banner banner banner
Жизнь вопреки
Жизнь вопреки
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Жизнь вопреки

скачать книгу бесплатно

Лара прожила неделю между счастьем и несчастьем, ощущая себя в параллельной реальности, почти не узнавая собственное отражение в зеркале, свой голос, которым она спокойно общалась с другими людьми. Работала, глядя на себя отстраненно, не ждала звонка от Стаса, сбрасывала звонки от Анатолия. Родителям послала СМС со словами: «Фарингит. Нечем говорить. Потом позвоню».

Однажды утром, взглянув на серое небо, решительно натянула теплый спортивный костюм и вышла на пробежку. Бежала, с трудом справляясь с дыханием, успешно довела себя до состояния физического изнеможения. Отдыхала и выдыхала под теплым душем, почти блаженно думала, как она вернется к самой себе. Главное, режим, физические нагрузки, питание и хороший сон. Все, как говорила мама. А потом от того, что с нею произошло, в душе и теле останутся только теплые воспоминания и выстраданная, утомленная грусть. С этим не только можно, с этим хочется жить и знать, что ее не обошло что-то очень похожее на чудо. Оно исцелило ее, разгладило рубцы от страшных и постыдных ран, вырвало из будничной беспросветной колеи. Оно с ней, в отличие от Стаса, о котором она почти не думает. Просто ощущает как совершенный круг холодного солнца, осветившего ее тело и душу. Видимо, она для него – примерно то же. Их удел – теория.

Через две недели Лара ответила на звонок с незнакомого номера и не сразу узнала голос Инны, матери Стаса. Сначала ничего не могла понять из сумбурных вопросов и обрывочной информации. Потом выстроила картину происшедшего. Инна знала, что Стас был у Лары в гостях. Потом он улетел в Питер на симпозиум. Позвонил матери после своего выступления, сказал, что на следующий день летит домой в Америку. Но через несколько дней позвонила его жена Эмма и сказала, что Стас не прилетел. Инна узнавала в гостинице, в которой он останавливался: Стас выехал сразу после симпозиума. В справочной аэропорта матери сказали, что такого пассажира не было на рейсах в Америку. Инна обратилась, куда только могла придумать. Пока все бесполезно. Полиция Питера ищет даже его тело. Вот решила на всякий случай Ларе позвонить: вдруг она что-то знает.

Голос у Инны был больной, полубезумный. Сын для нее – это все. Она давно одна, муж внезапно умер от обширного инфаркта. Она уже не тот врач, у которого есть нужные связи и возможности.

– Я ничего не знаю, Инна. Но прошу вас, успокойтесь. Есть какое-то нормальное объяснение. Стас у меня говорил только о своем проекте, идее, которая волнует многих. Он мог там встретить коллег-единомышленников, поехать к кому-то, забыть обо всем. Но я прямо сейчас начну что-то делать. Искать, узнавать. Я же все-таки в редакции, у нас есть информаторы. Буду звонить.

Лара в отчаянии сжала мгновенно распухшую голову руками. Пометалась по квартире. Нужно отогнать мысль о том, что случилось самое страшное. Это первая мысль, когда речь идет об исчезновении такого яркого человека. У него были деньги, карты… Потом заставила себя остановиться и трезво подумать. Инна сообщила, куда только могла. Это значит, в полицию Питера, Москвы. Видимо, в посольство. Формально ученого, конечно, ищут. Но Лара отлично знает, что такое в России слово «формально». Надо искать своего человека, который вхож во все кабинеты и умеет получать любую информацию. И такой человек есть, она не раз подключала его к редакционным расследованиям. Это Сергей Кольцов, частный детектив.

Лара позвонила Кольцову ночью. Он просыпался в процессе разговора, объяснив, что вернулся после тяжелого дела два часа назад. Затем скомандовал:

– Пришли СМС с его телефоном и имейлом. И все данные, конечно. Вызову своего программиста, попытаемся отследить что-то, не отходя от моего дивана. Если обрыв всего, то, наверное, надо искать только тело. Но сдается мне, мы выйдем на след. Не очень представляю себе, кто, как и где мог бы убить такого человека. Да и зачем. Ту сумму, которую можно найти у иностранного ученого, легче грабануть у никому не известного гражданина рядом с банкоматом. Сразу успокою: были у меня случаи. Этот Станислав Галицкий пьющий?

– Конечно, нет. То есть как все. Бокал шампанского за ужином.

– Ясно. Они все «конечно, нет», бокал шампанского. А я находил светлые умы в разобранном виде после литров водки и даже самогона. Ударяет их наше национальное своеобразие. И никто потом особо не жаловался, наоборот. Короче, поспи. Позвоню наверняка только поздно утром. На всякий случай: ты готова полететь, если что-то или кто-то найдется?

– Разумеется.

Логика профессионала и пофигиста – хорошее успокоительное. Все, что сказал Сергей, разумно. Лара даже допустила «литры водки или самогона». Именно непьющий человек и не разберется сразу в опасности подобных напитков. А люди бывают навязчивые и в маниакальной степени гостеприимные. А Стас улетел в страшном потрясении, как ни крути. Одно дело – умозрительно все верно решить про вселенную и ее разлетевшиеся кусочки. Другое – справиться с жаром своего тела, тоской души.

Лара перезвонила матери Стаса, у нее получилось немного успокоить даже Инну. Чуть преувеличила информацию, полученную от детектива: «Этот Кольцов обнаружил двенадцать известных ученых в разное время на всяких квартирах и дачах после симпозиумов. Их просто споили. Но они все были в восторге. Одного он нашел вообще в отделении полиции, его взяли за то, что он в пьяном виде посреди улицы выкрикивал какие-то непонятные тексты на английском языке. Оказалось, это были его открытия в химии. Тоже улетел довольным домой».

Перед тем как лечь, она проверила, сколько денег у нее на карте и в кошельке. Достала свою сумку для командировок, в которой всегда лежало все необходимое. Провалилась в сон. Снились ей какие-то грязные дороги с лужами, она шла по ним и искала чьего-то потерянного ребенка. И нашла перепуганное дитя с круглыми глазами, какого никогда раньше не видела. Но прижала к себе, как сокровище. Проснулась довольно поздно, позвонила на работу, сказала, что полежит с гриппом пару дней. Успела принять душ и выпить кофе, когда позвонил Сергей.

– Собирайся, мать. Едем. Нашелся. Все примерно так, как я говорил. Только он трезвый, как сообщил мне мой осведомитель.

Сергей скупо объяснил, что работали они только с мобильным телефоном Стаса. На этот номер пришла СМС с адресом. Прислал ее один из участников симпозиума, российский ученый из питерского НИИ. Он все правильно понял и пошел на контакт с детективом. Это оказался адрес принадлежащего ему домика в глубине Калужской области. Нашелся и таксист, который отвез Стаса туда поздно ночью после симпозиума.

– Я даже не расспрашивал особо этого владельца, громко говоря. Ясно, что с такими апартаментами помогают тому, кому очень нужно спрятаться от всех. Наша задача – не разоблачение, если я правильно понимаю. Так что едем на машине. На месте сама решишь, что делаем.

– А что мы можем сделать? – растерянно спросила Лара.

– Откуда мне знать? Не я затевал всю эту бодягу с поисками тела. Мое скромное мнение – людей, которые прячутся от всех остальных, надо на время оставлять в покое. Если, конечно, не ты причина того, что не последний ученый, забив на все, зарылся в деревню, о существовании которой я узнал только сегодня. А я не гений из Флориды.

– Возможно, я причина, – тихо ответила Лара. – Нечаянная. Но давай так. Я посмотрю и, если мы там не нужны, сразу едем обратно. Я только его матери позвоню.

– Ладно. Предвижу упоительную прогулку. А собирался сегодня следить за придурком-маньяком. А ты любуйся окрестностями и постарайся там пообщаться спокойно, без истерик. Знаю я этих теоретиков. Им бабский визг на лужайке – нож в сердце. Прости, конечно. Но допускаю, что он от чего-то подобного сбежал. У него же жена есть. Вот что я имею в виду.

Это оказалась избушка на курьих ножках. Заброшенный деревянный домик, какие достаются людям по наследству и не стоят времени на их продажу и денег на усовершенствование. Да и место… Самое то место, чтобы обрести иллюзию полной изоляции от мира, как на необитаемом острове.

Сергей поставил машину вдалеке, за огромным засыхающим дубом. Лара медленно пошла к домику. Стаса увидела сразу. Он подходил к крыльцу с другой стороны, в каждой руке по ведру воды. Видимо, тут есть колодец. Увидев Лару, спокойно поставил ведра на землю и посмотрел на нее не с удивлением, а с вопросом.

– Извини, – произнесла Лара. – У тебя тут телефон не ловит, я не могла позвонить. Просто мы с твоей мамой волновались. Но если хочешь, я сразу уеду. Я на такси. Но я еду привезла и кофе в термосе.

– Войди, прошу тебя, – голос Стаса прозвучал умоляюще. – Я там немного помыл, убрал. Не очень страшно. Там даже походная печка с углями топится.

Стас очень похудел за эти дни, был небрит, глаза воспаленные, больные. Одет в какую-то страшную телогрейку и огромные чужие сапоги. Может, он убивает тут свою волю или, наоборот, неволю, но его красота стала только пронзительней, почти грозной. В этой заброшенности она светилась одухотворенно и скорбно.

В единственной комнате было действительно чисто. А с этой печкой почти уютно. Лара разложила свои бутерброды на пластиковых тарелках, разлила по кружкам кофе. Просто обед. Она посмотрела на лицо Стаса, на его руки, на огонь, переливающийся в печи, и подняла глаза к потолку: не светят ли там звезды, мы точно на земле? Спохватилась и послала Сергею СМС:

– Задерживаюсь. Время оплачу. В случае чего ты таксист.

Пришел ответ: «На таких условиях задержись на месяц. У меня с собой было. Не беспокойся».

Лара Стаса не торопила. Если начнет прощаться, ничего не объясняя, она просто уедет. Но он заговорил.

– Мне не по себе от того, что вы волновались, ты помчалась искать, как будто в чем-то виновата. А я просто решаю задачу, и это возможно только в таких условиях. Мне очень повезло: друг предложил. Ты же знаешь, я всегда решаю задачи. И вот сейчас я положил на одну чашу весов крошечную звездочку по имени Лара, на другую – всю свою жизнь, порядок, семью, науку, планы и самые отчаянные амбиции: я всегда хотел быть первым. И случилось невероятное. Эта вторая чаша взлетела резко вверх и превратилась в пыль. Это то, что остается у меня без тебя. Оказывается, у самого убежденного теоретика есть враг – реальность. Она убивает при столкновении.

Никогда Лара не слышала ничего более беспощадного, самоубийственного. Она глубоко вдохнула, собралась с силами и вступила в бой. Она объясняла на пределе свох логических возможностей самую простую на свете вещь. «У обычных людей все решается обычным образом. Начнем с этого: я есть у тебя, ты нужен мне. А потом по сто лет отработанному порядку. Можно мирно расстаться с женой, можно разделить себя между любовью и работой. Это очень просто в спокойном состоянии. Можно решить все проблемы с жизнью на две страны или выбрать одну. Это не трагедия. Трагедия только гибель, смерть. А мы нашли друг друга».

Несколько простых коротких мыслей, а говорили они много часов. Поздно ночью Стас подвел итог:

– Я верю тебе. И я, конечно, справлюсь.

Они приехали в Москву на утомленном, но очень заинтересованном извозчике. Лара постоянно ловила в зеркальце любопытные взгляды Кольцова. Приехали в ее квартиру. Стас помылся, поспал, привел себя в порядок. При Ларе позвонил маме и жене, сообщил о разводе. Успокоил своих коллег в Америке: «Нужно было в тихом месте срочно ответить себе на пару вопросов по проекту». Он улетел из Москвы через сутки. Через неделю позвонил и сообщил, что все уладил, летит к ней. Купил обручальное кольцо.

– Прислать фотку? Если тебе не нравится, я поменяю.

– Мне понравится и аптечная резинка на палец, если ее наденешь ты.

Они договорились, что Лара будет ждать его дома. Приготовит оладьи и салат. Самолет прилетал из Майами в Шереметьево в семь утра. Лара с трех ночи отслеживала информацию в интернете.

Рейс такой-то… «Источник в аэропорту Шереметьево сообщил, что в салоне бизнес-класса скончался от сердечного приступа пассажир. По неподтвержденным данным, это американский ученый».

А дальше тишина. Лара очнулась для жизни после всего: после криков отчаяния, после слез, которые разъели все стены и границы, оставив ее одну под испепеляющим солнцем несчастья и муки. Она вернулась в свою колею с одним, невыносимым в своей окончательности опытом. Месть природы коварна и изобретательна. Она в том, чтобы явить обычным людям облик совершенного человека без тени изъянов и в самый незащищенный час, час ожиданий и надежд, отобрать все у одной жертвы. Виновной лишь в том, что недостойна совершенства. Как все, впрочем. Но все и не рассчитывали. Не собирались присвоить сокровище самой природы.

Пройдет очень много времени. Лара сумеет себе сказать: у меня это есть. Я богата. А Стас навсегда остался решительным и счастливым.

Окончательный диагноз

Бюро по дизайну интерьеров было детищем, успехом, работой, отдыхом и единственным развлечением Ольги Селивановой. Она очень любила вечер, когда сотрудники расходились, а комнаты – не кабинеты – маленького офиса заполнялись тишиной и блаженным покоем. Ольга обходила крохотные помещения – каждое на одного сотрудника, – медленно, придирчиво рассматривая каждую мелочь. Здесь все было по ее вкусу, замыслу, проекту. И ничего случайного – ни стула не в стиль и не в тон, ни лампы, выпадающей из продуманного рисунка. Даже корзины для бумаг Ольга долго выбирала по эскизам и заказывала не самым дешевым мастерам. В этом и была страсть перфекциониста: все, на что упадет взгляд и до чего дотянется рука, должно быть маленьким шедевром, достойным человеческого внимания и уважения. Не путать с роскошной обстановкой и дорогими побрякушками, хоть бы и антикварными. Красивыми и совершенными могут быть одна-две вещи, но ансамбль, когда создатель, как правило, теряет чувство меры, часто становится безвкусицей, дурным тоном и демонстрацией человеческой ущербности. Ольга была так же категорична в оценке людей, как и в выборе деталей в работе. Но с людьми все сложнее, они лишены такого достоинства, свойственного предметам, как застывший облик. Они меняются, иногда на глазах, часто неожиданно и неприятно. И в этом проблема. Та самая проблема, которую Ольге необходимо обходить за версту. Не так сложно для человека, призвание которого музыка вещей.

Заказчики бюро почти всегда были людьми образованными, интеллигентными и редко богатыми. Художник Коля постоянно пытался продвинуть свою перспективную идею:

– Я руками и ногами за наш изысканный вкус, наши принципы меры, достоинства и всего такого прочего. Это класс. Я, Оля, тобой восхищаюсь: никаких поблажек дурновкусию клиентов. Отметаем жлобов как ненужный мусор со своего светлого пути. Но есть такой пустяк, как деньги, которых требуют хороший вкус и высокое мастерство. А ты это требуешь даже на пустом месте. И мы не сильно поступились бы принципами, если бы зашли и с другой стороны. Тут у нас царство совершенного стиля, а где-то сзади, в чуланчике, – продукт на продажу. Кич, блеск, футы-нуты, вы меня поняли. Все из дорогих и сверхдорогих материалов и, разумеется, совсем другие цены за работу. Есть категория денежных мешков, которые себя обманутыми посчитают, если их не обдерут как следует. И это все – техническая подпитка нашего вкуса и наших талантов, которые останутся приоритетными в основном деле.

– Я подумаю, – всегда отвечала Ольга. – Очень боюсь подмены. В чулане может остаться как раз то, ради чего я все затевала. Деньги – это болезнь, большие деньги – эпидемия. Нам придется так пахать на создании вульгарных золотых хором, что приличным людям не останется места – ни заказчикам, ни сотрудникам.

– Не усугубляй, мать. Ты склонна к страшным преувеличениям. Начнем с того, что мы не будем расширяться, четко разделим все в процентном отношении. Вот рассчитай, прошу, ту сумму, которой нам не хватает ежемесячно для наших самых заветных планов. А я тебе кину бизнес-план по кичу и, пардон, жлобам. Даже хирург иногда оперирует маньяков. Во имя жизни.

– Да ну тебя, – рассмеялась Ольга. – Считай, убедил. Скажу свое решение.

Так закончился их разговор сегодня. Коля был таким хорошим художником, таким честным и по большому счету бескорыстным человеком, что стоило пойти ему навстречу хотя бы затем, чтобы его не увели более разумные конкуренты. И в том, что он говорит, есть смысл: денег им не хватает. Подмена дорогих материалов – дерева и тканей – на более дешевые, выгадывание на количестве – это уход от идеи совершенства. А повышать цены за работу Ольга не может, потому что уйдут культурные клиенты. И этот замкнутый круг пора разорвать.

Ольга вошла в ванную комнату за своим кабинетом, придирчиво осмотрела себя в большом зеркале. В конце рабочего дня она выглядела точно так же, как и в его начале. Это результат многих усиилий, но никто никогда не догадается, каких именно. Речь не об особом уходе или чудо-косметике. Секрет Ольги – равновесие. Так бы она ответила на самый пристрастный допрос и ни за что не допустила бы уточнений.

На работе она была или в сером костюме с юбкой, или в черном брючном. Пиджак приталенный, юбка и брюки облегают, но не стесняют движений. Блузка каждый день свежая – нежных оттенков разных цветов. Аккуратные волны светло-каштановых волос – просто хорошая стрижка, без укладки, ресницы на светло-карих глазах слегка подкрашены. Кожа на лице очень светлая, но бледной она не кажется, как будто лицо освещается слабым розоватым отблеском изнутри. Мелкие, нежные и смешные веснушки на носу и скулах придают лицу Оли выражение детской доверчивости. А небольшой правильной формы рот всегда сжат плотно и непримиримо.

Ольга не торопилась домой не потому, что жила одна, никто не ждет и прочая ерунда. Наоборот: она любила свою маленькую, такую же совершенную, по ее представлениям, квартиру, как и это место работы. И хорошо ей там было именно потому, что она одна. Там есть все, что ей нужно и что она любит. Даже ужин – всякий раз другой – она готовит себе накануне. Оля в свои тридцать пять лет удивительно молодо выглядит, она совершенно здорова физически, у нее отличный аппетит и прекрасный, глубокий и освежащий сон. И она всякий раз перед выходом из дома или офиса повторяет это себе, как заклинание. Это правда. Но сейчас ей нужно преодолеть дорогу до дома. Дорогу, по которой едут другие машины. А в этих машинах едут другие люди. Они выходят, заходят в магазины и подъезды, они встречаются взглядами с Олей. Они все и всегда опасность. Иногда смертельная. В этом дело.

Она уже взяла сумку и ключи, чтобы запереть офис снаружи, как раздался звонок в дверь. Рабочий день закончился час назад, это написано на двери, но клиенты вечером часто не успевают из-за пробок. Оля открыла дверь и впустила полную женщину в кожаной куртке, с черным хвостом длинных волос, и мужчину в очках.

Это была типичная пара: средний класс, который хочет казаться на порядок круче. Похоже, работают оба, но в семейных делах солирует супруга. Они купили небольшой дом в приличном поселке, соседи не простые, хотелось бы им пустить пыль в глаза. И все это по сходной цене. Примерно это в нескольких фразах сказала или дала понять клиентка.

– У нас закончился рабочий день, специалисты уже разошлись, – сказала Ольга. – Но чтобы не получилось, что вы зря приехали, я могу показать наши работы. Если понравится, то подпишем договор. И над вашим индивидуальным проектом будет работать конкретный сотрудник. На определенном этапе к нему подключается наш художник, я все проверяю и одобряю, – и вы принимаете или нет.

– Давайте. Показывайте ваши фоты, – одобрительно улыбнулась клиентка.

И они вернулись в кабинет Ольги. Она достала альбомы и показала слайды.

– И сколько, к примеру, вот это? – спросила женщина.

– Могу назвать только допустимые пределы, результат зависит от множества деталей, но в целом у нас приемлемые цены. Когда вы на чем-то остановитесь, я вас сориентирую.

Они рассматривали работы увлеченно и довольно долго. Обсуждение сводилось к тому, что жена говорила: «Вот это, да?» Муж одобрительно хмыкал или просто кивал.

– Слушай… Ольга, да? – произнесла клиентка. – Все здорово, есть класс. Но как-то скучно немного, не нашла ничего яркого, на что глаз положить.

– Вы правильно заметили, – объяснила Оля. – Просто яркие вкрапления интерьера, бронзовые и темного золота детали очень тщательно отбираются тем специалистом, который будет с вами работать. Это не просто должно сочетаться со всем, но и отвечать вашим вкусам и настроениям. Не мешать и не раздражать никогда. Короче, это все есть, но это личное, так бы я сказала. Поэтому я не выставляю такие фотографии.

– Тогда отлично. Напиши на это примерную сумму… Хорошо. Нас устраивает. Давай свой договор.

Договор писали, конечно, на имя жены. И лишь когда она четким почерком написала: Мария Петровна Захарова, показала паспорт, Ольга позволила себе ее узнать.

– Маша Захарова, ты, что ли… А я узнавать начала только сейчас. Ты же была такой худой в школе.

– Селиванова?! Точно ты?! Чтоб я пропала. Если тебя можно вообще узнать. Вижу, что фамилия знакомая, но даже в голове не держу. Такая стильная, клевая телка. Ты Олька чокнутая, что ли? Только не обижайся, мы же тогда любя так говорили. Гоша, Оля со мной в одной школе училась. Мы даже немножко дружили. Почти. Ну, как же здорово все вышло. Я вообще-то жрать хочу, собирались заскочить в пиццерию рядом с этой конторой. Пошли с нами? Угощаем, раз ты теперь такая важная птица.

Ольга не раздумывала. Что-то ярко вспыхнуло в ее мозгу, как самый важный сигнал, которого она долго ждала. Взяла сумку, закрыла дверь, и они втроем, оставив машины во дворе, пошли в пиццерию за углом.

Муж Георгий заказал три пиццы с разным наполнением, умело разрезал их на куски и разложил по большим тарелкам, чтобы у каждого были все варианты. Принес высокие бокалы с холодным пивом и даже произнес что-то вроде тоста:

– За знакомство и даже со свиданьицем, как говорится. Бывают такие удачи – войдешь в незнакомое место, а там человек, который сидел с тобой за одной партой или вообще на соседнем горшке в детском саду. И все это не случайно, скажу я вам. Выпьем за дружбу и плодотворное сотрудничество. Мы передаем, Оля, в твои руки крышу дома своего. Только так и не иначе.

Еда была вполне съедобной, ничего страшного в порядке исключения, решила Ольга, которая питалась лишь тем, что готовила сама. Пиво немного согрело кровь, прошел озноб, вызванный потрясением.

– Маша, ты работаешь? – спросила она.

– Ага. Мы вместе. Купили автозаправку, я там бухгалтер. Думаем расширяться.

– Дети есть?

– Это пока ни к чему. А у тебя как?

– Я одна.

– Ну, это понятно, вообще-то. Молодец, что такое дело замутила. Нам твое бюро рекомендовали приличные люди.

– А как твои подружки? Аня и Лида? Видитесь?

– Да так, знаешь, раз в сто лет, если наткнемся друг на друга. Перезваниваемся, правда, иногда. Анька сначала развелась, потом выгнала не меньше трех сожителей. То есть это она говорит, что выгнала, а я думаю, они сами от нее сбежали. По факту, живет с сыном лет десяти, без образования, работает где придется. Сейчас санитаркой в больнице. У Лидки все здорово. Чуть ли не сразу после школы устроилась секретаршей к какому-то депутату, стала его помощницей. Потом он на ней женился. Она внешне всегда ничего была. Сейчас не узнать: шик и блеск, понтов телега. Детей вроде нет. У него есть от первого брака.

– Интересно как. Депутат… Не помнишь фамилию?

– Никаноров вроде. Сама понимаешь, такие, как мы, не их круг. Так что не общаемся, пару раз только они у нас заправлялись. Удостоила сказать: «Привет».

В сумочке у Ольги звякнула СМС, она взглянула на телефон: дежурное сообщение мобильного банка, – и произнесла:

– Прошу прощения, это очень важная встреча. Мне надо срочно бежать. Вы спокойно доедайте, у меня машина. Теперь уже точно увидимся скоро. Приходите завтра или в любой другой день. Спасибо, я очень рада встрече.

Ольга вошла в свою квартиру, закрыла все сверхпрочные запоры и долго стояла посреди комнаты, не зажигая ни одного из своих дизайнерских светильников. Особого рисунка и покроя шторы были плотно задвинуты. Оля очень старалась не потерять равновесие, она сжала кулаки, вжалась босыми ступнями в пол, закрыла глаза и ощущала плотный комок, в который превратились все ее внутренние органы. А вокруг пылающей головы кружился хоровод тех страшных видений, которые она безуспешно пыталась усыпить двадцать лет.

Она подумала, что надо успеть дойти до кровати, чтобы не упасть и не разбить лицо. Но несколько метров между нею и ее уютно, любовно свитым гнездышком под шелковым балдахином уже горели и взрывались. Живой не дойти. Она опустилась на пол, свернулась в клубочек и прикрыла голову руками. Стало немного легче. Она сумела прерывисто, с тяжелым всхлипом вздохнуть и шевельнула губами без звука:

– А теперь давайте. Приходите. Я готова.

Оле Селивановой было пятнадцать, когда ее тайна стала известна всем. Она страдала редким врожденным заболеванием, которое на самом деле даже и не болезнь вовсе. Биполярным расстройством психики называется моральное выживание человека между крайностями, противоположными эмоциями. Активная и страстная надежда на возможность исполнения своих задач и целей, уверенность в своих силах сменяется тяжелой депрессией, паникой, отчаянием и страхом. Она жила с мамой, которая страдала от костного туберкулеза, но тогда еще не только самостоятельно передвигалась, но и находила для себя работу. У мамы было высшее медицинское образование, она сама быстро разобралась, в чем проблема ее удачного, очень привлекательного внешне, физически здорового и на редкость умного ребенка. Справлялась сама до тех пор, пока эмоциональную нестабильность Оли можно было корректировать только лаской и уговорами. В школе Оля была среди самых сильных учеников. А потом началось такое обострение, что пришлось обратиться к психиатрам. В нашей стране, в нашей школе объявить, что ребенок нуждается в психиатрической помощи, – это серьезный поступок и великий риск. Сначала все было нормально, ведь страдания Оли никогда не выражались в каких-то необычных поступках. Речь была только о возможности внутреннего преодоления собственной скрытой боли.

Но однажды ей показалось, что за ней наблюдают. В разных ситуациях она чувствовала всей своей тонкой кожей одни и те же острые, любопытные, подстерегающие взгляды. То были взгляды Маши, Ани и Лиды, трех подружек, которых называли «мушкетерами наоборот». Они были грозой всех слабых, изнеженных и просто зазевавшихся. И Оля сразу поняла, что они ждут ее периода упадка и бессилия. Она изобрела для себя такую школу муштры, которая никому не снилась. Научилась скрывать любые эмоции, казалось, от всех. А в тот день она просто расслабилась. Нежно светило солнышко, на детской площадке пищали забавные малыши. И вдруг раздался отчаянный плач: три подружки, здоровые пятнадцатилетние дылды, отобрали у ребенка игрушку и с хохотом развлекались, доводя малыша до истерики. К ребенку бросилась молодая мама, которая до этого говорила по телефону, но ее умело оттеснили «мушкетеры». Оля что-то крикнула, даже не вспомнить что… Бросилась к этому ребенку. И началось.

Подруги оставили малыша в покое, с жадным вниманием уставились в страдающее лицо Оли, обменялись понимающими взглядами и вывели Олю на открытый кусочек пластиковой травы перед песочницей. Никто не видел, чтобы ее били. Это были умелые подсечки по щиколоткам, по коленями, в результате которых она упала. Ее заставили подняться и встать на четвереньки. Голоса, чтобы позвать помощь, у Оли не было, но и не к кому уже было обращаться. Взрослые быстро разобрали своих детей и убежали подальше от всем известных хулиганок. Остались дети, которые пришли без родителей, а потом появились зрители из числа школьников, возвращающихся после уроков, и просто зевак. Девицам все сходило с рук именно потому, что они якобы «прикалывались» и никому не причиняли вреда. Тот факт, что папа Маши Захаровой был заместителем начальника отделения полиции района, завершал картину этих художеств. С этим никому не хотелось связываться.

Оля запомнила каждое слово, все их издевательства и оскорбления. Они поднимали ее голову за волосы и заставляли смотреть в их страшные лица палачей. Ей было физически очень плохо, ее тошнило, она хотела в туалет… Сколько времени тогда прошло – час, много часов, – она так никогда и не смогла вспомнить. Пиком казни было то, что девки задрали ее юбку, стащили обмоченные трусики и всем их показывали, хохоча:

– Психуша обоссалась, она ходит в школу без памперсов…

Потом одна из них сбегала в школу и привела Витю, мальчика из параллельного класса, который «бегал» за Олей, они даже один раз поцеловались у ее подъезда. И Оля видела его почти безумные, растерянные глаза, вокруг все визжали и смеялись, а он… Он просто убежал.

Сколько тысяч или миллионов раз она все это пережила за всю последующую жизнь? Это не вопрос. Вопрос в другом: сколько это ей еще переживать, свою казнь, позор, свою растоптанность навеки.

Тогда Олю увезли в больницу. Подружек пожурили за то, что обидели больную девочку. Они легко объяснились: «Так мы просто поржать, кто знал, что она такая». Ходили, конечно, героинями. Состояние Оли было настолько серьезным, что это подкосило и ее мать. Зинаида передвигалась со страшной болью, но знала, что ей ни в коем случае нельзя сесть в инвалидное кресло. Была реальная опасность, что Олю в этом случае отправят в психоневрологический интернат. И это был бы конец ее будущему и, возможно, жизни. Так они вдвоем пробивались к Олиному совершеннолетию – сквозь боль, страдания, страх и унижения.

Наверное, самым счастливым случаем в Олиной судьбе стала встреча с Иваном Петровичем, одним из врачей больницы. Он подолгу с ней разговаривал, очень многое объяснял, и его вывод в конце концов и стал жизненной программой Ольги.

– Ты не больна, – сказал он. – Ты, наоборот, одарена редкой и яркой эмоциональностью, восприимчивостью, впечатлительностью. В тебе есть много талантов. Наверное, ты могла бы стать актрисой, лучше Сары Бернар. В тебе столько способностей к разным предметам. И один враг, который может все загубить. Это твой собственный страх. Но в тебе есть и сила, раз ты сохранила полноценность к пятнадцати годам. Это долгий и хороший путь к взрослости. Я верю в тебя. Ты необыкновенный человек.

– Один враг? Страх? – с недоумением спросила тогда Оля. – А все? А эти? Три «мушкетера наоборот»?

– Все – это никто, – резко ответил Иван Петрович. – Стадо – куда поведут. Надо уметь видеть в толпе людей и только их. А эти трое… Просто мрази. Такой мой медицинский диагноз. Это не лечится. Ужас перед ними вытесняй презрением. И борись. За себя.

И Оля боролась. До девятнадцати лет вместе с мамой, потом одна. Маминых сил хватило только на такой срок. Оля по-прежнему была среди самых сильных учеников школы, потом в числе лучших студентов архитектурного института. Она знала, что всегда должна хорошо выглядеть, заниматься спортом и правильно питаться. В идеале избавиться от потребности в каких-либо лекарствах. Оля хотела и, наверное, могла бы стать хорошей актрисой, но тут ее победил страх. Она всегда будет бояться увидеть эти три взгляда из зрительного зала. Так что ее маленькое, чудесное и почти совершенное до сегодняшнего дня бюро – идеальное решение. Было. Сегодня туда вошла Маша Захарова.

К утру Ольга добралась до ванной, приняла контрастный душ, вошла на кухню. Открыла аптечку, просто посмотрела на единственный тюбик с успокоительными таблетками и захлопнула дверцу. Приготовила свой продуманный вкусный завтрак. Поела на лоджии, глядя на светлеющее небо с розоватым намеком на солнечный день. Сварила кофе, поставила чашку на стол и ровно, спокойно сказала себе:

– Мрази. Борись. Возмездие.