скачать книгу бесплатно
После этих слов на несколько секунд повисла пауза, затем Грация обложила меня таким матом! «Ругает, значит, переживает», – решил я. Когда она высказалась, я сказал:
– Я тебя тоже люблю.
– Дебил! – отреагировала она и разорвала связь.
Когда я пришел домой, Грация была там. Увидев меня, она начала что-то говорить, но я не стал ее слушать. Я заткнул ей рот поцелуем, а потом, просто уткнулся лицом ей в шею. Я стоял и повторял:
– Тише, милая, тише… Все хорошо… Все просто замечательно…
Я шептал эту успокоительную чушь, пока меня не накрыло. Опасность миновала, и началась реакция. Я в один момент почувствовал себя чертовски старым и уставшим какой-то вековой что ли усталостью. Тело стало ватно-деревянным, а во рту пересохло. Силы покидали меня, как воздух покидает лопнувший мыльный пузырь. На последнем, что называется, издыхании я взял Грацию за талию и, ни слова не говоря, увлек в спальню, где, не раздеваясь, рухнул с ней на кровать. Там я крепко обнял ее, прижался к ней и провалился в бессилие. Поняв, наверно, что со мной происходит, она тихо лежала рядом и лишь нежно гладила меня рукой по голове.
Потом я, прорвавшись через бессилие, прошептал ей на ухо:
– Я тебя люблю… Серьезно.
– Я знаю, так же шепотом ответила она и поцеловала меня в лоб.
Потом я уснул, счастливый.
Мне приснился тот самый остров, который был моим наваждением чуть ли не с самого детства. Я стоял и смотрел на костер, а сзади кто-то нашептывал мне что-то очень важное на ухо, но как я ни старался, не смог запомнить ни одного слова, словно они загружались в меня, минуя сознание.
– Когда придет время, ты вспомнишь все, и это тебя спасет, – сообщил голос на прощанье, и я проснулся.
Рядом мирно посапывала Грация. Она спала. А я лежал и смотрел на нее. Я был счастлив и совершенно спокоен. А еще я был уверен, что мне ничто не угрожает. Эта уверенность меня радовала: ведь если даже мне предстояло умереть в самом ближайшем будущем, страх смерти не отравлял мои последние дни.
Тем временем Грация сладко потянулась и открыла глаза.
– Я хочу есть, – сказала она.
Я тоже был голоден.
Наскоро приведя себя в порядок, мы отправились в лучший в округе ресторанчик, – вполне, кстати, приличное заведение, где можно вкусно поесть без переплаты за понты, – заказали еду и бутылку хорошего вина. Мы если, пили, разговаривали о всякой ерунде… А потом вернулись домой, приняли душ и занялись любовью. Медленно, не спеша, наслаждаясь каждым движением… Мы вели себя так, будто впереди у нас была вечность или абсолютное ничто. Не договариваясь, мы игнорировали реальность, как игнорируют ее торчки, чей кайф и есть уход от реальности, за который они готовы платить своей, да и чужой жизнью. Вот только кайф этот не столько панацея, сколько ловушка, причем совсем не по тем причинам, которые приводят в виде антинаркотических доводов всевозможные борцы с кайфом, а потому, что кайф этот носит временный характер. И когда приходит время, приходится возвращаться в реальность, чтобы, избегая хищников и кайфоломов, найти новый пропуск в мир игнорирования. Понимание временности кайфа с перспективой последующей ломки и тошноты от трезвой реальности заставляет многих людей отказываться от употребления наркоты. И если когда-нибудь будет изобретен наркотик, который будет переть до самой смерти без подзарядки, я уверен, чуть ли не весь «Муравейник» хлынет сюда, за Желтую стену, чтобы приобщиться к вечному кайфу.
Нам с Грацией надо было возвращаться к реальности. Я взял это неприятное дело на себя.
– Надо бы рассказать все Лене, – сказал я, когда мы встали с постели. – Ты не против?
– Теперь уже нет.
– Тогда я ей звоню.
– Звони.
Я позвонил, и она примчалась чуть ли не в то же мгновение.
– Ну, рассказывай! – выпалила она с порога.
– Не будь такой шустрой, – крикнула ей из кухни Грация, – у меня еще чай не готов.
– К черту чай!
– Ну уж нет.
– А давайте совместим приятное с полезным, – вмешался я в их диалог. – Сядем на кухне и спокойно за чаем все обсудим. Пойдем.
«Пойдем» адресовалось уже Лене.
– Ладно, рассказывай уже, раз ей невтерпеж, – разрешила Грация, когда мы пришли на кухню.
Я подробно и обстоятельно рассказал дамам о своем визите к управляющим смерти, как, оказывается, в особом отделе окрестили тех людей.
– Короче говоря, они тщательно отбирают своих кандидатов, которым потом устраивают нечто вроде посвящения, в результате которого у них едет крыша. Пока все, – закончил я рассказ.
– И что теперь? – спросили меня в один голос женщины.
– А что теперь. Буду ждать приглашения, – ответил я.
– Ты что, собираешься туда идти? – удивленно и одновременно зло спросила Грация.
– Я думаю, что данное посвящение – это испытание. И я уверен, что смогу его пройти.
– Откуда такая уверенность?
– Все оттуда, – ответил я со вздохом. – Я не знаю, как объяснить.
– Андрей тоже был уверен, что у него все получится. Однако… – предостерегла меня Лена.
– Девочки, вы читали «За миллиард лет до конца света»? А «Мастера и Маргариту»?
– К чему ты это спрашиваешь, – не поняла Грация.
– К тому, что там прекрасно описано, что бывает с теми, кто не принял вызов судьбы.
– Зато кладбище буквально наводнено теми, кто его принял, – парировала Грация.
– Бесполезно. Я это уже видела, – как-то совсем грустно произнесла Лена.
8
Мое посвящение могло бы войти в книгу рекордов Гиннеса как самое буднично-повседневное посвящение в истории человечества. Все началось с обычного телефонного звонка:
– Здравствуйте. Я Валя. Мы встречались в доме Валентина Леонидовича. Помните? – услышал я приятный женский голос в трубке.
– Конечно, я вас помню, – ответил я.
– Пришло время окончательного согласия или отказа, – сообщила она совершенно будничным голосом.
– Я согласен, – поспешил я ее заверить.
– Вот и хорошо. Тогда приходите к нам.
– Когда?
– Когда угодно. Когда вы свободны?
– Да практически всегда.
– А сейчас?
– Сейчас особенно.
– Тогда сейчас и приходите.
– Уже иду.
– Наденьте что-нибудь удобное, как для занятий спортом или медитацией.
– Понял.
Спортом я в последний раз занимался еще в школе – пару лет ходил на бокс. Потом из-за желтухи бросил. Затем занимался йогой. Временами катался на велосипеде. А в последние несколько лет ограничивался пешими прогулками и ежевечерней зарядкой, которую делал в одних трусах, поэтому спортивного костюма у меня не было, как не было и кроссовок. В результате я напялил домашние льняные штаны на резинке в поясе, футболку и удобные полуспортивные туфли.
Я представил себя в таком виде в обществе мужчин в смокингах и дам в вечерних нарядах, и мне стало неловко. В том, что там будут дамы и джентльмены, причем все непременно в масках, я не сомневался.
Решив, что заставлять себя ждать – моветон, я вызвал такси.
Дверь открыла Валя. Увидев ее дурацкие тапочки, застиранный халат и сонную физиономию, я решил, что перепутал время визита, но она, улыбнувшись, сказала:
– Валентин Леонидович ждет. Пойдемте, – после чего отвела в подвал дома. Там был казенный коридор с масляной краской советского образца на стенах, линолеумом на полу и дешевыми светильниками. По правую сторону от коридора было несколько дверей. Я не успел сосчитать их количество. Эта обстановка совершенно не вязалась с дамами в вечерних платьях и кавалерами в смокингах. У одной из дверей Валя остановилась.
– Прежде, чем мы войдем, я должна предупредить, что это последний шанс передумать.
– Спасибо за предупреждение, но я уже принял решение.
– Тогда прошу, – сказала она, открывая дверь и впуская меня внутрь теперь уже больничной комнаты: Кафель на стенах, на полу и на потолке. Из обстановки только кушетка без нижней спинки, как в дурдомах, и несколько опять-таки казенного вида стульев.
На одном сидел Валентин Леонидович. Он был одет в затрапезные штаны и в застиранную майку-алкоголичку. На ногах у него были пляжные шлепанцы. Наряд дополняла небритость лица и растрепанные волосы.
«Почти как Воланд на своем балу», – промелькнуло у меня в голове.
– Здравствуйте, – сказал он, – входите, пожалуйста. Рад, что вы приняли именно это решение.
Я был не настолько рад, но не стал разубеждать его в его радости. Когда я к нему подошел, он встал, и мы пожали друг другу руки.
Наверно, мое полное разочарование отразилось у меня на лице, потому что Валентин Леонидович спросил:
– Разочарованы?
– Я готовился к торжественному ритуалу в духе посвящения в тайных обществах.
– Такой вариант у нас тоже существует, но в вашем случае лучшим ритуалом будет полное отсутствие ритуала.
– Скорее всего, вы правы, – ответил я.
Первая стадия подобного ритуала – это всегда дезориентация. В моем случае стандартный вариант не сработал бы. В отличие от этого.
Вошла Валя. В руке у нее бы обычный граненый стакан с бесцветной жидкостью.
– Держите, – протянула она его мне.
– Что это? – спросил я.
– Вода Леты, – ответил Валентин Леонидович.
– Серьезно?
– Вы должны это выпить.
– Хорошо.
Я взял у Вали стакан и сначала понюхал содержимое. Оно пахло, как пахнет обычная вода. На вкус это тоже было обычной водой. Короче говоря, питье не принесло мне никакой радости, но и не стало пыткой.
– Теперь вам лучше прилечь, – предложил мне Валентин Леонидович.
Я покорно лег на кушетку.
– Нам придется вас привязать, чтобы вы ничего не сотворили в состоянии опьянения.
– Хорошо, – согласился я.
Когда они привязали меня к кушетке ремнями, я почувствовал себя беззащитным. После фиксации пациента Валюша ушла. Валентин Леонидович придвинул стул к кушетке и сел на него.
– У нас есть несколько минут, в течение которых я должен буду объяснить вам нечто крайне важное. Поэтому послушайте меня очень внимательно. Не перебивая и не задавая вопросов.
– Хорошо.
– Сегодня вас ждет удивительная встреча с тем, что рождается, когда мы появляемся на свет. В результате вам откроется тайна человеческого предназначения. Это потрясет вас до глубины души. Вам захочется покончить с собой. Но не вздумайте этого сделать! Если вы умрете раньше времени, все будет напрасно. Помните: все будет напрасно. Когда будет можно, мы пришлем вам сообщение. Вы уже знаете какое. Тогда вы сможете умереть, если не передумаете, но никак не раньше. Иначе все будет напрасно. Все будет напрасно.
– Так вот, значит, как вы всех убиваете, – сказал я, когда он закончил.
– Мы не убиваем. Мы даем выбор, и то, что практически все выбирают смерть – вопрос их предпочтения. Вы можете жить и дальше, если только захотите. А теперь пришло время оставить вас наедине с предстоящим откровением.
После этих слов он вышел.
Меня шарахнуло сразу из всех орудий. Тело превратилось в сверхновую. Я стал чистым светом, энергией, запустившей цепную реакцию. Сначала вслед за мной рванула Земля, затем солнечная система, за ней галактика… и так до бесконечности. Затем в считанные мгновения, каждое из которых было величиной с вечность, вселенная возродилась вновь. Я снова лежал на кушетке, а вокруг плясали пол, стены и потолок. Но это длилось недолго. Потом пол подо мной разверзся, и я вместе с кушеткой рухнул в образовавшуюся яму. Я очутился в земляном погребе, и надо мной медленно смыкалась земля. Когда стало совсем темно, я понял, что замурован. Страх заставил меня искать выход, но мои метания и попытки освободиться не дали результата. Тем временем пришпоренный магическим зельем страх возрастал по экспоненте. Когда я уже решил, что он убьет меня или сведет с ума, я нашел выход.
Мое испуганное сознание рвануло назад во времени, как во время сеанса ретроспективного гипноза, только намного быстрей. Мне потребовалось всего несколько секунд, чтобы сначала превратиться в младенца, потом оказаться в утробе матери. Остановился я, когда от меня осталась лишь оплодотворенная материнская яйцеклетка. При этом сам я находился как бы за пределами пространства-времени и оттуда наблюдал за тем, как развивается плод. Там мне было неописуемо хорошо. А потом какая-то сила заставила меня войти в него, и он двинулся к выходу. Затем у него перерезали пуповину, и он превратился в младенца. Он рос, взрослел, превращался в того, кого я все эти годы считал собой. Я же, тот истинный я, который воплотился в этот механизм из мяса и костей, томился в нем, как зверь, пойманный в клетку.
Я жаждал свободы, и эту свободу я мог обрести, только заставив мой механизм функционировать нужным мне образом, ведь именно для того он и был создан, чтобы я, став собой, сумел его покинуть в назначенное время. Таким должен был быть путь моего становления, но когда-то давно произошел сбой, и мой механизм, как и практически все остальные механизмы, решил, что он и есть человек, что он – цель, а не средство, что он может жить, как посчитает нужным, а не как нужно мне для моего развития. Для нас они придумали отвратительное слово: «смерть». А запрограммированная в них потребность следовать своему предназначению превратилась в страх смерти, страх перед нами, страх перед их истинным предназначением. В результате те, ради кого были созданы эти механизмы, перестали правильно развиваться и начали превращаться в уродливые полуфабрикаты. Эта участь ждала и меня. Тогда я попытался вырваться на свободу, но механизм был почти неуправляемым. В конце концов, повинуясь своему глубинному знанию, мне удалось привести его в дом, где его ждало разрушение, а меня – свобода. Осталось лишь немного подождать, когда уровень кислорода снизится до критической отметки.
