скачать книгу бесплатно
Презрительно усмехнувшись Мансур отпустил дрожащего от страха очкарика, и с недоверчивым видом сложил руки на груди, изображая небывалое долготерпение. Он прекрасно знал, что последует дальше. Клиент за бесценок отдаст ему какую-нибудь дорогую для себя вещь, настолько дорогую и важную, что он берег ее до конца, до последней крайности, которая наступила сейчас. И это будет лишь первый шаг, он все равно проиграет полученные деньги, но не сможет остановиться пока будет что обменивать на следующую ставку. Так и станет менять сначала свои вещи и имущество, потом вещи и имущество близких, потом решится на кражу и так все ниже и ниже, каждый следующий взнос будет оплачен более гнусно, чем предыдущий, а там кто знает до какой глубины падения может дойти неверный гяур? Кто измерит всю гадость и подлость его жалкой душонки?
Итак, слова сказаны и отступать теперь больше некуда, можно больше не тешить себя иллюзиями и честно признаться, что кольцо с бриллиантом придется продать. Но даст ли этот дикарь за него настоящую цену? Сможет ли вообще оценить то, что ему предлагают? Дрожащие пальцы, наконец, нащупали бархат коробочки и потянули ее из кармана. Щелкнула, откидываясь, крышка и Мансур даже зажмурился от неожиданности, таким блеском засиял вроде бы небольшой вставленный в золотую оправу камень.
Петр Максимович зря волновался, если молодой чеченец и не был искушенным специалистом в ювелирном деле, то чутьем на дорогие вещи он обладал совершенно отменным и сразу сообразил, что колечко в руках у презренного гаска стоит немало. Однако Мансур не только умел правильно оценивать вещи, он еще на интуитивном, а может даже глубинном генном уровне впитал азы психологии покупателей и торговцев. Восточным людям вообще это свойственно, недаром же любой азиатский базар это не столько место купли-продажи, сколько пир лицедейства и актерского мастерства.
Мгновенно совладав с собой и согнав с лица даже малейшую тень удивления, Мансур презрительно выпятил нижнюю губу и тоном полным самой натуральной скуки поинтересовался:
– Ну и зачем ты суешь мне под нос эту никчемную побрякушку?
Петра Максимовича вовсе не столь искушенного в подобных житейских коллизиях, несмотря на куда более солидный груз прожитых лет, от этих слов чуть удар на месте не хватил. Да, произошло именно то, чего он подспудно опасался, вчера спустившийся с гор дикарь разумеется не смог оценить того сокровища, что ему предлагалось, приняв его за дешевую бижутерию. Собственно из сложившейся ситуации было лишь два выхода.
Первый, взвешенный и разумный, заключался в том, чтобы спрятать кольцо обратно в карман и молча отправиться на поиски скупающего драгоценности ювелира, или на худой конец в ломбард. Но очевидным недостатком этого пути, делавшим его практически неприемлемым, была необходимость прервать игру, уйти от автоматов именно в тот момент, когда до окончательной победы над ними осталось всего одно, последнее усилие. Нет, пойти на такое Петр Максимович просто не мог, каждая секунда промедления буквально жгла его каленым железом.
Оставался второй вариант – убедить невежественного горца в ценности предлагаемой вещи. Тут тоже вырисовывалось достаточно много подводных камней, но по-крайней мере вопрос можно было решить на месте, никуда не отходя из зала, а значит максимально быстро вернуться к игре.
Естественно математик как человек рациональный и здравомыслящий выбрал второй вариант.
– Послушайте, – начал он, прокашлявшись, чтобы скрыть волнение и дрожь голоса. – На самом деле это очень дорогая вещь. Это настоящий бриллиант, причем очень чистой воды. И оправа из золота очень высокой пробы. Там, даже напечатано, изнутри…
– На заборе «хуй» написано, – блеснул знанием русских поговорок Мансур, пренебрежительно взмахнув рукой. – Сейчас кто угодно, что угодно написать может. Только дураки написанному верят. А ну дай посмотреть!
Бесцеремонным жестом он вырвал коробочку из потных пальцев математика и поднес к лицу, вглядываясь пристальней в игру искры света в золотой оправе. Да, несомненно, вещь стоила немалых денег, и вовсе не врет этот червяк, наверняка проставлена там и проба и вообще все как положено. Однако ему этого знать вовсе не обязательно.
– Ладно, – с видом человека совершающего благодеяние в ущерб себе произнес, наконец, Мансур, усмехнувшись в лицо тревожно заглядывавшему ему в глаза математику. – Дам тебе за эту дрянь пятьсот рублей. Десять ставок сможешь сделать. Хочешь, можешь сразу жетонами взять. Добрый я сегодня… Ну чего молчишь? Язык от счастья проглотил?
Петр Максимович действительно буквально онемел после слов молодого горца, но отнюдь не от счастья. «Пятьсот рублей… пятьсот рублей… пятьсот рублей… – раз за разом заезженной пластинкой крутилось в мозгу математика. – И это за перстень, который обошелся ему в эту цену в благословенные советские времена! Немыслимо! Чудовищно!»
– Нет! – выкрикнул Петр Максимович во весь голос. – Нет, верните! Отдайте!
Негодование придало ему сил и смелости. Вскочив с неудобного высокого стула, он попытался вырвать коробочку с кольцом из рук чеченца. Не ожидавший ничего подобного Мансур в первый момент даже попятился от него. Но только в первый. Выпускать добычу из рук никак не входило в его планы, потому резко шагнув назад и в бок, он левой рукой спрятал коробочку с перстнем за спину, а кулаком правой коротко ткнул математика в солнечное сплетение. Не сильно, просто чтобы проучить, ну и сформировать устойчивый рефлекс на будущее. Чеченца трогать руками никому не позволено, а уж изначально рожденному трусливым рабом презренному гаску нельзя о таком даже помыслить. Так что будет этому борщу урок на будущее, авось пригодится, если это будущее у него вообще будет.
Петру Максимовичу еще никогда в жизни не было так больно. От страшного удара чеченца у него подкосились ноги, роняя его немалого веса тело на колени. Воздух будто бы стал вязким, тягучим и липким и намертво застрял в легких, ни вдохнуть, ни выдохнуть. Он только бестолково хватал его широко раскрытым ртом, но кислород внутрь отчего-то не попадал. «Я сейчас просто напросто задохнусь!» – мелькнула паническая мысль. Тут же вытесненная мрачно-злорадным: «Ну и пусть, пусть. Зато, наконец, все закончится!» Однако тело вопреки мозгу хотело жить и продолжало, будто задыхающаяся на берегу гигантская рыба, хватать и хватать отчего-то ставший бесполезным воздух.
Несколько секунд Мансур с удовлетворением наблюдал за делом своих рук. Да, все получилось как надо и не покалечил, и запомнит этот урок вонючий гяур надолго. Будет знать, кто в этом мире хозяин, а кто раб, и где у раба место. Но хорошего помаленьку, пора и продолжить беседу. Наклонившись к лицу математика, заглядывая проникновенно в его выпученные от страха и боли глаза, Мансур начал свою вразумляющую речь.
– Ну и что ты, глупый ишак, на меня кидаться надумал, э? Жить надоело, или как? Если жить надоело, ты так прямо мне и скажи, я тебе головенку твою поганую живо отверну. Даже больно не будет. Веришь мне, э? Веришь, что правду говорю?
Дождавшись вымученного кивка, он продолжил:
– Значит так, за то, что ты на меня с кулаками полез, с тебя штраф взять полагается. Денег у тебя нет, значит, я эту твою безделушку вместо них как раз и заберу, так справедливо будет. Понял, да?
Стоящий перед ним на коленях математик что-то жалобное просипел в ответ, скорее просительное, чем возражающее. Но Мансур на всякий случай сурово сдвинул брови и даже замахнулся для пущей убедительности, с наслаждением наблюдая, как еще сильнее выкатились в испуге и так до предела выпученные глаза жертвы, как мелко затряслось от ужаса лицо.
– Что?! Ты еще не согласен?! Хочешь, чтобы тебя по полной программе наказали? Ты на кого руку поднял, хоть знаешь? Да тебя за это вместе со всей родней закопать положено! Этого хочешь, э?
Внутренне Мансур просто закатывался от смеха, с трудом удерживая на лице подобающее случаю суровое выражение, уж больно смешон и жалок был этот клоун, который, наверное, еще месяц назад, когда впервые появился в их зале, считал себя выше его, Мансура, считал, что он образованный и умный, а Мансур глупый и дикий. Ну и кто теперь круче, э?
Еле-еле продышавшийся Петр Максимович меж тем был совершенно деморализован и сломлен угрозами чеченца, он уже безоговорочно верил в их реальность, остро осознавал свою беззащитность и готов был на все что угодно, лишь бы все это, наконец, прекратилось. Ему уже не нужны были деньги, плевать он хотел на СИСТЕМУ, даже кольцо любимой жены он с легкостью оставил бы этому бандиту, просто за возможность уйти отсюда целым и невредимым. Этого собственно и добивался от своей жертвы Мансур, и вполне вероятно, получил бы желаемое, если бы в самый кульминационный момент разводки лоха, не звякнул вдруг мелодично закрепленный над входной дверью колокольчик.
Мансур даже прищелкнул языком от досады, ну надо же, как не вовремя, за весь день главное ни одного клиента, а тут всего каких-то десять минут нужно было и вот на тебе, принесло кого-то. Что касается Петра Максимовича, то он настолько оглушен был происходящими событиями, что и вовсе не понял, что означал этот донесшийся от входа звон. Впрочем, для него это не имело никакого значения. Важным сейчас было только то, что жуткий чеченец, на секунду отвлекся от него, отвел в сторону свой колючий разбойничий взгляд.
Вошедший в зал молодой парень меж тем, без малейших эмоций оглядел открывшуюся перед ним сюрреалистическую сцену. Ни один мускул не дрогнул на его спокойном и неподвижном, словно застывшая гипсовая маска, лице. Можно было подумать, что он ежедневно видит, как чеченцы ставят на колени преподавателей математики и это зрелище уже настолько набило ему оскомину, что даже вглядываться подробнее и хоть как-то реагировать на такую банальщину лень. Тем не менее, Мансур не купился на столь явно обманчивое и демонстративное спокойствие визитера и не сводил с него настороженных глаз, словно ощупывая его взглядом, и на всякий случай примериваясь. Так обычно ведут себя встретившиеся посреди двора бродячие коты, с видом полного равнодушия оглядывающие друг друга, а на деле уже прикидывающие стоит ли кинуться в драку, или наоборот пора отступать, поджав хвост.
Парню на вид было не больше восемнадцати-девятнадцати лет. Ровесник Мансура, с той лишь поправкой, что дети на Кавказе рано взрослеют и уже годам к пятнадцати и выглядят, и поступают также как настоящие мужчины, разве чуть больше юношеской горячности у такого подростка, да чуть меньше веской мужской солидности, вот и вся разница. У русских же совсем другой подход, другая традиция. Может где-то в глухих деревнях, где с малолетства каждый ребенок это, прежде всего лишняя помощь в нелегкой повседневной борьбе за выживание, дело обстоит сходным образом. Да только где они, выходцы из тех деревень? Спиваются в синьку не дожив до совершеннолетия… В городах же молодежь живет по-другому, чем дольше просидишь на шее у предков, тем лучше. Какие там взрослые, мужские решения, какие дела? Тусовки, развлечения, секс без обязательств, и желательно чтобы папики все это оплачивали. Удивительно ли, что при столкновении лоб в лоб инфантильные, разбалованные русские мальчишки безнадежно проигрывают уверенным, нахрапистым горцам?
»Однако этот парень, похоже, совсем из другой породы», – интуитивно почувствовал Мансур, украдкой рассматривая, остановившегося у входа клиента.
Худощавая, но жилистая и подтянутая фигура визитера, говорила о серьезном отношении к спорту, причем неуловимая грация движений, будто плавно вытекающих одно из другого, однозначно свидетельствовала о близком знакомстве с боевыми единоборствами. Сломанный с горбинкой посредине нос и спокойный уверенный взгляд, только подтверждали сделанный ранее вывод. Светлые волосы коротко острижены, почти наголо, и, как ни странно, проблескивают на висках сединой. Не рановато ли? Одет не броско, но добротно – светлая выгоревшая на солнце джинсовка, водолазка под горло, темно-синие джинсы, а через плечо болтается, несерьезный и даже какой-то неуместный аляповато раскрашенный рюкзачок. Что он его у какого-то пионера отобрал? Или нашел где-то на веранде детского сада? Мансур буквально зацепился взглядом за этот предмет экипировки клиента, уж больно он диссонировал с общим имиджем. Интересно, что он в нем таскает? Сменную обувь? Чеченец даже подхихикнул нервным смешком, представив себе эту картину.
Однако додумать до конца столь развеселившую его мысль незнакомец не дал. Видимо окончательно определившись как в дальнейшем вести себя, он решительно шагнул в полумрак игрового зала, с независимым видом прошел мимо замерших у однорукого бандита людей и остановился возле столика смотрителя.
– Эй, есть кто живой? – голос прозвучал уверенно, по-хозяйски, в нем явно слышались недовольные начальственные нотки.
– Чего, кричишь? – ворчливо отозвался Мансур. – Не видишь, я здесь?
– Не вижу! – отрезал, круто развернувшись к нему паренек. – Мне нужен тот, кто отвечает за эту богадельню. А ты кто?
Чувствуя, как от наглости этого русака кровь бросилась в лицо, Мансур прошипел, еле сдерживаясь:
– Я сейчас здесь старший, чего надо?
– Ты? – презрение, явно прозвучавшее в голосе незнакомца, обжигало. – Если так, то хорош дрессировать лоха, и ползи сюда. Ты же здесь должен сидеть, или как?
– Э, неправильно говоришь… – зло прошипел Мансур.
Он никак не мог решить для себя, что делать с наглым клиентом. По-хорошему русак уже наговорил достаточно для того, чтобы заплатить за слова кровью. Никто не смеет говорить с гордым вайнахом в таком пренебрежительном тоне. Среди чеченцев нет рабов, которым можно приказывать, это русские все рабы, а чеченцы гордые, свободные люди. С другой стороны здесь не родные кавказские горы, а полный гасков чужой город, который он еще только завоевывает, здесь следует соблюдать предельную осторожность, действовать с хитростью и умом. Кто знает, что дает этому русаку смелость так разговаривать с ним? Кто он такой? Какие силы за ним стоят? Правильно ли будет вступать с ним в открытый конфликт? Или лучше промолчать, глотая прозвучавшие оскорбления? И так, и так выходило плохо. А какое из двух зол выбрать, Мансур никак не мог определить, потому и продолжал стоять как приклеенный на том же месте, безнадежно теряя очки в том незримом соревновании крутизны, что шло сейчас полным ходом между ним и случайным клиентом.
Стриженный, кстати, не замедлил воспользоваться этой заминкой, чтобы уже окончательно закрепить свою моральную победу.
– Че ты там бормочешь, джигит? Тебя чего не учили вежливо себя вести с клиентами? А ну пулей сюда, долго мне еще ждать?
Как ни странно прозвучавшие еще более унизительно слова гаска, наконец, расставили для Мансура все по своим местам, сняв мучительную неопределенность. Действительно, клиент, это святое, тут можно слегка поступиться гордостью, ради выгоды. Так и дядя Аслан всегда говорил – клиент для тебя самое главное, угождай ему, как только можешь, терпи все его прихоти, помни, рано, или поздно он все равно приползет к тебе на коленях. Вот тогда и спросишь с него за все обиды. Но не раньше. И хотя Мансур работал в зале сравнительно недавно, он уже успел в полной мере убедиться в правоте мудрых слов дяди Аслана. Приползали, приползали, клянча денег на еще одно последнюю ставку, плакали, как женщины, молили стоя на коленях, те, кто прежде входил сюда гордой походкой хозяев, разговаривал через губу и всем своим видом демонстрировал презрение к диким необразованным горцам. Что ж, можно потерпеть и этого заносчивого наглеца, до поры, до времени, а там кто знает? Вполне возможно удастся спросить с него за все. Не суетись и когда-нибудь труп врага пронесут мимо твоего дома… Успокаивая себя этими мыслями, Мансур подошел к столу смотрителя и растянув губы в любезной улыбке, которая все равно не могла никого обмануть вежливо осведомился:
– Что Вы хотели?
– Так-то лучше, джигит, – покровительственно хмыкнул русак, небрежно уронив на стол пятисотку. – Поменяй на жетоны.
Мансур вновь задохнулся от возмущения, но чудовищным усилием воли сдержал безотчетный порыв, вцепиться обидчику в горло и резким рывком распахнул кассовый ящик. Испуганно задребезжали металлические жетоны, звякнула отдельно лежащая рублевая мелочь. Русский улыбался, кривой злой ухмылкой, он как в раскрытой книге читал по лицу чеченца обуревавшие того чувства, и явно наслаждался его беспомощной ненавистью. Чтобы не видеть этого издевательского взгляда, Мансур опустил глаза в пол, невольно зацепив на крепкой с характерно сбитыми костяшками кисти гаска кривую, неумелую татуировку, выполненную безыскусной синей тушью, «ВАРЯГ». Молодой чеченец не знал, что это значит, но слово на всякий случай запомнил, мало ли, пригодится. Тут же по аналогии всплыли в мозгу еще детские воспоминания, о зачистке в родном горном селе, когда вот такие же наглые, опьяненные собственной безнаказанностью и пролитой кровью солдаты, врывались в дома, круша все на своем пути. У тех, кто громили его, Мансура, дом на руках тоже были татуировки. Три ненавистные буквы: «ВДВ», такие же корявые, отливающие синевой…
– Ну, ты чего, заснул что ли?
Грубый окрик вырвал Мансура из воспоминаний, он действительно, задумавшись, не подал клиенту положенные жетоны, хотя это и не повод повышать на него голос. «Нет, терпеть, терпеть, клиент всегда прав, до тех пор, пока платит!» – сцепив зубы, прошипел спасительную мантру чеченец. Вслух же произнес нейтрально вежливое:
– Извините, пожалуйста. Вот Ваши жетоны.
– В жопу себе засунь извинения, – буркнул, разворачиваясь спиной посетитель.
Это было уже слишком, ни один кавказский мужчина, ни при каких обстоятельствах не оставил бы таких слов без последствий. Мансура будто пружиной подкинуло из-за стола. Он готов был в куски разорвать обидчика. Но тут наткнулся на его взгляд, в ледяных, почти прозрачных глазах русака стыло нетерпеливое ожидание. Мансура будто обожгло изнутри: «Он специально меня провоцирует! Ему для чего-то надо, чтобы я полез сейчас в драку!» Это молнией мелькнувшее в мозгу осознание моментально все изменило. Последнее дело идти на поводу у врага, а что перед ним именно враг, Мансур теперь ни минуты не сомневался. «Нет, уж, не знаю, для чего тебе это нужно, но такого удовольствия я тебе не доставлю!» – запалено подумал молодой кавказец, поспешно опускаясь обратно в мягкое офисное кресло. Злорадное ожидание в глазах русака последовательно сменилось, недоумением, а затем и явным разочарованием, и это тоскливое разочарование стало для Мансура целительным бальзамом на его душевные раны, значит, правильно угадал, не сделал ошибки.
– Ты что-то хотел, джигит? Чего вскинулся? – сделал последнюю неловкую попытку русак.
– Хотел пожелать Вам удачной игры, – расплылся в самой сладкой своей улыбке Мансур, про себя заливаясь злорадным хохотом.
Разочарованно качнув бритой головой, русский молча направился к автоматам. По пути вроде бы нечаянно задел мыском кроссовки по лодыжке все еще стоящего в полном обалдении лоха. Причем Мансур ясно видел, что удар, а это был именно удар, ничего общего со случайным касанием, русский нацелил точно и жестко, прямо в косточку.
– Встань, с колен, падаль. Не позорься! – прошипел зло, обернувшись к охнувшему от боли математику, и не обращая больше на него внимания, уселся за однорукого бандита, так влупив по кнопке пуска, что весь автомат затрясся и жалобно застонал.
»Ага, нервничаем! Злимся! – злорадно улыбнулся ему в спину Мансур. – Погоди, то ли еще будет!» Про себя он решил не сводить глаз с опасного посетителя. Неспроста он явился сегодня в зал, неспроста… Уж наверняка, не для того, чтобы тупо проиграть деньги… Странный парень, странный и неправильный… Не встречал еще здесь Мансур таких русских, там, дома, в горах, да, встречал… А здесь как-то не приходилось… Хотя успел повидать и местных крутых бизнесменов, и навороченных бандитов… Все равно были они не такие, все равно за напускной крутизной неизбежно прятались страх и неуверенность. Даже когда они брали на горло, грозно рычали, качали права, всегда за этой внешней, показной мужественностью и жесткостью, явственно чуялась постоянная готовность пойти на попятный. «Врубить заднего», как они сами говорили. Их слова и угрозы никого не пугали, потому что очень легко слетали с языка и очень недорого стоили… Странный же посетитель был словно бы из другой породы. За ним Мансур совершенно явно ощущал кровь, много крови… Он не пугал, не угрожал, но молодой чеченец ни на миг не сомневался, что этот действительно может воткнуть врагу нож в горло и даже не поморщится при этом. Не зря он напомнил ему зачищавших село десантников, за теми тоже чувствовалось это никак не проявлявшееся внешне, но безоговорочно ощущавшееся на интуитивном уровне превосходство над всеми остальными людьми, выражавшееся в умении убивать и готовности это делать. Чудно. Он уже привык, что те страшные гаски остались где-то далеко в прошлой жизни. Что здесь его окружают люди совсем другого склада, не способные ни отстоять свое имущество, ни защитить честь свою и своих близких, трусливые и мягкотелые. И вдруг, будто напоминание из давно и успешно забытого детского кошмара возникает этот парень. Зачем он вообще пришел сюда? Чего хочет? Надо будет следить за ним повнимательнее…
Однако ничего необычного в поведении клиента не было, разве что складывалось подспудное впечатление, что результат игры его вовсе не заботит. Очень уж быстро он швырял жетон за жетоном в прорезь однорукого бандита, казалось, очередная ставка отправлялась в прожорливую пасть, даже раньше, чем окончательно останавливались, выдавая результат прошлой игры, вертящиеся внутри барабаны. Этак ему пятисотки не хватит и на десять минут, такими-то темпами! Еще заметил Мансур, что стриженный постоянно косится украдкой на циферблат больших «Командирских» часов. Ждет кого-то? Куда-то торопится? Нет, странный какой-то клиент, неправильный… Как бы беды не было…
Может быть звериное чутье молодого горца и сослужило бы в этот день ему добрую службу, как знать… Но в самый разгар наблюдений за неправильным клиентом, его отвлек пришедший в себя Петр Максимович. Нелепо согнувшись в каком-то извращенном полупоклоне, он с заискивающей улыбкой бочком придвинулся к столу смотрителя, напомнив о своем существовании сдержанным покашливанием.
– Чего тебе еще? – недовольно покосился на него Мансур.
– Так, это… как же… деньги же, Вы обещали… – замямлил, страдальчески закатывая глаза и заламывая руки, математик.
– Ну, обещал, – ворчливо буркнул чеченец. – Обещал, значит дам.
Настроения разводить лоха уже не было, потому куражиться над абсолютно сломленным человеком он не стал, да и какой интерес, не мужчина, тряпка половая, кто угодно ноги вытереть может.
– На, забирай! Один хрен все проиграешь!
Горстка жетонов мелодично звякнула о столешницу, и Петр Максимович жадно схватил их дрожащими пальцами, сгреб в ладонь, нежно поглаживая и любовно пересчитывая. Все, все, что осталось у него в этой жизни, все надежды и планы на будущее воплотились сейчас в этих невзрачных серых кружочках. Он почти любил их, шептал им что-то заветное, ласковое… Вот только их было мало. Очень мало!
– Но постойте! – голос математика дрожал от волнения. – Вы, наверное, ошиблись! Это же не все! Этого мало!
– Тебе хватит, ишак… – лениво протянул Мансур. – Забирай, иначе и этого не получишь…
– Но как же? Это ведь не честно! – за толстыми стеклами очков глаза математика наполнились горькой влагой, и уже были готовы брызнуть мелкими злыми слезами.
– Честно, не честно! Пошел отсюда, свинья, или помочь тебе?! – Мансур всерьез разозлился, бестолковый лох, мешал ему присматривать за опасным клиентом.
Поняв, что больше ничего не добьется, несчастный Петр Максимович, что-то жалобно бормоча себе под нос, развернулся к чеченцу спиной, закрыв на мгновение своей дородной фигурой, от него сидящего за одноруким бандитом парня. Всего одно мгновение, секунда, ничтожный промежуток времени, но именно в этот момент, странный клиент закончил свою игру и двинулся к выходу. При этом ярко раскрашенный рюкзачок, стоявший у него в ногах, он как бы невзначай подвинул мыском кроссовки в узкую щель между автоматами, в тень, подальше от посторонних глаз. После чего поднялся, удовлетворенно хмыкнул, остро глянув в очередной раз на часы, и заторопился к выходу. Петр Максимович, поглощенный своим горем, маневра незнакомца с рюкзаком не заметил. Мансур из-за широкой, мелко вздрагивающей в бесшумном плаче спины горе-преподавателя, тоже ничего не углядел. А уж точно определить сидя в полутемном зале с расстояния в десяток метров с рюкзачком выходит на улицу клиент, или без, было и вовсе невозможно. Да Мансур особо и не присматривался, поняв, что ничего страшного вопреки ожиданиям не случилось и вызвавший столько беспокойства клиент наконец уходит, он испытал только лишь облегчение. Ну его к шайтану, странный русский, непонятный, кровью от него просто смердит, пусть лучше топает своей дорогой, и чем дальше от него, Мансура, тем лучше…
Петр Максимович меж тем расстраивался не долго, не зря говорится, что нет худа без добра, да и в народе справедливо подмечено, жизнь – тельняшка, полоса белая, полоса черная. Никогда не знаешь, где найдешь, где потеряешь… Только что он готов был провалиться с головой в бездну отчаяния, от так бездарно потерянного кольца с бриллиантом, практически семейной реликвии. Да, да, именно потерянного! Жалкую кучку игровых жетонов даже самый закоренелый оптимист не счел бы в данном случае справедливой компенсацией утраты. И тут произошло то, что иначе, как знамение свыше расценить было просто невозможно. Да, именно так, и никак иначе. И ведь он чуть было не прошел мимо занятый своим горем, хорошо, что неверный перемигивающийся свет завлекательно горящих лампочек именно в этот момент упал под нужным углом, яркой звездочкой высветив забытый незнакомцем жетон. Факт сам по себе уже невероятный. Чтобы игрок забыл на автомате жетон! Да такого просто не может быть! Скорее небо упадет на землю, и разрушаться сами собой все законы мироздания! Но, тем не менее, яркая звездочка, отразившись от полированной металлической поверхности, вспыхнула лучиком и тут же погасла.
Не веря себе, Петр Максимович остановился, с подозрением осмотрев однорукого бандита. Чудо казалось слишком невероятным, но еще более сверхъестественный характер, ситуация приняла через несколько секунд, когда математик заметил выпавшую на барабанах комбинацию. У него даже дух захватило, когда он осознал, что именно сейчас видит. Пусть его СИСТЕМА и не была еще отработана полностью, нуждалась в шлифовке и коррекции, но для некоторых частных случаев, она уже могла быть применена практически со стопроцентной гарантией. «Ну пусть, будет девяносто девять процентов, – из боязни сглазить удачу, осторожно осек Петр Максимович галопом скачущие мысли. – Как известно, сто процентов гарантии не дает даже Господь Бог». Подумал и тут же испуганно перекрестился, мелким незаметным движением, не хватало еще вульгарным поминанием Господа всуе спугнуть замаячившую на горизонте удачу.
Нет, это определенно был знак высших сил, кто-то там, наверху, наконец-то сжалился над несчастным преподавателем математики и решил взять под свою защиту. Иначе такое совпадение толковать просто нельзя. Ну посудите сами: забытый на стойке автомата жетон и редчайшая предвыигрышная комбинация обещающая полный джек-пот на барабанах того же автомата. Есть от чего поверить во вмешательство всемогущего Фатума, право слово!
Первым делом Петр Максимович крепок зажмурил глаза, досчитал медленно до десяти и, сделав глубокий вдох, вновь взглянул на автомат, в полной уверенности, что вот сейчас сладостный мираж рассеется и либо исчезнет заветная комбинация на барабанах, либо пропадет неведомо как материализовавшийся здесь жетон. Он уже внутренне готов был считать все происшедшее лишь злой насмешкой подступающего вплотную нервного расстройства. Но нет, жетон по-прежнему тускло отблескивал в полумраке и на барабанах застыли нужные цифры. Те самые, персонально им вычисленные «тройка, семерка, туз», открывавшие путь к богатству и успеху.
Затаив дыхание Петр Максимович шагнул к автомату, еще до конца не веря себе, протянул руку к жетону, ощутил подушечками пальцев его гладкую прохладную поверхность. И только тут окончательно убедился в реальности всего происходящего. Все унижения, муки совести и страхи были мгновенно забыты, вышвырнуты из головы и из сердца, душа наполнялась радостным предвкушением успеха. Все, теперь все уже позади, дальше все будет замечательно, жизнь обернется сплошным праздником. Потому что деньги способны расцветить всеми цветами радуги и наполнить счастьем любое прежде унылое и мрачное существование, а денег у него теперь будет неограниченное количество. Хватит на все, и на всех… Последнее он подумал с затаенной угрозой, покосившись на развалившегося в кресле чеченца. Да, да, когда он станет богатым и знаменитым, когда у его ног будет покорно лежать весь мир, он обязательно сторицей воздаст всем друзьям и недругам. Вознаградит хороших людей и накажет плохих! Ах, сколько всего замечательного и приятного его ждет в новой жизни, в той, что начнется прямо сейчас.
Трижды перекрестившись и поцеловав на удачу, чудесно появившийся ниоткуда жетон, Петр Максимович чувствуя, как сердце замирает в предвкушении победы, ласково подтолкнул заветную железку в ждущую прорезь автомата. Знакомый мелодичный звон упавшего жетона, отозвался в ушах победным гимном. Взмокшая потом от волнения рука, легла на кнопку пуска.
– Ну, с Богом! Поехали!
Прихотливо соединив в одной фразе религиозное обращение к высшим силам, с боевым кличем первого космонавта, коммуниста и безбожника, Петр Максимович легко, будто лаская податливое женское тело, надавил на пластиковую кнопку, запуская барабаны в их извечный бег по замкнутому кругу. Бег, просто обязанный на этот раз закончиться извержением града, накопленных одноруким бандитом жетонов.
Смутное беспокойство Мансур почувствовал почти сразу, после того, как ушел так непонравившийся ему клиент. Что-то было не так. Вроде ничего явно не изменилось, но в душе нарастала беспричинная тревога, захлестывала мутным валом, грозя с минуты на минуту обернуться самой настоящей паникой. Какое-то время он пытался бороться с собой, пробовал думать о чем-нибудь постороннем, приятном, но страх, а теперь уже точно можно было сказать, что это именно он, не проходил. Наоборот, с каждой секундой делался все сильнее. Неведомая сила гнала Мансура прочь, на улицу, как можно дальше от этого места. «Здесь опасно, здесь смерть!» – казалось в голос вопила каждая клеточка его тела. Сопротивляться этому беззвучному крику с каждой секундой становилось все труднее. Мансур даже поднялся было на ноги, но тут же недюжинным усилием воли заставил себя вновь опуститься в кресло. Уйти, бросив доверенное ему рабочее место, невозможно. Это все равно, что солдату бросить без приказа пост. Нет, на это он не пойдет. Да и что за глупые страхи? Что может с ним произойти здесь, практически в собственном доме? Он мужчина и готов справиться с любой угрозой, а на худой конец, прямо под столешницей приделана тревожная кнопка. Милиция будет здесь через пять минут после нажатия, а родня во главе с дядей Асланом, скорее всего, подтянется даже раньше официальных представителей власти. Надеясь вернуть утраченное равновесие, он даже потрогал заветную кнопку пальцем, но вместо прилива уверенности, прикосновение вызвало лишь острое разочарование.
Не то, все это не то! От надвигающейся угрозы не защитит дурацкая кнопка, бессильной окажется щедро оплаченная милицейская крыша, и даже все родственники, весь их семейный клан не спасут от беды Мансура, если он немедленно, сейчас же не побежит отсюда прочь со всех ног. Паника нарастала, захлестывая его с головой, уже не было никаких сил сопротивляться этому мутному тяжелому валу.
Мансур решительно встал из-за стола и направился к выходу все ускоряя шаги. Будь что будет, он никуда не уйдет, просто выйдет покурить на улицу. В конце концов, что может случиться за пять минут его отсутствия? Ничего. Касса надежно закрыта на ключ, в зале только абсолютно безопасный лох, намертво прилипший к однорукому бандиту. Ничего угрожающего. Так почему бы смотрителю не выйти на пять минут покурить? Он знал что лукавит, что обманывает сам себя, но чем-то ведь нужно было успокоить, пресловутое горское самолюбие. Вот он и придумал эту отмазку и старательно пытался в нее поверить. Да, я просто иду покурить, заодно подышу свежим воздухом. Ничего необычного, вовсе я ничего не боюсь.
И это не смотря на то, что последние метры до ведущей на улицу двери он уже почти бежал.
Петр Максимович жадно следил за вертящимися барабанами, в этот момент в окружающем мире остались только они, все остальное пропало, сделалось мелким и неважным. Сейчас для него существовали лишь эти бегущие по кругу цифры и другие, те, что сменяли друг друга у него в голове, отсчитывая секунды этого бешеного вращения. Кнопку «стоп» следовало нажать точно на одиннадцатой секунде, не раньше, но и не позже, от этого зависело все. Восемь… Девять… Десять… Вспыхивали и гасли яркие огни на невидимом табло. «В первую очередь нужно будет выкупить назад кольцо. Обязательно выкупить. И большой букет чайных роз. Девять штук. Нет, одиннадцать, по числу секунд… и дочке что-нибудь… Плеер там… Или что у них, у молодежи сейчас в моде?» – летели цепляясь друг за друга вздорные, сумбурные, но такие приятные мысли. Впервые за последние несколько месяцев Петр Максимович был счастлив. Одиннадцать… Резко, боясь пропустить момент, ладонь всей тяжестью шлепнула по кнопке. Течение времени замедлилось, став плавным и вязким. Математик явственно ощутил, как прогибается под его усилием держащая кнопку пружина, как с едва слышным скрипом останавливаются, замедляя свой бег барабаны. Семь. Семь. Семь. Еще семерка! И еще! Пять семерок! Полный джек-пот! Да! Все получилось! Все было не зря! СИСТЕМА работает! Работает! Все еще пребывая в том же счастливом замедлении, растягивающем миг торжества до невероятных размеров, он каким-то сверхчувственным восприятием ощутил, как невидимый рычажок в железных недрах автомата со звоном соскочил с упора, открывая дорогу потоку проглоченных ранее ненасытной утробой однорукого бандита жетонов. Уловил сладостный звон их, двинувшихся в последний путь до выигрышного лотка. И еще какой-то посторонний звук откуда-то сбоку и снизу, сухой щелчок и последовавший за ним еле слышный хлопок.
А потом в лицо математику плеснуло пламя. Он мгновенно ослеп и оглох от немыслимой, непредставимой боли, разрывающей на части тело, выворачивающей наружу внутренности. К счастью боль длилась недолго, налетела мгновенным порывом и исчезла. А на смену ей пришла чернота, пустая и холодная, несущая с собой вечность и абсолютный покой. И уже не важен стал такой необходимый выигрыш, не важен наглый чеченец и проданное за бесценок кольцо… Черноте было не до таких мелочей и Петр Максимович растворился в ней, распадаясь на отдельные атомы и молекулы, становясь ее частью… Такой же пустой и холодной…
За секунду до взрыва, выскочивший на крыльцо зала игровых автоматов Мансур, все же заставил сами собой несущие его ноги остановиться. Закусив губу, чтобы болью подавить страх, принялся рыться по карманам. Он же вышел сюда покурить, так? Так. Ну так вот он сейчас и покурит, успокоит никотином расшалившиеся нервы, подышит воздухом и спокойно войдет обратно. И страх неизбежно отступит, уйдет. Он еще посмеется над своей глупостью, всего через несколько минут, надо только собраться и закурить. Непослушные дрожащие пальцы чуть не разломили пополам с трудом вытянутую из пачки сигарету. Теперь еще найти зажигалку. Куда же он ее дел? Ах да, кажется, в заднем кармане джинсов… Мансур уже почти нащупал пропажу, когда здание за стеной ощутимо качнулось, будто набравший в грудь воздуха великан, а потом ударивший в спину горячий ветер вынес молодого чеченца вместе с тяжелыми металлическими дверями прямо на середину улицу, бросив сломанной куклой на жесткий асфальт. Искореженные обломки двери с силой ударили по пояснице. Мансур еще успел услышать, как у него внутри что-то мерзко хрустнуло, разламываясь на части. После уже не было ничего.
Коротко стриженный молодой человек в светлой джинсовке неторопливо шел вдоль по улице. Улыбался светлой мальчишеской улыбкой встречным девушкам, подмигивал тем, что улыбались в ответ. Проходя мимо брошенной кем-то жестянки из-под колы, ловко отфутболил ее в сторону ближайшей урны. Лицо его было спокойным и расслабленным, как у человека наконец-то закончившего тяжелую и ответственную работу и теперь с полным правом предающемуся заслуженному отдыху. Когда где-то в соседнем квартале тяжело и раскатисто громыхнуло, он и ухом не повел, как впрочем, и большинство прохожих, мало ли что где может греметь? Но если бы кто-нибудь из спешащих мимо по своим делам людей удосужился в этот момент внимательно понаблюдать за молодым человеком, то непременно отметил бы, как сразу после грохота он быстро взглянул на часы, а лицо его всего на мгновение сбросив маску праздной скуки, приняло вдруг жесткое хищное выражение, впрочем, тут же сменившееся прежним безмятежным довольством окружающим миром.
Варяг и в самом деле испытывал в тот момент немалое удовлетворение. Все прошло как надо, бомба сработала точно в установленное на таймере время, что для самоделки уже неплохо, а судя по интенсивности долетевшего даже сюда звука, основную свою функцию она тоже выполнила исправно. Чем не повод для радости и законной гордости за дело своих рук?
К месту сбора Андрей подошел минута в минуту, точность в организации поощрялась, а опоздание на встречу перед акцией было не просто дурным тоном, а и вовсе граничило с преступлением. Варяга, расслабленно откинувшегося на спинку деревянной лавочки у подъезда, он заметил сразу, а вот отиравшиеся рядом с ним двое рослых плечистых парней оказались незнакомыми. Что ж, ничего странного в этом не было, такой уж заведен порядок, каждый знает только тех, с кем непосредственно контактирует, а все члены организации известны, пожалуй, одному только Учителю. Говорят, он лично проводит собеседование с каждым новичком, и уже в ходе этого общения определяет, на что тот способен и какое дело ему правильнее всего поручить. Андрей улыбнулся про себя, да уж, далеко не всем повезло так, как ему и ребятам из его группы. Они имели возможность видеть Учителя каждый день, и пусть даже не всегда удавалось пообщаться с ним без посторонних ушей, но уже одно его присутствие рядом вселяло в каждого уверенность, бодрило и настраивало на беззаветное исполнение своего долга перед страной, православной верой, Родиной и нацией.
Все еще светло и радостно улыбаясь Андрей подошел к лавочке и крепко пожал в локте протянутую Варягом руку, в свою очередь ощутив, как на мгновение сжались чужие пальцы обхватывая его бицепс. Пожатие было жестким, но коротким, дружеским.
– Парни, это 43-ий, – представил его остальным Варяг. – Знакомься, это 21-й и 15-й.
Это привычно, вместо имен и прозвищ у членов организации личные номера, они же позывные. Андрей обменялся рукопожатиями с молчаливо и испытующе глянувшими на него парнями, сам оглядел их с пристрастием, стараясь распознать заранее, почувствовать нутром малейшую слабину, самую мелкую червоточину. Нет, вроде все в порядке. Прямые уверенные взгляды, спокойные расслабленные лица. Оба жилистые, хваткие, костяшки характерно стесаны, как впрочем, у любого из своих, кроме разве что самых зеленых новичков. Становление настоящего бойца начинается с боксерских залов, ринга и мешков с песком. Сила духа воспитывается через силу тела, иного пути нет.
– Где твоя пара? – прищурившись, глянул на Андрея Варяг. – Опаздывает?
Вопрос задан был спокойным расслабленным тоном, но Андрей явственно почувствовал, как где-то в мозгу звякнул тревожный колокольчик, за нарочитым спокойствием Варяга всегда пряталась злая, разрушительная энергия, запредельная жестокость, как к самому себе, так и к другим. Если уж совсем честно, то Андрей его даже побаивался, хотя и знал уже давно, и отношения у них складывались вполне нормальные внешне даже слегка походившие на дружеские. Однако, бывало, спросит он вот так, глянет пристально, из-под сощуренных век, и будто холодом могильным обдает собеседника. Странный человек и страшный, выделяющийся даже среди членов их Братства Северного Ветра, где каждый опытный, не раз побывавший в реальном деле боец, имеющий на личном счету не одного уничтоженного врага. Недаром Учитель держит Варяга за правую руку и почти всегда назначает старшим на рискованных акциях прямого действия. Но надо что-то отвечать, говорить, объяснять, причем так, чтобы ни в коем случае не показать, что ты оправдываешься. Закон прост и ясен: начинаешь оправдываться – значит, не прав. Чертов Мишка, ну что он не мог прийти вовремя, или хотя бы позвонить предупредить, чтобы знать, что сейчас врать Старшему Брату? Вот ведь знал, что так будет, знал!
Мишка Боксер, а в Братстве Северного Ветра 52-й, был давним приятелем и одноклассником Андрея. Надежный, смелый и крепкий парень, незаменимый в драке. Хладнокровный и спокойный на акциях, весельчак и балагур на отдыхе он был хорош всем, кроме вот этой своей манеры вечно всюду опаздывать. «Начальство не опаздывает, а задерживается!» – эта немудрящая присказка в его устах звучала постоянной дежурной фразой, и произносилось по десять раз на дню, отсылаясь к самым разным адресатам, от товарищей по забавам, до школьных учителей и родителей. «Вот будет тебе сейчас «начальство»!» – с мрачным злорадством подумал про себя Андрей, глядя на простенькие наручные часы. Пятнадцать ноль три, а собирали ровно в пятнадцать, в принципе пятиминутные задержки допускаются. Надо напомнить об этом Варягу, чтобы не кипятился раньше времени, вот только если Мишка не явится в ближайшие две минуты, это напоминание дорого обойдется им обоим.
Андрей уже открыл было рот, чтобы деликатно поправить Старшего Брата насчет прошедшего времени, как рядом с лавочкой затормозила обшарпанная «шестерка» без номеров, зато с наглухо затонированными стеклами.
– Привет, всей честной компании! Пивка попить собрались? – из водительского окна высунулась жизнерадостная физиономия Юрки Гороха, номер 47-й.
А с заднего сиденья, протискиваясь вперед вихрастой рыжей башкой, уже выбирался Мишка Боксер собственной персоной. Андрей с облегчением перевел дух. Слава Богу, все было в порядке. Их двойка прибыла на место встречи вовремя и в полном составе, даже у взыскательного Варяга никаких претензий к ним быть не может.
Прислушавшись к себе, Андрей вдруг с удивлением осознал, что возможное недовольство старшего, волнует его сейчас куда больше, чем сама предстоящая работа. Это что же получается, я как прусский гренадер, боюсь палки капрала, куда больше, чем готового меня убить противника? Мысль показалась неправильной и неприятной, и Андрей постарался тут же отогнать ее прочь, тем более, что из машины уже вылезли и подходили к лавочке Мишка и Веня Сапер, номер 34-й, пожимая всем присутствующим локти, фирменным приветствием Братства. Гороху как всегда фонтанирующему кипучей жизненной энергией формального приветствия не хватило, и он полез ко всем обниматься, подпрыгивая из-за своего малого роста и звонко хлопая подвернувшихся под руку по спинам и плечам, от избытка чувств заливаясь смехом и поминутно пытаясь что-то рассказывать. Веди себя так кто-нибудь другой, Андрей, безусловно, принял бы это за мандраж перед акцией, но Горох, был всегда одинаков, радовался жизни во всех ее проявлениях, и более позитивного человека трудно было сыскать.
И опять Андрея что-то неприятно кольнуло под сердце. Вот ведь как странно и страшно устроен мир. Все они: и угрюмый Варяг, и хохочущий невесть над чем Горох, и рыжий Мишка, и застенчивый, до приторности интеллигентный Веня, и эти двое, которых он знает лишь по номерам, всего через несколько минут пойдут убивать. Убивать и, если понадобится для дела, умирать. Встретят лицом к лицу саму Смерть в очередной схватке священной войны, которую Братство ведет уже много лет. А мимо будут идти ничего не подозревающие люди, малыши будут возиться в песочнице и строить куличики, пенсионеры станут греться на солнышке и судачить о новостях в телевизоре… Нет, конечно, все это правильно. Каждому свое. Кому-то биться за веру, свободу и общее счастье, без колебаний принося на алтарь победы кровь, а то и саму жизнь. Кому-то в счастливом неведении вести однообразное существование обывателя, в котором самым страшным потрясением будет очередное повышение цен на сахар, или бензин. Это правильно, так и должно быть. Но насколько было бы легче идти в бой, если бы нас провожали на битву восхищенные и тревожные девичьи взгляды, если бы нас благословляли и крестили в спину родители. Если бы после акции не надо было уходить, путая следы и уничтожая улики, а можно было просто прийти домой, сесть, устало уронив руки, а благодарные родные не знали бы как тебе угодить, гордились тобой, а все знакомые и соседи поддерживали, кто чем может… Люди, что же вы? Ведь мы ведем эту войну ради вас! Мы защищаем вас! За что же в ответ вы плюете нам в лица, почему смотрите на нас с ужасом и негодованием? Почему все так несправедливо и неправильно?
– 43-й, ты чего, заснул что ли? О чем задумался? О бренности земного существования?
Варяг улыбался. Так, как умел улыбаться только он: губы растягивались в тонкую линию, не разжимаясь и просто расходясь в стороны, а глаза при этом оставались такими же как всегда, жесткими и колючими, ни малейшей искры веселья обнаружить в них было нельзя. Андрей вдруг подумал, что ни разу за несколько лет, что они знакомы он не слышал, как Варяг смеется. Даже представить себе не мог, как он это делает. Максимумом из проявления положительных эмоций, была вот эта словно наклеенная на лицо улыбка, от которой малознакомых с ним людей пробирал озноб.
– Ничего, не парься, уж кто-кто, а ты точно отправишься прямиком в рай…
