скачать книгу бесплатно
– А в чем мораль? – спросите Вы. А в том, что уж коли ты КОМАНДИР, так судьба твоя такая – первым ответить за нерадивого подчиненного, а только потом самому с него спросить, что бы там не писали товарищи сверху в приказах и директивах (длинный ряд цифр с дробями).
«Дикая дивизия» в обороне
Смена командования для любой части настоящий стресс, оно и понятно «новая метла по-новому метет» пока приспособишься к изменившейся вдруг в одночасье обстановке, пока привыкнешь к новым требованиям – семь потов сойдет. А уж если меняется не просто командир части, а вся часть при этом переходит в подчинение другому виду Вооруженных Сил, то стресс получается не простой, а в квадрате. Ну а если при этом поменять еще место дислокации, то квадрат автоматически перерастает в куб.
Такая примерно история и произошла с одним из наших испытательных полигонов в Казахстане. Министром Обороны в то время был выходец из Ракетных Войск Стратегического Назначения (РВСН), а у нас в армии уж так сложилось, что из какого вида Вооруженных Сил министр, тот и на коне, а остальные, сами понимаете где. Пережили мы к тому времени уже период засилья ВДВ – благо министру не дали толком развернуться, не то уже все ходили бы в беретах, теперь наступил период владычества стратегов. А с испытаниями своего стратегического оружия у них как раз не ладилось – во-первых, дороговаты ракетки, чтобы их часто пулять, во-вторых, инозаказчикам их не продашь, а значит, нет притока иностранной валюты. Так и вышло, что их центральный испытательный полигон практически не работал, а маялся дурью от безделья, выходя на боевые работы, дай Бог раз в год. Оно бы вроде и ничего, но уж больно он стал глаза мозолить, идет период сокращения армии, безжалостно режутся по живому боевые части, а тут сидит сиднем, как Илья Муромец на печи, тысяча офицеров и не знает чем себя занять. Вы чего тут, парни, делаете? Может пора, того, на дембель, поднимать народное хозяйство? «Э нет! – отвечают. – Мы стране абсолютно необходимы, ракетный щит как никак! А напрягаться сильно нам и не надо, вдруг третья мировая завтра грянет, а мы уставшие».
Вобщем смотрел на это министр, смотрел, да и решил в один прекрасный день, оживить полигон стратегов притоком свежей крови. А для этого отыскали в Казахстане полигон ПВО, на котором боевые работы проводили чуть не каждую неделю. Противовоздушная война – тема популярная, наши бывшие вероятные противники (ныне невероятные друзья), только и делают, что накладывают сверху то одним, то другим. Так что и собственному ВПК, выпускающему зенитные ракеты, расслабляться некогда, и иностранцы-экспортеры, всегда готовы прикупить чего-нибудь противовоздушного. А значит и полигон живет: что свои сконструировали новую ракету – привезли на испытания, что чужие закупили – опять привезли, посмотреть же надо как летает, да и расчеты иностранные кто лучше испытателей обучит.
Начали с того, что задались вопросом: «А не дорого ли обходится аренда земли под полигон у Казахстана?» Посчитали – дорого! И следующая мысль: «А на фига нам эти деньги платить? Что в России матушке земли мало? Пусть пуляют у себя дома, нечего в казну государеву лапу запускать, народные деньги на ветер разбазаривать!» Сказано-сделано, приехала на полигон депутатская комиссия из Гос. Думы, походила, носами покрутила и вынесла вердикт: «Казахам более за аренду не платить, а все войска вернуть на Родину, заниматься ратными делами на полигоне РВСН!» И как не билось полигоновское начальство, как не брызгало пеной у карты, доказывая, что тот полигон под большие стратегические ракеты предназначен, и всех боевых полей у него, только чтоб в зоне старта никого не убило, а падают их птички далеко на Камчатке, зенитные же ракеты требуют километров двести, как минимум, свободного пространства без населения, ничего не помогло. А там и приказ оформили – долго что ли, раз, два и готово. Переподчинили РВСН, предписали в кратчайшие сроки передислоцироваться в Россию на полигон ракетных войск, не прерывая испытаний и не срывая работ.
Теперь на Центральный Командный Пункт РВСН шли бравые доклады о том, что на их полигоне проведено за год шестьдесят работ, вместо двух прошлогодних – сразу ясно, нельзя полигон сокращать, офицеры нужным делом заняты! О том, что испытания вовсе не стратегические, а в основном техники ПВО в победных рапортах стыдливо умалчивали. А то, что пришлось под зенитные ракеты опять боевые поля у сопредельного Казахстана арендовать, да раза в полтора дороже, чем раньше, уже вопрос десятый, так глубоко никто копать не станет. Ну и денежки, конечно, пошли – хочешь испытывать, плати! Само собой деньги шли не испытателям в карман. А куда же? Честно отвечаю, не знаю. Договора на пару миллионов рублей за испытания видел, а вот деньги, все как-то мимо.
Врать не буду, зенитчиков встретили на ракетном полигоне, как родных: выделили отдельную площадку, построили под офицерские семьи новый дом, главком лично приехал ключи вручать. Правда, куда при этом делись шестьсот оплаченных Министерством Обороны сертификатов на жилье для выходящих из-за рубежа офицеров до сих пор не смог ответить никто. Ну да ладно, не вышло с личным жильем, так хоть со служебным не кинули, могло быть и хуже.
И вот началась новая жизнь и новая служба. Как выразился один из начальников испытательных отделов «существование на стыке двух культур». Изрядно послужившие в Сухопутных Войсках зенитчики долго не могли адаптироваться к требованиям принятым в РВСН. Не хочу обидеть этот славный никогда не воевавший (и не дай Бог) род Вооруженных Сил, но уже в первый же месяц пребывания в их рядах я понял, почему РВСН дразнят «бумажными войсками». От обилия всевозможных бирок, инструкций, карточек и памяток которые должны быть у каждого офицера голова просто шла кругом. Как вам, например, бумажка с надписью «Индивидуальная аптечка», на которой в цвете изображены шприц-тюбики с поясняющими надписями. Каждому офицеру необходимо изготовить такую, раскрасить и носить, не вынимая в левом нарукавном кармане х/б. Когда на строевом смотре я, набравшись наглости, спросил у проверяющего полковника, для чего это, он в ответ дал классический ответ: «У нас так принято! И нечего тут умничать и нарушать порядок!»
Ради интереса я посчитал, сколько всего разнообразных бумажек я должен постоянно носить с собой, оказалось ровно 43 (сорок три!) штуки. Карманы х/б постоянно разбухали, от новых произведений канцелярского искусства, чего там только не было: матрицы, планы, алгоритмы, маршрутные карты, инструкции… Деятельность по перепачкиванию все новых и новых листов бумаги полностью поглотила рабочее время. Испытатели без преувеличения тонули в бумажном море, а поднимающийся все выше и выше девятый вал из директив, приказов и распоряжений, устанавливающих очередные формы бумажек необходимых офицеру, грозил полностью парализовать всю деятельность части. Нет, конечно, я все прекрасно понимаю, возможно офицеру РВСН никак без этой карманной библиотеки не обойтись, оружие то в руках нешуточное, весь земной шарик уничтожить невзначай можно. Забыл чего-нибудь, раз тут же в карман, достал бумажку, прочитал и все в порядке. Но на кой черт вся эта головная боль испытателю техники ПВО? В ответ главный лозунг ракетных войск: «Больше бумаги – чище задница!» Ей-ей не выдумываю, сам слышал от одного их майора.
* * *
Столкновения двух разных культур происходили практически ежедневно. Стратеги в свою очередь искренне удивлялись, как можно так непочтительно относится к различным бумажкам, и между собой прозвали зенитчиков «дикая дивизия». Мы, впрочем, не возражали и с достоинством носили этот титул. Прибывший на очередную боевую проверяющий и надзирающий полковник из Главного Штаба долго морщил лоб над «Перечнем документов, исполняемых перед проведением испытательных работ» (восемьдесят шесть штук, тоже изобретение стратегов) и, наконец, выдал:
– Покажите мне «Перечень съемных деталей».
– Но на этой ракете ничего не снимается, съемных деталей нет, – робко возразил командир испытательного расчета.
И грянул гром:
– Я Вас не спрашиваю, как устроена эта ракета! Я спрашиваю, где Перечень? Если съемных деталей нет, изготовьте документ как положено по форме и запишите в нем, что съемные детали отсутствуют! Даже странно, что приходится такие элементарные вещи объяснять старшим офицерам.
На следующей боевой полковнику предъявили столь желанный перечень, где шаловливой рукой одного из испытателей был в качестве съемной детали записан защитный колпак, который надевают на ракету при погрузке, дабы случайно не повредить обтекатель. Полковник, к немалому удивлению присутствующих, издевки не понял.
– Ну вот, можете ведь когда хотите! С вами всегда так, пока не напаришь, работать не будете!
Однако и тут не все сошло гладко. Каким-то образом, воспользовавшись предбоевой суматохой, проверяющий улизнул из-под надзора и умудрился сунуть нос в боевую машину. Там его чуть не хватил удар.
– Где инструкции по мерам безопасности при работе?! Они должны висеть на видном месте перед каждым номером боевого расчета! А у Ваших отморозков даже плана-конспекта инструктажа по безопасности не оказалось! Как вы можете так работать! Одно слово «дикая дивизия»!
– Какие инструкции! Куда я их Вам повешу, поверх приборов что ли! – горячился начальник расчета пуска.
– Хоть на жопу себе вешай! – предчувствуя очередной пистон, прошипел в ответ руководитель работ и помчался успокаивать хватающегося за сердце проверяющего.
– Вот, б…! – подвел итог дискуссии начальник расчета. – Пятнадцать лет пускал ракеты без инструкций, а оказывается, все эти годы прошли впустую. Только навредил Родине!
* * *
Но квинтэссенцией идиотизма стала, конечно, командно-штабная тренировка на случай начала войны с подъемом по боевой тревоге и отработкой «Плана первоочередных мероприятий» (тихий ужас и шедевр военной бюрократии). Чтобы было понятно, поясню, испытательный полигон часть совсем не боевая. Чтобы его подняли по тревоге должна начаться Третья Мировая, не меньше. И даже в этом случае ничего особенного на полигоне не произойдет. Просто все испытания пойдут по ускоренной программе в три смены, чтобы успеть обеспечить войска на фронте новой техникой и проверить снятую с длительного хранения. Все! Никаких привычных мероприятий вроде выдвижения в запасные районы и выполнения заранее определенных задач.
Однако РВСН – войска повышенной готовности, потому пару, тройку раз в год в них проводятся масштабные учения на случай войны и заодно с ракетными армиями к ним привлекают и полигоны (по принципу «все так все, нечего отлынивать»). Вы не поверите, главным критерием готовности офицера к войне на полигоне является наличие противогаза. Почему, зачем, никто не знает. Но в дни подобных учений все офицеры, от простого испытателя, до заместителей начальника полигона напяливают на себя противогазные сумки – что в них лежит, уже не важно, но сумка через плечо висеть обязана. Начальник полигона пользуется в этом вопросе известными привилегиями, поэтому сам сумку не носит (за него это делает адъютант), но попадись ему офицер без противогаза – выдерет нещадно.
Кроме того, на подобной «войне» отрабатываются различные вводные: от налета вражеской авиации, до ликвидации волнений среди гражданского населения. Хорошо, когда часть при этом не загружена испытательными работами, можно без проблем поиграть в солдатики. А вот если в части одновременно идет штук пять различных испытаний, и сидит несколько экспедиций промышленников, их оплативших, тогда сильно не повоюешь. Промышленности ведь от души насрать на все военные приколы, их волнует, чтобы сроки испытаний не срывались. Попробуй скажи им: «Ребята, идите пейте водку в гостинице. Сегодня мы с Вами не работаем – на нас напал условный противник». Вой поднимется до небес, и они будут совершенно правы – нечего херней заниматься. А если попробовать заявить в Главном Штабе: «Господа полковники, нам сейчас в солдатиков играть некогда – у нас испытательные работы», то можно элементарно без погон остаться. Так что приходится как то изворачиваться, чтобы и волки были сыты и овцы целы.
Одно спасение – площадка от Главного Штаба далеко, так что редко какой проверяющий окажется настолько настырным, что туда поедет, а если и поедет, то заранее предупредят, и времени приготовится к встрече вполне хватит.
А еще на «войне» каждая часть разворачивает Командный Пункт – ну принято так в РВСН, что поделать, и вот все эти командные пункты работают в контакте (по телефону) с Главным Командным Пунктом, который находится в Главном Штабе. Оттуда приходят распоряжения на маленькие командные пункты, а обратно стекаются донесения об их выполнении.
И вот на очередной «войне», в «дикой дивизии» развернули командный пункт, его личный состав был представлен старым замшелым майором Волошиным (одним!), почти достигшим предельного возраста пребывания на военной службе. В дикой дивизии, как обычно офицеры разрывались на части от обилия испытательных работ, поэтому выделить на командный пункт кого-нибудь еще просто физически не получалось. Естественно на все «военные» мероприятия, с благословления командира просто плюнули, а отдуваться теперь предстояло Волошину. Командир его проинструктировал так:
– Смотри, Васильич, я тебе доверяю важное дело. Будь всегда на связи, а докладывать можешь, что на ум взбредет. Но если хоть один вояка из Главного Штаба помешает мне проводить испытания – ответишь головой.
Волошин, почесав раннюю лысину, ответил: «Есть!», и война началась. Вскоре из Главного Штаба пришла первая вводная: «В воздушном пространстве полигона обнаружен противник. Два штурмовика тактической авиации наносят ракетно-бомбовые удары. Доложить о потерях и принять меры к ликвидации последствий налета».
«Вот птеродактили, – удивился Волошин. – Они что, тактику вообще в училищах не проходили. Где это видано, устраивать налеты двумя самолетами?», и закрутил диск такого же древнего как он сам телефона.
Едва в Главном Штабе сняли трубку, майор бодро проорал в нее:
– Зенитными средствами части один из самолетов противника сбит, второй поврежден. Поврежденный самолет взял курс на Казахстан. Жертв и разрушений нет. Расход – две ракеты комплекса «Бук»!
Несколько секунд Волошин с наслаждением слушал удивленную паузу, затем аккуратно повесил трубку. Начальник штаба полигона, руководивший учениями получив столь нестандартный доклад (остальные части наперебой сообщали о потерях, развертывании полевых лазаретов и мерах по восстановлению разрушений), наморщил лоб и выдал:
– Передайте им новую вводную. Во время налета разрушен резервуар с соляркой на складе ГСМ, разлившееся топливо воспламенилось, срочно организовать меры по тушению пожара. Емкость резервуара, ну пусть будет сорок тонн, а то умные слишком.
На отработку этой вводной у Волошина ушло пятнадцать минут. По прошествии этого срока Главный Штаб получил очередной доклад:
– Пожар потушен собственными силами. В резервуаре оказалось только пятьдесят литров соляры, остальное вода. Подозреваем, что заместитель командира части по тылу похитил топливо и продал казахам на ближайшие кошары. Зам. по тылу взят под стражу, представители военной прокуратуры для проведения следствия вызваны.
После этого Волошина не беспокоили до вечера – переваривали. А часть, не ведая ничего о разыгравшихся на ее территории драмах «бумажной войны», спокойно занималась испытательными работами.
Следующий звонок на командном пункте прозвенел в десять часов вечера.
– Что за бардак! Почему не докладываете обстановку! – бушевал начальник отдела боевой подготовки, на ночное время его оставили старшим в Главном Штабе, и теперь он оправдывал доверие.
Волошин, ни куда особо не торопясь, догрыз галету из сухпайка и доложил:
– У нас все нормально, без происшествий.
– Что нормально! Вы там что, водку жрете! Немедленно доложить по установленной форме!
Со вздохом сожаления отодвинув в сторону только распечатанный паек и открыв шпаргалку с формой доклада, Волошин принялся монотонно нараспев зачитывать:
– Товарищ полковник, докладывает дежурный по командному пункту майор Волошин…
Доклад в исполнении майора занял ровно пятнадцать минут.
– … передвижения разведывательных и диверсионных групп противника в районе дислокации части наблюдательными постами не зафиксировано. Докладывал майор Волошин.
– Ну вот, слава Богу, разродились! И докладывать каждый час! До утра! Неукоснительно!
Несколько раз браво гаркнув: «Есть, товарищ полковник! Виноват, товарищ полковник!» Волошин вернулся к прерванному ужину.
В одиннадцать он вновь накрутил знакомый номер и зачитал шпаргалку. На этот раз обошлось без наставлений. «Принял. Занимайтесь!» – сухо проворчал полковник и повесил трубку.
В двенадцать на середине доклада начальство попыталось как-то сократить установленную форму:
– Короче, у вас там все нормально?
– Минуту, товарищ полковник, я докладываю, – отбрил поползновение Волошин. – Подозрительных предметов на территории части при осмотре патрулями не обнаружено…
В итоге доклад продолжался на две минуты дольше. «Противник нервничает», – усмехнулся майор и завел будильник на час ночи.
В час полковник просто бросил трубку. «Эх, не дослушал, не порядок», – решил Волошин и вновь накрутил номер.
– Товарищ полковник, нас разъединили. Так вот…
В ответ из трубки донеслись рыдания.
Волошин добросовестно докладывал об оперативной обстановке каждый час до утра, ни мольбы, ни стоны штабного полковника не могли заставить мстительного майора выбросить хоть слово из «установленной формы». Если в штабе бросали трубку, Волошин тут же перезванивал, и все же добивался чтобы его дослушали до конца. Доложив, майор с чистой совестью передвигал стрелку будильника на час вперед и тут же мирно засыпал на предусмотрительно притащенном из караулки топчане.
Больше, до самого конца «войны» на наш командный пункт не звонил никто.
* * *
Зато конфуз случился в самом Главном Штабе. Для произведения пущего впечатления на проверяющих из Москвы и демонстрации силовых возможностей, начальник полигона приказал выставить у входа в штаб охрану. И около массивных деревянных дверей появился боец из батальона охраны упакованный в бронежилет, каску и прочие причиндалы полной выкладки, включая сюда и саперную лопатку. В руках бравый воин держал автомат с примкнутым магазином, без патронов разумеется, второй магазин покоился в опечатанном печатью командира батальона подсумке. Естественно, столь колоритная фигура не могла не привлечь внимания московского полковника, и, возвращаясь с обеда, тот поинтересовался у сурового стража:
– А ты чего здесь стоишь, сынок?
Солдат и сам не знал этого, поэтому молча ел глазами начальство. Не дождавшись ответа, москвич попробовал зайти с другой стороны:
– А кто тебя сюда привел?
– Командир роты!
– Вот! – искренне обрадовался за бойца проверяющий. – А какую задачу он тебе поставил?
Солдат силился сообразить, чего от него хочет этот странный полковник, но получалось плохо, поэтому он опять надолго умолк. Пауза затягивалась. Москвич тоже начал нервничать:
– Ну вот командир роты тебя сюда привел. Он ведь должен тебе был задачу поставить? Он тебе что-нибудь сказал, когда уходил?
– Сказал.
– Ну наконец-то! Так что он тебе сказал?
– Не прое… автомат, уе…! – отчеканил солдат.
Чтобы как-то сгладить тягостное впечатление от такой охраны, проверяющего долго отпаивали коньяком, а бойцов со входа в Главный Штаб поспешили убрать от греха подальше. В итоге общая оценка «хорошо» все же была вырвана из приехавшей комиссии, правда в основном, таким образом оценили хлебосольность начальника полигона, а отнюдь не боевую готовность частей.
* * *
Вот так и существует до сих пор испытательный полигон ПВО на стыке двух разных культур и двух разных подходов к службе. Я, конечно, в этом вопросе лицо не беспристрастное, но, честное слово, мне больше симпатичен майор Волошин, чем наши штабные деятели. Хотя возможно, я и не совсем прав, что ж, «история нас рассудит».
Исход
(грустный рассказ)
Полигон умирал. И как многие умирающие напоследок корчился в агонии. В белесое, словно выгоревшее от летней казахстанской жары небо столбами поднимался едкий черный дым. Горели гаражи и сараи, курятники и голубятни которыми обросла жилая зона военного городка за годы своего существования. Пожары пытались тушить ежедневно, но в ночи они вспыхивали вновь – жгли казахи, пьяные от вседозволенности, «военные уходят, теперь эта земля наша, мы здесь хозяева и делать будем все, что захотим», жгли и сами военные, чтобы не досталось никому. Как только слухи о выводе в Россию обрели под собой реальную почву в городке откуда ни возьмись появилось неприятно много желтолицых азиатов, деловито снующих взад вперед, недобрым оценивающим взглядом ощупывающих дома, палисадники, огороды и, конечно, женщин-славянок. В Россию уходили далеко не все, многие в 91-ом году по дурости согласились принять казахское гражданство, оставаясь жителями военного городка, продолжая получать российскую пенсию или работать вольнонаемными в частях. Теперь они с тоской смотрели на отправку эшелонов с имуществом и техникой полигона, а соседи-казахи, еще вчера доброжелательно улыбавшиеся при встрече, зло шипели им вслед: «Военные уйдут – начнем резать, за все с вами сочтемся!». За что сочтемся, объяснить не могли ни те, ни другие.
В городок на место постоянной дислокации прибыл батальон казахской армии. Встречали торжественно: парадом, митингом с громкими словами о нерушимой дружбе русского и казахского народа (дежа вю – где-то я уже слышал о такой дружбе, правда, с другим народом и там все очень хреново кончилось), гремел маршами гарнизонный оркестр, генерал обнимался с казахским полковником. Вечером произошло массовое побоище между нашими офицерами и казахскими. Перевес оказался на стороне бледнолицых братьев, и визжащую толпу монголоидов все же выкинули из офицерского кафе под аккомпанемент свирепой матерщины и звон разбитых бутылок. Пока сила была на нашей стороне. Черт, «пока» такое быстротечное и ненадежное слово! На утро наш генерал долго бесновался на плацу перед частью, объясняя всем и каждому про принципы международного права и мирного сосуществования различных культур.
– Ну чем вам помешали эти обезьяны?! Ну что, водки в кафе на всех не хватало? Вот послал Бог на мою голову эфиопов, хлебом не корми, дай только кулаки почесать!
– А мы расисты! – пискнул из строя маленький бурят Якимов.
В ответ часть грохнула оглушительным хохотом. Дело в том, что Якимов имел очень характерную восточную внешность и настолько походил на типичного казаха, что те постоянно принимали его за своего. Стоило ему появиться на местном базаре, как продавцы-казахи немедленно начинали заговаривать с ним на своем языке. Якимов раздражался и по-русски объяснял им, что ничего не понимает. Тогда его принимались стыдить, что за казах незнающий родной мовы! А стоило Якимову заявить, что он вовсе не казах, как дело доходило до рукоприкладства: «Как?! Ты еще и от национальности своей отказываешься?!» После нескольких таких неудачных походов расстроенный постоянными происшествиями генерал обозвал Якимова «охотником за звездюлями» и закрепил за ним персональных телохранителей – двух прапорщиков из роты охраны обладавших монументальной внешностью и внушающими почтение кулаками. Так что расизм Якимову казахи в буквальном смысле вколотили в голову.
Генерал переждал взрыв смеха, сам улыбнулся и закончил:
– На первый раз никого не наказываю, может и правильно им вломили. Пусть помнят, что мы пока еще здесь хозяева. Но в дальнейшем предупреждаю – уймитесь, не доводите до греха. Столько гвардейцев кардинала, выведенных из строя за один день, это слишком много господа.
Фраза из «Трех мушкетеров» произнесенная генералом с легкой усмешкой, естественно, дала понять офицерам, что командир на их стороне и устраивает разнос лишь для проформы. С тех пор побоища случались почти каждую ночь. Надо отдать справедливость нашим узкоглазым «друзьям», бои шли с переменным успехом, нам тоже частенько прилетало на орехи. Тем более по национальному составу казахский батальон был весьма неоднороден, каждой твари по паре. Сам ихний комбат как-то в приступе пьяной откровенности поведал: «Казах-начальник это, конечно, хорошо, но кто-то и работать должен. Поэтому заместитель должен быть русский». Заманивали в батальон и наших офицеров. Как раз в это время в очередной раз обвалился рубль и курс обмена на местные «тугрики» резко скакнул не в нашу пользу. В итоге казахские офицеры ходили крезами и сорили деньгами налево направо. А у наших даже на водку не хватало. Серьезно! Я уж не говорю про хлеб, не хватало даже на водку! Где вы такое видели?! Но надо сказать не знаю ни одного из наших, кто бы согласился, хотя предлагали многим.
* * *
Прямо перед выводом нас почтила посещением высокая комиссия во главе с начальником казахского Генерального Штаба. Казахи хотели заранее присмотреться к своей будущей добыче. А она была весьма солидная – полностью оборудованные площадки с монтажно-испытательными корпусами, оснащенными по последнему слову техники, огромный фонд казарменных помещений, складов, штабных зданий, полностью рабочие котельные и прочее коммунальное хозяйство, наконец – жилой городок, опрятный и ухоженный. Есть на что поглядеть.
К приезду готовились загодя: чистили, драили, убирали, учили наизусть приветственные речи и доклады по проводимым испытаниям. Целая неделя прошла, что называется в кошмарном сне. Наконец самолет с высокими гостями тяжело плюхнулся на бетонку аэродрома. Встречающая делегация во главе с начальником полигона и акимом – местным главой администрации, напружинилась в готовности номер раз. Специально обученная и тренированная до седьмого пота команда аэродромных техников подкатила трап. И невысокий кривоногий казах в попугайски раскрашенном камуфляже первым ступил на землю полигона, причем выскочил из чрева самолета он настолько шустро, что один из техников с многозначительным прозвищем Синий Брат, не успел убраться с его пути. Про Синего Брата рассказывали, что однажды, по неизвестной причине он прибыл на службу трезвым, и тогда начальники поняли, что все остальное время он беспробудно пил. Чуть не уволили. С тех пор Синий Брат больше так не рисковал. Вот и сейчас он был весьма под мухой, видимо, поэтому и не успел ускользнуть.
Налитый краснотой нос техника нагло уставился прямо в лоб невысокому казаху, слезящиеся глазки в кровяных прожилках блуждали где-то в космических далях, а губы прыгали, пытаясь что-то произнести. Дело в том, что перед ответственной встречей всю команду долго и нудно инструктировали, на всякий случай, вдруг с ними кто-нибудь из прибывших пожелает заговорить. Из всего сказанного тогда Синий Брат запомнил только, что к главному казаху следует обращаться не как к нормальному офицеру «товарищ полковник», а совсем по-дурацки «господин начальник генерального штаба». И вот теперь стоя лицом к лицу с главой столь высокой комиссии он добросовестно пытался извлечь из еле ворочающихся по причине слишком усердной опохмелки речевых органов столь непривычный оборот. Господин начальник генерального штаба с интересом разглядывал мычащего техника и молчал, сосредоточенно соображая не входит ли сие непонятное явление во встречный церемониал и что теперь собственно говоря делать. Почуявшие недоброе штабные клерки уже галопом неслись к месту действия, даже сам генерал сделал несколько шажков вперед, но они катастрофически не успевали.
Синий Брат, понимая, что надо что-то делать и говорить и спиной, точнее одним чрезвычайно чувствительным у каждого военного местом пониже спины ощущая приближение разгневанного начальства, сделал нечто, существенно обессмертившее его имя. Неожиданно даже для себя он сорвал с головы засаленную кепку и, изобразив что-то среднее между поясным поклоном и кокетливым книксеном густо дохнул в лицо Господина начальника и т. д. свежезакушенным чесноком перегаром:
– Здрассьте!
И все замерли. Клерки застыли в воздухе в позе бегущих оленей. Генерал раскрыл рот, чтобы во всеуслышание изрыгнуть свое мнение об авиации вообще и о Синем Брате в частности, да так и застыл. В наступившей тишине громом прозвучал мягкий шлепок. Это в удивлении от столь торжественной встречи с размаху сел задницей на ступеньку трапа Господин и т. п.
* * *
На следующий день началась работа комиссии по приему имущества, вооружения и зданий полигона новыми хозяевами. Оглушенные свалившейся им на голову ордой приемщиков-азиатов, сбитые с толку суетой и неразберихой российские офицеры тихо матерились на своих рабочих местах, с тоской глядя как уничтожается, растаскивается и попросту ломается то, что совсем недавно составляло саму их жизнь, во что было вложено столько сил и пота.
Капитан Лешка Ратомцев сидел у своего компьютера и напоследок раскладывал пасьянсы. Древний как дерьмо мамонта первый пентиум натужно хрипел кулером в такт невеселым Лешкиным мыслям. Комп несколько лет верой и правдой служивший капитану вдруг в одночасье превратился в собственность Республики Казахстан, и с минуту на минуту ожидалось прибытие казахского приемщика. А вот и он сам, легок на помине. В дверном проеме вальяжно облокотившись на косяк замер лейтенант братской армии в добротном натовском камуфляже и импортных берцах на микропоре.
– Э, братишка, ты тут компьютер сдаешь?
– Ну, я. И что? – вяло протянул Лешка, уныло оглядев свое видавшее виды х/б «для войны на цементных заводах». Офицеры полигона искренне удивлялись в свое время, где начвещ достал хэбэшки грязно белого цвета, кто и для чего вообще их изготовил. Удивлялись, но получали исправно – ходить то в чем-то надо. Теперь же на фоне казахского «рейнджера» Лешка в этом х/б ощущал всю свою убогость и злился.
– Слышь, брат, – в упор не замечая недоброжелательного отношения сдатчика продолжил казах. – В нем же золото есть, серебро там, платина, да?
– Все есть, формуляр бери смотри, да! Там все и написано, читать умеешь, нет? – передразнивая легкий акцент казаха, окрысился Лешка.
