скачать книгу бесплатно
– Кх-кх, кх-кх – передразнил его Павел. – Мы скоро тут все зачахнем. Эта штука сильно расстроена оттого, что Лысый не захотел с ней переспать. Может быть, мы сейчас уже были по ту сторону гор, если бы не этот хренов ценитель красоты. Черт, а!? Вот мудак!
Даже после гигантского марша у него оставались силы люто ненавидеть Лысого. Лысый отвечал взаимностью:
– Паха, а Паха? Это не от тебя так несет? Сдается мне, твои штаны не в лучшем состоянии. Ты же говорил, что все это – чушь. А что случилось бы наверху, будь ты на моем месте, а? Ты сам-то как думаешь?
Далее произошла сцена из немого кино с замедленным действием. Павел скинул рюкзак и двумя огромными скачками оказался за спиной у Лысого, и если бы не Толик и Слон, то Лысого ждала бы моментальная реинкарнация. Будущая жизнь в качестве дятла или барана – в лучшем случае. В худшем – весь остаток жизни в инвалидном кресле. Но этого не случилось.
Дебошира скрутили и оттащили подальше, а провокатору строго-настрого приказали заткнуться. После чего наступила тишина. Уставшие следопыты сидели молча. Пили воду из ручья. Здесь в низине он почти превратился в небольшую речку и не грохотал, как в горах. Отдохнув, прикинули примерный угол ухода в сторону, и бросив взгляд на подающее надежды небо, двинули сквозь чащу на юго-восток к большому радоновому источнику. Шли теперь не спеша, почти не говорили, хотя усталость уже не чувствовалось. Видимо, просто наступил такой момент, когда внутри что-то сработало, переключив обычное питание на дополнительные резервы. Во всяком случае, никто не стонал. Впереди шел Толик, потом Слон, за ним тащился пыхтевший Паха, далее следовала вереница малых. Замыкал процессию Лысый. Он один не молчал, а что-то легонько насвистывал себе под нос.
Глава V
Он двигался в другом измерении. Семь дней назад по тихой улочке провинциального городка. По краям дороги с обеих сторон росли тополя. С них медленно и неохотно кругами сыпал на чуть отсыревший асфальт белый тяжелый пух. Было утро. Не сказать, чтобы раннее, но и поздним его тоже назвать было нельзя. Ночью шел дождь. Дождик. Где-то к 5 утра он закончился. Но в 3 часа Лысый еще слышал мелкую барабанную дробь в окно. Он просыпался дважды. Первый раз в холодном поту, второй – в горячем. Он видел сон, точнее сны. Сначала он замерзал на руках у снежной королевы, потом у злой феи; потом его поцеловала какая-то танцовщица с черными локонами и он превратился в маленький кусочек льда; потом он умер и проснулся…, ощущая себя осколком ледяной сказки. Посмотрел в окно, послушал дождь и снова уснул. Ему виделся берег огромного океана, огромный каменный валун с наседавшими волнами. И человек, сидевший на этом камне и смотревший куда-то в бесконечность. И было очень тоскливо. От чего-то.
Наконец он захотел пить и проснулся. Дождя уже не было. Океана тоже. Но жара осталась. Лысый скинул с себя одеяло, свесил ноги с кровати, засунул их в тапки и побрел на кухню. Там наткнулся на холодильник и на отца, который тоже что-то искал, но под столом. « Пиво», – подумал Лысый и повернул дверную ручку.
– Пил?– спросил отец.
– Нет, – ответил Лысый, – просто сон приснился жаркий.
– Ааа, – протянул отец, вытаскивая из-под стола графин. – Будешь?
– А что это?
– Агдам.
– Нет, я лучше кефир.
– Как знаешь, – протянул отец и выдернул пробку.
Лысый нащупал пузатенькую бутылку на полке и присосался к горлышку. Потом они дружно прошлепали каждый в свою спальню, и Лысый уснул. На этот раз ничего не снилось. Пустота…, и еще покой. Обычный сон. Абсолютное ничто, когда тебя просто нет и нет ничего. Такие сны и видел всегда Лысый. Обычные сны.
Утром разбудила мать.
– Вставай, тебе сегодня в клуб. У вас сборы. Ты просил распихать.
– Спасибо, мама. А сколько времени?
– Ты уже все проспал, засоня. Поднимайся. Завтрак на столе.
Обыкновенное утро. Обыкновенный завтрак. Обыкновенные родители идут на обыкновенную работу. Все самое, самое обыкновенное. Но все же в этом было что-то, что заставляло думать по-другому. Но вот что? Лысый никак не мог понять. Он ломал голову всю дорогу, пока шел к клубу. Тополя сначала молчали, как будто не хотели ему мешать, но потом зашумели под легким нажимом ветра, словно пытаясь разбудить заснувшее сознание. Но Лысый спал. Спал наяву. Он так и подошел к невзрачному двухэтажному зданию с большими каменными ступенями перед входом и огромной резной деревянной дверью с надписью: «Турклуб: открыто с утра до вечера». «Шутники» – проскочило в голове, а рука сама собою толкнула массивные створки. 30 ступеней парадной лестницы. Второй этаж. Еще одни двери. Вежливый стук. Поворот дверной ручки. И вот уже большой зал. Почти все на месте. Алексеич по центру за столом. По бокам – два инструктора.
– Как на суде, – хихикнул кто-то в голове.
Лысый улыбнулся. Вернее, сделал вид, что улыбнулся. Улыбаться почему то не хотелось. Поздоровался со всеми, прошел к открытому окну и сел рядом с подоконником, за которым грустили тополя.
– Итак, – Алексеич навис над столом, сверкая лысиной, – сегодня последний шанс отказаться от перехода. И это не шутки. Дело серьезное. Идете одни, а места там дикие, да и за спиной никого не будет. Поэтому, сами знаете, лучше семь раз отмерить. Думайте и еще раз думайте.
– А что тут думать, – буркнул Павел. – Толик с Медведем же были там? Были. Вот и все. Дело в шляпе. А человек – сам зверь и царь всех зверей. Все будет, как на твоей бумаге, Алексеич, даже лучше.
– Разрешите присоединиться к мнению коллеги, – изящным жестом руки в сторону босса поддержал друга Слон, а Толик, окинув взглядом самых юных участников собрания, подвел итоги:
– Раз решили, значит решили. Да, ребята? – и утвердительно кивнул.
– Ну смотрите, ребятушки, не подведите старого таежника, – сказал шеф, поглаживая бороду, и поправил очки. – Значит, дело решенное. Завтра в 6 поезд, в 9 автобус, в 12 будете у исходного пункта. Там вас подберет вертолет и часам к двум высадит у подножья. Все. Сейчас последний инструктаж– и в бой. Не забудьте выспаться как следует. …. Удачи.
Затем последовала рутинная проверка снаряжения и экипировки. Процедура в общем-то до боли всем знакомая и уже порядком поднадоевшая, но порядок есть порядок. Никуда не денешься. Наконец все окончилось. Стали расходиться. Сначала ушли инструкторы вместе с Толиком, за ними убежали малые. Павел и Слон чуть подзадержались, пытаясь определить, чья поклажа тяжелее, но так и не придя к компромиссу, с криками и руганью покинули зал.
Последним уходил Лысый. Медленно проследовав от раскрытого окна, где он сидел, мимо шефа, вдоль опустевших рядов и стульев, он подошел к двери; взялся за ручку, повернул ее, пихнул ногой старое дерево и уже пытался исчезнуть за образовавшимся проемом, но почему-то вдруг резко обернулся и взглянул на Алексеича. Тот сидел неподвижно и смотрел прямо на него. И было в этой неподвижности что-то неестественное и неживое, что-то от каменного изваяния и что-то от далеких, далеких галактик. Глаза смотрели прямо в глаза, и в тоже время куда-то сквозь Лысого, сквозь стены и сквозь пространство. Смотрели в никуда. Это продолжалось секунд 10. Потом глаза ожили и наполнились осмысленным светом, а с губ слетело несколько фраз. Но каких?.. И только теперь Лысый вспомнил, каких. Вспомнил. Но было поздно… Они были произнесены ледяным голосом. Голосом из ниоткуда:
– На запад не лезьте. Там ничего нет. Там живет пустота.
Лысый страшно испугался. Таким шефа он еще никогда не видел, и поэтому быстро юркнул за дверь. Расстояние до парадного входа он преодолел в четыре огромных скачка, а дух перевел уже на улице. Сердце бешено колотилось, руки дрожали.
– Черт, надо же, как испугался? Хотя с чего бы? Ну, подумаешь, старик слегка перенервничал. С кем не бывает?
Лысый глубоко вздохнул и, махнув рукой, зашагал домой. Тополя по-прежнему шумели, но их шум успокаивал. Вскоре все, что сказал Алексеич начисто стерлось и исчезло из памяти. А подходя к дому, он уже вовсю насвистывал «Бременских музыкантов».
Глава VI
Хлюп, хлюп, хлюп – серый асфальт сменился неясными очертаниями лесной чащи.
– Медве… еедь! – кричали где-то далеко впереди.
Лысый поднял голову и недоумевающе посмотрел вокруг. Тротуар и дома вместе с тополями куда-то исчезли. Потоптавшись с минуту на месте и сообразив наконец, что к чему, он понял, что безнадежно отстал от своих. Пришлось кричать.
– Эээ… ээй! Паха, … Тооолик! Эээй!
Призыв услышали. В ответ на одинокие вопли Павел (ему, как самому горластому, поручили это ответственное мероприятие) с периодичностью секунд в 30–40 на полумонгольском диалекте, изобретенном им самим, стал выдавать позывные отряда. Позывные переводились просто: Лысый – нехороший человек. Он все самое нехорошее на земле и даже еще хуже. Он просто дерьмо. Так продолжалось минут 20, пока не произошла встреча расколовшегося в ночи коллектива. Случилось это в непосредственной близости от радоновых ключей. А поскольку все были измотаны до предела, то решили сделать привал и немного поспать хотя бы до восхода солнца. Место по причине кромешной тьмы выбрали, конечно, неудачное, но идти дальше уже не было сил. Так и легли, а вернее, рухнули прямо на корневища под сросшимися крестообразно соснами и сразу же отключились. Никаких мер предосторожности, ни костра, ни даже дыма, никакой маскировки. Это была массовая потеря сознания от 70-километрового броска сквозь таежные дебри навстречу цивилизации, но до нее еще оставалось километров 25 – 30.
Утром проснулись рано. Пробуждение напоминало всплытие из бездонных глубин небытия, и если бы не комары, то до самого вечера вряд ли бы кто-нибудь поднялся. Солнце еще не взошло, а целые тучи москитов, ожив от ночных заморозков, бросились на разграбление огромных резервуаров крови, неудачно расположившихся в низине. Первым по обыкновению заорал Паха. Его голос был похож на клич команчей, только что откопавших томагавк войны:
– О аааа у, проклятье! Тысяча чертей!.. Народ! Валим отсюда, пока наша кровушка не перекачалась в этих вампиров!
Последние слова он уже договаривал на ходу, натягивая на себя рюкзак. С ним никто и не собирался спорить. Дураков не было. Все яростно и с наслаждением ломанулись в заветную чащу. Подальше от гнуса и поближе к выходу из леса. Что было потом, Лысый помнил уже смутно. Память ассоциировала все оставшиеся километры не то с адом, не то с с кошмаром времен второй мировой. Около 7 часов буквально прорубались сквозь сплошные дебри, оставляя после себя неровную просеку. Дальше часа 2 – по притаежным топям и марям, и около трех часов уже посуху до ближайшей деревни, название которой Лысый так и не запомнил, потому что не мог произнести (на редкость идиотское сочетание звуков). Запомнились только взгляды обалдевших чабанов, блеяние овец да еще вонь от бараньего жира. Непонимающие, почти испуганные лица людей на почте. И только после того как шифровка ушла в эфир, весь этот кошмар закончился. Спали там же, у здания, сразу на пороге. Когда открыли глаза, снова было раннее утро. Кто-то заботливо их укрыл бараньими шкурами, и теперь от тел нестерпимо воняло. Затем какой-то безномерный грузовик добросил до трассы, где в лучах восходящего солнца вся бригада уселась на обочине в ожидании автобуса. Им грезились серебряные лучи над оставшейся далеко вершиной, улыбки незнакомых богов в сверкании переливов горных вод и манящий, сладкий голос ветра.
Лысый безмятежно улыбался. Его улыбка была чиста и по-детски невинна. Губы что-то шептали, а глаза смотрели на северо-запад, на горный перевал, за которым жила теперь его мечта. Он и в автобусе не оставил идиотской улыбки и сидел вполоборота (как ни пытался его развернуть Слон), лицом к уходящим вдаль вершинам, и все так же что-то шептал.
Дома, в клубе, разбирая причины позорного провала, почему-то перебрали все, что можно, а вот видения Лысого, как ни странно, коснулись лишь вскользь.
– Видимо, я сошел с ума, – Лысый сидел на старом месте у открытого окна и смотрел на тополя. – Но что ж, пусть будет так, как будет. Быть сумасшедшим тоже неплохо.
А уходя, напоследок, взглянул на Алексеича. Тот сидел неподвижно и смотрел куда-то сквозь пространство, сквозь Лысого. Но Лысый на сей раз не испугался. Ему показалось, что шеф просто улыбается. Улыбается и шепчет:
– Ты видел ее? Ты ее видел!?
За окном шумели тополя. Жизнь продолжалась
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ТЕРНИУМ
Глава I
– Камни. Дождь. Чувства. Как уныло все у них на земле, – думал Западный странник, прохаживаясь по упрямому облаку, которое почему-то не хотело никуда двигаться.
– Ну!? Белое! Ты бы ехало куда-нибудь! А то смотрим, вот, на земных жителей, а сами-то чем лучше? Я уже четвертый год пытаюсь до старой вороны добраться. А все не получается никак. А она, наверное, и вовсе заждалась в своем Третьем поднебесном. Ты уж не обессудь, крылатое. Я на тебя жаловаться буду самой Даме. Так ведь нельзя со странниками поступать. Так ведь можно и на Большой совет опоздать. Вот досадно будет. А еще говорим: «Люди, люди». Тут у нас сплошная волокита! Еще почище, чем на земле. Хотя, с другой стороны, такой спектакль посмотрели! …Ну и дала эта лесная брюнетка! Как она их ловко, а!? Что молчишь? Совсем, что ли, высохло?
Тут небесный наездник принялся изо всех сил пинать измученное облако, так что оно под конец всплакнуло:
– Да я-то здесь при чем? Ветра нет, вот и не летим никуда! Тоже мне, джентльмен выискался! Тебя бы надо туда, вниз скинуть. Может, слезу проронил бы, да и полюбил бедняжку. А то ее как в четвертом Трехлетье выкинули из Дворца, так она до сих пор по земле и мотается. Души людские поедает. Думаешь, ей это нравится? …. А так, глядишь, полюбились бы друг дружке, и все тут! У тебя, чай, связи при дворце огромные. Вот сейчас ветер задует, полетим к твоей вороне; ты ей и задвинь предложеньице за чашечкой чая: «Так, мол, старая, и так; надо, значит, одну малышку репрессированную назад вернуть». У вороны ведь сплетниц аж до самой Дамы понатыкано. Уж точно сработает. И ты героем будешь, и меня куда-нибудь в гвардейские туманности запишут. Головой надо работать, а не ногами, шут поднебесный!
– О! А ты еще разговаривать, оказывается, умеешь? А говорили, что ваш брат может только слезы лить крокодильи! Ну и дела, ну и дела! Кстати, ты верно подметила. Что, если меня из странников сразу в терниумы переведут? Это ж весь Запад обалдеет. Они и не ведают, что на землю отправляют, как в Первое поднебесное. Вот цирк-то? А тут такой случай!.. Пожалуй, я тебя напрасно пинаю. Ты уж извини. Дай я тебя лучше поглажу. …Слушай, а ты не знаешь, сколько она тут, так сказать, отдыхает? Может, про нее действительно забыли, а?
– Да ты обалдел! Тоже мне странник нашелся! Это же не мой маршрут! Если бы не ты, я б летело сейчас где-нибудь над сказочной Риндией. Страшно интересная страна! Люди там вообще с ума посходили: понастроили не бог весть чего и думают, что так к нам попадут. Вот идиоты! Зато как там красиво! Ты бы видел! Жаль, наших туда редко посылают. Во всяком случае, на моей памяти такого давненько не случалось.
– А сколько ты уже здесь катаешься? – начал было странник, но тут задул ветер, и облако, расправив порядком усохшие крылья, двинулось на восток, к морю; туда, где среди каменистых выступов жила старая ворона.
Жила она там потому, что когда-то, в незапамятные времена, забросили ее на землю короли Ориона якобы за измену Второму поднебесному. Но на самом деле во Дворце просто всем надоели ее сплетни, и при смене династий ее быстренько отправили с глаз долой, в далекую ссылку до лучших времен.
Лучшие времена давно наступили, а про ворону так и не вспомнили наверху. Зато «низы» постоянно с ней общались (очень это была уж древняя и мудрая во дворцовых делах особь), поэтому ни одна из сплетен высшего света не обходила ее стороной, и старая карга даже на расстоянии жила полноценной дворцовой жизнью. К тому же бедной небесной гильдии навигаторов волей или неволей все равно приходилось мотаться через пограничные кордоны на землю и обратно (пусть большей частью инкогнито), таская на себе туристов и всякий хлам. Они-то заодно и скидывали на побережье последние новости.
Пограничная же полоса была довольно сносно укреплена. Говорят, ее строили легендарные флайгеры. А флайгеры, как известно, в подобных делах не мелочились. Граница есть граница. Жаль, что они жили в Поднебесных до большой бойни, а потом ушли в Верхние сферы, где все и всегда хорошо. Кстати, они и там выстроили отличные редуты, которые до сих пор ни один современный навигатор не смог преодолеть. Вот уж, если могут строить, значит могут. Да что говорить о навигаторах, когда даже сами терниумы со всеми их форсированными оборотами сгорали при переходе кордонов. Правда, по слухам, в 10-м трехлетье одному терниуму удалось как-то обмануть тамошних дозорных и обойти все системы, но по ту сторону у него все-таки не выдержала оболочка и он аннигилировал. Другие технологии – это всегда другие технологии.
Облака, конечно, и не пытались соревноваться с навигаторами и уж тем более с терниумами. Зато старые земные границы научились проходить, как нечего делать; даже открылись постоянные маршруты: земля – поднебесье, одним из которых и воспользовался Западный странник, случайно оказавшийся в Восточной периферии. Он собирался лететь к себе на Орион, но на пересадочной станции прослышал о старой вороне – бывшей знакомой по королевскому Дворцу – и решил посетить ссыльную, а заодно и заглянуть в мир этих – как их там – людей. Пришлось переплатить при найме перевозчика (немного опоздал на рейсовый), зато один, с комфортом, пересек границу, и надо же, здесь столкнулся с земными условиями. «Как, блин, все тут старо!». Чтобы перемещаться в пространстве, оказывается недостаточно мыслей, нужен еще какой-то местный материальный ветер. «Ой-е-ей! Ой-е-ей! Как все допотопно!».
Впрочем, допотопность древнего мира и привела к тому, что странник с облаком застряли где-то на востоке центрального континента и сделали чудовищное открытие, которое, если не потрясет, то во всяком случае поразит все Поднебесные сразу. Это уж точно. И это не где-то в Верхних сферах, а здесь, на изжеванной вдоль и поперек земле, когда наверху готовится новый сверхмудрый взрыв, когда терниумы вплотную подошли к расширению пределов невидимой вселенной (говорят, у них в лаборатории почти изобрели супернейтринный сплав, который может выдержать мощность взмаха 18 тысяч пар флайгерских крыльев), когда короли Ориона готовы вот-вот бросить вызов Высшему Началу – здесь, в пустынных дебрях материи, давным-давно полным ходом идет запрещенная переработка виртуальных субстанций.
«Настоящая наглость! Нонсенс! На этом можно подзаработать неплохие вливания в собственную матрицу и, чего доброго, перейти в разряд Терниумов» – Странник уже представлял себя в авангарде штурмовиков, прорывающихся сквозь флайгерские заслоны, но тут воздушная повозка прервала его еще даже не навигаторские мечтания:
– Эй! Ты чего там! В человека, что ли, превратился? Хватит спать! Приехали. Вон внизу твоя старуха рыбу ловит.
– Эээх! Ну да ладно. Давай хоть немного пониже. Я же себе всю оболочку изуродую.
– Извини, брат, ниже никак нельзя. Тут у них, знаешь ли – атмосфера. Штука такая: ни туда, ни сюда. Тебе-то что? Ты без воды. Подумаешь, наряд слегка помнешь. А мне каково? Я ж на нет изойду. Уж лучше я тебя здесь подожду. И потом, у тебя там знакомая. Поворкуете. Может, еще чего придумаете.
– Ты на что намекаешь, Белое? Белены объелось? Давай якорь бросай!
– Да не улечу я! Я же не безмозглое туловище! Я еще хочу в туманности попасть. И якоря у меня нет. Так что давай, поторапливайся, а то как ветер сменится, так и останешься здесь куковать на веки вечные. А мы еще хотели залететь обратно в горы, к этому слабоумному, глянуть, как он там? Вроде бы наша золушка ничего из него и не вытащила. Ты-то как смотришь на это, а? Странник?
– Ну, если ненадолго, то почему бы и нет. Ладно, хватит об этом. Мне надо с мыслями собраться.
– Да не напрягайся. Это же пустой номер. Земля, брат.
– А как же я, интересно, туда попаду?
– Прыгай просто. И все!
– Ну уж нет!
Тут облако не выдержало и слегка шевельнуло припухлым боком. И бедный Странник, соскользнув, легонько, как перышко, стал опускаться на древнюю родину всего видимого и невидимого.
Глава II
– У, ты какая симпатюлечка! Ну иди ко мне. Цып-цып-цып. Ути-ути.
Старая ворона в почти совсем излохмаченном перовом балахоне пыталась когтями правой «ноги» и клювом изловить дурную рыбешку, заинтересовавшуюся блестящей фиговинкой, которую заботливо на полусгнившем королевском шнурке опустила летучая карга прямо на морскую отмель.
– Ну еще чуть-чуть, девочка! Ну давай же, малышка!
И вот, когда она уже мысленно смаковала добычу, сверху свалился незадачливый Странник.
– Фу, ты, черт! Всю малину распугал. Я тебя еще вчера ждала, пугало поднебесное. У вас там что, маршруты изменились? Или на рейсовый опоздал?
– А ты откуда знаешь? – опешил горе-навигатор. Он все еще не мог отойти от внезапного падения-парения.
– У нас на земле, милок, все гораздо быстрее происходит, чем вы думаете, небожители окаянные. Скорость слухов еще старый Колдун постулировал; еще до всех сошествий. Она, кстати, в два раза больше световых скачков. Вот так-то, деточка! Вот так! Ну, с чем пожаловал, погань дворцовая?
– Что ты все ругаешься, старая? Я, между прочим, сюда специально тебя проведать летел, а ты меня поганью обзываешь!
– А как же тебя еще называть? Может, терниумом? Или по-иностранному – флайгером? Ты, милок, весь мой завтрак распугал.
– Да на хрена тебе эта рыба сдалась? Ты все равно можешь тыщу лет не жрать и тебе ничего не сделается! Ты же ведь из поднебесья, или рехнулась совсем на старости лет? А может, с памятью что?
– Нееет, милок. Память памятью, а рыба рыбою. Иногда, знаешь, просто приятно почувствовать себя настоящей живой птицею. … Ээх! Что тебе говорить! Один, фиг, не поймешь! … Ну поползли, что ли, в пещеру!? Гостя надобно сначала угостить. У меня и паучки прошлогодние припрятаны.
Странника чуть не вывернуло прямо тут же, на вороний подол.
– Затем напоить. Потом, как это, в море искупать. А потом уж и расспросить: что, мол, дескать, и как? Авось и расколется на самом главном.
– А что мне раскалываться? У меня трещины сзади нету. Это у вас, извините, мадам, на земле, … творится невесть что. А ты здесь с незапамятного трехлетья сидишь и клювом не чуешь, и крылом не шевелишь, а под боком, в трех часах лету отсюда, полным ходом идет переработка матриц. А ты шлаком каким-то занимаешься, рыбачка недоделанная! Тоже мне, дворцовая вестница!
– А зачем они мне нужны, эти земные переполохи? Если уж люди научились ремеслу поднебесному, то честь им и хвала. Прогресс налицо.
– Да какой к черту прогресс? Девка тут опальная, из Дворца, ошалела. Затаскивает самцов человеческих в горы, высасывает из них все, что можно, а потом хохочет так, что скалы трясутся и гром гремит. Это уж прямое нарушение всех видимых и невидимых конвенций. Это уже посягательство на честь королевского престола. Чуешь, чем тут пахнет?
– Батюшки! А я и знать ничего не знаю и ведать не ведаю! Это на земле-то такое творится? Совсем распустились дворцовые смотрители, совсем! Батюшки! Стыд-то какой? Людям жить не даем, а еще поднебесными гражданами называемся! Правильно флайгеры сделали, что ушли от нас, тыщу раз правильно. Да нас за такое вообще надо куда подальше! … В озеро огненное и с глаз долой!
– Мисс, ну хватит причитать. Пора бы мозгами пошевелить, как это дельце можно повыгоднее провернуть. Скажем, сама сможешь сразу в Первопрестольные затесаться; ну и меня, странника, куда-нибудь в свет вытащить, к примеру, поближе к терниумам.
– Кх, это я так, для порядку кудахчу. Мысли-то мои не кудахчут вовсе, а работают, да еще как! Ох, и задам я им всем жару! Хватит, поиздевались над пожилой женщиной – и будет. Теперь я вам устрою баньку в преисподней! Ну, держитесь у меня там!
И старое чучело погрозило скрюченным крылом куда-то в сторону нависшего над выступом облака.
– О! А это что же за фигня такая?
– Да воздушный извозчик с границы. Я, собственно, к тебе на нем и прибыл. Если бы не он, мы бы и не увидели дворцовую красотку в горах. Кстати, тоже просит за себя. Как насчет гвардейской туманности?
– Ну, это без проблем. Считай, что ты уже терниум в квадрате, а колесница твоя – лейб-туманность в окрестностях Андромеды. Порадовали вы меня сегодня. Ух, порадовали.
И старая, взмахнув крыльями, полетела на запад, к переходам, громко каркая и изредка икая.