скачать книгу бесплатно
– Дык и она у меня не кисель. Уж ты не волнуйся, я куда как опытная сваха. Дай ему все мои телефоны, начнём заниматься, готовиться…
– Я всё оплачу.
– Фу-ты ну-ты, как же тебе не стыдно?! Давай это мы в память о Толе, о твоей с ним дружбе, идёт?
– Спасибо, Лилия Петровна! Признателен вам от всей души! Кстати, я не сказал, он ведь в музыкалке по классу скрипки занимался.
– Ну и чудненько! Чай остыл. Щас на кухню слетаю, подогрею быстренько. А торт жуть какой сладкий. Мне ж нельзя, диабет. А вишь сижу с тобой тут, жру, негодница.
Глава III
Так Кирилл стал готовиться к поступлению в училище. Теперь он спешил на занятия к Лилии Петровне и всё меньше давал дополнительного времени ученикам Юрия Кирилловича. А тот только радовался за парня. А своим подопечным не уставал повторять:
– Цените, братцы. Дай бог, поступите в институт, а там вам такой натуры не предоставят. Сейчас молодёжь большие деньги хочет зарабатывать, а натурщикам у нас мало платят. Так что будете довольствоваться пенсионерами с обвисшими бицепсами-трицепсами.
Он и в этот раз не преминул поддержать Кирилла, отпуская в его адрес ободряющие похвалы.
Глотнув табачного дыма от толстяка-соседа с нижнего балкона и прикрыв аккуратно новую балконную дверь, он обошёл своих учеников, склонившихся над заданием: рисунок мужской обнажённой фигуры анфас.
– Смотри, как у него мощно, как красиво торс посажен, – остановился Юрий Кириллович над сгорбившимся у мольберта щупленьким пареньком. – А у тебя? Братцы, ведь что такое рисунок? Это передача формы, объёма с помощью очень простых приспособлений: бумаги и карандаша. Но что очень важно: нужно не просто срисовывать объект, а как бы ощупывать его, лепить его.
Кирилл на подиуме представил на минуту, что его, оторвавшись от своих рисунков, вдруг бросились ощупывать все эти двадцать начинающих живописцев, почувствовал напряжение, смутился и крепче сжал длинную палку, на которую опирался правой рукой, будто собрался ею отбиваться. Тут же сообразил, что нужно наоборот расслабиться, дабы, хоть и в плавках, не оконфузиться окончательно. А Юрий Кириллович, медленно передвигаясь по комнате, продолжал свои наставления, будто лирический баритон пел любимую арию:
– Надо так себя настраивать, так себя приучить мысленно ощупывать объект и лепить, в кавычках говорю, лепить его на бумаге.
– Это кто у нас, Володя, там живёт? – склонился Юрий Кириллович над мольбертом коренастого паренька, старательно, с отчаянным нажимом штрихующего изображение на своём ватмане.
– Где? – удивлённо отстранился от своего рисунка Володя.
– Да вот, в животе.
– Это пуп, ну типа пупок.
– Вот именно, «типа», – усмехнулся Юрий Кириллович. – Это нефтяная скважина, а не пупок. Давай-ка исправляй, и не жми так, не лопатой работаешь, ощущай карандаш будто смычок скрипки и веди свою мелодию. С радостью творите, друзья, а не с натугой. Вы счастливые люди: вы решили посвятить себя творчеству, а творчество – единственное оружие, с коим можно вступать в поединок с бегом времени, с забвением, со смертью, в конце концов.
Чуть запрокинув голову, Юрий Кириллович лавировал между мольбертами и, словно глухарь, казалось, сам приходил в восторг от собственного вдохновенного панегирика. И тут же вдруг, остановившись возле очередного ученика, заметил ему сухим требовательным тоном:
– Славик, третью грудь убираем.
– Где? – задрав голову, растерянно взглянул на учителя Славик.
– Вот здесь, «где», – Юрий Кириллович изъял из его руки карандаш и ткнул им в рисунок. – Что это такое? Куда мы так напрягаем форму? И потом, обрати внимание, косые мышцы живота – это не соски свиноматки. Зачем ты их так тоном выделил? Исправляй!
Он вернул Славику карандаш и, шагнув чуть в сторону, остановился возле девчушки, а та, почувствовав за спиной учителя, прекратила тереть свой рисунок ластиком и чуть ли не со слезами прошептала:
– У меня такое ужасное чувство, что ничего вообще у меня не получится.
– А ты, Танюша, меньше старайся, – отозвался учитель. – А то ты так стараешься, что у тебя нос потеет. Не старайся, расслабься, и всё получится. Есть ещё такой нехитрый способ – зеркало к рисунку приложить. Когда глаз устаёт, то перевёрнутое изображение в зеркале позволяет замечать ошибки, – Юрий Кириллович склонился над рисунком, взял с мольберта свободный карандаш и стал водить им по прикреплённому к доске листку. – Вот, обрати внимание на этот момент. У тебя тут целый кусок провален. Если Стёпа надувает форму, – он кивнул в сторону её соседа, – то у тебя здесь, наоборот, провал. Вытягивай этот кусок тоном. Вот отсюда досюда. Это всё надо вытягивать.
Дав эти дельные советы отчаявшейся ученице, Юрий Кириллович шагнул к Стёпе:
– Там действительно очень красивый рельеф грудной мышцы, – начал он разбор рисунка, – но нельзя забывать про общую пластику. Она по тону у тебя сейчас вываливается, – мастер прикрыл один глаз и, вытянув вперёд руку, ладонью закрыл перед собой часть рисунка, при этом отошёл назад и чуть склонил набок голову. – Встань вот со мной рядом и прищурь один глаз. Теперь видишь? Ну вот, – и тут, возвысив голос, он обратился ко всем: – Что вы, друзья мои, в свои работы, как слепые котята, уткнулись? Не ленитесь время от времени вставать, отходить и сравнивать рисунок с натурой. Настя, ну-ка, встань и отойди от мольберта! Видишь, что на твоём рисунке у него хвост? Причём объёмный. Да ещё раздваивается на конце.
– Это тень, – тихо простонала пухленькая круглолицая Настя.
– Что?! Тень?! Это не тень – это хвост динозавра! – притворно возмутился Юрий Кириллович. – Прищурься, присмотрись… И принимайся за работу.
Направляясь к своему рабочему столу, он остановился ещё у одного мольберта. Мальчишка-очкарик осторожно водил тонко отточенным «кохинуром» по своему рисунку.
– Он у тебя будто в полиэтиленовую плёнку завёрнут. Всё как в тумане. Всё приблизительно. Всё как с испуга. Почему? Посмотри, какая у него прекрасная фигура. Вам всем повезло. Обычно натурщика поставишь, ну стоит чувак как чувак. Просто мужик. А он – посмотрите. Это же античный герой! Олимпийский бог, герой Эллады! Или римский воин с копьём. Так? Посмотрите, какая пластика. Какой образ, даже без всяких атрибутов. Сколько достоинства, силы, целеустремлённого движения!..
Кирилл почувствовал, как краска приливает к лицу, и он решил съюморить: скривил рожу, скосил глаза. Ученики захихикали. Юрий Кириллович обратился к нему очень серьёзно:
– Это не комплименты. Это профессиональный разбор.
– Я понимаю, – улыбнулся Кирилл. – Возьму в аптеке беруши. Буду в следующий раз раздеваться, а уши затыкать.
– Зачем?
– Чтоб не зазнаться.
– Ну да, – рассмеялся уже Юрий Кириллович и вновь обратился к своим подопечным. – Так вот, не теряйте этот образ. Рисуйте сильными штрихами. Сильно, определённо должен двигаться карандаш. Тогда и появится пластичность, динамика, – и, завершая эту свою коротенькую, но воодушевляющую лекцию, он повернулся и направился к своему письменному столу. – Ищите этот образ, старайтесь уловить его, а не просто срисовывайте. Вот так. Работайте, друзья, работайте. Талант – это Божья длань на макушке плюс умение трудиться. А караулит всё его величество случай. И выбирает тех, кто не сдаётся.
Юрий Кириллович уселся за свой компьютер. Подвигал мышкой. Зажёгся экран. Открыл новости дня. Сразу пропустил информацию о кошачьих играх медийных персонажей. И даже то, как похудела и сравнялась с Галкиным Алла Борисовна, его не заинтересовало. А вот что, в силу его неувядаемого романтизма, привлекло, что он открыл и прочитал: «Великое противостояние – рекордное приближение Марса к Земле, которое в последний раз жители планеты наблюдали в августе 2003 года, произойдёт в этом году 27 июля. Для астрономов противостояние Марса – это интересное событие, которое может принести новые открытия. А вот астрологи видят в данном явлении потенциальные проблемы для людей. Так, по их мнению, в период приближения Красной планеты на Земле усилятся агрессивные и воинственные настроения, все конфликты могут усилиться в несколько раз, причём как на бытовом, так и на глобальном уровне. Астрологи рекомендуют в этот период сдерживать свои эмоции, не вступать в ссоры и стараться избегать конфликтных ситуаций».
И чтобы избежать конфликтной ситуации с собственной супругой, Юрий Кириллович поспешил открыть почту. Лена с доченькой Дашей, четырнадцатилетней школьницей, поздним и оттого до одури любимым ребёнком, на этот раз отдыхала на Крите в пятизвёздочном отеле Aldemar Knossos Royal. Обещал им каждый день заглядывать в почту: мало ли какие у них там возникнут проблемы.
Открыл. От Ленки большое письмо – а как иначе:
«Юрасик милый, привет! Вечер. Сидим на открытой веранде ресторана. Наслаждаемся живой музыкой и чудесным баритоном. Неплохо парень поёт и аккомпанирует себе на электроклавишах: „Бессаме, бессаме мучо…“ Ой, сейчас запел мою любимую: „Филингс…“ Подожди! Сделаем паузу. Споёт – продолжу писать… Спел! Ах, какая прелесть! Готова была броситься его целовать. Скажи спасибо: Дашутка рядом, а то был бы у тебя повод там, в Москве, поволноваться. Дочь твоя – непослушная, в тебя. Вот уплетает уже вторую вазочку мороженого. То забыла, понимаешь, жёлтенький шарик положить, то – розовенький. А то, видишь ли, фисташковое оказалось самое вкусное. Вынуждена повторить. Ну как тебе это нравится? Не дай бог, заболеет. Умница я, что дотошно расспрашивала тебя про путёвки. Ты злился, зато я теперь спокойна по поводу страховки. Надеюсь, ты не скучаешь, милый, и радуешься, что доставил своим любимым девочкам столько радости. Я смакую чудесное сухое вино. Официант предложил большой выбор. Я сначала хотела взять белое – уж очень он нахваливал, – но потом всё-таки остановилась на красном: оно полезнее. Принёс бокал „Бобаля“, во всяком случае так он его назвал. Цвет спелой вишни, с низким уровнем алкоголя. Вино из Валенсии. Чудо! Губы сами тянутся к бокалу. Где-то шумит море… Музыка… Поёт симпатичный, молодой, атлетического сложения и со вчерашнего вечера небритый грек. Истинный мачо. Господи, как она быстро уплетает полную вазочку. А я – опять глоток „Бобаля“… Ах… Ну хватит лирики. Несколько слов о контингенте. Здесь много наших. А ещё, говорят, плохо живём. Всё недовольны да недовольны. Нет-нет, любой здравомыслящий человек скажет спасибо Горбачёву, а затем Борису Николаевичу. Вот доказательство наших завоеваний. В одном из самых дорогих отелей Европы то тут, то там слышишь русскую речь. Слава богу, без мата. Не привлекает пока с кем-либо завязать плотное общение…»
Тут Юрий Кириллович приостановил чтение: надоела вся эта белиберда. Тем более, ему уже стало понятно, что раз закончилась лирика, то теперь начнётся практика, то есть речь пойдёт о дополнительных инвестициях в «отдых любимых девочек».
Стал шарить по мейлу. Наткнулся на послание какой-то Насти Кузнецовой. Даже не стал его открывать: не знает он никакой Насти Кузнецовой, и вообще, мало ли какой спам может залететь. Однако больше ничего, на чём следовало остановить внимание, не было. Пришлось возвращаться к жениному «потоку сознания», в заключение которого следовало ожидать «деловое предложение».
Итак: «…без мата. Не привлекает пока с кем-либо завязать плотное общение. Наши, конечно, выделяются. Одна, пышка, приходит на завтрак в вечернем макияже с наклеенными ресницами и в таких трусиках, что её булочки при ходьбе так и вываливаются. О груди я уж и не говорю: вся наружу. Западные мужики млеют и давятся. Другая, тоже, конечно, наша, таких необъятных размеров – слон на пленэре. А, смотрю, набирает столько круассанов, что диву даёшься. Ну хоть взглянула бы на себя в зеркало. Не видела её ещё на пляже. Но думаю, когда входит в воду, волна поднимается нешуточная. Не случайно, как правило, после обеда море штормит. Подруга с ней, или родственница какая, не знаю уж, – худющая жердь. Идёт по ресторану вся в летящих розовых шелках. Это пеньюар. Ну точно пеньюар. Но она об этом не знает. Боже мой, какое отсутствие элементарной культуры. Даром что богатые. Но Европа тоже хороша. Почти все женщины курят. Одна держит в напомаженных губах сигарету, а вилку – в правой руке. Представляешь? Вилку – в правой, а нож – в левой. Две молодые кумушки – стол рядом с нашим – так мне надоели. Немки. Одна только жрёт, другая без умолку трындит ей о чём-то. Хоть бы заткнулась да поела. Так нет, только бокал пива и сигарета. Вообще, немцы меня удивляют. Они тут будто с цепи сорвались. Прошлую ночь чуть ли не до утра шумели на веранде своих апартаментов. Песни горланили, ржали, как лошади, каркали по-своему. Я думаю, не только мы с Дашей – все вокруг не могли уснуть. И так, пока один смелый мужчина – из наших, конечно, – пока не вышел да как не заорал в их сторону: „Ахтунг, ахтунг! В воздухе Покрышкин!“ Тут же притихли!»
«Жива генетическая память», – подумал Юрий Кириллович и продолжил изучать послание своей неповторимой:
«Вообще европейцы без комплексов. Вчера решили с Дашулей прогуляться по высокому берегу за территорию отеля. Идём-идём и вдруг – господи, что это?! Внизу в уютной бухточке загорают и плещутся абсолютно голые люди. Мужчины, женщины и даже дети. Я попыталась дочку сразу в сторону оттащить, а она мне:
– Ну, мама, что ты, в самом деле! Ещё искусствовед! Обыкновенный нудистский пляж. В этой бухте море поспокойнее, и вообще приятно. Из нашего отеля тоже многие сюда ходят.
Я ей:
– А ты откуда знаешь?!
– Ну знаю, – говорит.
Я испугалась, конечно:
– Может быть, и ты сюда ходишь?
А она:
– Ой, ма, отстань.
И пошла. А я ей в спину посмотрела – ты знаешь, у неё уже такие формы вырисовываются! Глаз да глаз. Знаю, ты скажешь, рано беспокоится. А я считаю, что это совсем не мелочи. Во всяком случае, стараюсь её от себя не отпускать.
Юрасик, ну вот вроде всё тебе рассказала. Да, забыла! Хочу посоветоваться с тобой об одной ерунде».
Юрий Кириллович понял, что сейчас будет сказано о той самой «мелочи», ради которой писалось такое пространное письмо:
«Тут кругом висят такие вот объявления:
– Скучаю по тебе! Твоя шуба. Greek Furs.
– Хочу к тебе! Твоя шуба в Greek Furs.
– Греческие шубы. Фабрика «Кастория». Сеть магазинов на острове Крит! Скидки до 50 процентов. Меховые изделия всех видов!!! Соболь, blackglama, blacknafa, каракульча, норка, лиса, кожа, дублёнки. На все изделия гарантия десять лет. Трансфер бесплатный. Звоните прямо сейчас.
И несколько телефонов указано. Представляешь?
Тут одна наша купила, хвасталась мне. Зазвала в свой номер посмотреть. Признаюсь честно, нам с Дашей очень понравилась. Я даже примерила. Даша мне потом сказала:
– На этой старой кошёлке как на корове седло. А вот на тебе шуба смотрится.
В общем, мы с Дашей решили воспользоваться бесплатным трансфером в Ираклион. Я ей говорю:
– Чё зря ездить? У нас и на доху самую дохлую не хватит.
А она говорит:
– Напиши папке, он вышлет.
Вот я и решила тебе на всякий случай написать. А как в Москве погода? Ты, милый, наверное, сидишь со своими будущими Пикассо и Суриковыми допоздна. Не переутомляйся, прошу тебя. Всё равно к тому, что от бога дано, не прибавишь. Это я тебе как всё-таки какой ни на есть искусствовед говорю. Да и благодарности от них в будущем не дождёшься. Можешь, как всегда, повторить, что, в силу того что я моложе тебя на целых одиннадцать лет, у меня нет твоего опыта разбираться в людях. Однако поверь, уж насмотрелась я на наших изобразительных братьев всех мастей и калибров. Сегодня за любого, кто толчётся в нашем мирке – от мастера до подмастерья, – не стоит бросаться со скалы. Все, от художника до натурщика, сегодня живут не искусством, а длинным рублём. Так что лучше побереги себя, папочка наш дорогой. Не забывай принимать от давления, как прописал Виктор Борисович: утром – ко-ренитек, вечером – амлотоп. Только поешь перед приёмом лекарства овсяночки. Ни в коем случае не принимай натощак. Ну, целую, Юрасик, мой дорогой! Твоя, как ты любишь меня называть – надеюсь, за изящную фигуру и выразительный образ брюнетки – твоя пантерочка».
Слава богу, дочитал. Можно было сразу начинать с того, что вышли, папочка, денег. Как в том анекдоте: «Мама, вышлите сало. Здравствуйте, мама!»
Юрий Кириллович открыл сайт своего банка, набрал свой логин, затем пароль и стал отыскивать в смартфоне номер карты своей «пантерочки».
Всё же операцию провести он не успел. В дверь постучали, и в мастерскую вошёл Юрка Пивоваров…
Семь лет назад он занимался у Юрия Кирилловича, готовился поступать. Уж очень парню хотелось в подражание своему учителю стать скульптором. В результате поступил в Суриковский институт. С тех пор не забывал своего благодетеля. Обязательно зимой с Новым годом поздравит, весной – с Днём Победы. Ну а уж с днём рождения-то – всенепременно. Да что там, парень нередко даже просто так вечерком в мастерскую забежит. Посидит, посмотрит на «желторотых птенцов», с удовольствием послушает, как мастер разбирает их каракули, а когда они разойдутся, достанет бутылочку коньяка. У Юрия Кирилловича всегда в холодильнике баночка икорки, сервелат или сырокопчёная колбаска. И сидят, пока едва слышимая радиоточка, затерявшаяся на полке среди коробок с карандашами, упаковок пластилина, гипсовых фигур, банок с торчащими из них кистями, тюбиков краски и прочего, и прочего, – пока эта радиоточка не заиграет гимн, тихо-тихо:
– Россия – священная наша держава,
Россия – любимая наша страна.
Могучая воля, великая слава,
Твоё достоянье на все времена.
Славься, Отечество, наше свободное…
Тут Юрий Кириллович встанет, дожёвывая бутерброд, и скомандует:
– Ну, тёзка, пора и честь знать, а то мне от моей «пантерочки» влетит. Она и так не верит, что я до полуночи с учениками тут валандаюсь. Давай налей по маленькой на посошок. Опять придётся что-то врать про какое-нибудь сборище в Союзе худых ожников. Хорошо, что я машину здесь во дворе удачно припарковал. На ночь оставлю. Надо нам с тобой только на метро успеть.
– Кто такие «ожники»? – усмехнётся Юра, разливая коньяк.
– Что за «ожники»? – удивится Юрий Кириллович.
– Ну вы сказали, Союз худых ожников.
– Ну, я так… Вроде юморю.
– Тогда лучше, Юрий Кириллович, Союз худых вожников. «Вожники» – вроде на водителей похоже. Сейчас же у всех машины, а водитель-то не из каждого художника классный получается.
– Ну, будет тебе. Глупости всё. Хочу выпить за тебя. Во-первых, рад, что не забываешь, во-вторых, горжусь, что высоко поднимаешься, взлетев вот с этой взлётной полосы, – Юрий Кириллович обводит рукой мастерскую. – Наставники твои всё мне тебя нахваливают. Смотри только не зазнайся. Медные трубы – самое тяжёлое испытание для творческого человека. У некоторых так получается, что эти медные трубы вроде как вставлены в определённое место, и те, некоторые, от этого всё надуваются, надуваются, того и гляди, лопнут.
– Я не лопну, Юрий Кириллович, – с хитрой улыбкой, будто знает какой-то тайный заговор, заверяет учителя Юрка.
– Ну и дай-то бог, – кивает тот, соглашаясь. – Запомни только мой главный совет. Не женись на представительнице нашего круга. Пусть она будет кем угодно: учительницей, поварихой, медсестрой…
– Почему медсестрой, а не доктором, допустим?
Захмелевший Юрий Кириллович с напряжением пытается понять суть вопроса и наконец изрекает:
– Медсестра тебе уколы будет делать от давления и радикулита. Ну, поехали! И по домам.
…От дверей Юрка Пивоваров сразу нашёл взглядом Юрия Кирилловича и приветливо помахал ему рукой. Пробираясь среди расставленных по всему довольно обширному помещению мольбертов и на ходу невольно заглядывая, что там царапают будущие Айвазовские и Гончаровы, Репины и Удальцовы, он то и дело оглядывался на скульптурно застывшего на подиуме Кирилла и, когда подошёл к вставшему навстречу мастеру, поднял вверх большой палец, кивнув в сторону натурщика.
– Класс!
– Здорово, тёзка! – протянул руку Юрий Кириллович. – Вчера только о тебе говорил с вашим деканом. Хвалит. Говорит, что диплом ты задумал интересный.
– Вот как раз, Юрий Кириллович, хочу посоветоваться.
– Ну пошли на балкон, покурим.
– Вы же вроде давно уже бросили.
– Ну да, бросил, сигарет у меня нет, поэтому ты угостишь. Что там у тебя? Воспользуемся, пока холостякую.
Они отворили сияющую пластиковой белизной балконную дверь и вышли на свежий воздух, если так можно сказать о воздухе вечерней Москвы. Впрочем, Юрий Кириллович всегда полагал, что выхлопы автомобилей рассеиваются, пока поднимаются к этому балкону под самой крышей высотки. И в этом видел большое преимущество своей мастерской. Эх, если бы не «курец» с нижнего этажа.
Внизу столица, закончив трудовой день, устало расползалась по жилым окраинам. Метро заглатывало пёстрый поток москвичей. По широкой мостовой от центра к МКАД слабым пульсом проталкивались вереницы разнокалиберных машин. Крыши домов устало прощались с солнцем. Уж так оно их утомило своим жаром. А всё же не стоит демонстрировать какую-то обиду: ночи хватит, чтоб остыть, а с утра пусть опять греет. Всё же лучше, чем дожди. Особенно для тех крыш, что протекают. Вон они плоскими бестолково-серыми рубероидными заплатами смотрят в небо. Будто из своеобразной гигантской мозаики выпали куски яркой смальты, образовавшиеся пустоты замазали цементом – и вся недолга. Возиться ещё! А уникальное поднебесное панно, гордость великого города, утратило свою художественную ценность. Своему приятелю – архитектору Коле Коломийченко Юрий Кириллович так и выдал однажды:
– Твой этот собрат, что придумал эти эрзац-кровли, полный болван. Или жлоб, что скорее всего, ибо себе-то он был на уме. Хорошую, видно, премию хватанул за дешевизну, но дешёвка она и есть дешёвка.
Юра Пивоваров щёлкнул зажигалкой. Закурили.
