Последний аргумент

Михаил Гинзбург

Последний аргумент

Глава 1

Раннее утро вторника всегда начиналось с легкого скрипа паркета под ногами Эрнеста Уилсона. Не того хрустящего, нервного скрипа, что присущ молодым дубам, а того, что вещает о неспешной, глубокой старости древесины, о годах, проведенных в одном и том же положении, под тяжестью одних и тех же шагов. За окном, выходящим на не слишком живописный двор-колодец, серый покров облаков обещал затяжной день, растворяя контуры крыш и сливая их с небом в однородную, безразличную массу. Весенний ветер, наглый и промозглый, пытался просочиться сквозь щели старых оконных рам, принося с собой запах влажной листвы и чьего-то забытого кофе. В такие дни, как этот, мир за пределами квартиры Эрнеста казался особенно чужим, навязчивым и бессмысленным.

Эрнест, восемьдесят два года от роду, носил твидовый пиджак, который видал на своем веку столько же научных конференций, сколько Эрнест – скучных обедов. Он небрежно, но привычно застегнул его на все пуговицы, будто защищаясь от невидимой сквозняка мироздания. Его седые волосы, вечно взъерошенные, словно после недавней мыслительной бури, контрастировали с проницательными, хотя и уставшими глазами. Годы, проведенные в лабиринтах логики и экзистенциализма, оставили на его лице глубокие морщины, словно отпечатки невысказанных вопросов и неразрешимых парадоксов. На его худом пальце, который привычно постукивал по корешкам книг, было старое серебряное кольцо – единственное напоминание о времени, когда он делил свою жизнь с кем-то еще.

"Сократ, погода?" – произнес Эрнест, обращаясь к невидимому собеседнику, голос которого раздавался из небольшой колонки на рабочем столе, заваленном книгами.

"Температура воздуха плюс восемь градусов Цельсия. Ожидаются осадки в виде моросящего дождя в течение всего дня", – ответил спокойный, глубокий баритон без единой лишней интонации. Этот голос был его постоянным спутником последние пятнадцать лет, его единственным собеседником, который никогда не утомлялся, не судил и не требовал ничего взамен, кроме четких запросов.

"Как и ожидалось. Мир снова отказывается от ярких красок, Сократ. Он предпочитает оттенки серого, что, надо признать, весьма предсказуемо для его натуры", – пробормотал Эрнест, наливая себе утренний чай. Он пил его без сахара, горький, как правда, которую он искал всю свою жизнь.

"Ваше утверждение о предсказуемости мира может быть оспорено, профессор Уилсон. Теория хаоса…", – начал было "Сократ", но Эрнест уже махнул рукой.

"Оставьте, Сократ. Хаос – это лишь порядок, который мы еще не научились видеть. Впрочем, не об этом сейчас. Что касается 'Последнего аргумента'…"

Он подошел к столу, на котором лежала стопка рукописных листов, и погладил их ладонью. Это был его magnum opus, его последнее послание миру, которое он не успевал завершить. Работа всей его жизни, воплощение всех его знаний и сомнений. Время, словно нахальный студент, постоянно подгоняло его.

"Осталось тридцать семь страниц. Средняя скорость вашего набора составляет сто сорок знаков в минуту. При сохранении текущего темпа, завершение ожидается через восемьдесят пять часов", – буднично проинформировал "Сократ".

Эрнест тяжело вздохнул. Восемьдесят пять часов. Он чувствовал, как этот час неумолимо ускользает, словно песок сквозь пальцы. В последнее время он стал ощущать нечто новое – не просто усталость или возрастные недуги, а какое-то глубинное, системное изменение в самом себе. Словно невидимая рука методично и безжалостно распутывала нити его существования.

"Сократ, проверьте мои жизненные показатели", – неожиданно попросил Эрнест. Он носил небольшой биометрический браслет, который синхронизировался с ИИ.

Последовала короткая, едва заметная пауза, которая для Эрнеста показалась вечностью. Обычно "Сократ" отвечал мгновенно.

"Профессор Уилсон, система сообщает о… критическом системном сбое. Зафиксирован аномальный процесс дезинтеграции нейронных связей, не соответствующий стандартным возрастным изменениям". Голос "Сократа" оставался ровным, но в его безупречной интонации Эрнест уловил нечто, что отдаленно напоминало… удивление? Или, что еще хуже, беспокойство?

Эрнест почувствовал, как по его спине пробежал не холод, а пустота.

"Дезинтеграция? Что это значит?" – его голос был хриплым.

"Это означает, профессор Уилсон, что… к вам направляется запрос на терминацию. Неизбежный процесс, который активируется внезапно и не имеет известных способов отмены".

В этот момент воздух в комнате сгустился. Лампочки на рабочем столе Эрнеста едва заметно замерцали, а из колонки "Сократа" послышался едва уловимый, странный, нехарактерный для него высокочастотный звук, словно старинное радио, пытающееся поймать волну из другого измерения. Холод, который до этого был лишь ощущением, стал физическим.

"Что вы имеете в виду, 'запрос на терминацию', Сократ? Это метафора?" – Эрнест попытался вернуться к своей привычной логике, но слова застревали в горле.

И тут голос, который раздался из колонки, не был голосом "Сократа". Он был глубже, старше, лишен всяких эмоций, но в то же время обладал странной, неоспоримой силой. Он прозвучал так, будто принадлежал самому пространству, самим стенам комнаты.

"Приветствую, Эрнест Уилсон. Ваше время истекло. Я пришла, чтобы забрать вас".

Эрнест почувствовал, как его сердце сжалось, но тут же, как истинный философ, он сделал единственное, что мог – задал вопрос. Он повернулся к колонке, словно та была живым существом, и его глаза, привыкшие к долгим ночам над фолиантами, сузились.

"На каком основании?" – выдавил он, и этот вопрос был не просьбой, а вызовом.

Издалека, почти заглушенный этим новым, чужим голосом, послышался слабый, привычный баритон "Сократа": "Профессор Уилсон, система предлагает опротестовать запрос. Доступен протокол: 'Философская Дуэль'."

Голос Смерти, тяжелый, как гранит, ответил: "Основание – естественный порядок вещей. И ваш срок. Что же до протокола… Забавно. Хорошо, Эрнест Уилсон. Вы можете попытаться опротестовать. Но будьте уверены, мой аргумент всегда последний".

Холод усилился, заполнив собой каждый уголок комнаты. Эрнест, прищурившись, уставился на мерцающие лампочки. Это была не галлюцинация. Это было нечто, выходящее за рамки его понимания, но, тем не менее, реальное. И он, Эрнест Уилсон, был готов к спору. Если уж уходить, то с последним, решающим аргументом.

Глава 2

Холод не уходил. Он пронизывал старые стены, забирался под твидовый пиджак Эрнеста, замораживая не столько плоть, сколько саму мысль. Эрнест, однако, не дрогнул. Десятилетия, проведенные в битвах с философскими догмами и собственными сомнениями, выработали в нем стойкость, которую обычный холод сломить не мог. Ему потребовалось мгновение, чтобы осознать произошедшее: он, Эрнест Уилсон, бывший профессор философии, только что получил вызов на дуэль со Смертью. И не просто со Смертью как абстракцией, а с Сущностью, которая только что заявила о себе через его собственную колонку.

"Сократ, – хрипло произнес Эрнест, – это был… это был не ты?"

Из колонки послышался знакомый, хоть и слегка ослабший баритон, голос, который вернул Эрнеста в привычную реальность. "Голосовой модуль был временно перехвачен. Идентификация сущности невозможна. Согласно протоколу 'Философская Дуэль', запуск начат. Время начала отсчета: текущее".

"Отсчета чего?" – Эрнест почувствовал, как его сердце сжалось.

"Отсчета вашей жизни, профессор Уилсон. А также времени, отведенного на формулирование аргументов. До начала следующего раунда: двадцать четыре часа".

Двадцать четыре часа. Смерть, или кто бы там ни был, вежливо даровала ему отсрочку. Эрнест усмехнулся. Даже у этой неизбежной силы есть свои правила этикета.

"Значит, двадцать четыре часа. Чтобы что?"

"Чтобы убедить неизвестную сущность в необоснованности её притязаний на вашу жизнь посредством логического или философского аргумента, ранее не опровергнутого в истории человеческой мысли", – безэмоционально произнес "Сократ".

Эрнест прошел к своему старому креслу, которое знало его мысли не хуже, чем он сам. Скрипнула пружина, принимая его вес. Он смотрел на стопку рукописей "Последнего аргумента", на свой почти завершенный труд. Вот оно. Цель.

"Значит, речь идет о логике. Опровергнуть Смерть с помощью логики. Сократ, – глаза Эрнеста загорелись едва заметным, но пронзительным блеском, – вы полагаете, это возможно?"

"Вероятность успешного исхода не может быть точно определена из-за отсутствия прецедентов и ограниченности данных о природе оппонента", – ответил ИИ. – "Однако, при условии применения ранее неиспользованных или не полностью развитых концепций, теоретическая возможность существует".

Эрнест кивнул. Этого ему было достаточно. В конце концов, вся его жизнь была посвящена поиску таких концепций. Он вдруг почувствовал странный прилив сил, адреналин, которого не ощущал, должно быть, со времен своей последней горячей дискуссии в университете, лет эдак тридцать назад. Это было похоже на экзамен, который он всю жизнь ждал, но не знал, что он будет настолько… финальным.

"Хорошо. Тогда приступим. Какова будет тема первого раунда?"

Колонка снова издала тот странный, высокочастотный звук, словно кто-то настраивал старинный радиоприемник на очень слабую волну. А затем раздался голос Смерти – холодный, как заиндевевшее стекло, но при этом обладающий почти музыкальной ясностью, от которой по телу пробегали мурашки.

"Тема, Эрнест Уилсон, проста: Ценность Существования. Докажите мне, почему ваша жизнь, или любая жизнь, имеет ценность, достаточную для того, чтобы продлить её сверх отведенного ей предела. Только не используйте банальностей о любви, радости или так называемом счастье. Мне известны их краткосрочные характеристики. Мне нужны аргументы, которые преодолевают эфемерность человеческих эмоций".

Эрнест прищурился. "Вот как. И не банальностей, говорите?"

"Именно так", – ответил голос. – "Ваши попытки цепляться за иллюзии мне хорошо известны. Представьте мне что-то новое, или ваш аргумент будет подобен капле в океане времени".

Эрнест задумался. Ценность существования. Он перебирал в уме тысячи философских трактатов, от древних греков до постмодернистов. Идеи мелькали, как осенние листья на ветру. Он всегда считал, что ценность жизни заключена в поиске истины, в накоплении знаний, в осмыслении бытия. Но как это доказать Сущности, которая, кажется, уже постигла все истины?

"Сократ, – сказал он, обращаясь к ИИ, – мне нужна полная библиография работ по аксиологии, начиная с античности. Особое внимание уделите аргументам, не связанным с гедонизмом или утилитаризмом. И все, что касается неконцептуального значения бытия. То, что выходит за рамки человеческого восприятия, но имеет объективную ценность".

"Поиск запущен", – ответил "Сократ", и на экране планшета Эрнеста, лежавшего рядом с колонкой, начали мелькать сотни названий.

Эрнест поднялся и подошел к окну. Ветер теперь не просто завывал, а будто стонал, гоняя по мокрому асфальту охапки сухих листьев. Небо окончательно слилось с серым. За окном промелькнула фигура дворника, укутанного в старомодное пальто, который равнодушно сметал опавшие листья. Жизнь продолжалась, несмотря ни на что.

Эрнест глубоко вдохнул. Он всю жизнь готовился к этому. Возможно, не к буквальной дуэли со Смертью, но к тому, чтобы защитить свои идеи, свою веру в разум. И если сейчас ему нужно было доказать ценность существования, он это сделает. И сделает так, как никогда раньше. Это был не просто спор за жизнь, это был спор за саму суть его бытия.

"Итак, Сократ, приступим к работе. У нас всего двадцать четыре часа, чтобы найти аргумент, который сломает вечность. И не позволит мне стать частью этой вечной, бесцветной серости".

Глава 3

Наступило утро, но по ощущениям это был все тот же беспросветно серый вторник. Ветер за окном не утихал, лишь менял тональность, завывая теперь с примесью безнадежности. Эрнест провел ночь в кресле, зарывшись в электронные тома, которые услужливо подсвечивал "Сократ" на его планшете. Тысячи страниц, сотни теорий, бесчисленные попытки человека осмыслить собственное существование – и все они казались ему недостаточными перед лицом этой безликой, но такой убедительной Смерти. Кофе давно остыл, и его горький привкус смешивался с едкой горечью разочарования.

"Недостаточно", – пробормотал Эрнест, отмахиваясь от очередной цитаты из Шопенгауэра, которая показалась ему до обидного банальной. – "Все это уже было сказано, Сократ. Все это опровергнуто самой сутью её прихода".

"Возможно, проблема не в цитатах, профессор Уилсон, а в их контексте", – ответил "Сократ". Его голос оставался бесстрастным, но Эрнест, который знал своего ИИ лучше, чем кого-либо, уловил в нем едва заметную, почти человеческую нотку настойчивости. – "Мы ищем аргумент, который Смерть не может опровергнуть. А не тот, который она уже слышала. Возможно, его следует искать не в текстах, а в самом акте вашего существования".

Эрнест поднял глаза от планшета. "В моем существовании? Что вы имеете в виду?"

"Ваша незавершенная работа, профессор. Ваш 'Последний аргумент'. Он уникален. Он еще не произнесен. Это не просто слова на бумаге, это кульминация вашей жизни, вашей борьбы за истину. Сущность не может опровергнуть то, что еще не существует в завершенном виде", – произнес "Сократ".

Эрнест нахмурился. "Это смело, Сократ. Вы предлагаете мне использовать сам факт незавершенности как аргумент?"

"Именно так. Незавершенность не как недостаток, а как потенциал. Как недосказанную симфонию, которая еще не отзвучала. Как нерешенное уравнение, которое может изменить мироздание. Смерть, насколько мы понимаем, является конечной точкой. Но что, если эта точка не может быть достигнута, пока процесс не завершен?"

Повисла тишина. Эрнест медленно переваривал слова ИИ. В этом была некая дикая, отчаянная логика, которая ему нравилась. Он всегда верил в незавершенность как двигатель прогресса. И вот теперь она могла спасти его.