скачать книгу бесплатно
Особенно – осенью, когда все мы снова собирались вместе и с удивлением отмечали чудесные трансформации, которые происходили за активные летние месяцы с нашими растущими организмами. Осенью уроки физкультуры казались особенно ожидаемыми и необходимыми. Разбежавшись как следует на летних каникулах, мы с трудом останавливались и втягивались в учебный процесс. И физкультура была своеобразным клапаном, с помощью которого выпускались излишние пары. Энергия-то – бурлила!
Середина 1960-х. Школьная секция гимнастики.
Осенью «физра» у нас проходила «на улице», за школой – это воспринималось ещё одним своеобразным прощанием с фатально скоро промелькнувшим летом. На школьном «стадионе» царила «королева спорта». Бег на разные дистанции, метание и толкание (гранат, копий, дисков и ядер), прыжки (в длину и высоту). И эти упражнения не прошли даром. Я и сейчас, в 60 с лишком, смогу грамотно продемонстрировать технику броска или прыжка.
Но тех двух уроков физкультуры в неделю, которые перепадали по программе, нам отчаянно не хватало. Потому после занятий мы самозабвенно гоняли мяч за школой, а зимой – шайбу на катке. (Об этом я вспоминал в предыдущих книгах серии). Вечером же обязательно посещали ещё и какую-нибудь спортивную секцию. В основном это были культивируемые в нашей школе баскетбол и волейбол. Через них прошли практически все мои сверстники. Однако у нас существовали и не менее любимые секции лёгкой атлетики, гимнастики и акробатики, лыж, фигурного катания.
Любовь Михайловна Булгакова даёт старт очередному забегу традиционного осеннего кросса.
Физкультуру в нашей школе вела Любовь Михайловна Булгакова. Мы любили Любовь Михайловну, и не только потому что любили физкультуру. Напротив, мы во многом любили физкультуру, потому что её вела Любовь Михайловна. Педагог, в котором, казалось, не было ничего физкультурного, кроме неизменного трико, в котором эта учительница ходила всегда (она вроде бы и закончила совсем другой факультет, чуть ли не биофак). Ничего, кроме трико и… Самозабвенной любви к своему предмету, воплощённой в ту положительную энергетику, которая щедро передавалась от неё к нам, её воспитанникам.
Удивительный задор Любови Михайловны вполне компенсировал отсутствие у неё внешне выраженных спортивных качеств. Хотя она хорошо играла в волейбол и вела в школе волейбольную секцию. Но на наших уроках Любовь Михайловна не показывала, что и как, а… рассказывала. Однако при этом так доходчиво и вдохновенно, что всё было ясно без всякой демонстрации.
– Нужно вот так разбежаться и си-и-и-льно прыгнуть (метнуть копье, толкнуть ядро и т. д.)!
Ну, как тут было не прыгнуть?
Парад физкультурников
Напомню, один из стержневых принципов формирования подрастающего поколения в СССР выражала всем известная «теза»: «В здоровом теле – здоровый дух». И это был не просто безвольно обвисший истрёпанный лозунг. Государство, перманентно существовавшее в условиях жёсткого противостояния систем и окружённое большим количеством скрытных недоброжелателей и откровенных врагов, не могло позволить себе изнеженное и слабое юношество. Потому термин «физическая культура» не считался пустым сочетанием слов.
Один из первых послевоенных парадов физкультурников на Красной площади в Москве. Открытка 1946 года.
Главные государственные праздники, «1 Мая» и «7 Ноября», отмечались массовыми демонстрациями трудящихся шествиями спортсменов на Красной площади Москвы. На главных площадях всех республик и прочих административных субъектов, по обыкновению, эти дни также никогда не обходились без парадов физкультурников, которые неизменно являли собой красивые, яркие и запоминающиеся зрелища! Молодые, сильные и совершенные, гордо шествовавшие стройными рядами и колоннами «под нашими спортивными знамёнами», воплощая и демонстрируя не только свои достоинства (и достоинство!), но и успехи системы. Их вид завораживал зрителей.
А всё потому, что физкультурный элемент в воспитании юношества существовал в СССР не только в предвыборных декларациях политиков и статистических фантазиях чиновниках. Ведь страна растила не просто абстрактных патриотов (и сетевых смельчаков), а таких, которые имели бы силы и поработать на благо Родины, и, случись что, дать достойный отпор тем самым врагам-злопыхателям.
1958 год. Открытие Центрального стадиона в Алма-Ате.
Недаром каждый новый день страны начинался со знакомых позывных утренней гимнастики по Всесоюзному радио. А потом до самого вечера на всех спортивных площадках, стадионах, во всех спортзалах и бассейнах, в школах, ПТУ, институтах – держава пестовала свою подрастающую молодь.
Массовый спорт и физкультурное движение в той нашей стране – это вообще-то «песнь песен» почившего строя. Тяга к физическому совершенству прививалась сызмальства, а для этого создавались все условия. Естественное юное желание иметь здоровое (и красивое!) тело в те годы не упиралось в прейскуранты фитнес-клубов и тренажёрных залов, а природная детская потребность «прыгать высоко и бегать далеко» подхватывалась на лету грамотными специалистами, услуги которых не зависели от состояния семейного бюджета родителей.
Массовая физкультурная деятельность охватывала всех и вся. Сходить после работы или учёбы на тренировку почиталось у тех поколений насущной потребностью. И являло собой признак любой полноценной юности. А самым важным моментом такой всеобщей физической активности юношества была именно доступность, на которой и зиждилась вся массовая физкультура в СССР.
Говорю про это не как историк, а как свидетель. Сам я никогда не считал себя выдающимся спортсменом, не блистал на соревнованиях. Просто любил, как и все мои товарищи, наслаждаться полноценной молодостью, ощущать в себе силу и чувствовать ловкость, испытывать азарт от командной игры, ловить (не без того!) восхищённые взоры болельщиц. Так что к 25 годам, когда за спиной была уже и школа, и институт, и даже армия, я владел десятком спортивных разрядов в разных видах. Среди которых были такие банальные, как лёгкая атлетика, баскетбол и лыжи, а также довольно экзотичные, вроде альпинизма, спортивного ориентирования и парашютного спорта.
И среди моих сверстников это вовсе не считалось чем-то выходящим «из ряда». Мы любили не себя в спорте, а спорт в себе.
Бегущий человечек
Физкультурный культ в СССР («Чтобы сердце и душа были молоды!») не только располагал развёрнутой системой подготовки массовых спортсменов, но и обладал к тому же многоступенчатой иерархией, место в которой определялось, по крайней мере на начальных этапах восхождения, единственно твоими личными достижениями.
Выходя на беговую дорожку, гимнастический помост, ледовый каток, стадион, всякий начинающий спортсмен пионерского возраста (подгоняемый честолюбивым тренером) сразу же стремился попасть в обойму, дабы поскорее начать восхождение по ступеням мастерства. Каждая из которых чётко выверялась своими сантиметрами, секундами, килограммами и количеством выигранных матчей и соревнований.
Заветные значки спортивных поколений. Для начала.
И вот, наконец, в твоей «Зачётной книжке» появлялась первая надпись, подтверждавшая твоё первое достижение и удостоверяющая спортивную состоятельность. Первое свидетельство о первом присвоении. Третьего юношеского разряда. Отныне маленький значок с бегущим человечком занимал законное место на твоей груди, изрядно окрепшей и ещё более раздувшейся от гордости. Смотрите, завидуйте!
В идеале, при условии хороших способностей и наличии правильного тренера, с этого самого момента подобные значки (с бегущим человечком) начинали последовательное мельтешение на твоём школьном пиджаке или всё сильнее линяющей «олимпийке». Так что к окончанию школы, пройдя через шесть ступеней, ты мог украсить себя гордым значком «Первого взрослого». А то и..!
И это было уже хорошим подспорьем для успешного поступления в институт – каждый советский вуз всегда испытывал потребность в пополнении своих спортивных команд подготовленными новичками взамен тех, кто получал диплом и убывал «по распределению». Так что при равенстве результатов больше возможностей возникало у абитуриента со значком.
«Готов к труду и обороне» В создании значка принимал алмаатинец, легенда нашего альпиниста, Заслуженный мастер спорта СССР Евгений Михайлович Колокольников.
Кому-то из «не жителей» СССР того времени может показаться, что я преувеличиваю значение спорта в жизни страны полувековой давности и что-то утрирую. Однако вот ссылка на сборник «Казахстан спортивный», выпущенный в 1969 году, о положении дел с массовостью спорта в нашей республике:
«…В XII юбилейной Всеказахстанской Спартакиаде, посвящённой 50-летию Советского государства, принял участие каждый пятый житель республики. Сегодня физической культурой и спортом занимаются 2 785 969 человек, что составляет 22,4 процента к числу населения республики… Только за 1967 год подготовлено 540 613 спортсменов-разрядников, в том числе 599 кандидатов в мастера спорта и 6013 спортсменов I разряда».
Как ни крути, но более чем полмиллиона значкистов-разрядников составляли заметную прослойку в том казахстанском обществе.
Ещё одним распространённым в СССР спортивным значком (самым распространённым) был знак «ГТО» («Готов к труду и обороне»), также многоуровневый и многоступенчатый. Им тоже, несмотря на ординарность, не стыдились украшать грудь на самом видном месте. Хотя, честно говоря, в 1980-е значок «ГТО» давали уже всем, кто только выходил (по своей воле, а также и без оной) на стадион – сдавать нормы. За саму «попытку» награждали «серебряным». А за достижения – «золотым».
А ещё юные советские физкультурники могли получать совсем уж специальные знаки – «Юный стрелок», «Юный турист», «Юный радист» и т. д. и т. п. И хотя все изобилие «значковой культуры» СССР далеко не исчерпывалось физкультурой и спортом, именно спортивные составляли наиболее заметную основу всего явления.
Народный футбол
Некоторые массовые виды спорта, процветавшие в нашей стране ещё полвека назад, как-то незаметно стали достоянием узкого круга любителей. А вот футбол – остался. И эта его живучесть говорит сама за себя. Это по-настоящему народный вид спорта, с которым мало что может сравниться по простоте и доступности.
Можно, конечно, и тут глубокомысленно рассуждать о профессионализации и коммерциализации нынешнего футбола. Но с этим вряд ли согласятся как современные пацаны, самозабвенно гоняющие мяч за школой, так и респектабельные офисные работники, собирающиеся каждый уик-энд для того же на оборудованных площадках.
Страсть к футболу у нас в крови. И немудрено – она культивировалась при жизни нескольких поколений. В Советском Союзе эта брутальная игра (женский футбол воспринимался лишь как чуждый нашему представлению о спорта феминистский выверт – «их нравы») пребывала в фаворе на всех стадиях строительства нового общества. Не оставался на отшибе и Казахстан.
Первой футбольной столицей республики стал Семипалатинск, где в одной из городских команд «Жарыс» играл, быть может, самый известный казахский футболист. Хотя, истины ради, следует заметить, что мировую славу принёс спортсмену вовсе не кожаный мяч. Само участие юного Мухтара Ауэзова в футбольных баталиях способно даровать нашему футболу те аргументы, которые ему зачастую так трудно бывает получить на поле.
1920-е. Чимкентская команда моего деда Фёдора Кузьмича Михайлова. Он на снимке крайний слева.
Аргументы для обоснования тезиса о «всенародной любви» лично у меня (думаю, как и у многих) – в семейном архиве. Вот фото, на котором остались в истории чимкентские футболисты середины 1920-х годов. Как утверждал мой дед, Фёдор Кузьмич Михайлов, сии добрые молодцы – это вообще первая футбольная команда Южного Казахстана. (Сам дед, крайний правый «хавбек», на снимке там, где положено расстановкой на поле – с краю, справа от остальных.)
В той чимкентской команде играли комсомольцы, партийные и советские работники, сотрудники органов и пролетарии, среди которых выделялись местные кузнецы. О громких победах дед не рассказывал, но в те былинные времена большинство игроков совершенно точно выходили на матч главным образом ради одной лишь тяги к «искусству». Тогда больше ценили игру в себе, а не себя в игре. Хотя и проигрывать любили вряд ли.
А в следующем поколении на футбольном небосклоне Чимкента засветился ещё один наш родственник – мой двоюродный дядька Николай Михайлович Пащенко. Который не только играл сам, но и тренировал других, а ещё и судил матчи. Пащенко был одним из первых казахстанских судей, получивших «всесоюзную категорию». Так что ему доводилось быть арбитром и в матчах чемпионатов СССР, и во всесоюзных кубковых играх.
1960-е. Команда ИЯФа перед матчем. Этот стадион давно застроен частными домами. Но футбол в Посёлке чтят и любят доныне.
Как дед играет в футбол, я уже не видал – с войны он вернулся инвалидом (подробнее я вспоминал о нём в «весенней» книге), да и его возраст уже не споспешествовал этому увлечению. Но страсть к футболу у него никуда не делась. Из заядлого футболиста дед превратился в азартного болельщика. Болел он всегда «за наших»: за сборную, коли речь шла о международных матчах, за «Кайрат», когда дело касалось чемпионатов Союза.
Болеть за «Кайрат» было непросто. Игра главной команды Казахстана никогда не отличалась какой-то стабильностью, никто не знал, чего ожидать в любом конкретном матче, потому нервозная атмосфера на трибунах была накалена до предела. Но, может быть, как раз за эту непредсказуемость болельщики и любили свою команду. На матчах того «Кайрата» зрители не только до отказа заполняли трибуны самого большого в республике Центрального стадиона в Алма-Ате, но и стояли у кромки поля, сидели на лестницах в проходе и даже заглядывали через решётки с улицы!
Конец 1960-х. Футбольная баталия на стадионе Посёлка. Стадион, кстати, построили своими силами, на субботнике.
Город заметно пустел, как только из окон слышались культовые звуки футбольного марша-пролога. Все непопавшие на стадион поудобнее устраивались перед чёрно-белыми экранами телевизоров, а те, у кого телевизоров не было, погромче выкручивали динамики кухонных репродукторов. Вот потому-то в те дни, когда «Кайрат» играл с наиболее принципиальным противником «Пахтакором» (или, на худой конец «Араратом»), из каждого второго окна слышался один и тот же голос. Знакомый голос всеми любимого комментатора Владимира Толчинского.
– С мячом Леонид Остроушко. Длинный пас через всё поле на Тимура Сегизбаева. Сегизбаев рвётся к воротам противника. Передача на Квочкина. Удар. Гол!
Несмотря ни на какие усилия и вливания, невзирая на дорогие трансферы и покупку именитых легионеров, признаем честно, золотое время казахстанского футбола – в прошлом. Нет сегодня ни тех харизм, ни тех страстей, ни тех болельщиков, ни тех переполненных стадионов, какие бывали в Казахстане в 60-70-е годы прошлого века. Когда любой болельщик, и даже не болельщик, знал поимённо большинство футболистов «Кайрата».
Владимир Толчинский (слева) с первым президентом Дома Учёных Яковом Грановским.
…Владимир Толчинский, без всякого пафоса, считался не только человеком футбола, он был человеком-футболом! Играл сам, учил играть других, судил игры в качестве арбитра (1000 матчей самого разного уровня!), комментировал и анализировал матчи в качестве спортивного комментатора и, наконец, всеми силами создавал и пестовал наш многострадальный «ножной мяч».
Один из активных участников строительства в столице Казахстана «большого стадиона», Толчинский стал его первым директором. Ему удалось привлечь к тренерской деятельности в Алма-Ате самого Николая Старостина, великого спартаковца, прозябавшего в ссылке в Акмолинске. И он же безропотно принял на себя руководство республиканским футболом в те чёрные годы, когда «Кайрат» вылетел из высшей лиги. Говорят, что спасать положение Толчинский пригласил самого Всеволода Боброва.
Середина 1960-х. Стадион Посёлка. Послематчевая разборка. Главный герой нервного разговора – Ким Шарапов.
А ещё Толчинский был фронтовиком, танкистом, орденоносцем, раненым в боях за Польшу. Может быть, потому от современных спортивных функционеров его отличала одна черта, которая и определяла все его поступки и движения – беззаветная, принципиальная (и бескорыстная!) любовь к футболу. Родному футболу. О котором он мог увлечённо и долго разговаривать во всех аудиториях. Например, в Доме Учёных нашего Посёлка.
«В футбол, погоняем?»
Эта фраза для поколений советских пацанов была сакраментальной и знаковой. Так звучало предложение, от которого не отказывались даже те, кто не особо любил футбол. Потому что любить футбол (просиживать матчи перед телевизором, болеть за свою команду на стадионе, знать имена-фамилии кумиров и с умным видом рассуждать про перспективы «Кайрата» не вылететь из высшей лиги) и гонять в футбол – было вовсе не одно и то же. Гонятелей было куда больше, чем любителей!
Пинать мяч мы начинали сразу, как только начинали ходить. Годы моего детства, 1960-1970-е, являлись, вообще-то, весьма благоприятными для подвижных детских игр. Как в городах, так и в весях. И тому были самые объективные причины.
Демография, оправившись от потрясений середины века, стабильно двигалась без скачков в сторону улучшения. Так что недостатка в игроках на улицах не наблюдалось. Напротив, часто случалось, что, пока две команды выясняли отношения, третья ждала с нетерпением своей очереди. Да и сами улицы были куда более идеальны для подвижных детских игр чем нынешние, к примеру, – автотранспорт на «неглавных» появлялся столь редко, что на него почти не отвлекались.
Страсти на таких уличных «стадионах» разгорались гораздо раньше начала игры. Едва ли не увлекательней самого матча была классическая прелюдия: предварительная «разметка» площадки (а особенно – ширина «ворот», предмет нескончаемых споров и долгих перемеров) и разбивка наличных игроков «на команды» (чтобы и в равнозначности всё было «по-честному»). Крики срывающихся голосов и голосков перекрывали в такие моменты всё прочее.
Фото из начала 1950-х. Болельщики. Футбольные матчи культивировали связь поколений!
Все хотели забивать голы, потому в «ворота», промеж двух кирпичей, обычно ставили самых маленьких и безголосых. Понятно, что такой «вратарь» всегда становился и своеобразным «козликом отпущения» не только за собственноручно пропущенные мячи, но и за все огрехи команды на поле.
И естественно, что борьба за счёт не заканчивалась безмолвной констатацией влетевшего в ворота мяча. После удара «в створ» всё только начиналось: в отсутствие штанг – поди пойми, влетел ли мяч в эти условные ворота или нет. Арбитра в этих домашних матчах либо вовсе не бывало, либо на него в таких случаях уже не обращали никакого внимания. На споры о том, был гол или нет (а ещё о том, кому бежать за укатившимся мячом), уходило не менее игрового времени, чем на саму беготню.
Лимит игрового времени исчислялся не часами судьи, а забитыми голами. Однако концу матча со всех сторон всё настойчивее начинали звучать финальные «свистки» от родителей: «Быстро – домой! Сколько раз можно звать?»» Но количество «добавленного времени» всё равно неизменно превышало все мыслимые нормы. Но борьба нервов всякий раз завершалась одним и тем же. Составы обеих команд постепенно таяли, пока на поле не оставался один-единственный игрок и… Всё хорошее когда-нибудь кончалось!
Что и говорить, игроки в тех матчах выкладывались по полной (вот чему могли бы поучиться у пацанов профессионалы и наёмники, выступающие ныне за наши клубные команды и национальные сборные). Так что сил едва хватало на то, чтобы добрести до стола, поужинать и, свалившись в кровать, спать без задних ног до следующего «свистка»: «Быстро вставай! В садик (школу) опоздаешь.»
В школе игра продолжалась. И хотя футбол во времена нашего детства не был конкретно у нас в какой-то привилегированной чести (наша школа, напомню, специализировалась на баскетболе и в меньшей степени – волейболе), мяч всё равно гоняли при каждом удобном случае. Даже если это был и не мяч вовсе, а консервная банка или сорванная с чьей-то головы кепка.
После уроков, в специально оговорённое время, играли уже где-нибудь за школой, или каком-нибудь пустыре. Хотя стиль игры и тут оставался схожим с уличными ристалищами – большая часть времени уходила на задорные споры и надсадные крики.
Когда же мы достаточно подрастали и крепли физически, то матчи, особенно принципиальные, переносились уже на настоящий стадион. У нас он как раз появился к тому времени на месте дикого поля, рядом с поселковым Домом культуры (или одновременно с Домом культуры). Там обычно играли «класс на класс» или, на худой конец, «группа на группу» (по делению класса на английские группы).
Среди тех межклассовых матчей, отличавшихся особым напряжением, были сражения между нашим «в» и параллельными «а» и «б», часто выступавшими объединённой командой. Наши спортивные споры вообще были всегда бескомпромиссными и непредсказуемыми – играли мы постоянно ещё и в волейбол, и в баскетбол, и в хоккей. И хотя численно и чисто по спортивным показателям наш класс превосходил соседние, это вовсе не влекло автоматических побед. И зачастую лучшие наши футболисты, блиставшие индивидуальной игрой, ничего не могли поделать против сыгранности соперника.
Любопытно, что обе противостоящие силы позже дали родной школе двух учителей-физкультурников: наш класс – Павла Кушулуна (переехавшего в Россию), а «б» – Анатолия Маркова (всю жизнь проработавшего в нашей Школе).
Март 1967 года. Новосибирский Академгородок. Жеребьёвка между матчем наших физиков с сибирскими коллегами.
Что до споров и словесных перепалок, то и на «большом стадионе» это всё вовсе не исчезло, а напротив, начинало звучать… «по-большому». Однажды, когда уже в 10 классе шёл один особо ответственный матч, наши подруги-одноклассницы решили сделать нам сюрприз и прийти поддержать родную команду. Собравшись, они незаметно подкрались к стадиону со стороны, где находились обсаженные густым боярышником «трибуны». Однако тот поток не совсем нормативной спортивной лексики, который нёсся со стадиона во все стороны, заставил их остановиться, густо покраснеть и… незаметно уйти.
В наши времена наши романтичные и утончённые соклассницы бредили Пушкиным, увлекались Лермонтовым и с упоением читали романы Тургенева, а потому нет ничего удивительного, что суровые брутальные фразы, витавшие над стадионом в густых клубах взлохмаченной пыли, могли привести их в такое замешательство. Это гораздо позже мат стал универсальным языком школьного общения девочек и мальчиков.
…Спортивные площадки в Посёлке тех лет в редкий день оставались бесхозными. В том числе и стадион. После окончания рабочего дня школьников на поле сменяли взрослые. Детей – отцы! Взрослые матчи проходили на куда более высоком уровне, так что многие из нас оставались на стадионе, чтобы просто полюбоваться матчами пап.
Наши отцы по вечерам обычно также играли друг с другом. А по выходным часто приезжали команды каких-нибудь родственных НИИ или совсем посторонних заведений и ведомств. Это были дни «большого» футбола в Посёлке. Прийти поболеть за своих в такие дни считали долгом даже те, кто, вообще-то, равнодушно относился к спорту.
Интересно, что футбол оказался в нашем Посёлке наиболее живучим видом спорта – он сохранился после тихой кончины волейбола, баскетбола, лыж, хоккея, фигурного катания, авиамодельного спорта и велогонок.
А в шахматы? Могём!
В 60-70-е годы прошлого века шахматы считались игрой не только для старичков в парке. В нашем классе умели играть почти все (и мальчики и девочки) – выставить команду на школьный шахматный чемпионат (такие проводились ежегодно) не составляло труда, а некоторые из нас участвовали и в районных, и в городских соревнованиях. И хотя шахматы по своей популярности всё же проигрывали более мобильным и азартным играм, мы после занятий могли сыграть с товарищами партию-другую между каким-нибудь футболом на школьном стадионе и «казаками-разбойниками» на пустыре.
1968 год. Алма-Ата. В тот год у нас проходил чемпионат СССР. Гроссмейстеры успевали давать и сеансы одновременной игры многочисленным любителям.
Любопытно, что мои сверстники учились играть не в кружках и секциях, а дома – у отцов и дедов, которые также, по большей части, не только умели переставлять фигуры, но и понимали некоторые тонкости игры и владели шахматными терминами, передавая всё это по эстафете далее. У нас дома, к примеру, устраивали турниры с участием четырёх поколений!
Культ шахмат в СССР, хотя и уступал многим другим культам – имел своё заметное место в жизни. И успехи наших шахматистов на мировом уровне появились отнюдь не на пустом месте. Хотя «игра королей» считалась массовым пристрастием более образованных слоёв советского общества (пролетарии предпочитали домино, а колхозники – шашки), тем не менее она была воистину всенародной. По крайней мере найти достойного партнёра можно было всегда и везде.
Несмотря на то, что Казахстан так и не породил шахматных чемпионов мира, по количеству искренних почитателей и любителей (на душу населения) наша республика не уступала никакому другому уголку Союза! А Алма-Ата была одним из притягательных центров шахматной мысли. Многие горожане ещё помнят регулярно проводимые состязания на приз «Осенняя Алма-Ата», которые были долгожданны и привлекали великое множество бескорыстных любителей.
Апофеозом массовых шахмат в Алма-Ате стало появление знаменитого клуба на улице Калинина. Число любителей, коих объединяло это заведение, доходило до тысячи. Среди членов Шахматного клуба в начале 80-х годов числилось 200 «кэмээсов» и 10 мастеров интеллектуального спорта! Среди которых был и международный гроссмейстер Н. Н. Рашковский.
1970-е. Дом Учёных. Члены женской сборной команды СССР по шахматам в гостях у наших любителей.
Наши шахматисты заставляли трепетать самых великих мастеров. Что демонстрирует история соперничества между великим Корчным и скромным Голяком.
…Исай Голяк, воспитанник шахматного кружка алма-атинского Дома пионеров, начал выступать на турнирах в конце 1940-х. Но первый осязаемый успех подобрался к нему лишь в 1956 году, когда на зональных соревнованиях во Фрунзе он занял третье место (и получил звание кандидата в мастера спорта). Результаты не бог весть какие, и о них можно было бы и не вспоминать, если б не одно «но». Во Фрунзе Голяк был единственным, кто поставил мат самому Виктору Корчному (в то время уже мастеру).
Вскоре после этого, в 1959 году, в центральном шахматном клубе, в командных состязаниях по программе Спартакиады народов СССР, в первом же туре наша республиканская сборная была в пух разбита сборной Ленинграда. И, что опять интересно, одна из двух почётных ничьих, которых удалось добиться сборной Казахстана, была зафиксирована в матче всё того же Голяка (к тому времени уже ставшего чемпионом республики). И всё с тем же Корчным.
1968 год. Посёлок Алатау. Исай Голяк даёт прикурить Михаилу Талю.
Корчной четырежды становился чемпионом СССР, а в 1976 году решил не возвращаться из Швейцарии. Но чемпионом мира так и не стал. А Исай Григорьевич Голяк так и не стал мастером. Отдав предпочтение любимой физике. Но и он позже уехал куда-то – не то в Израиль, не то в Штаты. (С его дочками – Людой и Машенькой мы учились в одной школе.)
Что до нашего Посёлка, то шахматы у нас котировались не менее футбола и хоккея. Гостями Дома учёных становились многие шахматные звёзды, включая Михаила Таля и женскую сборную СССР, во главе с Нонной Гаприндашвили. Об этом я уже вспоминал в предыдущих книгах. Кстати, Таля приглашал именно Голяк.
Вот, что вспоминает сын ещё одного известного шахматиста Посёлка Евгения Иосифовича Жукова – Александр Жуков:
«Таль был дружен с Александром Григорьевичем Голяком. И был в гостях именно у него. Естественно, мой папа схватил меня подмышку и помчался к своему другу. Таль, как я помню, сыграл в ДУ только с Голяком (с понятным результатом), а так – мужчины сидели, курили, пили коньяк. Ну и я прикоснулся к вечному – получив автограф и рукопожатие от чемпиона мира. Вот такие радости были у нас в посёлке..»
Конец 1960-х. Алма-Ата. Шахматы в СССР были популярны и среди женщин. Хотя слабый пол садился за доску реже – других забот хватало.
Наряду с Голяком у нас проживали и работали другие даровитые шахматисты. Про одного из них, Кима Шарапова, «научившего шахматам» два поколения поселковских любителей, я расскажу ниже. Как и про Евгения Жукова, обладателя уникальной библиотеки по «шахматной мысли».
Укротители (и похитители) велосипедов
Велокультура ушедшей эпохи также достойна отдельной главки. К середине прошлого столетия (очень непростой середине!) велосипед был практически в каждом советском доме. Часто один на всех. Едва выучившись ходить, шустрый малец (которому позже предстояло родить кого-нибудь из нас) уже учился кататься «под рамой». Потом прочувствованно выкручивал педали «стоя», отчаянно ёрзая по этой самой раме мягкими местами. И лишь к старшим классам садился на седло.
«Дорожные велосипеды», тяжёлые, неповоротливые, односкоростные и крепкие как танки (особо популярные марки производили на Урале и в Харькове) передавались из поколения в поколение. Они могли считаться и воистину народными, и по-настоящему семейными. На одном таком велосипеде без особых страданий и терзаний могла передвигаться семья из четырёх человек: папа на седле, малец на раме, мама с грудничком – на багажнике. И – передвигалась!
Середина 1960-х. Посёлок. Ребята с улицы Садовой. Автор с сестрой Леной и Саня Екатеринин тоже с сестрой Леной.
Но к 1960-м – 1970-м годам некоторый возрастной ассортимент у советской велосипедной промышленности уже проявлялся. «Трёхколёсный маленький», трёхколёсный побольше (с возможностью переделки в двухколёсный), «Школьник», «Орлёнок» («Ласточка» в варианте для девочек), навороченный «Турист» и совсем уж пижонский «Старт-шоссе».
Велосипеды росли вместе с велосипедистами. И всегда оставались перманентной мечтой любого советского ребятёнка и юноши, достойным подарком в любом возрасте. Момент, когда отпрыск преодолевал трёхколёсное прошлое и совершал своё первое двухколёсное плавание без посторонней помощи, был поводом для разговоров, семейного торжества и гордости пращуров.
«Гонять на великах» в те времена можно было без оглядки. Без оглядки на автомобильный трафик: дороги и второстепенные улицы были практически свободны от машин – хотя тогдашняя Алма-Ата не имела велодорожек, город был гораздо идеальней для юных велосипедистов.
