скачать книгу бесплатно
– Так вот и у меня такая же, – медленно произнес я, продолжая смотреть ему в глаза. – Ты у нас на танкере идешь, с третьим взводом. А сколько у тебя, прапорщик Качур, Кордов?
– Девять…
– Забирай из них шесть, на танкере вооружение полностью демонтировано, так что большинство того, что у нас есть тяжелого, твое. «Иглы» бери, минимум половину. Гранатометы. Противотанковое отделение пусть тоже будет при тебе, так что «Корнеты» три штуки тоже за тобой. Если что, на танкере топливо для всей группировки, поэтому его и сунули под нашу охрану. Я буду тут, вместе с Жуковым и первым взводом, на БПК Рагуленко со вторым взводом, он и сам справится, я про него много хорошего слышал, тоже волк битый, да и ребята у него больше половины контрактники, много чего прошли и испытали.
– А психа куда? Человек новый, непонятный…
– А будет ли еще тот псих? Если появится, то оставлю его здесь, со мной. А если будет мешать, то угомоню своими методами, но это уже вряд ли.
* * *
14 августа 2017 года. Утро Владивосток, борт БДК «Николай Вилков».
Доктор технических наук Алексей Тимохин, 45 лет.
Сегодня на рассвете мы, ни с кем не прощаясь, покинули бухту Золотой Рог и вышли в Залив Петра Великого, на внешний рейд. Я надел свой фирменный рабочий комбез, про который наши МНСы и техники говорили, что у него «мильен карманов», и после восьми часов утра мы приступили к монтажу оборудования. Модули «Тумана» надо было соединить толстыми питающими кабелями с дизель-генераторами. Через специально выведенные разъемы в переднем грузовом люке вывести на верхнюю палубу гофрированные выхлопные шланги. Потом требовалось соединить генераторы шлангами с топливными емкостями, надежно закрепленными в носовой части. Собственные баки дизель-генераторов есть неприкосновенный запас. Проверка дизелей. Есть контакт. Ф-фух, не заметили, как и солнце забралось почти в зенит.
Сели перекусить с ребятами товарища Степанова – в большинстве своем это мичманы и старшины сверхсрочной службы, по обязанностям и уровню подготовки, это примерно как техники в нашем КБ. Руководили ими два старших лейтенанта с «нехорошими» фамилиями – Смурной и Злобин. Бросили на пол трюма «скатерть-самобранку» – кусок чистого полотна, которое команда специально возит с собой для таких вот случаев. Чисто по-русски – каждый выставил свое, что у него осталось из дорожного. Ну там бутерброды с сыром, еще из дома, домашние малосольные огурчики и помидорчики, банки с которыми любящие жены заботливо положили в сумки перед отъездом, термосы с кофе. Военные переглянулись и выставили на стол тушенку из сухпайков и местные морские деликатесы. Слаживание коллектива происходит не только за совместной работой, но и за совместным столом. Совместное распитие спиртных напитков мы с Василием Ивановичем пока запретили, впрочем, пообещав, что после завершения всех работ и отбоя можно будет пропустить по сто, вроде винной порции в царском флоте. А сейчас нам все нужны с острым глазом и верной, как у хирурга, рукой.
Да, сегодняшний я не похож на вчерашнего меня. Сегодня я не в дорогом костюме, а в джинсовом комбезе, правда, он тоже обошелся мне в копеечку. Но что поделаешь, удобство в работе превыше всего, а от синтетики у меня начинает чесаться кожа, причем везде.
После перекуса полезли подключать к дизель-генераторам питающие блоки «Тумана» – их у нас два, по одному на каждый дизель-генератор. Соединили кабели, снова запустили ДГшки, с ручного пульта прогнали тест… Работает.
– Ай! Етить твою налево… Мать ее так, наперекосяк… – это один из РТВ-шных старшин слишком близко подошел к незакрытому изолирующей заглушкой гнезду с надписью «высокое напряжение» – и оно стрельнуло в него электрической искрой в несколько десятков киловольт. Запахло озоном. Мужика спасло только то, что он был в резиновых ботах, а пол в трюме перед установкой оборудования, согласно технике безопасности, выстелили резиновыми коврами.
Сначала у меня потемнело в глазах от ужаса – нам еще тут поджаренной тушки не хватало – потом русская душа раскрылась и наружу вырвалось:
– Какая, ексель-моксель, падла сняла заглушку? Там же десятки киловольт – убьет нахрен и фамилии не спросит! Хорошо, мужику повезло, да и про резину не забывает…
Я закончил гневную тираду и вижу – наше существо по прозвищу «Яга» замерло как кролик перед удавом. О-о-й, опять она – вечно растрепанная, худая, сутулая, в больших очках (без них она была похожа на школьницу). Эх, Лейла… Ну ведь гениальный же математик, лучше нее форму поля никто обсчитать не сможет, потому и взяли в эту командировку. А как возьмется что-нибудь руками делать, так все, прости Господи, «сует не в ту дырку»….
Тут я уже сорвался на Лисовую, ведь было же ей сказано: «Суфиеву к оборудованию близко не подпускать, хотя бы в гигиенических целях!».
– Алла! Ты мой зам или как? Как она вообще здесь оказалась? Она должна была сидеть в вашем «дамском» кубрике и обсчитывать конфигурацию поля…. Что, уже обсчитала? Вызвалась помочь? Помощница, епть! Мужик из-за ее помощи чуть покойником не стал или инвалидом. А у него семья, дети… наверняка. – Тут я перевел взгляд на виновницу происшествия, застывшую молчаливым скорбным изваянием: – Значит, так, Лейлочка… Теперь ты должна ему два раза – нет, двадцать два раза – в качестве моральной компенсации. Алла! Перед женским коллективом ставится задача – помыть, постричь, побрить во всех нужных местах, надушить – и в койку…. Бац! Да не реви ты так, я пошутил, точнее, почти пошутил, – чуть сбавил я тон, видя, как побледнела и запричитала Ягуша. – Но от следующей жертвы твоих шаловливых рук тебе не отвертеться. Задание насчет мытья, бритья и стрижки не отменяется. Все, брысь в кубрик, тебе здесь делать нечего. Поставьте на место эту дурацкую заглушку, и снова работаем.
Провели еще один контрольный пуск дизель-генераторов – с питающих блоков идут сигналы, так что все ОК.
– Василий Иванович, – сказал я, – в третьем контейнере с комплектующими кабельное хозяйство… Я показал ему схему, соединяем здесь и здесь. Петр Николаевич, сходите с товарищами военными, покажите им, где что, проложите несущие тросы и начинайте вязать. Да, макароны экономьте, обвязка испытательная, через каждый сантиметр хомуты бросать не надо. А то есть у вас привычка, изводите пачку на погонный метр. И слабину оставляйте, качка, то да се, тросы ослабнуть могут, а вот кабели и жгуты лопнуть не должны. А мы с вами, Василий Иванович, пока покурим. Пока все идет как по маслу, за исключением мелких происшествий. Вот подключим «Туман» к питанию, контрольные тесты прогоним, а там, глядишь, и обед…. А после обеда начнем вытаскивать на палубу и монтировать антенное поле.
* * *
Тогда же и там же.
Доктор технических наук Лисовая Алла Викторовна, 42 года.
Лисовая – туда, Лисовая – сюда, Лисовая – кругом, Лисовая – бегом. Ну, я и выполняю, что ж мне остается-то. Стараюсь, как могу. Ведь если что – господин Тимохин будет в сером с блестками, а ответственность понесет бедная Лисовая, которая не доглядела, не додумала, не запланировала. В этом и суть зама «великого и гениального» генерального. Собственно, я хоть и ворчу, но знаю – без этой работы не смогу. Мое любимое детище «Туман» – единственное, что наполняет смыслом мою жизнь. Тут, на работе, я хотя бы чувствую свою значимость, понимаю, что нужна. Когда я занята выполнением своих обязанностей, мне некогда думать о собственной личной жизни, которой у меня, собственно, и нет. Не назовешь же личной жизнью связь с мои же подчиненным, с юнцом, который мне в сыновья годится и которому, кажется, вообще все равно, живая женщина перед ним или резиновая баба. Он молод, горяч, у него кавказский темперамент, и ему необходимо сбрасывать напряжение. Даже сама не знаю, почему я продолжаю эту нелепую связь – ему ведь нет до меня никакого дела, у него только сексуальный интерес.
А у меня? А у меня это просто от скуки. Когда я с ним делаю «это», то притворяюсь, что что-то чувствую, а на самом деле вся эта возня не доставляет мне особого удовольствия. Наверное, я фригидная, но секс я и вправду не люблю, и вполне могла бы обойтись без него. Так зачем же я это делаю? Наверное, для того, чтобы заполнить пустоту и убежать от одиночества. Почувствовать себя живой, желанной… Мало кого интересует моя умная голова, тело привлекает гораздо больше. С телом у меня все в порядке, хотя мне самой и трудно судить об этом. На мой взгляд, грудь могла бы быть немного поменьше, я всегда стеснялась ее. Но мужчинам она нравилась, и всегда я с горечью понимала, что остальное, что важно для меня самой, оценить они не способны…
Почему так все у меня сложилось? Не нахожу ответа. Умом понимаю, что не во внешности дело, а все ж кажется, что все-таки по большей части в ней. Иногда, оставшись наедине с собой, смотрю в зеркало. Я никогда себе не нравилась. Узкое лицо, тонкий нос, маленький рот – невыразительное лицо с бледной кожей и мелкими чертами. Собственно, обычное лицо, не уродливое, но только портили его опушенные уголки губ и грустные глаза. Даже когда я изредка позволяла себе посмеяться, глаза оставались грустными – не сиял в них тот блеск, та чертовщинка, что так нравится противоположному полу. Совершенно неудивительно, что видные и привлекательные мужчины никогда не обращали на меня внимания.
Сначала, по молодости, я наивно полагала, что можно что-то исправить. Я думала, что, возможно, привлеку достойного мужчину, если стану ярче. Цвет своих волос я всегда ненавидела, с самого детства – блеклый, тусклый, какой-то мышиный. Да и густотой шевелюры Бог меня не наградил. И я стала краситься в рыжий цвет. Хна, которую я использовала, укрепила мои волосы и добавила им густоты, кроме того, перемена имиджа действительно сделала меня немного привлекательнее для мужчин… Да только ничего путного из этого не вышло. На меня все равно обращали внимание не те, что надо. Так что к сорока двум годам я пришла к печальному результату, заимев за плечами два неудачных замужества с разводами. Мужья мои были полными ничтожествами. Вот только разглядела я это не сразу… Видно, такова моя карма – быть несчастной в личной жизни. Даже ребенка родить не получилось… Хотя по этому поводу я не особо страдаю. Матерью-одиночкой оставаться мне бы не хотелось… Куда бы я пристраивала свое чадо, уезжая в командировки вроде этой? Так что все, что у меня есть – это любимая работа и свобода. Я привыкла. Также привыкла раз в месяц красить волосы. Я уже и не вспоминаю о том отвратительном сером цвете, что раньше делал меня похожей на мышь. Теперь я похожа на лису… на унылую немолодую лису. Шутки по поводу соответствия волос и фамилии сношу спокойно. И также довольно спокойно реагирую на окрики своего начальника, который иногда бывает слишком уж эмоционален.
В такие моменты мне даже нравится украдкой наблюдать за ним – о, он становится похож на горячего латиноса – размахивает руками, ругается, и глаза его при этом горят сатанинским блеском; просто заглядение – не мужчина, а вулкан страстей. Его возбуждение каким-то образом передается и мне – и мое сердце начинает биться чаще. Вот такая странная эмпатия у меня к моему начальнику… Ну, шутки у него, когда он злится, конечно, идиотские, но я привыкла, и уже не краснею и не возмущаюсь в душе, как раньше. Чего не скажешь о Лейле… Ну мог бы быть чуть сдержаннее по отношению к ней, не делал бы таких похабных выпадов насчет койки и прочего… Она, бедняжка, аж зашаталась от ужаса, когда все это услышала. Бедное дитя совершенно не понимает мужского плоского юмора и все воспринимает всерьез. Она настоящая дикарка. Порой такое отчебучит – хоть стой, хоть падай. Ну вот кто мог подумать, что она полезет снимать эти дурацкие заглушки, которые и снимать-то положено в самый последний момент при подключении фидеров высокого напряжения для питания эффекторного поля… Вот и нарвалась.
Шеф в пылу гнева все ей высказал; правда, боюсь, она не учтет его «рекомендаций». Или мне действительно следует привести эту девицу в порядок? Представляю, как она будет сопротивляться… Насколько я понимаю странные убеждения Лейлы, неряшество для нее – оплот добродетели. Ну как можно иметь такую светлую, почти гениальную голову, и при этом быть настолько погрязшей в предрассудках? Даже нет – не в предрассудках. У ее, хм, соотечественников, весьма своеобразное представление о морали. Похоже, она свято уверена, что уход за собой – страшно развратное действие, учитывая, что девушка вращается в смешанном, но по преимуществу мужском, коллективе. И стоит ей стать попривлекательней, начать расчесываться, мыться и подкрашивать губы – как тут же мужчины наперебой начнут делать ей непристойные предложения, подкрепленные действиями эротического характера. И потому она старательно отпугивает потенциальных воздыхателей запахом пота и неопрятным внешним видом. И плевать ей на насмешки. Она их даже не замечает, или не понимает. Она вся погружена в свой внутренний мир, где властвует царица всех наук – ее любимая математика.
Вообще, глядя на Ягушу (вот честное слово, она даже не догадывается, что это за слово и почему ее так называют), хочется помочь ей стать свободной, освободить свое «Я». Хочется по-матерински поговорить с ней, наставить на путь истинный. Да вот только нелюдимка она, трудно ее разговорить, а уж дать наставления – об этом нечего и мечтать… А все же хочется верить, что настанет тот день, когда расцветет наша Лейла, преобразится, и откроет для себя мир, полный пленительных тайн и захватывающих приключений…
Впрочем, это меня уже на лирику потянуло. У самой-то не особо много в жизни было этих тайн и приключений. В основном – сидение в лаборатории, подсчеты, расчеты, отчеты, формулы, опыты, анализы… Все это, конечно, интересно, но не выходит за рамки обычной рутины и серой повседневности. Раньше, будучи помоложе, я все мечтала, что вот однажды произойдет со мной что-нибудь экстраординарное… и окажусь я волей судьбы на каком-нибудь таинственном острове или в другом загадочном месте… Вот тут-то и посыплются приключения! Как в песне поется: «Нам тайны нераскрытые раскрыть пора, лежат без пользы тайны, как в копилке…» Но сейчас, в сорок два (о ужас!) года я все реже и реже позволяю себе помечтать, каждый раз одергивая свою устремляющуюся вдаль фантазию: «Хватит дурью маяться, сиди уж спокойно, старая дура, твой поезд дааавно ушел…» И снова становлюсь я холодной стервой с поджатыми губами, снова бегу выполнять распоряжения начальства, снова предаюсь не греющим меня любовным утехам, и снова, как могу, пытаюсь заглушить эту пустоту и неудовлетворенность жизнью…
* * *
14 августа 2017 года. Вечер, Владивосток, борт БДК «Николай Вилков».
Доктор технических наук Алексей Тимохин, 45 лет.
Вечер, закат. Все умаялись, теперь на палубе корабля вырос индейский домик «вигвам», издали похожий на панели солнечных батарей. Да, так и было задумано – что, мол, испытывают эти русские? Конечно, новую модель солнечных батарей, и ничто другое….
Стоим с Василием Ивановичем и курим, глядя на солнце, заходящее в туманную дымку, висящую над Владивостоком.
– Аллочка, крикни там кому-нибудь – термос с кофе нам, вниз. Мы пошли делать контрольный запуск.
В выгородке, отделенной от остальной части трюма пластиковыми щитами, обстановка была донельзя аскетичной – стол, два стула и предельно навороченный сервер НР, шнур USB подключен к блоку сопряжения, откуда уже разбегаются десятки разноцветных жгутов…. Удалось выбить это чудо только под испытания, после них техника должна пополнить компьютерный парк отдела.
– Ну, Василий Иванович, с Богом!
Включаю комп. Жужжания терабайтного винта почти не слышно…. Появляется заставка Линукса. Ну, навязало нам ФСБ эту операционку, чтобы враг не разобрался. Появляются пиктограммы программ, и среди них вот она, пирамида с глазом – изделие «Туман». Запускаю ее. Появляется окно о процентах тестирования оборудования.
– Ну, Василь Иваныч, держи кулаки… – тест завершен, 100% ОК. Переходим в основное окно. Так схема вся зеленая – значит, исправная, дизель-генераторы на 20% мощности, в дежурном режиме. Готовность к работе.
– Давайте, товарищ капитан второго ранга, давите на «Пуск», ваше право первой ночи с этим агрегатом, – затягиваюсь я сигаретой. – Ни пуха, ни пера!
– К черту! – Степанов подводит курсор мыши к кнопке и затаив дыхание нажимает. Даже на слух гул дизель-генераторов изменяется – они разгоняются, набирая обороты. На индикаторах столбик вырабатываемой мощности движется к 95% отметке, переваливают за нее и останавливаются на цифре 97,2%. Столбики отдаваемой мощности на антенных эффекторах чуть отрываются от нуля и начинают расти рывками. Выпрыгивает всплывающее окно, и лазерный датчик-аналайзер начинает рисовать на нем нечто похожее на поставленную ребром линзу.
Читаю графики.
– Ну, форма поля почти идеальна, – прерываю я молчание, – за минуту тридцать пять набрана номинальная плотность…. Поздравляю вас, товарищи – установка к полевым испытаниям готова. Отключайте, товарищ Степанов, нечего зря соляр жечь.
Что странно – питание антенного поля мы погасили, уже и дизеля вышли на дежурный режим, а по данным аналайзера, маскировочное поле за счет остаточных явлений держалось еще почти минуту….
– Ну что, товарищи! – я потер руки. – По поводу полного успеха положено шампанское. Конечно, варварство пить благородный напиток из граненых стаканов… но да ничего, отметить все равно надо. Витя, вот ключи, в Термокинге ящик шампанского, возьми две бутылки. Алла, с девочек стаканы, празднуем.
Такое гадство – только мы разлили шампанское, как врывается товарищ Ким с круглыми глазами. Вы видели корейца с круглыми как блюдца глазами? Я до этого тоже нет. Говорить не может, только мекает….
– Вы, вы-ы…
Девочки ему остатки шампанского из второй бутылки налили и стакан в руку сунули – выхлебал как лимонад.
– Вы вырубили всю связь во Владивостоке…. Штаб флота до меня только пробился, они не сразу поняли, чьи это штучки. Во всем городе нет сотовой связи, не работают телевидение, радио и мобильный Интернет. Вы хоть на палубу выходили? У вас, трах вас и тибидох, СЕВЕРНОЕ СИЯНИЕ над Владивостоком зажглось!
– Лейла, детка, дай-ка мне свои расчеты по форме поля… – Беру распечатанный на принтере листок, смотрю… ешкин кот! – Убить тебя мало, почему вертикальная шкала до двенадцати километров?! Беги к себе, сделай расчет на шкале в сто двадцать километров!
Но, кажется, я уже знаю ответ….
– Интересно… – Василий Иванович взял у меня листок, – и на двенадцати километрах поле почти не сужается и имеет достаточную плотность. Мы вполне могли зацепить этим гребнем по нижним слоям ионосферы и перевозбудить всю тамошнюю электронную братию. А мне ваш агрегат нравится все больше… В целях маскировки конфигурацию антенных эффекторов придется чуть менять – к примеру, еще больше наклонить верхний ряд панелей навстречу друг к другу, но как устройство РЭБ… А нельзя ваши панели скомпоновать так, чтоб получился узкий пучок, и направлять его, к примеру, в точку ионосферы над Лос-Анжелесом? И им пакость, и нам, к примеру, приятно.
– Можно подумать… – усмехнулся я, – но, потом, а сейчас нам с вами надо пойти в свои каюты и написать рапорта о сегодняшнем испытании. Все равно начальство не слезет ни с нас, ни с товарища Кима, пока не удовлетворит свое любопытство. Рапорта сдадим ему же. Пусть сам решает, кто и какой информации имеет допуск. А товарищу Одинцову доложу сам.
* * *
Тогда же и там же.
Кандидат технических наук Суфиева Лейла Рустамовна, 27 лет
Да что ж это такое… Я ж как лучше хотела… И, как всегда, опять сделала что-то не то, и начальник на меня наорал. Конечно, ему следовало отчитать меня, ведь из-за моей неуместной инициативы мог погибнуть человек, но он сделал это в такой форме… В оскорбительной. Наверное, он думал, что это очень остроумно. Я же готова была умереть на месте, когда он заявил, что я должна лечь в постель с пострадавшим… Испугалась я. Никогда не знаешь, что на уме у мужчин. Я стараюсь с ними поменьше общаться. К счастью, они тоже стараются меня избегать. Вот и прекрасно. Только надоело слышать: «Лейла, прими душ!» Женщины, с которыми я живу в комнате, морщат носы и заставляют меня мыться. Да вовсе ни к чему так часто мыться, как они! Раз в две-три недели – вполне достаточно. Ну, запах… А что запах? В крайнем случае можно духами побрызгаться. А если я начну мыться каждый день, мужчины подумают, что для них стараюсь, и пойдет потом обо мне слава… Дома узнают, скажут, что Лейла шлюха, перед чужими мужчинами красивая ходила, улыбалась им – и никто меня замуж не возьмет. А кому в ауле нужен гениальный математик? Прачка – нужен, повариха – нужен, ублажалка мужа – нужен, рожалка детей – нужен, нянька – нужен, а математик – не нужен. Но жена с дипломом – это престиж, вроде белого мерседеса, да еще люди думают, что если мать почти профессор, то и дети от нее тоже умные пойдут, в большие люди выбьются. Да откуда же взяться умным детям, если их отец ишак? Но против родни не пойдешь. Замуж выходить когда-нибудь придется. Я, конечно, уже старая для замужества, но все-таки есть неплохие шансы, потому что некоторым женихам уже за пятьдесят. Большие люди, однако. Очень надеюсь, что жениха мне подберут хотя бы симпатичного. Но я тяну до последнего… Уже два раза брат приезжал, говорил – поехали, сестра, мы тебе хорошего мужа нашли. Кое-как отбиться получилось[1 - Лейла не в курсе, что второй раз ее брата спустили с лестницы телохранители Одинцова. Хорошо спустили, кувырком. Тот к аксакалам, а те сказали: «С этим (Одинцовым) не связывайся. Тебе же хуже будет. Большой человек, во всех смыслах большой, с ним даже наш раис за руку здоровается. Раис – начальник, в данном случае президент маленькой, но гордой горской республики.]…
Если в третий раз брат приедет и узнает, что я улыбалась, наряжалась – совсем плохо будет, никакая милиция не поможет… Поэтому не буду красоваться перед мужчинами, и мыться тоже не буду. Не станут же насильно меня в душ тащить… Ну, это я сейчас так думаю, что не станут, а тогда, когда начальник орал на меня и приказывал своему заму Лисовой провести со мной гигиенические процедуры, я подумала, что она с остальными женщинами так и сделает – свяжут они меня и поволокут мыться и избавляться от лишней растительности. В этом случае я бы, наверное, смирилась. Когда орудуют бритвой в твоих интимных местах, лучше не дергаться…
Однако, на мое счастье, в этот день всем было не до меня. На вечер был запланирован пробный запуск нашей установки. Все готовились к этому важному событию. Разумеется, присутствовать при запуске должны были все, в том числе и я, которая тоже важный участник проекта.
Конечно же, все мы испытываем благоговение каждый раз, когда включают наше детище. Вот и сейчас каждый из нас застыл и затаил дыхание, когда Василий Иванович нажал на «Пуск» и все заработало.
Все прошло нормально. Потом мы пили шампанское в честь успеха. Ну, я, конечно, не пила, а так, пригубила слегка, как говорит Алла Викторовна – понюхала пробку. Не хватало мне еще прослыть выпивохой. И тут врывается этот ужасный человек по фамилии Ким, очень возбужденный, и кричит, что, оказывается, из-за нашего запуска во Владивостоке на полчаса отключилось электричество и пропала сотовая связь. Тут-то я и поняла, что что-то было не совсем так, как нами планировалось. А это Ким еще сообщил, что теперь над городом стоит Северное Сияние. Первым моим побуждением было выскочить на палубу, чтобы посмотреть, правда ли это (я никогда не видела Северного Сияния). Но тут Алексей Иванович потребовал у меня расчеты по форме поля.
Посмотрев графики и расчеты, он опять начал меня ругать, на этот раз сказав, что хочет меня убить. Пусть убивает, совсем не жалко… Бедная я бедная, несчастная я несчастная – сперва меня хотят уложить в постель к первому встречному, а потом убивают. Да. Оказывается я неправильно сделала расчеты до высоты всего в двенадцать километров, а надо было в десять раз выше. Тогда бы я увидела, что при данной конфигурации эффекторов поле задевает нижний край ионосферы. Дура я, дура. Так нельзя, потому что от этого может случиться много неприятностей. Все надо переделать, а меня наказать, но не так, как этого хотел Алексей Иванович.
* * *
Тогда же и там же.
Кандидат технических наук Позников Виктор Никонович, 31 год
Ничего у нас, у русских, правильно получиться не может. Ну почему я родился не в Америке? Вот уж действительно страна больших возможностей. Ценят там хороших специалистов, и не просто ценят, а поощряют финансово. Все там по уму устроено, не то что здесь, в Рашке. Не было порядка у нас, и не будет. Такой он, видимо, русский народ – все у него через одно место, потому что триста лет монгольского ига даром не прошли. Нет, не люблю я свою Родину. За что ее любить-то? Чушь это все и высокие слова, что Родину любую надо любить и не изменять ей. Придумали это те, которые хотят, чтобы лохторат, тупое быдло, которое они еще высокопарно называют «народ», терпело все унижения, тяготы и невзгоды – и не просто терпело, а еще и песни бодрые распевало о том, что нет на свете лучше нашей любимой и могучей страны. Лохи и распевают, и убеждают себя, что им несказанно повезло родиться в Рашке. По мне же, Родина – это то место, где тебе хорошо. О своей стране я этого сказать никак не могу… Я вижу вокруг несправедливость, бедность, коррупцию, хамство и наглость; и, самое главное, то, что тут почти невозможно добиться настоящего успеха.
Мне лично эта страна ничего хорошего не дала. Союз, последние годы существования которого пришлись на мое ранее детство, я помню плохо, но все воспоминания о нем у меня связны с беспокойством. Очереди, дефицит всего и вся, продукты по карточкам и мыло по талонам. Запомнились люди, сбирающие на улицах «бычки» – у них не было денег на покупку сигарет у спекулянтов. Да-да, мальчик в шесть-семь лет много что видит и еще больше понимает. Вот отец докуривает сигарету без фильтра с иголки, чтобы «не досталось врагам». Тогда я решил, что у когда-нибудь меня будет очень много денег, но я никому их не дам – все заберу себе.
Начало девяностых в памяти как-то четче – вседозволенность, разгул бандитизма, нищие на улицах, безработица, сумасшедшая инфляция – и вечная тревога в глазах матери, ночные разговоры родителей на кухне. Отец проклинал «этих деятелей» на чем свет стоит. Именно от него я в первый раз услышал, что все умные люди уезжают в Америку, потому что там им обеспечивают достойную жизнь. Мать горестно вздыхала и поддакивала, озабоченная моим будущим. Так и сложился у меня образ Заокеанья – страны всеобщей справедливости, стабильности и достатка. Мне нравились их улыбчивые президенты и звездно-полосатый флаг, их ментальность и образ жизни.
Америка! Да неужели же один я мечтал о том, чтобы стать одним из твоих граждан? Неужели только меня манила эта баба с лучами на голове, обещая свободу, настоящую свободу – быть собой и иметь свое мнение? А самое главное – свободу от страха за завтрашний день, страха стать изгоем, страха бедности. Нет, нас всегда было достаточно много – тех, что не желали гнить в проклятой всеми богами стране, тех, что желали для себя и своего потомства лучшей доли, чем пустое и бессмысленное прозябание под бодрые лозунги и лживые выкрики политиков.
А вообще-то настоящую свободу дают только деньги, деньги и еще раз деньги. Но разве здесь, в Рашке, я когда-нибудь смогу иметь столько денег, сколько мне нужно на все мои желания? Конечно, нет. Мне всегда было невыносимо больно осознавать это, и еще больнее становилось от мысли, что я, возможно, никогда не смогу покинуть свою «Родину» и жить достойно где-нибудь в другом месте. И я знал, что если мне выпадет хоть маленький шанс воплотить свою мечту, я воспользуюсь им, пусть даже это будет связано с определенным риском.
Вообще с некоторых пор мне стало казаться, что, устроившись на работу в это НПО «Радиант», я потихоньку приближаюсь к воплощению своей мечты. Пока что все это носит смутные, неопределенные черты, но какой-то промысел в свою пользу я в этом угадываю. Доступ к секретной информации – а точнее, к секретному проекту – это вам не хухры-мухры. Сейчас я могу похвалить себя за то, что не особо рьяно декларировал свои взгляды. Конечно, бывало, что проскакивало, но не думаю, что кто-то всерьез обратил на это внимание. Собственно, предъявить мне в случае чего будет нечего. А разговоры… Это несерьезно.
Конечно, теперь мне следует быть осмотрительнее. Как я понимаю, мне выпала редкая удача (и шанс – вот он, один на миллион!) участвовать в испытаниях охренительно секретной штуки. Надо смотреть в оба и стараться разузнать побольше об этом проекте, чтобы потом, собрав всю информацию, бежать с ней на Запад. Ну, вы меня поняли. Там я за эти секретные разработки получу кучу денег и заживу так, как положено жить такому умному человеку, как я. Копии всех расчетов есть в ноутбуке у Лейлы. Ей по должности положено, я узнавал. Когда вернемся из похода во Владик, надо будет подсыпать ей в чай снотворного, схватить ноутбук – и бегом на паром в Японию. Ну и что, что она может не проснуться. Кому она нужна – страшная, как смертный грех, и вонючая, как помойное ведро.
Правда, этот Одинцов – тот еще упырь; как вижу его, так холодные мурашки по коже пробегают. И мурашки эти с хорошо откормленную мышь. Ведь он монстр, палач, кровавая гебня, хищник и убийца, с клыков которого еще капает кровь замученных жертв. Хоть и не было у меня с ним никаких столкновений, а вот просто интуицией чувствую в нем идейного врага; и он, видимо, тоже чует то же самое, старый волчара… В этом смысле он даже как-то неприятней, чем этот узкоглазый особист – товарищ Ким просто констатирует факты, «берет на карандаш», словом, всего лишь добросовестно выполняет свою работу; а «товарищ Одинцов» – нееет… у него глаза как два дула, и вся его суть – душить таких, как я… И сделает он это не задумываясь ни на секунду, стоит ему лишь точно убедиться в том, что я – враг. Пока он это только подозревает, но любому «пока» отмерен свой срок.
Но я не воспринимаю себя врагом. В смысле врагом народа. Мне вообще наплевать на всю эту идеологию. Я – за мир и дружбу между всеми странами. Пусть они будут сами по себе, а я хочу лишь спокойно и в достатке жить, и не видеть вокруг себя разное быдло. Хочу быть по-настоящему богатым, иметь виллу, яхту, личный самолет и счет в банке, чтобы больше никогда не работать, ведь это удел неудачников. Но между мною и счастьем стоит Одинцов, поэтому я постоянно продумываю варианты по его устранению, но понимаю, что, к сожалению, у меня ничего не получится. Слишком опытный он человек, и слишком насторожен все время его телохранитель. Да и не нужно мне это, ведь моя цель – украсть что-нибудь ценное и быстро убежать, чтобы не успели поймать.
* * *
14 августа 2017 года. Вечер, Камчатка, Бухта Крашенинникова, г. Вилючинск, борт атомного подводного крейсера К-419 «Кузбасс».
Командир АПЛ капитан 2-го ранга Александр Степанов, 40 лет.
Еще утром ничего не предвещало беды, и команда занималась боевой учебой по заранее сверстанному плану, но еще до полудня в штабе дивизии кого-то укусила за задницу жареная свинья – и штабные забегали как ошпаренные, будто вспомнив о давно запланированном, но хорошо позабытом деле. А может, это из штаба флота неожиданно пришла начальственная указивка о проведении «внезапной проверки боеготовности»? Короче, в результате всей этой суеты примчавшийся к нашему причалу на УАЗике дежурный офицер передал мне приказ комдива, чтобы лодка была готова к выходу в поход на полный срок автономности. Боевое задание на поход было заключено в «красный» пакет, который следовало вскрыть в точке погружения. Развели, понимаешь, секретность, ни проехать, ни пройти.
А я, как командир, команде задачу как ставить должен – идем туда не знаю куда, выполнять не знаю какое боевое задание, но на полный срок автономности? Между прочим, полный срок – это больше трех месяцев. Хотя нет, слова о полном сроке автономности могут оказаться полной дезинформацией, чтобы не догадался враг, а реальности мы пойдем в поход на недельку или на две… Мы будем совсем рядом, а натовские «Посейдоны»[2 - Boeing P-8 Poseidon (рус. Боинг P-8 «Посейдон») – патрульный противолодочный самолёт.] будут искать нас у мыса Горн, в южной Атлантике или у Бермудских островов.
Но нет, сразу же после отъезда УАЗика к нашему пирсу один за другим начали подъезжать тентованные грузовики, и нашему снабженцу мичману Покальчуку пришлось изрядно покрутиться, чтобы принять все привезенное и распихать по выгородкам принятое. Главное, что боекомплект у нас был уже загружен, и в этом смысле мы находились в полной боевой готовности и могли выйти в поход в любую минуту; то что грузилось на борт сейчас, должно было обеспечить на подводном крейсере комфорт, а отнюдь не создать условия выполнения боевого задания.
Пока продвигались погрузочно-разгрузочные работы, я собрал вокруг себя на крыше рубки старшего офицера, замвоспита, особиста, а также командиров боевых частей – чтобы коротко объяснить смысл всей этой текущей суеты и о том, что идем мы сам не знаю куда, сам не знаю надолго ли. Мы лодка-истребитель, самостоятельного значения почти не имеющая, по существующей тактической схеме мы должны действовать в паре с РПКСН[3 - РПКСН – ракетный подводный крейсер стратегического назначения с баллистическими ракетами на борту: пр. 667БДР = 16 МБР Р29 (6500км) х 7 РГЧ ИН х 100 кт., пр. 955 = 16 МБР «Булава» (8000км) х 6 РГЧ ИН х 150 кт.] проектов 667БДР и 955, или же ПЛАРК проекта 949А[4 - ПЛАРК – атомные подводные ракетные крейсера: пр. 949А = 24 ПКР П-700 «Гранит», пр. 949АМ (модернизированный) = 72 КР «Калибр» или ПКР «Оникс».], прикрывая их от вражеских субмарин-охотниц при выходе на боевую позицию. Таким образом, возник законный вопрос – кого мы будем опекать, и какую задачу этот кто-то будет выполнять – обычную учебно-боевую, или по тягости нынешнего времени мы примем участие в чем-то таком, о чем еще лет пятьдесят придется молчать во избежание негативных последствий.
В ходе общения с командным составом выяснилось, что команда полна бодрости и ревется в бой (замвоспит и старший офицер); шпионов и врагов народа среди нас нет (особист); техника исправна и готова к походу (командир БЧ-5[5 - Перечень боевых частей (БЧ) на кораблях советского и российского ВМФ: старший офицер (помощник) – первый зам командира корабля, БЧ-1 – навигация. Командир БЧ-1 – главный штурман; БЧ-2 – ракетно-артиллерийское вооружение; БЧ-3 – минно-торпедное вооружение; БЧ-4 – связь; БЧ-5 – силовая установка и вспомогательные механизмы.]). Но все равно, несмотря на бодрость докладов, командный состав нашего «Кузбасса» находился в состоянии некоторого мандража, ибо неизвестное всегда пугает, а неизвестное задание пугает вдвойне. В ходе обсуждения сошлись на мнении, что идти придется на другую сторону планеты, в Атлантику, а вот с кем идти и что там придется делать – сей вопрос остался сугубо интересным. Вы никогда не сможете догадаться о том, о чем вам совсем ничего не известно. Вот так и мой командный состав перебирал наугад самые разные варианты – как потом выяснилось, ни на йоту не сумев приблизиться к такой ветреной и непослушной истине. Единственное, что нам было понятно – это то, что больше ни на одной лодке из числа тех, что находились в базе, больше не наблюдалось признаков экстренной подготовки к походу.
* * *
15 августа 2017 года. 08-05 одна из гостиниц Владивостока
Спецпредставитель Президента Павел Павлович Одинцов, 52 года
Звонок, Господи, а я уже собрался уходить. Снимаю трубку.
– Паша? – голос, до боли знакомый всем россиянам.
Делаю знак своим, чтоб все исчезли и не отсвечивали и отвечаю:
– Да, Владимир Владимирович, это я, Вы чудом меня застали. Нога уже была на пороге. Сотовых же телефонов, сами знаете, там куда я иду нет и быть не может.
– Паша, – вздохнула трубка, – у меня есть к тебе предложение….
– Знаю, – ответил я, – но работать в этом гадюшнике, именуемом Вами правительством, не собираюсь. Вы же знаете, как меня прозвали и за что, зол я и нерукопожатен?!
– Знаю, Паша, – хихикнул президент, – мне докладывали, зовут тебя Полярный Лис, и жутко плюются. Да я и сам от них тоже не в восторге.
– Эх, товарищ Президент, разогнал бы ты этих клоунов к чертям собачьим… – я ухмыльнулся, – Дворковича, да, в дворники. Все равно они ничего не могут делать, кроме как гадать на кофейной гуще. Плывем как известная субстанция по течению.
– Паша, не все так просто…. – возразил президент, – Но ты же знаешь, что говорил классик по похожему поводу… Это когда вчера было рано, а завтра будет поздно. Так вот, пока рано. Не время еще, подожди полгодика или чуть побольше, пройдут выборы, тогда и случится: «которые тут временные – слазь».
– И это знаю, Владимир Владимирович, – ответил я – впрочем, вернусь, поговорим. Хотя всякое может быть. Лишь бы не стало слишком поздно.
– Что, так серьезно? – встревожился президент.
– А то я Вам не докладывал? – хмыкнул я в ответ, – Их генеральный, профессор Баграмян, дает нам семьдесят процентов….
– А остальное? – в голосе президента прозвучало неподдельное беспокойство.
