Долгое плавание

Михаил Иванов

Долгое плавание

…Вспухают и опадают волны, будто неведомый шутник, спрятавшись за горизонтом, усердно встряхивает серое покрывало. По не ведающему ни покоя, ни края простору несётся на всех парусах корабль. Верхушки мачт царапают затянутое рыхлым войлоком небо – клочья вихрятся, цепляются за штаги и реи, развеваются на топах призрачными гюйсами. Названия судна не разобрать…

…Капитан без особого труда удерживал штурвал одной рукой: большая физическая сила здесь не нужна – опыт, чутьё и, главное, неустанное внимание – вот слагаемые той истинной силы, что заставляла корабль держаться курса. Судно неожиданно накренилось и выправилось. Беспокоиться не о чем: так бывает, когда шальная волна забавы ради толкается в борт. Капитан поправил съехавший из-под ног фонарь – луч света метнулся, от луча шарахнулась тень. Вырезанный из прозрачных сумерек раннего вечера долговязый силуэт замер, выжидая, затем поднялся и встал возле человека.

– Ты снова здесь… – проворчал капитан, покосившись на незваного гостя.

– А как иначе, ведь у тебя фонарь, – прошелестела тень.

– Что тебе нужно на этот раз?

– Да что и всегда – подивиться на свет. Ты знаешь прекрасно: такого здесь нет.

И тень засмеялась.

– Рифмы тебе удаются, не спорю, – буркнул капитан.

– Что поделать, поэзия – тоже волны. И в ней тоже есть глубина… Хочешь, в следующий раз я явлюсь утончённой и возвышенной музой в белоснежной тунике и…

– Ты уже приходила уцелевшим в крушении матросом – продрогшим до костей, оборванным, жалким…

– Кракеном, драконом, призраком, летучей рыбой… Я могу быть и каплей воды – но как ты будешь разговаривать с каплей?

– А что, не наговорилась? В прошлый раз ты была сиреной – воистину поэзия и волны! – и трое ушли за тобой в глубину!

– Не за мной, поверь. Я не тянула их – плавание не принесло им того, чего они ждали.

– Ждали… – сарказмом откликнулся капитан.

– Тебе ведь тоже что-то нужно от него, – тень кивнула на живую, играющую буграми и складками волн равнину: океан шумно вздыхал и хмурился, словно недоволен был тем, что разговор зашёл о нём.

– Те, кто на берегу, говорят, что там, – капитан взглядом указал в затянутую дымкой даль, – ничего нет, и страшатся этой бескрайней пустоты. Так когда-то думал и я сам. И тоже боялся. Я ничего не мог поделать с этим страхом и… с восторгом! И с тягой, день ото дня становившейся всё более непреодолимой! Я мечтал оторваться от берега и устремиться туда, в неспокойную, загадочную, первозданную беспредельность! Она манила меня, звала! А однажды почувствовав зов, я уже никак не мог избежать желания – намерения! – покинуть берег и плыть!.. Да, я хотел уйти в Океан, но мне никогда и ничего не было от него нужно.

– Просто ты никогда не видел в нём ничего, кроме ветра и волн.

– И этого мне достаточно.

– Плыть, маневрируя в струях течений, наслаждаясь свободой… Какое блаженство – прыгнуть за борт и слиться с душой Океана!

– Искушаешь?

– Что ты, всего лишь поддерживаю разговор.

Капитан помолчал, немного довернул штурвал, выправляя курс.

– Я бы спрыгнул… – признался он с неохотой. – Но я капитан! – и одёрнул сыпанувший каплями плащ. – Мой долг – направлять судно и беречь доверившихся мне!

Капитан поднял над собой фонарь, осветил палубу: несколько человек расположились прямо на голых досках, несмотря на пронизывающий ветер и холодные, колючие брызги.

– Беречь, – твёрдо сказал он. – Всех. И неважно, кто кем был в прежней жизни. Неважно, к чему стремится теперь…

– Расскажи мне о них, – попросила тень. – Чего я ещё не знаю?

– Ты вполне способна узнать обо всём, что хочешь, сама.

– Мне интереснее спросить тебя. Твой разум – как фонарь, и твои слова – игра теней, отбрасываемых миром в его свете. Невероятный спектакль!

Капитан хмыкнул, однако не стал упираться.

– Рассказывать можно долго – строить догадки, фантазировать… Но что из предположений действительно является правдой? Чужая душа – потёмки.

– И всё же?

– Ну… Вот, к примеру, император. Поначалу он пытался скрывать свою личность, однако слишком выделялся среди всех и первым бросался в глаза: держался особняком, задирал нос. А сейчас… Вон, видишь, будто брошенный как попало ветхий мешок? Плащ превратился в жалкое отрепье, сапоги размокли, сам излохматился хуже медведя… Но с палубы не уходит и потускневшую, мятую корону не выпускает из рук, точно та вросла ему в пальцы. Он похож на одержимого.

– Не лучшее состояние для путешествия.

– Не лучшее. Но он так решил.

– Император… – задумчиво произнесла тень. – Чего могут хотеть императоры? Что бросило в отчаянный квест этого?

– Мания величия, пожалуй, – предположил капитан. – Когда величие ушло – осталась только мания. Мания былого величия… Нетрудно догадаться, чего он теперь хочет: его видно насквозь.

– Насквозь? – тень ухмыльнулась.

И умолкла на время – может, и вправду изучала утратившего былое величие монарха насквозь.

– А что видишь ты? – не удержал любопытства капитан.

– Хочешь посмотреть своими глазами? – предложила тень – и накрыла прозрачной ладонью его лицо.

Капитан не успел отказаться.

***

…Я – маленький мальчик среди больших людей. Мне страшно. Но люди и сами боятся. Чего? Вот она, причина: грузный бородатый человек – много золота и разноцветных камней, мантия, корона… Отец! Но почему он так одет? Слишком впечатляюще – совсем не как обычно. Обычно, как раз, так одевается старший брат отца… А вот и он: посреди тронного зала стоит на коленях. Отчего-то всё замирает: люди, воздух, стяг со львом на золотом поле… Вдруг будто с неба срывается стальной полумесяц! Сверкает лезвие – и голова катится по полу! Отец поднимает над собой окровавленную секиру и рычит, как утверждающий своё право лев…

Трубы и барабанная дробь. Гремя сталью, войско уходит через главные городские ворота. Отец впереди – он ни разу не обернулся. Одиночество, страх… и придворные со взглядами голодных гиен…

Те же ворота – трещат и рассыпаются в щепки. Из пролома вылетает предмет размером с капустный кочан: через спутанные космы… смотрят лишённые век глаза! И в открывшийся сразу за тем проход вваливается вооружённая толпа…

Пожары, убийства, вопли, кровь. Насаженная на пику голова отца посреди главной площади. Потайным ходом меня, мальчика лет десяти, спешно выводят за городские стены…

Море, болтающаяся палуба, вонь от блевоты. Мне плохо. Когда будет берег?..

Тесные кельи, монахи, сухой, обдирающий горло, хлеб. Ночь, молитва… удары в дверь и крики! Снова бежать!..

Поместье герцога, старого друга отца. Мне тринадцать и я полон счастья: богатая одежда, изысканная пища, много вина!.. И вдруг – я в тронном зале, мне на голову возлагают корону! Что это – сон?! Снова много еды и вина…

Один сон сменяет другой… Или всё-таки явь? В памяти только обрывки… Вот дочь герцога в подвенечном платье и благословляющий нас обоих епископ. Переглядывания и смешки придворных… Вот ночь после свадебного торжества. Я открываю глаза, почувствовав, что в комнате кто-то есть: в сиянии свечей герцог примеряет корону. Он видит, что я проснулся и ухмыляется… Наверное, это всё же полночный кошмар! Меня будто окатывает крутым кипятком, и я бью герцога в глумливую ухмылку изо всех сил – так, что корона слетает с его головы! Герцог утирает кровь. На его лице бешенство и злоба – точное отражение моих собственных чувств… Снова бегство. Снова война.

Окольные дороги, изматывающие конные переходы, походные шатры, чьи-то усадьбы и замки, много вооружённых людей, стычки, засады, битвы, пылающие сёла и города, убийства и казни, осада столицы – и везде меня преследуют страх, насилие, смерть…

И снова тронный зал. Голова герцога на полу. На моей голове – корона. Злобная радость распирает грудь. С трудом удерживая в обеих руках, я победно вскидываю над собой окровавленную секиру – орудие долгожданной мести! Из горла вырывается торжествующий рык – слишком тонкий, однако, для настоящего льва, нелепый в глазах суровых рыцарей и знатных вельмож. Но никто не смеётся…

Пир в честь моего восемнадцатилетия. Стяги с заменившей льва секирохвостой мантикорой. Подобно провозглашающему свою кровавую власть зверю неистово завывают свирели и трубы. Всего через край: изысканных яств и вин, угодливых панегириков, заверений в преданности, льстивых подношений… Полутёмные коридоры, куда я, захмелевший, волоку очередную служанку. Метнувшийся ко мне из-за угла силуэт – человек с кинжалом! Но возмужавшую мантикору так просто не возьмёшь!..

Пытки подосланного убийцы. Обескураживающая правда… Моя жена на коленях, руки её накрепко привязаны к огромному деревянному кругляшу. Помощник палача пятернёй прижимает голову королевы к пропитанной дворянской кровью плахе и отбрасывает её волосы в сторону, чтобы секире ничто не мешало. Замах, хруст… Бледная как смерть служанка держит за руку маленького мальчика – тот не может понять, почему мама не поднимается с колен…