добрым глотком виски. Что касается действий японцев, то я думаю, что их разведка могла что-то случайно разнюхать. Информация, передаваемая из Москвы, перебывала в руках у чертовой уймы народа, и среди них вполне мог оказаться японский агент или человек, непроизвольно снабдивший такого агента секретной информацией. Но и японцы, получив доступ к секрету, продолжали верить исключительно в то, во что им хотелось, а потому все-таки начали эту войну, а не прокатили нас на бобах.
– А если, – сказал министр ВМС Франклин Нокс, – утечка произошла непосредственно из Москвы? Я имею в виду, что, одновременно предупреждая нас, дядюшка Джо и его любимый племянник мистер Путин немного поделились информацией и с противной стороной… Правда, при этом я совершенно не понимаю, зачем им нужно было это делать. Ведь мы союзники – по крайней мере, до тех пор, пока в Германии жив и продолжает действовать этот плохой парень по имени Гитлер…
– Вот именно, – хмыкнул вице-президент Уоллес, – мы союзники, по крайней мере, до тех пор, а следовательно, не настоящие союзники, а лишь временные попутчики, будущие противники, а может, и враги. Ведь у нас, как и у наших кузенов, нет постоянных союзников и постоянных врагов, а есть только постоянные интересы. При этом, возможно, мистер Путин знает об этом на собственном опыте, ведь он живет в мире будущего, вместе с нашими потомками, которые могли натворить чего-то такого, что Америка и Россия стали смертельными врагами, а дядюшка Джо о таком будущем либо напрямую осведомлен, либо просто догадывается… Вспомните, как тридцать пять лет назад ваш дядя Теодор Рузвельт помогал маленькой Японии одержать верх над огромной Россией. И делал он это далеко не из филантропических побуждений, а лишь потому, что его об этом попросили весьма влиятельные люди, которые из поколения в поколение ненавидят русских. Вы думаете, что эти силы куда-то делись или стали менее влиятельны? Отнюдь нет. Они по-прежнему сильны, по-прежнему ненавидят русских и готовы перехватить у вас власть, как только настанет удобный момент…
– Мистер Уоллес, – пожал плечами Рузвельт, – я догадываюсь, о ком вы говорите. Но должен вам заметить, что от перемены мест слагаемых сумма не меняется, а от небольшого ухудшения наших начальных позиций не изменится и результат в американо-японской войне. Революции у нас точно не будет, а при прочих равных экономическая мощь Соединенных штатов, раскрученная на полные обороты, рано или поздно сотрет японскую империю в порошок. При этом чем хуже будут эти самые начальные позиции, тем выше будет прибыль тех самых деловых кругов, на которых вы мне сейчас намекнули. В возникшей ситуации я скорее склонен винить как раз их. Как говорили старики-римляне, «ищи кому выгодно»…
– А как же тогда, – спросил министр ВМС, – японцам удалось обнаружить и атаковать обе наши авианосные группы? Ведь, как докладывает адмирал Хелси, у него возникло впечатление, будто японские субмарины их там специально ждали. И ведь точно – там, в прошлом мистера Путина, не было никаких атак на авианосцы…
