скачать книгу бесплатно
Уверен, со стороны подобная картина была более чем омерзительной, но я уже свыкся. Все же источником пищи служили обычные животные, а не разумные существа. Единственное, о чем я сожалел – у нас не было злаков и прочей растительной пищи, чтобы ниргалы могли приготовить обычную кашу. Не было даже котелка, чтобы сварить бульон – он остался в седельных сумках рыжего Лени. Чем дольше ниргалы питались только кровью, тем больше я боялся, что у них будет заворот кишок или еще какая гадость приключится. Но пока иного выбора не было, и мы молча шли вперед, шаг за шагом преодолевая заснеженные просторы Диких Земель.
Единственная имеющаяся у нас лошадь шла в поводу за замыкающим отряд ниргалом и, кажется, была более чем счастлива таким положением вещей. Еще бы. На ее многострадальной спине больше никто не сидел, шла она уже в утоптанной ниргалами и мною снежной колее, относительно легко переставляя копыта. Овес в сумках практически закончился. Каждый вечер я выбирал для ночлега ровные пологие места и заставлял ниргалов расчищать снег до тех пор, пока не показывались бурые стебли пожухлой травы. К такому подножному корму лошадь относилась с явным неодобрением, но все же понемногу щипала самые аппетитно выглядящие стебли. Оно и понятно – голод не тетка.
Длинные переходы и вынужденное молчание ввиду отсутствия собеседников предоставили мне прорву времени, чтобы погрузиться в мысли, неспешно обдумать события прошлого и постараться отвлечься от тяжелых дум о поселении. Несмотря на грустный факт, что я практически перестал быть человеком из крови и плоти, я все еще считал себя ответственным за судьбу моих людей и поселения.
Как они там?
Живы ли еще?
Добрался ли Рикар с отрядом до Пограничной Стены и смог ли вернуться обратно со столь необходимыми для нашего выживания припасами?
Удался ли мой план с распространением слухов о лорде Ван Ферсис, отреагировала ли на них церковь и власти? Или все пошло прахом, и Повелитель уже в Диких Землях на подступах к моему поселению?
Только вопросы и никаких ответов. Я мог лишь строить догадки и всей своей промерзшей душой надеяться на лучшее.
Из разряда приятных сюрпризов оказался и тот факт, что я был столь же спокоен, как и мои спутники ниргалы. Злость, ярость и горькие стенания ушли в прошлое. Я вновь ощущал себя как единое целое, не боялся завтрашнего дня и не посматривал ежеминутно на бедро, где некогда сидела медленно угасающая магическая сфера. Жить сразу стало проще. Особенно радовало, что даже если мое «я» умрет или покинет эту оболочку, то умрет и тело, а не перейдет под контроль другой души. Сожаления к ушедшим в никуда Защитнику и настоящему барону Ван Исер я не испытывал. Листер Защитник прожил доблестную жизнь и умер больше двух столетий назад, а к барону Ван Исер… к истинному барону у меня не было ни малейших симпатий. Наворотил столько дел, а расхлебывать приходится ни в чем не повинным людям и мне. Сколько славных воинов погибло в бессмысленных схватках с шурдами и нежитью? Сколько еще погибнет?
Нет, жалеть безвременно почившего Кориса Ван Исер я не собирался. Но и не возлагал вину за случившееся только на него. В Дикие Земли мы попали благодаря «помощи» лорда Ван Ферсис, сумевшего изменить приговор с казни на изгнание. И руководствовался он при этом далеко не милосердием и человеколюбием. Попади я из тюрьмы прямиком на эшафот – моим людям не пришлось бы никуда отправляться.
А если говорить прямо – непутевому дуэлянту и распутнику барону по-быстрому оттяпали бы неразумную голову к чертям, и связанные с ним нерушимой Клятвой Крови люди не испытали бы всех «прелестей» Диких Земель, ну а я бы и вовсе здесь не появился!
Хотя нет… тут я ошибаюсь – проклятый Повелитель все одно выдернул бы мою душу неизвестно откуда, но вселил бы ее в тело Квинтеса Ван Лорка. Ведь это ему была предназначена роль Ильсертариота, «живого ключа» к древней гробнице Тариса Некроманта. Но такой исход все лучше, чем оказаться в качестве ответственного за жизни стольких людей и при этом толком не понимать, что делать и как жить дальше.
Я словно капитан стремительно тонущего судна, что судорожно вцепился в почти неподдающийся усилиям штурвал и пытается спасти себя и команду от неминуемой гибели. Но капитан видит лишь водную гладь, однако не замечает острых рифов прямо по курсу… да и не знает, в какой стороне находится спасительный берег. Правит наугад и, возможно, идет все по сужающемуся кругу.
Изредка я выпадал из тяжелых мыслей и оглядывал округу, дабы убедиться, что мы не сбились с пути. Удостоверившись, что двигаемся в правильном направлении, я вновь погружался в раздумья, то и дело сетуя на отсутствие книги с заметками. Дернул же меня Темный отдать книгу Рыжему Лени! Но кто ж знал? Я был полностью уверен, что иду на смерть и возвращаться не придется…
Помимо мыслей, связанных с поселением, я все чаще обращал внимание на свое тело. Возможно, меня обманывают изменившиеся глаза, но с каждым прошедшим днем я становился прозрачней – в буквальном смысле. Как в самом начале болезни – еще до того, как я поднялся к вершине зиккурата – все начиналось с конечностей и медленно распространялось по всему телу. На второй день пути сквозь кожу пальцев больше не проглядывали кости и жилы – только однородная мутная масса льда, светлеющая с каждым часом, пока не стала прозрачной почти полностью. Теперь я мог разглядывать окружающий пейзаж прямо сквозь ладонь, правда, все было несколько искривленно и размыто, словно смотрю через линзу неправильной формы или сосульку. Не остановившись на достигнутом, прозрачность поползла дальше, к запястьям и выше. Слава Создателю, пальцы продолжали меня слушаться, поэтому я смотрел на распространение болезни без особой опаски и со смирением аскета. Все одно помешать я никак не мог. Пришлось удовольствоваться ролью заинтересованного наблюдателя и молиться, чтобы не произошло ничего непоправимого.
Особенно с мозгами и глазами.
Сам не знаю почему, но за глаза я переживал особенно сильно. Мне отчего-то казалось, что если они станут полностью прозрачными, то я ослепну. Ну и насчет мозгов были определенные сомнения – как-то сомнительно, чтобы прозрачный кусок льда мог сравниться в сообразительности с обычными человеческими мозгами. И буду тогда слоняться по Диким Землям в виде слепого, тупого и прозрачного зомби… примерно до наступления весны, когда жаркие лучи весеннего солнца превратят меня в лужицу талой воды и тем самым раз и навсегда оборвут мои страдания.
Не знаю, чтобы я еще себе напредставлял, но спустя еще день пути мы наконец добрались до столь памятной мне лощины. До места, где я перестал быть человеком. До места, изменившего мою жизнь.
Остановившись на гребне склона, я опустился на колено, ухватил солидную пригоршню снега и начал задумчиво его сминать, не отрывая внимательного взгляда от дна лощины. Все как и тогда – неглубокий овраг с пологими заснеженными склонами, тихое и спокойное местечко, словно специально предусмотренное для привала усталых путников, стремящихся укрыться от пронзительных порывов зимнего ветра и не выдавать свое присутствие светом костра. Да… именно этими соображениями я и руководствовался в прошлый раз, когда направил отряд аккурат в ловушку. Наивный глупец…
Вот только сейчас уже не было деревьев с их ледяными ветвями, больше похожими на щупальца неведомого чудовища. Ниргалы хорошо поработали мечами, срубив стволы под корень и порубив их на мелкие части. Тогда я радовался такому исходу, но сейчас это оказалось слишком поспешным решением.
Хотя…
С верхнего края склона я легко заметил на дне лощины снежный холмик, расположенный аккурат на том месте, где раньше поднималось похожее на плакучую иву дерево. Проваливаясь по колено в снежный наст, я начал спускаться, не сводя глаз с подозрительного сугроба, который, несомненно, скрывал собой что-то интересное. Двойка ниргалов двинулась следом, продвигаясь по уже проложенной мною глубокой борозде. Один воин остался наверху, удерживая в поводу лошадь и бдительно посматривая по сторонам.
У подножия склона снега оказалось по грудь, но меня это не смутило. С недавних пор я очень сильно полюбил снег и лед и сейчас получал несказанное удовольствие, окунаясь в пышное одеяло почти с головой, пробиваясь через податливую сыпучую массу и прислушиваясь к тонкому звону разламываемой ледяной корочки наста. Случись мне пробираться через столь толстый снежный покров раньше – до болезни – уже через десяток шагов я бы натужно сопел и жадно хватал ртом воздух, в тщетной попытке отдышаться. То ли дело сейчас – ровное, едва заметное дыхание, никакой усталости и неприятного ощущения холода.
– Если что – мечами махать не вздумайте, пока не прикажу! – не оборачиваясь, предупредил я дышащих мне в спину ниргалов.
Ответа не последовало, но я знал, что приказ был услышан.
Предупреждение оказалось излишним. Когда я осторожно разгреб ладонями верхушку снежного холма, ко мне вяло потянулся тонкий, почти прозрачный прутик – многократно уменьшенная копия смертельно опасного щупальца, с легкостью пробивающего кожаные доспехи и человеческую плоть. Дотянувшись до моей руки, ледяной побег обвился вокруг большого пальца и на этом остановился, не проявляя агрессии. Из снега показалось еще несколько тонких, но длинных щупалец, и, вытянувшись вверх, они едва заметно задрожали, не обращая на мое присутствие ни малейшего внимания.
– Интересно… – заинтриговано хмыкнул я, слегка повернул голову и велел одному из ниргалов: – Шаг вперед.
Охранник незамедлительно повиновался. Сделав широкий шаг, воин поравнялся со мной. Ситуация в корне изменилась. Только что мирно покачивающиеся ледяные побеги метнулись к нему и бессильно затрепетали в двух локтях от его заиндевевшего шлема, не в силах дотянуться.
– Хорошо, отступи назад. – приказал я, смотря на обвившийся вокруг руки мутно-серый побег уже совсем другими глазами.
Щупальца хоть и не выросли до прежних размеров, но агрессивность сохранили в полной мере. Ко всем, кроме меня. Ко мне ледяные отростки проявили необычное равнодушие и даже дружелюбие.
Задумчиво взлохматив отчетливо зазвеневшую шевелюру, я сделал глубокий вздох и переключил восприятие на магический взор. И увидел, что по ухватившему мой палец ледяному побегу бегут ярко-синие искры энергии. Причем поток сверкающих искр направлен в мою сторону. Щупальце не вытягивало из меня силу, а наоборот – деловито закачивало ее в мое тело, словно стараясь закончить уже начатое, но не завершенное дело. Секунду поколебавшись, я осторожно вытащил палец из цепкой хватки, поднялся на ноги и отступил за пределы досягаемости полупрозрачных побегов-щупалец.
Несмотря на то, что ниргалы вырубили все деревья под корень, им удалось восстановиться. И, судя по скорости роста – если такое слово можно применить в этом случае – через недельку-другую здесь вновь появятся высокие и стройные деревца, поджидающие следующую жертву. И это хорошо. Просто великолепно. Ниргалам не удалось уничтожить ловушку окончательно. У меня появился шанс разобраться со своим крайне непростым недугом и, возможно, понять, что мне делать дальше.
И я знал, где следует искать часть головоломки.
– Ниргалы. Начинайте разгребать снег вокруг этих веток до самой земли. Побегам вреда не причинять, но и не подставляться под их удары. Повторяю – мечами не махать! Если случится что-то неладное – отступить без боя.
Убедившись, что мои приказы поняты, я развернулся и зашагал вверх по склону, направляясь к единственной нашей лошади, везущей на себе мои более чем скудные пожитки. Два меча – двуручный и обычный с лезвием в два локтя длиной, продырявленные как сито кожаные доспехи, пояс с пустой флягой и давно затупившийся нож. Нож-то мне и требовался – в качестве инструмента для копания. Поморщившись от исходящего от разгоряченной лошади тепла, я быстро сорвал притороченную к седлу сумку и поспешил отступить на пару шагов. Наспех подхватив с земли две пригоршни снега, я приложил его к лицу, унимая уколы боли.
План прост – если ледяная ловушка так спокойно перенесла атаку неуязвимых ниргалов, значит, основная ее часть находится под землей. Эта же догадка объясняет, как вообще ледяным деревьям удается переносить жаркое лето. Если я прав, их стволы вырастают с приходом морозов и появлением обильного снега. Когда наступает теплая пора, заматеревшие за зиму ледяные щупальца исчезают, превращаясь в лужицы талой воды. А неизвестная мне основная часть ловушки, ее «сердце», скрывается в земле. И не погибает с наступлением жары, потому что находится достаточно глубоко, либо «сердце» сделано не изо льда, и тепло никак не может повредить ему.
Что бы там не скрывалось под слоем мерзлой почвы, это явно не обычные корни. В общем, я решил докопаться до истины. Если уж вновь выросшие ледяные побеги не проявляют по отношению ко мне агрессивности, то следует воспользоваться удобным случаем…
Промерзшая за зиму земля поддавалась плохо, но, когда я наконец пробил самый твердый слой, дело пошло веселей. Копал я в гордом одиночестве – стоило ниргалам подойти слишком близко, щупальца начинали беспорядочно стегать во все стороны. Хотя удары не могли причинить закованным в сталь воинам вреда, я отозвал их и принялся за дело сам. В отличие от воинов я был без брони, и мне вовсе не улыбалось потерять глаз от случайного удара. Да и не стоило рисковать – несмотря на прочную броню у ниргалов все же были уязвимые места.
Воины отнеслись к отставке от работы философски и занялись обустройством лагеря шагах в двадцати от меня. Еще один ниргал прихватил арбалет и отправился на охоту. А я упорно долбил закаменевшую землю острием ножа и выгребал мерзлые комья из постепенно углубляющейся ямы.
Успокоившиеся ледяные щупальца склонились вниз и словно заключили меня в объятья, опутавшись вокруг шеи, плеч и торса. Проникнуть под кожу они не пытались – просто приникли к моему телу и застыли в неподвижности. Магическим взором я отчетливо видел, как по десятку щупалец пробегают искристые синие вспышки, выходящие из недр земли и бесследно исчезающие в моем теле. Неудобств от столь странного соседства я не ощущал и, перестав обращать на них внимание, продолжил раскопки. Благо после того, как углубился на локоть вглубь, земля стала гораздо мягче и податливее. Вскоре лезвие ножа наткнулось на скрытое землей препятствие и с отчетливым звоном отлетело в сторону, едва не перерубив несколько ледяных щупалец. Убрав нож, я сгреб оставшийся грунт в сторону и с недоумением уставился на открывшееся зрелище.
Меньше всего я ожидал наткнуться на подобное – из земли и непонятных обрывков, сильно напоминающих сгнившую кожу, частично выступал огромный – самое малое в два моих кулака – драгоценный камень. Или, скорее, абсолютно прозрачный и искусно ограненный кристалл горного хрусталя, в самой сердцевине коего мерно пульсировало ярко-синее слепящее пламя – видимое лишь в магическом зрении. Из остроконечной верхушки кристалла выходил толстый белесый отросток, разветвляющийся на более тонкие побеги, сильно похожие на промерзлые древесные корни – такие же узловатые, с бахромой из тонюсеньких и хрупких отростков.
Всего корней шесть и разбегались они в разные стороны – аккурат в те самые места, где когда-то росли безобидные на вид деревья. Привстав, я огляделся по сторонам и окончательно убедился в своей правоте. По всему выходило, что кристалл и центральное ледяное дерево находились будто в центре паутины. Являлись сердцем ловушки. Об этом же свидетельствовало и тот факт, что из всех уничтоженных ниргалами деревьев лишь центральный ствол вновь начал расти, а остальные не подавали признаков жизни.
Подведя полупрозрачные ладони под бока кристалла, я осторожно обхватил его и потянул вверх, безжалостно обрывая уходящие в землю боковые отростки. Растущие из ограненной вершины щупальца никак не отреагировали на столь бесцеремонное обращение и продолжали ласково обвивать мои плечи и шею. А вот ниргалы явственно забеспокоились – особенно когда пара щупалец лениво обернулась вокруг моего горла – и шагнули вперед. Рыкнув на излишне ретивых охранников, я выпрямился и, приблизив сияющий камень к глазам, внимательно осмотрел в надежде наткнуться на разгадку или хотя бы на смутный намек на нее. Но, увы…
Все что удалось понять – кристалл прошел через руки, несомненно, искусного мастера, придавшего ему правильную форму и красивую огранку. И это мое единственное достижение. Я отчетливо видел клубящуюся в сердце кристалла магическую энергию, но и только. Понять ее сути я не мог.
Все мои вопросы остались без ответов.
Для чего именно предназначен огромный кристалл?
Уж явно не для банального умерщвления всех подряд.
Как он оказался здесь?
Что за странная ледяная болезнь приключилась со мной?
Более того – возникло больше вопросов. Например, почему энергия заключена в ограненном куске горного хрусталя, а не в обычной магической сфере, как с шипами, так и без оных? Щупальца продолжают проявлять агрессию по отношению к ниргалам, но полностью изменили свое отношение ко мне, и это снова вызывает еще больше вопросов. Признали за своего? С чего бы это хищнику проникаться дружбой к недоеденной добыче?
Вздохнув, я осторожно опустил кристалл на холмик выкопанной земли и вновь полез в яму. Зачерпнул пару горстей непонятных обрывков и начал их внимательно разглядывать. Моя первоначальная догадка подтвердилась – это остатки некогда плотной и хорошо выделанной кожи, к настоящему моменту практически сгнившей. С досадой отбросив бесполезный хлам в сторону, я вновь погрузил пальцы в землю и зачерпнул следующую горсть. На этот раз повезло несколько больше – среди комьев земли и мелких камней, я обнаружил нечто сильно напоминающее разрозненные кусочки пергамента, на некоторых из них виднелись едва различимые слова.
Воспрянув духом, я не без труда скинул куртку – обвивающие меня щупальца не слишком охотно сдвигались в сторону – расстелил ее прямо на снегу, разложил на ней выбранные из грязи кусочки пергамента и продолжил раскопки. И вот ведь что странно – бережно взрыхляя землю и кончиками пальцев выбирая из нее кажущиеся мне важными предметы, я чувствовал себя так, словно занимался давно известным мне делом. Знал, как подкопать землю вокруг истончившегося обрывка пергамента и как извлечь его неповрежденным, знал, как отличить кусок кожи от гнилого древесного листа… И опять же я не имел ни малейшего понятия, откуда у меня такие навыки. Сомневаюсь, что старший барон Ван Исер заставлял сына ковыряться в древних руинах и могильных склепах, а значит, умения принадлежат неизвестно кому, но уж точно не Корису Ван Исер…
Стоп! А с чего я решил, что именно в руинах и склепах? Почему не в обычном огороде, а в старых развалинах и кладбищах? Почему именно там?
Ответа я не получил. В голове звенела пустота, но, несмотря на этот печальный факт, я воспрял духом – головной боли не было и в помине! Ни единого болезненного намека на ее подступающие чудовищной волны, что незамедлительно накатывали, стоило мне попытаться вспомнить хоть что-либо из своего прошлого. Но это было ДО того, как наложенная на меня печать Арзалиса распалась. До того, как я утонул…
Хотя тонул ли я?
Слышал ли я тот странный безразличный голос и не менее странную фразу: «Его нет в списках»?
Быть может, я просто потерял на время сознание от недостатка воздуха (ну да, на целых четыре дня!) и все это мне привиделось – светящийся туман, рыцарь в иссеченных доспехах, смущенно улыбающийся двойник… не знаю… Но суть та же – надежно ограждающая меня от воспоминаний головная боль бесследно исчезла!
Пока размышлял, руки продолжали делать свое дело. Вскоре на расстеленной куртке оказалась любопытная коллекция разномастных предметов – это помимо уже виденных мною клочков пергамента и кожи. В первую очередь в глаза бросалась горсть монет – преобладали серебряные и медные, но среди них проглядывали и солидные золотые кругляши, потемневшие от времени. Парочку таких я старательно оттер от покрывающей их грязи и узрел отчеканенное изображение некой особы мужского пола, вокруг которой по краю змеилась поясняющая надпись: «Великий Император Мезеран Ван Санти». Хмыкнув, я небрежно бросил монеты обратно на ткань и с усердием принялся ворошить остальные находки. Небольшой нож с проржавевшим лезвием, слегка погнутый серебряный кубок для вина, горстка синих стеклянных шариков со сквозными дырками – бывшие четки или ожерелье, белоснежное перышко магического стило, золотой диск с искусной гравировкой и надписью на непонятном мне языке. Про остатки пергамента и бумаги не стоило и упоминать – их было не счесть. Судя по всему, некогда это были книги или личные записи. Или и то и другое.
Да уж… чего-чего, но вот такого клада я никак не ожидал. Мысленно прикинув общее количество найденных вещей, я пришел к простому выводу – некогда все предметы лежали в немаленькой кожаной сумке, давненько сгнившей от долгого нахождения в сырой земле. Эти распадающиеся в руках кожаные обрывки – все что осталось от сумки. Большая часть лежащих в ней вещей тоже не выдержала испытания временем и сгнила до основания.
«И что же получается? – задал я вопрос и сам же на него ответил: – Одно из двух. Либо сумку закопали, чтобы когда-нибудь за ней вернуться, но что-то не срослось. Либо… либо это личные вещи погибшего человека и, следовательно…».
– … и, следовательно, сумку положили в могилу вместе с телом владельца. – уже вслух закончил я, переводя взгляд на вырытую мною яму. – А что… вполне может быть. Ежели хоронили в спешке, то и могила могла быть неглубокой…
* * *
Уронив грязные ладони на колени, я сидел на краю изрядно увеличившейся ямы и задумчиво созерцал ее содержимое.
Лежавший навзничь скелет определенно принадлежал мужчине – если судить по размерам, кои были не просто большими, а невероятно огромными для человека. А это был человек – тщательно очищенный мною от комьев грязи череп, несомненно, был человеческим. Хорошо сохранившиеся зубы без малейших признаков клыков, форма глазниц, особенности нижней челюсти – все говорило об этом. Человек исполинских размеров, приблизительно головы на две выше, чем здоровяк Рикар. Руки аккуратно скрещены на груди, словно мертвецу стало зябко, и он обхватил себя за плечи. Положение головы, вытянутые ноги, ровно уложенное тело – все говорило о том, что незнакомца похоронили. Пусть в совсем неглубокой могиле, но все же похоронили. Если предположить, что погребение исполина делали в спешке, то все становится на свои места – не было времени провести положенный обряд сожжения, не было времени копать по-настоящему глубокую могилу. Возможно, неизвестные могильщики собирались вернуться сюда позже и закончить похоронный обряд, но что-то не срослось, и друзья погибшего так здесь больше и не появились.
Почему я решил, что исполин погиб и был погребен друзьями?
Если начать со смерти, то об этом наглядно свидетельствовала дыра в правом виске – совсем рядом с глазницей. Судя по узкой форме отверстия, исполина убило что-то небольшое, но с крайне пробивной силой – например, болт с бронебойным наконечником, выпущенный из мощного арбалета. Или что-то другое – тут трудно угадать, в горячке боя случается всякое. Но исход столь страшного ранения может быть лишь одним. С такой дырой в голове не живут. Гарантированная смерть. Если только рядом окажется опытный и сильный Исцеляющий, да и то не факт, ведь за костью черепа скрывается не обычная плоть, а вместилище разума, и даже крохотное ранение приводит к ужасающим последствиям.
О том, что в качестве могильщиков выступали друзья или близкие, лучше всяких слов говорило золото. И не только монеты из сгнившего кошелька – хотя и там немаленькая сумма – грудь и шея скелета практически скрыты под хаотичным переплетением золотых и серебряных вещиц. Самое малое пятнадцать, а то и больше золотых цепочек обвивали шею мертвеца и бесформенной массой спадали на грудь. На каждой висели непонятные украшения или, скорее, амулеты – выточенные из камня фигурки животных, золотой кругляш, изображающий солнце с множеством лучей, заключенные в серебряную оправу изумруды и алмазы, остатки сгнивших кожаных мешочков, из которых сыпалась какая-то труха, огромный изогнутый клык, принадлежащий неизвестному мне зверю. Более чем странная коллекция.
Пока я занимался черным делом грабителя могил, солнце успело опуститься до самой кромки заснеженных древесных крон, одинокий луч пробился через ветви и на несколько мгновений ярко осветил разворошенную могилу. В его свете я успел заметить тонкую серебряную ниточку, тянущуюся от шеи ко рту черепа и скрывающуюся внутри.
Заинтересовавшись, я осторожно присел над телом. Стараясь не сдвигать останки, двумя пальцами оттянул нижнюю челюсть, открывая мертвецу рот. Цепочка. Еще одна серебряная цепочка, только почему-то оказавшаяся во рту. Подцепив кончиком пальца, я потянул ее на себя. Что-то тихо звякнуло об оскаленные зубы, и на свет появился еще один причудливый подвес. Разочарованно хмыкнув, я подхватил его на ладонь и поднес к глазам.
Да, амулет. Причем весьма искусной работы – серебряный цветок с листьями, покрытыми мельчайшими изумрудами, тонким изящным стеблем и с широко раскрытыми ярко-синими лепестками… и я такой цветок уже где-то видел. Причем в живом виде. И даже знаю название – благодаря отцу Флатису и его юному помощнику Стефию, которые охапками собирали такие цветы по округе, сушили, толкли в ступках и потом сжигали в специальных жаровнях, окуривая все подряд резким пахучим дымком…
И это растение называется… точно! Цветок Раймены! Святой символ Церкви Создателя!
Легкий шорох отвлек меня от разглядывания амулета. Бросив взгляд вниз, я как раз успел увидеть, как костяная длань скелета смыкается на моей щиколотке, а в глазницах черепа загораются тусклые багровые огоньки. Испугаться я не успел.
Используя мою ногу как опору, скелет начал подниматься под звенящий звук многочисленных амулетов и раскрывать рот в злобном оскале, на дальше этого дело не пошло. Сразу несколько ледяных щупалец метнулось вперед и с силой впились в горящие глазницы черепа. По щупальцам пробежало несколько ярких искр, раздался тихий, практически беззвучный хрустальный перезвон, и костяные пальцы безвольно разжались, освобождая мою ногу. Скелет вновь опустился в могилу, где лежал сотни лет. Еще до того, как он вытянулся на мерзлой земле, грозный свет в его глазницах погас, а череп начал покрываться белоснежным пухом инея. Все заняло не больше трех секунд. Миг – и я вновь свободен. Быстрая работа. Настолько быстрая, что находящиеся неподалеку ниргалы ничего не заметили – скелет не поднимался над краем могилы, а я не успел поднять шум. Ледяные щупальца лениво выползли из пустого черепа, так же неспешно обвили мою шею и спину, где и застыли в недвижимости.
– Э-э… – выдавил я что-то нечленораздельное, бросая поочередно взгляд на опутавшие меня ледяные отростки, на ограненный кусок горного хрусталя, на спокойные фигуры ниргалов и на недвижимо лежащий под ногами скелет.
Что-то неправильное, то, чего раньше не было, привлекло мое внимание, и я вновь сфокусировал взгляд на кристалле. В самой сердцевине камня бушевало магическое пламя, но к ярко-синему сиянию примешались темно-багровые завихрения – такого же цвета как угасшее мерцание в глазницах исполинского скелета. Кружась подобно дыму, багровые струйки постепенно теряли насыщенность и медленно растворялись в общей синеве. Через пару мгновений в кристалле запульсировало чистое синее пламя без посторонних примесей.
Выжидая, я не отрывал взгляда от кристалла, но ничего нового не произошло. Обвивающие меня щупальца едва шевелились, изредка по ним пробегала очередная искра и с легким покалыванием растворялась в моей коже.
– Понял. – кивнул я. – Ну-ну… охраннички бледные… вот только с чего бы это вы так рьяно бросились меня защищать?
Почесав в затылке – с неудовольствием заметив, что отныне излюбленный жест сопровождается отчетливым звоном ледяных волос – я сокрушенно вздохнул, заглянул в черные провалы глазниц и несколько виновато произнес:
– Ты уж извини, брат, что потревожил твой покой. А что поделать? Сам видишь, какие дела творятся рядом с твоей могилкой.
Как и следовало ожидать, скелет не ответил. Ничуть не смутившись, я продолжил:
– Одного не пойму. Чего ты восстал-то? Кто тебя поднял? Неужто правду бают, что ежели покой мертвых потревожить, то они восстанут, чтобы покарать осмелившихся… Да нет! Чушь какая! – не выдержав, я рассмеялся. – Да-а-а, Корис, совсем дела плохи – с костями да камнями разговаривать начал…
Отсмеявшись, я поднялся на ноги и повернул голову к ниргалам:
– Готовьте сушняк для погребального костра! Только подальше, подальше отсюда – вон у того края ложбины.
Два воина развернулись, с треском проломили кустарник и скрылись среди деревьев. Вскоре оттуда послышался влажный хруст отсыревшего за зиму дерева.
Удовлетворенно кивнув, я вновь вернулся к изучению могилы, не обращая внимания на продырявленный череп. А вот ухватившая меня за ногу костлявая длань – ей я очень даже заинтересовался. В краткий миг, когда скелет «ожил» и начал вздыматься, я успел заметить яркий блеск на одной из костяных фаланг пальцев, очень похожий на сверкнувшее…
Положив небольшой кусок тяжелого металла на ладонь, я пристально вгляделся в него и, растянув губы в усмешке, пробормотал:
– Ты моя пр-рел-лесть…
Кольцо. Вернее, массивный золотой перстень с внушительной печаткой – если не ошибаюсь, именно такими вот печатями заверяют важные документы. И что самое главное: на печатке имелось рельефное изображение дворянского герба. Сам герб мне незнаком, но это уже мелочи – по внутренней стороне ободка шла вычурная надпись: «Кассиус Ван Лигас».
– Рад познакомиться, Кассиус. – серьезно кивнул я, обращаясь к скелету. – Если, конечно, ты Кассиус, а не грабитель, сорвавший перстень с мертвого тела. Хотя… – глядя на великанские размеры останков, мне пришла в голову неплохая идея.
Взяв фамильный перстень-печатку, я надел ее на указательный палец и сразу понял, что кольцо для меня слишком большое. То же самое произошло и с большим пальцем – перстень свободно болтался на нем. Нет, это кольцо, несомненно, делали по особым меркам для очень большого человека с толстыми пальцами. И слепо смотрящий в смурое небо скелет полностью отвечал этим требованиям.
– Прости, что сомневался, Кассиус. – извинился я. – Знаешь, твое имя кажется мне знакомым. Такое впечатление, что я уже слышал его однажды… вспомнить бы, где именно…
В последний раз нагнувшись над скелетом, я осторожно надел перстень обратно на его палец. Мне фамильная печатка не нужна. Надпись и рисунок герба я запомнил и мог повторить или даже нарисовать их на любом клочке бумаги. Забирать у мертвого родовое кольцо – это чересчур. А вот ворох разномастных серебряных и золотых цепочек – это совсем другое дело. Почившему Кассиусу они больше без надобности, а мне в хозяйстве пригодятся. Не знаю, правда, зачем, но я мужик запасливый. Руководствуясь этими соображениями, я без смущения снял украшения с останков и бросил их на уже припорошенную снежком куртку.
Опять начался снегопад. Вообще хорошо. С недавних пор я очень сильно полюбил снег. Да и следы наши он заметет, что тоже немаловажно. Ведь рано или поздно шурды обязательно хватятся запропастившихся сородичей, что отправились к мертвому озеру на встречу с поганым Тарисом, а вместо этого попали прямиком в лапы оголодавших ниргалов. Первый раз от шурдов была польза – хотя бы в виде корма.
Ледяные щупальца упорно не хотели отрываться от меня, ухватились намертво. Пришлось поместить кристалл в центр куртки среди прочих находок. Свернув одежду в узел и закинув его на плечо, я пошагал к краю лощины – в противоположном направлении от наваленной ниргалами груды веток и мелких бревнышек. Стоять рядом с пылающим погребальным костром у меня нет ни малейшего желания. К этому времени начался закат. До наступления полной темноты оставалось не больше часа, и я велел ниргалам разбить лагерь. Переночуем здесь.
Сам я спать не собирался. Надо разобрать все находки, определить их важность. Бережно очистить и просушить куски пергамента, постараться прочесть хоть что-нибудь. Вдруг да наткнусь на описание более чем странного куска горного хрусталя с пучком щупалец. Если я хочу понять происходящее со мной – а я хочу! – надо искать достоверные сведения. Я очень надеялся, что найду среди сгнивших остатков сумки хоть что-то полезное.
А завтра с первыми лучами рассвета мы продолжим наш путь. Путь домой. Больше мне некуда податься.
Отступление второе
Подземная келья, по сути, представляла собой обычную тюремную камеру.
Толстые каменные стены, окованная железными полосами надежная дверь с массивным засовом и крошечное окошко под самым потолком, забранное крепкой решеткой. В келье с превеликим трудом поместилась узкая скамья, заняв собой большую часть пустого пространства. На выступающем из стены камне прилепился свечной огарок с крохотным трепещущим от сквозняка желтым огоньком, что отражался в неподвижных зрачках седого старика в простом белом балахоне священника. Отец Флатис давно уж сидел вот так, неподвижно словно статуя, не отводя застывших глаз от огня свечи.
Когда в коридоре загрохотал отодвигаемый засов и заскрипели несмазанные дверные петли, старик не шевельнулся, словно и не услышал легких шагов в коридоре.
