скачать книгу бесплатно
– Художник.
– О как! – удивился мой собеседник – собутыльник. – А чего рисуешь?
– Всякое разное…. Да вот, – я достал из кармана айфон, нашёл папку с рисунками. – Посмотрите.
– Ага, – мужик схватил со стола какой-то документ, вытер им руки, после чего взял протянутый телефон и принялся листать файлы.
– Умеешь, – наконец сказал он, возвращая мне гаджет. – Фантазия есть.
– Стараюсь….
Лысый схватил бутылку, хлебнул.
– И ты хочешь у нас работать?
– Хочу.
– Дизайнером?
– Да.
– А ты знаешь, чем мы занимаемся?
– Ну… – я неуверенно обвёл глазами помещение, – наружной рекламой…. Наверное.
– Хернёй мы занимаемся! – неожиданно рявкнул мужик. – Всяких психов рекламируем.
– Каких психов?! – не понял я.
– Долбанутых на всю голову! Вот, неделю назад заказ поступил…. – сейчас, – он покопался в груде бумажек на краю стола, нашёл отпечатанный на принтере листок и протянул мне.
На нём, на фоне горящего камина, был изображён седой дядька лет шестидесяти, в смокинге. В одной руке у него была гитара, во второй – бокал вина. Сверху имела место надпись. Красивыми золотистыми буквами: «Галечке Епифановой от возлюбленного: ты моя, а я твой навеки!».
– И чего? – удивился я. – Обычное дело. Мужик выразил свою, так сказать любовь, через наружную рекламу. Первый раз, что ли?!
– Ага! Мужик! – лысый фыркнул, после чего ткнул пальцем в изображение. – Этот усатый хрен, вовсе не муж этой долбанной Галечки! И даже не любовник! Он её начальник. В какой-то государственной конторе. К тому же примерный семьянин. Плакат же заказал бывший супруг вышеупомянутой Епифанцевой, у которого та, в своё время отжала «мерс».
Я усмехнулся.
– Отомстил?
– Отомстил, – мой собеседник тяжело вздохнул. – И нас подставил по полной. Тут такой ор стоял – мама не горюй! Суды, пресса, телевиденье, – он безнадёжно махнул рукой.
– И что?
– Наложили штраф, мы потом два месяца без зарплаты сидели.
– Бывает, – философски заметил я. – Сегодня – без зарплаты, завтра, глядишь – с зарплатой…
Лысый хохотнул.
– А ты оптимист!
– Оптимистом быть выгодно, – я отхлебнул ещё пива. – Во всех смыслах.
– Точно. Рыбу бери.
Оторвав от усопшей в незапамятные времена рыбки ещё кусочек, я принялся жевать.
– Ладно, – мой собеседник снова махнул рукой. – Если хочешь присоединиться к нашему дурдому, я не возражаю. Кстати, – он протянул мне руку. – Григорий Александрович. Бакланов. Директор всего этого бардака.
– Леонид, – представился я, пожимая потную ладонь.
– А фамилия-отчество? – лысый пододвинул к себе ежедневник, схватился за ручку.
– Леонид Владимирович. Фамилия – Кремлёв.
– О! – он записал и поднял на меня взгляд. – Классное погонялово. С таким хорошо в аппарате Президента работать.
Я скорбно покачал головой.
– Не берут.
Бакланов снова хохотнул, после чего записал мой телефон, захлопнул ежедневник и отпил ещё.
– Зарплаты у нас какие, знаешь?
– Догадываюсь.
– Да ты не переживай, – будущий начальник подмигнул. – Есть ещё премиальные. Как ты, должно быть, догадываешься, налогом не облагаемые.
– Серьёзно? – обрадовался я. – Это хорошо.
Бакланов неожиданно нахмурился.
– Это плохо! Если б не зверские поборы, всем бы было гораздо лучше и проще. Мы бы получали нормальные, белые зарплаты, государство – свою «долю малую», пенсионеры – приличные пенсии, мамашки – пособия, на которые можно не только коробок спичек купить, но и что-нибудь для киндера – молочную смесь там, памперсы…. Вот ты мне скажи, – он сделал несколько глотков, – почему в Рассее – матушке у власти всегда дураки? Так вроде живёшь, с людьми общаешься – все себе на уме, все соображают неплохо, анекдоты прикольные рассказывают…. Почему в Москве-то столько идиотов?! Где они их вообще берут?!
– Специально выращивают. Что бы нам тут жизнь мёдом не казалась.
– Возможно, – с серьёзным видом кивнул Григорий. – Жидо-масоны хреновы.
Я согласился, хотя сам, разумеется, ни в какие теории заговоров не верю. Почему не верю? Да потому что не первый год в России живу. И вообще – на белом свете. И людей знаю.
Есть у меня…. даже не предположение, а твёрдая уверенность: сохранить какой-либо секрет достаточно продолжительное время, скажем больше двадцати – тридцати лет, невозможно в принципе. Поскольку в ЛЮБОМ тайном обществе ОБЯЗАТЕЛЬНО найдётся тот, кто об этом самом обществе кому-нибудь да расскажет. Либо по пьяной лавочке, либо преследуя свои, сугубо эгоистические цели – хапнуть побольше бабла, прорваться во власть, да просто – соблазнить понравившуюся бабу.
Не верю я в законспирированных мудрых бессмертных старцев, правящих миром и время от времени подкрепляющихся кровью христианских младенцев. Дешёвка всё это. Роман в мягкой обложке.
– Ладно! – Бакланов грохнул ладонью по столу и… достал откуда-то снизу (из сумки, кажется), бутылку конька. – По граммульке? – предложил он.
Я махнул рукой.
– Давай!
Тут же на столе возникли две стопочки и бутерброд с колбасой. Мой будущий начальник разлил, мы выпили.
– Во! – Григорий широко улыбнулся. – Считай – познакомились. Но! – он поднял указательный палец. – В рабочее время бухаем в первый и последний раз! После окончания трудов праведных, хоть укушайся! А на работе ни-ни! Согласен?
– А как же! – подтвердил я, окончательно приходя в хорошее настроение. – Пьянству – бой!
– И гёрл! – добавил Бакланов, снова разливая.
– Всё! – я поднял ладонь. – Эта – последняя. Мне ещё в одно место заехать надо – холсты купить.
– На фига?
– Рисовать буду. То есть писать. Маслом.
– Давай-давай, – поддержал он. – У тебя получается.
– Кстати, мне когда на работу выходить?
– А вот завтра и выходи, – Григорий хмыкнул. – Часам к десяти подгребай, сразу тебя и оформим.
– И трудовую брать?
– Бери. Ну и паспорт заодно. Только сегодня много не бухай. У нас заказ висит срочный – для ДК. Туда и поедешь.
3.
Нужную мне «хрущобу» на Великоламке я нашёл с трудом. Но не потому что выпил, а потому что номера на домах привычно отсутствовали. Местные аборигены (в основном – праздношатающиеся бабки) показывали то в одну, то в другую сторону, мамашки с колясками сразу начинали с подозрением принюхиваться и даже местный сантехник ничем мне не смог помочь. Поскольку, будучи пьяным, плохо ориентировался в пространстве. Наконец, выбивающий ковры мужик ткнул пластмассовой, ещё «совковой» выбивалкой в грязноватую пятиэтажку.
– А вон он, твой дом. На нём номер был, но потом всё проржавело и отвалилось.
Он подумал и добавил:
– Лет пятнадцать назад.
Поблагодарив, я нашёл нужное парадное (получилось – третье слева) и набрал на домофоне номер требуемой квартиры – 37.
Раздалось электронное пиликанье, а потом из динамика – сиплый бас:
– Кто там?
– По объявлению, – ответил я. – Насчёт картин. Помните, мы созванивались?
– Заходите, – пробасил домофон, замок щёлкнул и я потопал вверх по лестнице.
На третьем этаже одна из дверей оказалась приоткрытой, а из щели выглядывала жуткая рожа с растрёпанными седыми волосами, кривой челюстью и бородавкой на щеке.
– Здрасьте, – кивнул я. – Можно?
– Можно, – бабка шмыгнула носом и отошла в сторону, пропуская меня в прихожую.
При ближайшем рассмотрении пенсионерка – божий одуванчик оказалась выше меня чуть ли ни на голову, с мощными руками и тапочками пятидесятого размера на ногах. Одета она была в вязанную кофту и чёрную юбку – всю в кошачьей шерсти.
– А деньги у вас с собой? – ревниво поинтересовалась она, окидывая меня взглядом.
– С собой, – подтвердил я, похлопав себя по карману.
– Ну, хорошо, проходите. Ботинки можете не снимать.
Мы переместились в комнату, плотно заставленную древней, ещё советской мебелью и заваленную всяким хламом. На тумбочке, возле телевизора сидел огромный серый кот, злобно на меня поглядывая.
– Достаньте пакет, – бабка ткнула пальцем в один из углов комнаты. – Холсты там. Да сами увидите.
Я, с позволения хозяйки квартиры, отодвинул в сторону швейную машинку, с валяющимся на ней огромным пакетом с катушками разноцветных ниток, потом – стул, невидимый из-за сваленной на спинку одежды, две большие картонные коробки, покрытые толстым слоем пыли, уродливую пластмассовую ёлку, целлофановый мешок, набитый непонятными пластиковыми штучками и, наконец, выудил из-под двух толстых кусков фанеры пакет с картинами.
– Вытаскивайте сюда! – распорядилась бабка, показывая взглядом на относительно свободное место в центре комнаты.
Холсты и вправду оказались неплохими. Причём большинство – действительно, ни разу не использовались. Таких было штук шесть, ещё три – с карандашными набросками, один – с начатой было, но так и не оконченной картиной – кусок неба с церковным куполом в верхнем левом углу.
– Эх! – бабка провела по несостоявшемуся пейзажу рукой. – Попытался Генрих Романович, под конец жизни в другую сторону податься, да так не дошёл. Интересно, что бы было, если бы дошёл?
Она неожиданно смахнула с глаз слёзы, всхлипнула, после чего, вытащила из кармана кофты платок и громко высморкалась. Словно слон в джунглях протрубил.
– Ну, чего? – хозяйка квартиры перевела взгляд на меня. – Устраивает?
– Вполне! – кивнул я обрадовано. – Очень хорошие холсты! И на подрамники натянуты!
– Генрих Романович Панагеев любил порядок, – согласилась она. – Во всём. Жалко только у себя в голове бардак устроил.
Не зная, как на это среагировать, я промолчал.
– И царство ему небесное! – старуха истово перекрестилась, потом немного подумала и добавила: – Ну, или геенна огненная. Там, в конце концов, тоже люди живут. В смысле – мучаются. Бедолаги.
Я вытащил из кармана заранее оговоренную, ещё во время телефонного разговора, сумму, передал хозяйке.
При виде заветных бумажек, она тут же перестала скорбеть по подавшемуся не в ту сторону Генриху Романовичу и пришла в хорошее настроение.
– А вы тоже художник?
– Так, – я в приступе скромности потупил взгляд, – балуюсь.
– Это хорошо! – старуха кивнула. – А хотите, я вам покажу работы моего мужа?
«Ёпрст! Ну, почему я не сказал, что покупаю холсты в подарок любимому племяннику? Или любимому дедушке?».
Пришлось изображать энтузиазм. Ей Богу, воспитанность меня когда-нибудь точно – погубит!
