скачать книгу бесплатно
Берта пришла домой, пытаясь не мечтать о благополучном исходе раньше времени, потом слишком больно разочаровываться. Стала заниматься хозяйством, чтобы легче было ждать. Мясо для Анатолия осталось только сунуть в духовку. И тут позвонила зоозащитница Таня.
– Берта, – своим немного медлительным и теплым голосом сказала она. – Ничего нового насчет Рекса?
– Нет, – почему-то сразу насторожилась Берта. Таня не из тех, кто звонит спросить, как в общем дела. Она звонит только по делу.
– Я сейчас еду в одно место… Ты, наверное, читала или слышала по телевизору, что происходит у «Приюта Инессы»?
– Нет. Я даже не знаю, что это за приют.
– Если в двух словах, это ад. Но рассказывать подробно сейчас некогда. Короче, этот приют уже третьи сутки штурмом берут люди. И только сейчас разрешили войти и забрать животных, оставшихся в живых. Это в Подмосковье, не очень далеко. Если хочешь… Там может быть Рекс. Владелица Инесса выигрывает все гранты на отловы. Она на каждое новое животное получает деньги. Большие. На их убийства еще большие деньги. Стоимость наркотических препаратов на гуманное усыпление. А дальше… Можем увидеть. Я к тому, что Кидринские вряд ли что-то делают бескорыстно. Это объясняет, почему Светка отказалась взять деньги у тебя. Она их уже получила. Инесса платит за поставку животных. Но я тороплюсь.
– Я с тобой.
Таня ждала в машине у ее подъезда. То, что она рассказывала… То, что Берта услышала… Это не может уложиться в человеческом мозгу! И представить это никак невозможно, не то что увидеть. Но Берта знает: она должна там быть. Для храбрости она вызвала в памяти лицо Анатолия, родное и отважное. Лицо Вадима, серьезного и все понимающего. Она им оттуда позвонит. А вдруг с хорошей вестью.
И Берта вошла в ворота ада. Шла среди людей, которых запускали партиями, как в ад или в концлагерь, и они сосредоточенно шли, как собаки, на запах. На трупный запах. Берта смотрела, как эти люди, которые простояли у ворот много часов, некоторые несколько дней – без сна и отдыха, – надевали резиновые перчатки, вытаскивали огромные черные мешки и по звуку, по тихому стону, отыскивали еще живых животных среди разложившихся заживо тел.
– Вот так здесь убивают собак, – кивнула Таня. – Живыми в мешок вместе с мертвыми. Такое у Инессы дорогое и гуманное усыпление.
Берта смотрела, как этих живых выводят, выносят, как их укладывают в простые машины и в очень дорогие автомобили. Охрана, люди в форме, похожей на фашистскую, у всех, кто забирает животных, проверяет документы и заставляет подписывать договор! Договор с убийцами.
Рекса среди живых не было. Берта смотрела до конца. Пока не увели последнюю собаку, не вынесли последнего котика, не похожего на кота вообще.
– Ничего? – спросила Таня, держа в руках две переноски с двумя гноящимися комочками, которые все же подавали признаки жизни. Это были кошечки.
– Мешки, – мертвой рукой показала Берта.
– Там вряд ли. Мало времени прошло. Их в мешки отправляют живыми. Несколько дней они живут. Ну, что же, по плану у нас следующий приют той же Инессы. Будем искать. Познакомься, это журналистка, зовут Виолетта. Расскажи ей о Рексе, о Кидринских. Она их давняя «подруга».
Берта, как во сне, посмотрела на девушку с красивым и скорбным лицом, которая держала в руках видеокамеру и все снимала. Девушка кивнула ей.
– Таня вам сбросит мой телефон. Звоните.
Люди уходили, уносили мешки, уводили узников пушистого лагеря смерти. Прятались от объективов камер телевидения работники и охрана. Какой-то хорошо одетый и статный мужчина втаптывал ногами в грязь подобие человека, кричал:
– Ты пришел поучаствовать в спасении, подонок Сизов? Вот сейчас ты и пробулькаешь в этом болоте! Где моя Индиго, которую ты украл?
Таня сжала локоть Берты:
– Видишь этого человека, которого бьет хозяин украденной собаки? Это Сизов. На совести этого мерзавца сотни только хозяйских собак. Бездомных он поставляет тысячами. У него собственный дом и дорогая машина. Отдыхает в Майами. Приехал из глухой деревни делать карьеру в Москве. Не проработал ни одного дня. Еще и пособие получает по безработице.
А у забора сидела на корточках и горько плакала молодая женщина-мигрантка. Берта подошла к ней:
– Что вы здесь делаете?
– Работаю, – ответила она, подняв на Берту черные очи-раны. – Меня выслали в Таджикистан после того, как убили ребенка, Умара. Я там не смогла. Вернулась, устроилась сюда на работу. Мне показалось, что меня обманули, что мой сын жив. Я его ищу. Мне дали трупик, он совсем не похож на Умара. Муж говорит, это он, а я не верю. Перестала верить. Но мы похоронили того мальчика. Я вернулась за своим. Я устроилась на работу с животными, а тут такое… Это я позвонила в газету, журналистке Виолетте. Теперь меня уволят. А может, убьют. Как этих собак, в мешке. Инесса – страшная женщина.
– Тебя зовут Зарина? – в ужасе спросила Берта.
Она, конечно, помнила ту нашумевшую историю, когда у пары таджиков полицейские, вернее, оборотни в погонах, изъяли младенца из-за того, что им вовремя не заплатили дань. Как этого младенца убили, выдали матери неузнаваемый труп, выслали с ним на родину. А Зарина с мужем приехали в Москву лечиться, чтобы родить этого малыша. Это было в Волгограде. Писали все газеты, были передачи по мировым каналам. Умарали Асламов звали мальчика… Мать выслали на родину. Как может быть, что она оказалась здесь?
Берте показалось, что женщина прошептала: «Да, Зарина». У нее был мобильный телефон, и Берта оставила ей свой номер, взяла ее.
Такой была эта экскурсия. Таня ждала ее в машине. Когда Берта вышла у своего подъезда, она не знала, день это или ночь. Хотелось бы, чтобы была ночь.
Берта в тоске, в какой-то совсем безумной надежде, смотрела на Анатолия, который стоял, прислонившись к стене у ее подъезда, и придерживал ногой корзину розовых роз. Наверное, как обычно, с каплями на лепестках – в росе. Только когда он подошел, Берта почувствовала, какой страшный запах привезла на себе из «Приюта Инессы». С этим запахом нельзя войти в жилой дом. В квартиру, где почти готов ужин для любимого мужчины. С этим запахом, который никогда уже не отстанет, невозможно прильнуть к его рукам, невозможно спастись. Но… вдруг? Вдруг он что-то узнал? Вдруг он нашел и привел уже в ее квартиру Рекса…
– Я приехал раньше, – сказал Анатолий. – Мы всем офисом смотрели по телевизору этот кошмар с приютом. Мне показалось, что там мелькнула ты. Значит, не показалось. Берта, ты еле стоишь. Хочешь, отнесу на руках? Только ничего пока не рассказывай. Я – тоже потом. Надо добраться домой. Там Туся, ты не забыла? Я с Джессикой уже погулял.
– Я дойду, – постаралась улыбнуться Берта. Сначала постаралась, а потом улыбнулась от радости встречи, которую осознала только сейчас. – Ты должен нести свою корзину. Мы же не оставим цветы здесь? Ни за что!
– Как скажешь, графиня, – ответил Анатолий.
Запах смерти сдался, слился, убежал. Исчез с последним всхлипом от его живых, пахнущих любовью рук. И розы опять мокли и плавали в ванной у ног розовой Берты. Анатолий не дал ей вытереться. Он выпил ее росу. И они долго-долго ничего не говорили. Потому что они не умолкали. Потому что он задавал вопрос, но это был не голос, а поцелуй, она отвечала, но это был не плач, а стон любви…
Они вернулись к розам. Берта вновь встала босыми, горячими ногами в этот пруд, в этот райский пруд. Анатолий держал ее так, чтобы она не упала, чтобы она стоя выслушала то, что он узнал.
– Я звонил сегодня Вадиму. Отличный мужик, сказал, что ты красавица. Пообещал, что он посадит этих Кидринских. Он вытряс из них контакты людей, которые приезжали как ловцы. Они не имели права. Они так подрабатывают. Это транспортное предприятие. Мы нашли этих людей, которые получают у Кидринских дитилин для убийства животных и плату за работу, заставили их отвезти нас на то место, где они его выбросили. Берта, Рекса здесь нет. Ему никогда не будет больно. Мы его похоронили там, под березой. Я разбил себе косточки о скулы этих отморозков. Вадим меня охранял. Но Рексу не больно, моя дорогая. Его нет в этих мешках, в этих приютах. Он теперь есть только там, в своей чудной стране.
И Берта плакала на коленях, среди роз, в своей чудной стране. Она прощалась с псом по имени Радость. Ей помог ступить на землю ее мужчина. Он сказал:
– Заплатят все.
Это было его признанием в любви.
Глава вторая
Виолетта
Вета перестала называть себя журналисткой. Она перестала гордиться своей профессией. Она перестала ей верить. А она была истинной журналисткой. Ей нужна не болтовня, не подтасовки, не платный дорогой заказ. Ей нужен только результат. Во имя результата она готова – да, она, как в старой песне, готова трое суток шагать и не спать… И не трое, а сколько угодно. И не спать, и не жить, пока все не встанет на свои места. Как должно быть. А так не получается. Никогда не получается! Потому что этого хочет только Виолетта. Женщина с нежным лицом и тонкой, хрупкой фигуркой. Сейчас столько людей, которым легко ее остановить, которым нужно ее остановить, как уже остановили других, тех, у кого слишком нежное лицо и хрупкие фигуры.
Мокли русые волосы в стынущей темной крови женщины с нежным лицом. Чьи-то фигуры разлетались вместе с обломками автомобилей и вертолетов.
И был ли у них результат? Может, и был. По проложенной тропе правды идет новая жертва хозяев лжи. А раз она идет, пока она идет, эта тропа не остывает. Она живая, тропа.
Виолетта ушла с государственного телевидения, перестала печататься в государственных газетах и работала в последние годы в частном холдинге – газета и телеканал. Они занимали часть помещений «Останкино».
Виолетта сегодня охрипла от репортажей в эфире, от интервью, от телефонных звонков тех, кто не нашел своих животных в «Приюте Инессы». Она сбила пальцы от обращений, петиций адресатам, которым было на все наплевать. Покровителям Инессы, в той или иной степени. Она смотрела свои страшные, невыносимые ролики и фотографии. Она не плакала, она смотрела, как палач, которому предстоит казнить зло. Это просто работа. Ее кто-то должен делать. Ее казнь – это презрение и гнев, которыми она должна заразить всех, кто не ослеп и не оглох, у кого не перестали биться сердца. Тоже трудная работа. Ведь вокруг ходит столько живых мертвецов…
Для того чтобы восстановить голос и погнать кровь в онемевшие пальцы, Виолетта вскипятила молоко, насыпала в него все, что стояло на столе. Чай, кофе, сахар, корицу, ваниль… Ее крови так мало нужно, чтобы вновь закипеть, чтобы послать сигналы мозгу, пальцам, ногам.
Пока не закончился рабочий день, нужно успеть позвонить всем, кто с ней занимается безнадежным, на взгляд коллег и юристов, делом.
На самом деле там все очевидно и проще пареной репы для правосудия. Просто это не то правосудие. Это НЕ правосудие. Это обслуга человека, с которым борется тонкая и хрупкая Виолетта. Она никого уже не спасет. Она борется за порядок вещей. За восстановление разрушенного порядка вещей.
Виолетта нашла в очередной раз криминальную хронику за то число. Самое короткое и самое чудовищное, нелепое, циничное и подлое сообщение дня. От него просто несет наглостью и тупостью того, который диктовал, тех, которые исполняли. Романа Червонского, большого начальника в системе – спрут под общим названием «коммунальное хозяйство». Такое безобидное название.
Вот это сообщение: «Сокращенная чиновница ЖКХ совершила (цензура) и повесила семилетнюю дочь из-за безденежья. Трупы матери и дочери отвезли в морг».
Так стыдливо и в лоб преступники уходят от статьи УК сто десять: «Доведение до самоубийства» – срок от трех до пяти лет. Нет слова, нет самоубийства, нет статьи, суды не принимают иск общественного обвинителя, представляющего интересы газеты, в которой работает Вета. Через день – сообщение о том, что уголовное дело об убийстве несовершеннолетней девочки возбуждено против покойной матери. Нормальные мозги никогда такого не придумают, они даже такое не примут. Уголовное дело против покойницы! Но речь не о мозгах в принципе. Речь о криминале без конца и края. О той его разновидности, которая страшнее грабежа и насилия на большой дороге. Это даже несравнимо. Это рулят «хозяева жизни».
А дело было так. Две структуры Червонского, утратив всякую осторожность, попались на воровстве века. Скандал не получилось замять. И его просто замазали, уничтожили вместе с людьми. Вместе с рядовыми, живущими на обычную зарплату, людьми.
Занимаясь этой историей, Виолетта как раз и узнала, что в жуткой системе, в которой на первый взгляд и нет светлого пятна, работают простые трудовые люди. Не воруют, не берут взяток, не платят откатов. Благодаря им Москва еще не сгнила под подошвами «хозяев жизни». Она еще сохраняет местами очень достойный вид. Благодаря им есть еще деревья и трава между несчастными, неухоженными домами. Благодаря им в нормальных домах могут жить нормальные люди, а не только «элита» с чудовищными архитектурными пристрастиями, почему-то выражающимися в фаллических символах. Темное, недоразвитое подсознание. Это все делают руки так называемых «бюджетников», живущих на зарплату. И ими же затыкают бреши таких вот скандалов. Назначают жертвами. И простые рабочие люди, часто профессионалы, идут под нож. Мгновенно, без выходного пособия. Как Алла Николаева, которая так хорошо работала, что не подумала о черном дне. О том, что она с ее знаниями и опытом станет для всех меченой преступницей, хотя ее ни в чем никому не удалось обвинить. Да это и не требовалось. Ничего, что связано с какими-то документами, не требовалось, это слишком далеко бы завело. Просто меры приняты, структуры расформированы, такие-то «виновные» уволены.
Аллу с ее высшим образованием и профессиональным опытом никуда не брали на работу, даже в дворники. Всюду раскинулись щупальца гигантского спрута-системы. Деньги кончились через пару месяцев. Она не гнушалась никакой работы: клеила объявления о мытье окон, уборке, выгуле собак. Но люди узнавали ее фамилию. «Эта та, которая ворует». Дочке не в чем было ходить в школу. Она выросла из своих вещей. Им нечего было есть. Были дальние родственники, перед которыми Алла стояла на коленях, чтобы они взяли девочку на время, пока она справится с ситуацией. Те отказались. Сами нуждаемся: в отпуск в этом году не поедем. Алла пыталась продать дачу, оставшуюся после мамы. Маленький бревенчатый дом, который простоял в небольшой деревне не меньше ста лет. Но его подожгли. Алла чувствовала, что ей дышат в спину. Ее ребенку дышат в спину. Если кто-то вернется к тому делу, то могут вспомнить о ней. Она многое может рассказать.
От недоедания, постоянного напряжения и страха и мать, и дочь стали болеть. У Виолетты есть в папке этого дела их медицинские документы. Девочке поставили диагноз «истощение», Алле «туберкулез» с вопросительным знаком. Выписали дорогие лекарства, которые Алла не могла купить.
А однажды Алла, в очередной раз читая объявления о разовой работе на стенде во дворе, увидела свою дочь у мусорного бака. Девочка выбирала из выброшенного пакета куриные кости и пыталась их грызть… Вечером Алле позвонили из опеки, сообщили, что они готовят иск для суда о лишении ее родительских прав. Ее дочку собирались отдать в детский дом. Она ее плохо содержит, оказывается. Ох, как хорошо Алла знала, что такое детский дом. Она как раз занималась их ремонтами, когда работала. Бывала постоянно, видела условия, в которых содержатся дети.
Это все Алла Николаева написала в письме в редакцию, которое прочитала в электронных обращениях Виолетта. И сразу бросилась по адресу. Но оттуда уже выносили тела. Женщины – матери, которая не отдала свою дочь «хозяевам жизни». И девочки, которая не станет ни сиротой, ни нищенкой, ни жертвой. Их похоронили трусливо и подло, как убивали. На следующий день. И чья-то охрана не пропускала прессу и посторонних.
Виолетта набрала номер своей надежды. Это Боря Георгиевский, прокурор, он ей всегда помогает. Он принял это дело: редакция против Червонского, у них уже много материала, доказывающего причастность этого руководителя структуры к доведению до самоубийства и детоубийства. Боря обещал, что суд теперь не сможет завернуть этот иск…
– Георгиевский больше у нас не работает, – ответил незнакомый голос по телефону Бори. – Ушел по собственному желанию.
Виолетта расплакалась. Они обложили не только Аллу Николаеву. Где теперь искать Борю? Она не взяла его мобильного телефона. Не знает его адреса. У него нет ее номера. Они же перезванивались по делу каждый день. Он звонил ей в редакцию. А она три дня занималась «Приютом Инессы». Дежурила у ворот этого ада.
А Боря Георгиевский… Она вспомнила, как позвонила в Генпрокуратуру в первый раз по одному такому же страшному делу. Он пригласил ее приехать и привезти материалы. Виолетта стояла в холле, и он к ней вышел. Такой молодой, такой серьезный и мягкий, интеллигентный. Меньше всего ему подходило слово «прокурор». Тогда они победили. И побеждали еще не раз.
И Виолетта не расшифровывала стук своего сердца, когда он звонил по делу. А ведь оно стучало не так, как всегда. И он… Боже, он приехал в Москву из Сибири. Его вызвал сослуживец отца-прокурора. За эти три дня он мог вернуться в родные края. Подальше от этих запретных меток, загонов, за которыми нет закона. Подальше от кровавых звезд криминала. Не все под силу прокурорам, если они сами по себе.
И тут позвонил мобильный телефон.
– Виолетта, ты где? – спросил мягкий и спокойный голос Бори. – Я звонил тебе в редакцию. Пришлось узнавать твой мобильный телефон.
Ничего? Тебе удобно говорить?
Как мало нужно для того, чтобы рассеялись грозовые тучи и ночные страхи белым днем, для того, чтобы вновь легко задышалось.
Затем Виолетте позвонила Берта Иванова, эта растерянная, несчастная женщина, с которой они познакомились в «Приюте Инессы». Она там искала своего пса и не нашла. Позвонила, чтобы сказать, что пса нашли мертвым в лесу. Эти Кидринские не жалеют своих денег, чтобы убивать. Или Инессе не пригодилась их жертва. Она была занята. А психи оказались не в курсе.
– Мне очень жаль, Берта.
– Мы будем бороться, – сказала Берта. – Я, правда, никогда и ни с кем не боролась. Не знаю как.
– Я знаю как, – заверила Виолетта. – Это тоже не особенно помогает. Но я с вами. Встретимся обязательно.
– Я хотела еще спросить. Там работница-таджичка. Она сказала, что это после ее звонка вы туда приехали, и все это началось со штурмом приюта. Как же она там осталась? Это же убийцы. Виолетта, это та самая Зарина, у которой убили в полиции малыша?
– Нет, это не Зарина, у той убили в Волгограде. Эту женщину зовут Амина, что значит «поминальная», такое роковое имя. С ней произошла такая же история в Москве. Просто не все подобные истории попадают в хроники происшествий. И в СМИ. Тут вообще ничего не удалось поделать, мы не смогли бороться. Собственно, в Волгограде тоже никто не пробил оборону правоохранителей-убийц. А вы читали, какой был резонанс. Сотни тысяч подписей под петициями. Подписывал весь мир. Но мы с Аминой на связи. Я решала вопрос с ее работой и квартирой сегодня. Сейчас позвоню, может, сегодня и поеду, заберу ее. Она знает, что я за ней еду. Должна собраться.
– Она могла бы пожить и у меня. У моего друга есть квартира. Но мы собираемся съехаться. И я вот о чем подумала. В роддоме, где я рожала, были отказники. Если, к примеру, Амину прописать где-то, может, ей разрешили бы усыновить ребенка? Если действительно нет надежды найти ее сына?
– Надежды нет. Убит точно ее мальчик. Я могла бы затеять дело об эксгумации, экспертизе, тем более что с завтрашнего дня сотрудничаю с новым частным агентством «Скорая юридическая помощь». Но Амине не нужно подтверждения смерти. Она ищет живого. Насчет регистрации думать нужно однозначно. Спасибо за совет и предложение помощи. С усыновлением – очень тяжело. Московские власти решили – не отдавать наших сирот даже иногородним. А она – иностранка. Но, как говорят некоторые оптимисты, нет безвыходных ситуаций. До связи.
Виолетта собиралась позвонить Амине, в ее доме как раз освободилась квартира, которую снимали съехавшие дворники. Но тут раздался звонок от мамы. Мама после инсульта. Ей стало хуже, она вызывала «Скорую», но приехать отказались, посоветовали не вставать и вызвать лечащего врача. Нужно ехать к ней, покупать лекарства, продукты. Прежде чем выйти, Виолетта позвонила Амине, пообещала, что заедет за ней завтра утром.
– Все в порядке у тебя?
– Да, все хорошо.
– Ты закройся изнутри на крючок и ложись спать.
– Да, я хочу спать, – сказала Амина.
Глава третья
Вечер Берты
Вечером Берта приготовила наконец ужин для Анатолия. А дальше – что? Надо ждать, надо помнить о том, что случилось, натыкаться на углы, видеть, как оттуда смотрят лица врагов и доверчивые преданные глаза Рекса. Его нет! Плакать в одиночестве – это такая тоска, это такая безысходная боль. Бесполезная боль. А в квартире Анатолия тоскует по хозяину Джессика, молча плачет одна. Какая глупость, что Берта после прогулок отводит ее обратно в пустую квартиру. Им нужно всем держаться вместе, чтобы не было пауз для одиночества и тоски. А из новых мисок, купленных для Рекса, кто-то должен есть. Она быстро собрала Тусю, зашли за Джессикой и вместе пошли на собачью площадку.
Берта их увидела издалека. Того самого пса, которого она приняла за Рекса, и его жестокого, ненавистного ей хозяина. Высокий мужик с усами, увидев их, взял своего красавца на поводок. Берта направилась к ним, ее собачьи девки, разумеется, без поводков. Они умные и ласковые. Джессика рванулась со всей любовью к черному пушистому собачьему ковбою. И он рванулся к ней, как к девушке своей собачьей мечты. Хозяин ослабил поводок… И этот паршивец с рыком опрокинул Джессику. Не укусил, просто смотрел, что получилось из его хулиганства. Джессика какое-то время не могла в это поверить. Она лежала на спине и тонко рыдала.
– Ну, ты дурилка, – хлопнул пса пальцем по носу хозяин. – Не видишь, что это девочка?
«Не хочу видеть, – блеснул карим взглядом агрессор. – Такая я бандитская морда».
Хозяин протянул руку к его лохматой голове, Берта сделала шаг, чтобы эту руку удержать от удара, а суровый мужик вдруг с нежностью потрепал своего пса:
– Ну, какой же ты дурень, Джой.
Джой. Тут все и расплылось в слезах Берты. Сквозь слезы она увидела, что Джой никакой не ньюф, он черная лохматая овчарка. Красивый, нахальный, озорной и добрый.
– Что-то случилось? – встревоженно спросил у Берты его хозяин.
И Берта все рассказала. Рекс, «Приют Инессы», Амина. Борьба, которую она обещала журналистке и памяти Рекса. А какая борьба? Она дождевых червей осторожно обходит, чтобы не наступить.
– Положим, червей и я обхожу, – сказал мужик. – Они мне ничего плохого не сделали. И как борются с такой паутиной, я тоже не знаю. Я – простой работяга. Могу только одно. Ты скажи мне, кого размазать по стенке, вот с этим я справлюсь. Я строитель. Позови меня, если что, добро? Запиши телефон. Меня зовут Петр. Я прибегу.
– А я Берта, – улыбнулась ослабевшими губами она.
– Ух ты, – ответил Петр. – У нас соседка Берта. Собака, извиняюсь, конечно. Но это очень красивое имя. Я знаю пса по имени Петя. Мы здороваемся, как тезки.
И Берта рассмеялась в этот тяжелый для нее вечер.
Они вернулись в ее квартиру втроем. Джессика уверенно вошла и попила из миски Рекса. Если Коля, бывший муж, чувствует, сколько раз на дню Берта его благодарит за уход к Клаве, он икает не переставая. Берта готова ему простить даже вывезенную технику. Да она ему простит алименты, если не будет платить. За такое счастье, как его отсутствие, они все ему каждый день должны. Они с Владиком обойдутся. Они не одни, это теперь точно. Будь здорова, Клава, – искренне пожелала Берта.
На звук ключа, поворачиваемого в двери, они бросились в прихожую втроем. И смотрели на Анатолия три пары карих, ожидающих, благодарных и осчастливленных глаз.
А он сначала был усталым и мрачным, как будто тоже не справляется с таким несовершенством мира, с таким больным ощущением своего бессилия, но встретив тепло их взглядов, улыбнулся. Пока человек не любит, он не знает, как это тяжело – отогнать тени, опасности и беды от объекта своей любви. Своей бесконечно неутоленной любви, которую непонятно как доказать, показать в надвигающейся тьме.
– Есть хорошая новость, – ответил он беспокойному взгляду Берты. – Перехватил один заказ у подчиненного. Случайно увидел. Один человек хочет маленький домик. По самой бюджетной цене. Я всегда просматриваю информацию на заказчиков. А это – ты не поверишь, – частный детектив. Я даже читал что-то о нем. Сергей Кольцов. Лихой, читал, он парень. Классный оказался мужик. Обращайтесь, сказал, если что-то понадобится. Я не очень выгодный заказчик, но могу быть полезен там, где свистят бандитские пули. Честь, говорит, имею.
– Действительно очень хорошая новость. Толя, хочешь, я сбегаю в магазин за водкой или вином? – предложила Берта, которая ненавидела запах алкоголя от мужчин вообще, от Коли в частности. – Надо помянуть Рекса, отметить наш первый общий вечер. Ты рад, что я привела Джессику сюда?
– Так рад, что не знаю, как сказать… А сбегай. Как покорная жена. А я буду тут ждать, как твой господин. И буду уверен, что ты не перепутаешь дом или дверь.
