скачать книгу бесплатно
– Не знал, что у вас столь теплые отношения. Мы приехали.
Александр Васильевич встретил их в коридоре, провел в свой кабинет, взял у Аллы фото и документы и сказал ей сочувствующе:
– Я в курсе вашей проблемы. Надеюсь, с девочкой все быстро разрешится, как только Сережа найдет адрес дедушки. Это обычное препятствие – незарегистрированный брак. Просто дело техники. И фото посмотрим для закрытия болезненной для вас версии. Мы узнавали. Уехали родители Оли – Полина и Анатолий Марчук – полгода назад. По заявлению матери Полины объявлялись в розыск. Их не нашли, как вы знаете. Полагаю, не особенно искали. Возможно, они где-то на заработках. Хотели поехать ненадолго, но задержались. Конечно, с ними могло что-то случиться. Вероятность, что убитая женщина может быть матерью Оли, очень мала. Даже не совсем вероятность, так как Полина вряд ли могла находиться столько времени в вашем районе и только сейчас погибнуть. Но на этом этапе мы ничего не исключаем.
– Я понимаю, – кивнула Алла. – Я буду делать все, что вы скажете.
– Хорошо иметь дело с Кольцовым, – улыбнулся Масленников. – Симпатичные девушки становятся нашими коллегами. Очень рад знакомству.
Почему-то из лаборатории Масленникова Алла вышла обнадеженная. Она порозовела, торопила Сергея. Ей вдруг показалось, что сейчас все решится. Оля могла не успеть сообщить ей о своем отъезде, но к братьям и сестричке она обязательно должна заехать. Они пометались по «Ашану», накупили кучу всяких вкусных вещей и игрушек. Поехали к интернату.
– К нему надо идти дворами, – объясняла Алла. – Выйдем у школы, поставим там машину, потом минуем всякие бойлерные, гаражи – и увидим небольшой обшарпанный дом. Но внутри у них ничего, чисто, ремонт сделали…
Они вышли из машины со своими свертками и сумками. У школьных ворот стоял высокий красивый фонарь на столбе, покрашенном в белый цвет. Они взглянули на него и расхохотались. На этом столбе было нарисовано ярко-розовое сердце, а на нем надпись крупными буквами: «Анна Юрьевна сука».
– Лихо, – сказал Сергей. – Любовь наотмашь.
– Да, мне даже стало интересно на нее посмотреть. Соответствует ли характеристика действительности?
– Какие проблемы? Приедем первого сентября, оценим объективность автора.
Они прошли все дворы, Алла позвонила в ворота интерната, ей открыли (у нее был постоянный пропуск, как у волонтера), она забрала сумки у Сергея и легко побежала по двору. Картина маслом на столбе показалась ей хорошим знаком. Сейчас все выяснится.
…Она вышла через час. Сергей ждал, сидя на траве под деревом. Алла остановилась перед ним, и можно было ничего не говорить. Все стало ясно по ее лицу. Он вздохнул и поднялся.
– Оля не приезжала к ним, – произнес он. – Алла, остается масса вариантов и причин, по которым она этого не сделала. Я найду сегодня ночью адрес особняка, где живет бабушка Оли, телефоны, мы позвоним или сразу поедем…
– Да, конечно. Спасибо, – сказала Алла. – Просто это очень плохо.
Глава 10
Марина Евгеньевна была из тех людей, которым никогда не бывает скучно в одиночестве. Наоборот, она очень ценила уединение, оно иногда становилось самым плодотворным временем в ее жизни. Только так можно подумать о чем-то сокровенном, сделать серьезную работу, разобраться в себе. Оставив школу, она иногда бралась за репетиторство, помогала будущим педагогам писать дипломы, аспирантам педвузов – диссертации. Если по правде, то она просто иногда делала это за них. Качество никак не соответствовало скромной цене. Марина Евгеньевна могла написать работу и бесплатно, если соискатель был небогат и увлечен. Она не сомневалась, что задаст нужный уровень, планку, с которой он пойдет дальше сам. Или с ее помощью. Ее удовлетворение от чужого успеха, собственное наслаждение от творчества (а это всегда было творчеством, никогда не повторявшимся поиском) она ценила высоко. Как говорил Сережа: «Мама, а тебе не хочется им платить за то, что ты из них кандидатов-докторов делаешь?» Он, как всегда, точно понимал ее настрой. Да, она была благодарна за возможность выражения, причем в разных направлениях, разных лицах. Защищаться самой ей никогда почему-то не хотелось. Смолоду все вдохновение было отдано школе, ученикам, сыну…
Они давно уже не живут вместе. Но когда он приезжает вот в такой отпуск, который сам себе придумал, – она не скучает, мягко говоря, по своему уединению. Она скучает по Сереже каждую минуту его отсутствия. Сейчас он поехал с Аллочкой по делам. Это она, Марина Евгеньевна, втянула всех в этот ужас с расследованием, догадками, подозрениями, страхами. Алла ищет девочку Олю. Марина Евгеньевна, конечно, встречала ее, она всех детей запоминает сразу. Очень красивая, необычная девочка. Длинные белые волосы, синие глаза, ямочки на подбородке и на щечках, когда улыбается. И такая, как выяснилось, тяжелая, взрослая жизнь. Как это – пропали родители? Как такое может быть? Почему их не нашли? Или не искал никто? Жизнь стала слишком сложной для взрослых, как же с ней справляться детям? Марина Евгеньевна подумала, что ждать Сергея придется долго, нужно выйти хотя бы в магазин. Когда он дома, ей не хочется разлучаться даже на короткое время.
Она переоделась, причесалась, взяла небольшую хозяйственную сумку, вышла из дома и с удовольствием подставила лицо солнцу. Да, «лето – это маленькая жизнь». Очень скоро его начнешь вспоминать как стремительно улетевший сверкающий праздник, когда вернутся бесконечные московские слякоть, гололед и холода. Марина Евгеньевна не любила уезжать из Москвы. Хотя очень любила море. Но она мечтала поехать туда не одна, а со своим прекрасным Сашей, на которого так похож Сергей. Они даже не успели ни разу поссориться за свое короткое супружество. Или он был в полете, или им было хорошо дома. А без него она не хотела видеть даже море. Ей было бы больно. И ей уютно в Москве, она городской житель.
– Здравствуй, Лида, – окликнула она озабоченную полноватую женщину с очень симпатичным лицом.
Это Лидия Краснова, тоже ее бывшая ученица. В самом начале ее учительской карьеры Лида училась в старших классах. Лет за десять до того, как пошел в школу Сережа. В том, что Лидия станет серьезным ученым, Марина Евгеньевна не сомневалась. Конечно, у Лиды было все прекрасно с русским языком и литературой, как у человека с организованным, развитым интеллектом. Но интерес ее лежал в области химии, биологии. В результате Лида стала сильным, известным в мире фармакологом. Живет с дочерью Настей, муж уехал в Германию. Его пригласил медицинский центр. Лида оставить свою работу не смогла.
– Здравствуйте, Марина Евгеньевна, – улыбнулась Лида. – Только в Москве так бывает: живем в соседних домах, а не видимся по полгода.
– Но у нас всегда есть такая возможность, – сказала Марина Евгеньевна. – Я часто о тебе думаю. Иногда хочется позвонить, но я знаю, как ты занята.
– Занята… Пашу как лошадь, но по нынешним временам, когда наша наука нужна только нам самим, большая часть усилий уходит в песок. И я была бы рада, если бы вы мне иногда звонили. Я сама то не решаюсь, то неохота делиться своей депрессией.
– Что-то серьезное? – встревожилась Марина Евгеньевна.
– Нет, все в дежурном режиме. Короткая реактивная депрессия. Результат переутомления. У Настеньки это тоже бывает, что меня расстраивает гораздо больше, чем все мои проблемы.
– Как у нее дела?
– Нормально. Учится хорошо. Второй курс МГУ. Мехмат. Вообще-то надо бы мне к вам забежать, поговорить. У Насти проблемы.
– Личная жизнь?
– Не знаю, как это называется. Она очень одинока. Нет друзей, подруг. Много времени и физических сил отнимают страдания, необъяснимые, надвигающиеся неотвратимо… Я иногда думаю о психологах или даже психиатрах. Понимаете, у меня не получается ей помочь, когда это начинается.
– Лида, ты должна обязательно ко мне прийти. Я буду тебя ждать. Настеньку тоже. Не так давно видела ее издалека. Такая интересная стала, взрослая.
– Да. Спасибо. Я обязательно приду, позвоню прямо на днях.
Лидия посмотрела на часы и побежала к подъезду со своими сумками: она как раз шла из магазина. Настя должна быть уже дома. Лида открыла дверь квартиры, прошла на кухню, поставила сумки, постояла. Раз Настя не встречает, значит… Значит, ей опять плохо, она прячется даже от нее. Лида вошла в ванную, помыла руки, умылась холодной водой. Жарко. Надо взять отпуск, увезти девочку из пыльного города, растопить под солнцем и утопить в море ее тоску…
Настя была в своей комнате. Сидела на диване, сложив руки на коленях, и смотрела перед собой. На журнальном столике стояла пепельница, в ней сигарета и несколько окурков. Курить Настя начала недавно.
– Ты давно дома? – спросила Лида.
– Даже не знаю, – неохотно ответила Настя. Она не любила, когда мать пыталась нарушить границы ее уединенности.
Лидия подошла к компьютеру и включила его.
– Подойди ко мне. Я послала тебе на почту стихи. Наткнулась в Интернете на работе. Посмотри!
Настя подошла, прочитала. Там было написано:
Я, как зверь, зализываю раны.
И, как кофе, растворяю горе.
Пахну счастьем, южным солнцем и кальяном.
Приезжай! Скучаю!
(Подпись: Море)
– Мне нравится, – сказала Настя и улыбнулась кончиками губ.
Лидия смотрела ей в лицо с жалостью и болью. Спокойное лицо, с ясными, чистыми глазами, но в них как будто застыли слезы, как у «Неизвестной» Крамского. Когда Лидия встретила своего будущего мужа на симпозиуме в Вене, она сама тоже переживала душевный кризис. Павел подошел к ней во время ужина в гостинице и сказал: «Вы похожи на «Неизвестную» Крамского. Помощь не нужна?» Павел – не отец Насти. Дочери тогда было десять лет. Ее отец… Это лучше не вспоминать им обеим. Насте скоро исполнится двадцать. Она красивее Лидии, она талантлива, как считают ее преподаватели. Но если у нее кто-то спросит: «Помощь нужна?» – она в отличие от Лидии ее не примет. Да никто и не спросит, потому что Настя этого не допустит. У нее даже мобильный телефон всегда отключен, а к домашнему она не подходит.
– Давай съездим на море! – взмолилась Лидия.
– Давай, – кивнула Настя. – Но не сейчас, мама, пожалуйста. Мне просто не хочется пока. Нужно разобраться в себе.
– Сколько можно в себе разбираться, – подавленно сказала Лида. – Может, ты кого-то обидела? Или тебя кто-то обидел? Может, тебя что-то не устраивает в нашей жизни? Ты бы сказала, наконец. Ты не понимаешь: это же мука для матери – не знать, отчего страдает ее ребенок.
– Я понимаю, – серьезно ответила Настя. – Но я ничего не могу изменить. Пока. Подожди немножко, ладно? В нашей жизни меня все устраивает.
Лидия ушла на кухню, забила продуктами холодильник, приготовила ужин. Настя есть отказалась. Ночью Лида лежала в своей комнате, слышала через стенку, как Настя плачет. Один раз подошла к ее двери, но та оказалась запертой изнутри. Это беда, поняла Лида.
Глава 11
Настя дождалась, пока утром за мамой захлопнется входная дверь. Потом встала, долго мылась в ванной, не стала сушить волосы феном, прижала в нескольких местах ладонями, они послушно легли волнами. У Насти была счастливая внешность, как считала мама. Она могла подкраситься и выглядеть так естественно и свежо, как будто просто умылась родниковой водой. Лицо становилось таким выразительным, привлекательным, как будто с ним поработал дорогой стилист. Простые вещи отлично смотрелись на ее женственной, классически пропорциональной фигуре. Ножка была маленькой, а душа большой, как будто по Шварцу. Настя больно переживала любую чужую беду, даже случившуюся на другом конце света. С этого начинался ее несчастливый характер, опять же по определению мамы. Определения, термины – это мамина жизнь, ее наука. Настя тоже будет ученым. Но вряд ли таким замечательным, как мама. Она уже поняла, что не сможет спрятаться в науке от жизни. А жизнь ей с детства кажется осколками разбитого зеркала. Она не находит в ней гармонии. Как ни повернется – больно. Хорошим людям плохо. Настя все замечает, все несет в себе, ничего не может забыть. У мамы как-то получилось забыть отца, ей в этом, конечно, помог Павел. А Настя все помнит. Весь тот ужас, о котором мама даже говорить не хочет. Настя иногда с отцом встречается. Он – родная кровь. Она обязана переживать его несчастья, ведь она рождена, чтобы его продолжить. А он – такой, какой есть. Старый фильм по «Дуэли» Чехова называется «Плохой, хороший человек». Настя скачала его из Интернета из-за названия. Поразительный актер Олег Даль даже внешне похож на отца. И папа – тоже Олег. Только его жизнь гораздо страшнее, чем жизнь чеховского героя. Правда, ей кажется, что папа даже не понимает, как страшна его жизнь… Настя сжала руками виски. Может, что-то не так именно с ней? У нее красивая здоровая кожа, но любой взгляд, любую фразу, любое событие она воспринимает как удар по нервам, как будто кожи у нее нет совсем. Когда они с мамой убегали от папы, Настя решила, что никогда не выйдет замуж, что у нее никогда не будет несчастливого мужа и несчастливого ребенка. И до сих пор, ненасытно стремясь к знаниям, она никак не находит формулы счастья или хотя бы покоя.
Она надела черные тонкие брюки и легкий черный же кардиган. Темно-русые волосы уже высохли. Светло-карие глаза смотрят серьезно. У нее сегодня переэкзаменовка. Она не нашла в себе сил прийти в срок на экзамен, хотя в принципе была готова. Преподаватель дал ей последний шанс, он на днях уйдет в отпуск, то есть не пойти сегодня невозможно. Настя бросила в сумку тетрадку с конспектами, выпила на кухне стакан воды и вышла из квартиры.
– Кого я вижу! – услышала она за спиной, закрывая дверь, громкий голос соседа Никиты. – Никак не могу тебя подловить! Давай я тебя отвезу. Мне делать нечего.
Настя повернулась, посмотрела на высокого симпатичного парня и ответила:
– Спасибо. Не надо. У меня экзамен, мне нужно пройтись одной.
И сразу оказалась в его объятиях. Как обычно. Он бросается без предупреждения. Настя резко, с силой вырвалась, оттолкнула его к лифту, сама побежала к лестнице. Оглянулась:
– Никита, у тебя мозги есть? Почему ты бросаешься, как маньяк?
– А почему ты дерешься? – невозмутимо спросил Никита. – Я тебе противен?
– Я могла бы сказать просто «да», но объясню, чтобы мы к этому не возвращались. Ты – нормальный парень. Внешне. У тебя часто ночует твоя девушка. Наверное, ты ей нравишься. Может, ты нравишься кому-то еще. У тебя формально приятное лицо. Но я его не вижу! На мой вкус, у тебя нет лица, настолько ты мне неинтересен. Ты меня понял? Поскольку я в этом не уверена, куплю сегодня газовый баллончик.
– Больная, – растерянно пробормотал ей вслед покрасневший от обиды парень. – Формальное лицо, нет его, баллончик… Эй, – крикнул он, когда она уже слетела вниз. – Ты кого из себя строишь? Королева в Англии уже есть.
Последняя фраза показалась ему настолько удачной, что это его утешило. Настя что-то говорила про его девушку, про Ксанку… А вдруг она ревнует? Вот прикол, если так! Только надо придумать что-то похитрее, а то действительно баллончиком глаза зальет. Дура. Как все чересчур умные.
Настя выбежала из подъезда и налетела на другого соседа – Генку Назарова. Он часто возвращается домой утром. Вот он – почти неприятность. Рвотный порошок. Рубашка в цветочек, расстегнутая до середины волосатой груди, жирные волосы, стянутые сзади в крысиный хвост, масленые глаза… Он, конечно, радостно к ней прижался: этот никогда не поймет, что она теряет сознание от отвращения.
– Здравствуйте, – сдержанно сказала Настя и отшатнулась от Назарова, как будто ее ударило током.
– Торопимся? – придержал он ее за руку.
– Да. Очень. Руку отпусти, пожалуйста. Мне больно.
– Такая нежная? – Его бесформенный и дефективный рот растянулся в улыбке до ушей.
Настя молча выдернула руку и быстро пошла по двору. Фу, какая гадость. Ей и нормальных-то людей не хочется сейчас видеть. Ей больше всего хочется вернуться в квартиру, опустить жалюзи, закрыть глаза, спрятаться… Как всегда. Но экзамен нужно сдать. Она проходит мимо дома, в котором живет их общая с мамой учительница литературы Марина Евгеньевна. От подъезда к своей машине идет походкой ковбоя стройный красивый блондин – сын учительницы, Сережа. Настя была еще младшеклассницей, когда он, почти взрослый, ходил по школе с этим своим независимым и непринужденным видом, который все девочки, даже она, понимали одинаково: «Я для вас подарок! Ничего, мечтайте, я не против». И сейчас – он такой же, только возмужавший, наверняка обнаглевший окончательно. Настя слышала, что он – частный детектив. Что за профессия, прости господи. Шпионит, что ли, за кем-то, лезет в чужую жизнь, вынюхивает какие-то постыдные секреты. Он может что-то знать о Настином отце, их бедах, наверное, считает папу плохим человеком, которого надо преследовать…
– Доброе утро! – неожиданно повернулся к ней Сергей, уже открыв дверь машины. – Вы ведь из нашей школы, правда? Мне кажется, я вас видел, но, конечно, не такой взрослой девушкой.
– Здесь все из нашей школы, – ответила Настя. – Вы – Сережа Кольцов, сын Марины Евгеньевны. А я – Настя Краснова.
– Очень рад встрече. Вас подвезти?
– Нет, – быстро ответила Настя. – Мне удобнее на метро.
Она шла к метро и думала: ни в коем случае нельзя говорить маме об этой череде встреч с мужчинами-соседями. Никита – глупый, плоский. Геннадий – просто первобытное существо, которое по улицам современного города кто-то должен водить на поводке. Сергей Кольцов, может быть, опаснее их обоих, потому что здорово смотрится, культурно разговаривает, мать у него – всеми любимая учительница. Он наверняка легко втирается в доверие, чтобы украсть чужие тайны, чужую боль. Мама на все это сказала бы, что Насте надо походить к психотерапевту. Она – умный человек, известный ученый, но находится в плену бытового, чисто бабского заблуждения, будто у девушки есть возраст, когда она только и мечтает о том, как бы лишиться самой себя, оказаться во власти совершенно чужого человека, причем добровольно, только потому, что этот человек – мужчина.
– Все нормально, – сказал без восторга преподаватель физики Юрий Григорьевич. – Верное решение, правильный ответ. Для кого-то другого. У вас раньше были нетерпение и поиск ученого, вы всегда выходили за рамки того, что читалось на лекциях. Это ушло, Настя. Вы разочаровались в предмете, в науке в целом? У вас другие планы на жизнь?
– Нет, – ответила Настя. – Я, наверное, разочаровалась в себе. У меня не получается с помощью науки строить планы на жизнь. Может, я устала, перемудрила, но у меня вообще не получаются ни наука, ни жизнь. Наверное, я – не ученый, в отличие от Эйнштейна, к примеру, который сделал вывод: большой палец ноги всегда рано или поздно делает дырку в носке. И тут же принял решение – не носить носки. Безусловная логика и никаких условностей. У меня это не получается.
– Отлично, – рассмеялся Юрий Григорьевич и поставил в зачетке «5».
Глава 12
Нина Ивановна быстро подошла к подъезду, в котором жили Кольцовы, перевела дыхание и набрала на домофоне номер квартиры, который помнила с тех пор, когда Алла ходила в школу. Марина Евгеньевна считала, что с родителями нужно беседовать в неформальной обстановке, за чашкой чая. К ней можно было прийти всегда. Нина Ивановна бывала здесь пару раз. По одному поводу. После какого-то проступка Аллы или того, что матери таковым показалось, Нина Ивановна потребовала от школьного врача, чтобы дочку направили к психиатру. Она хотела поставить ее на учет. Врач сообщила об этом Марине Евгеньевне, та о сути конфликта спросила у Аллы, но девочка просто зашлась от рыданий. И тогда учительница пригласила Нину Ивановну к себе. Они обе никогда не повышали голос. И тогда тоже улыбались друг другу, беседовали вежливо. Но первый разговор оборвался резко.
– Алла – совершенно здорова, – сказала Марина Евгеньевна. – Зачем вам это все понадобилось?
– Она должна чего-то бояться, – спокойно ответила Нина Ивановна.
– Зачем???
– Затем, чтобы не выходить за грань дозволенного, – уже металлическим голосом произнесла Нина Ивановна.
– Алла – отличница. У нее нет замечаний. Какая грань дозволенного? Она что – ворует, пьет, употребляет наркотики?
– Вот, чтобы даже мысли ни о чем подобном в голове у нее не возникло, – отчеканила Нина Ивановна.
Учительница посмотрела в ее светлые оловянные глаза и подумала, что здесь все наоборот. Психически нездоровая мать ломает здорового ребенка. И впервые в жизни сказала очень жестко:
– Вы ошибаетесь, считая дочь своей личной вещью. Она человек. Вам придется отказаться от своей безумной идеи. Я буду с вами бороться. Школа будет с вами бороться. Вы работаете бухгалтером в серьезной организации. Я потребую, чтобы именно вас послали на психиатрическое освидетельствование. Мы изложим наши опасения. И к нам прислушаются не потому, что кого-то беспокоит судьба вашей дочери. Их заинтересует ваше поведение потому, что вам доверяют работу с крупными суммами.
– Но…
– Давайте обе успокоимся, – снизила тон Марина Евгеньевна. – Прошу вас подумать, потом вернемся к этому разговору.
Через несколько дней Нина Ивановна пришла второй раз.
– Я согласна сейчас этого не делать, – сказала она, не глядя Марине Евгеньевне в глаза. – Пока Алла ведет себя сносно… Вы не будете обращаться ко мне на работу?
– Я не собиралась, – мягко ответила Марина Евгеньевна. – Была уверена, что вы погорячились и поймете, что это неверное решение, оно может испортить Алле жизнь.
– Да, – холодно сказала Нина Ивановна.
Больше Марине Евгеньевне поговорить с ней не удавалось. Она пыталась это сделать в школе после родительских собраний, но в ответ звучали или не совсем искренние восторги в адрес дочери, или упрямое, скрытое недовольство, временами похожее на ненависть.
И вот она пришла опять. Позвонила с утра, предупредила. Марина Евгеньевна открыла дверь, пригласила ее в гостиную, поставила на стол чашки с чаем, вазу с пирожными.
– У меня Сережа сейчас живет, – улыбнулась она. – Поэтому всегда есть сладкое, как и положено, когда в доме ребенок. Я и сама ем с ним пирожные, мороженое. Он говорит: «Мама, мозги без сладкого – как тигры без мяса».
– Спасибо, – холодно сказала Нина Ивановна. – У меня диабет. Я пришла с вами посоветоваться, Марина Евгеньевна. Помните, когда Алла училась в школе, вы меня убеждали, что с ней все в порядке. Я тогда согласилась. Но сейчас я в этом сомневаюсь. Она привела в дом беспризорного ребенка, заявила, что это чуть ли не самый близкий ей человек. А теперь вообще обвиняет меня в том, что девчонка пропала! Она мне угрожает!
– Чем?
– Тем, что не будет отдавать мне все деньги. Что она сильнее меня физически. Что это у меня не все в порядке с головой… То есть случилось то, чего я всегда боялась: она выходит за рамки дозволенного. Что я могу предпринять?
– Во-первых, позаботиться о ребенке, попавшем в беду, – это не значит выйти за рамки дозволенного. Как вы можете так говорить! Во-вторых, почему взрослая женщина должна отдавать вам все заработанные деньги? Я этого не понимаю. Вам нужно просто решить, сколько она будет выделять на хозяйство. Но самое главное, Нина Ивановна, почему Алла подозревает вас в том, что девочка пропала? Ей что-то известно, или вы говорили о том, что собираетесь предпринимать?
– Вы все вывернули наизнанку, все переврали, чтобы меня оскорбить, – лицо Нины Ивановны исказила гримаса ярости. – Что вы себе позволяете! Я пришла узнать, что мне делать по закону! Вы мне тогда помешали! Вы должны…
– Успокойтесь, пожалуйста. Одну минуточку. – Марина Евгеньевна подошла к аптечке, накапала тридцать капель валокордина в рюмку. – Выпейте, я прошу. Вам действительно вредно волноваться. Вы же говорите, у вас – диабет…
