скачать книгу бесплатно
На пригорке, том самом, где росли злополучные синие цветы, сидела девочка в светло-синем платье, мокрая от макушки до пят. Глядя на нее, Уильям замер. Она была очень милая – такая милая, насколько он мог себе представить. Ее влажные каштановые волосы спускались до середины шеи, хорошенькое, округлое, чуть курносое личико сияло – в откуда ни возьмись выплывших запоздалых солнечных лучах. Забытая всеми, нищая, невоспитанная, но живая принцесса! Она смотрела на него глазами непонятного цвета – и он сам таращился на нее во все глаза.
– Уильям! – лукаво повторила она, уже совсем негромко. – Уильям!
– Я не… я не знаю тебя, – запинаясь, произнес мальчик, который не смог придумать ничего поумней.
– Врун! – с явной обидой в голосе бросила девочка; поднялась с пригорка и трусцой побежала в чащу, сверкая босыми пятками. Изодранное, запачканное синее платье с короткими рукавами трепетало и брызгало на ее худеньком теле, словно волнующийся Океан.
Уильям вышел из оцепенения, но еще немного поколебался.
– Э… но… я… Куда же ты? – нерешительно позвал он ее; потом все-таки сорвался и побежал вслед. Но, как он ни старался, не мог отыскать беглянку ни за деревьями, ни на деревьях, ни в громадных папоротниках, ни в пушистом можжевельнике. В спрятанном за опрокинутыми стволами овраге, куда он едва не полетел кубарем, ее тоже не было. И Уильям, конечно, начал думать, что она ему примерещилась.
«Размечтался, – обругал он себя. – Хорошо только то, что теперь можно вернуть цветы на место».
И когда он обернулся с надеждой, что не забрел со своими бесплодными поисками чересчур далеко, голос запальчиво крикнул ему прямо в ухо:
– Это я – здесь! А ты?
Уильям перепугался не на шутку – еще бы, ведь он уже смирился с мыслью, что тут никого на самом деле нет! Он снова начал вертеть головой во все стороны – и снова никого не разглядел среди теней.
– Ты правда думаешь, что меня здесь нет? – спросил голос.
Уильям зажмурился; в тот же миг кто-то тронул его за плечо.
Открыл глаза – и вот она, кажется, прямо перед ним!
Ничего не сказав, она схватила его за руку и увлекла за собой. Уильям не поспевал за ней, все время заплетая ногами, и пытался при этом как следует ее рассмотреть; он подумал, что в ее облике что-то переменилось. Когда оба выбежали на поляну, которая еще кое-как освещалась вечерним заревом, он понял: платьице осталось таким же мокрым, хоть выжми, и грязным, но на нем теперь не было ни единой прорехи! Он разинул рот и издал какой-то замысловатый звук – то ли «а», то ли «о».
– Ну и чего тебе опять не так? – возмутилась она и отпустила его. – Хочешь, чтобы я ушла?
Уильям уставился на ее сморщенный курносый носик.
– Нет, – наконец вымолвил он. – Не хочу.
– Вот то-то же, – с победным видом сказала девочка и протянула свою маленькую бледную руку. – Я – Элли. Нет, ты и так знаешь мое имя, – спохватилась она и отдернула руку, обдав его теплыми брызгами.
Уильяма это отчего-то начинало забавлять, и он не стал возражать ей.
– Я вижу, ты мало бывал в Лесу, – продолжала Элли деловито.
– Он называется Парк Америго.
– Мне все равно, как они его называют, – отмахнулась она.
– Они? – изумился мальчик. – Но разве ты не…
– Не волнуйся, – успокоила его Элли. – Они обо мне и не слыхивали. В отличие от тебя. Ты-то знаешь. Уже знаешь.
Уильям принялся перебирать в уме всех увиденных им за восемь месяцев девчонок, но так и не припомнил ни одной, которая хотя бы отдаленно походила на Элли. Может, она все же была в толпе учеников, увязалась за ним, следила откуда-нибудь из зарослей, а когда он ушел с цветами, осталась ждать? Но зачем? И почему она так странно одета – ни чулок, ни жакета, ни школьной юбки, ни даже длинных рукавов? Почему ее единственная одежка не белого цвета? Почему так праздно распущены ее волосы? Точно сказать он не мог. Погруженный в раздумье, он опять обмяк и разинул рот, и это порядком рассердило Элли.
– Чего мы ждем? – взвизгнула она, вцепилась в его плечи и затрясла его что есть силы. – Вперед!
И они вновь отправились в глубины Леса. Теперь она не тащила его за собой, он сам плелся за ней, задевая башмаками торчащие из земли деревянистые побеги, уклоняясь от паутины и реющих перед лицом насекомых. Она то и дело оборачивалась узнать, не пропал ли он из виду, – будто это ей страшно было, что он ненастоящий и вот-вот испарится. Она ловко пролезала в тесные прощелины меж стволов и легко перемахивала через большие камни, а мальчик обходил их по кругу и часто останавливался, чтобы отряхнуться. Она бросала на него возмущенные взгляды, но сама не задерживалась, чтобы он совсем не раскис.
– А куда мы идем? – спросил Уильям и распластался на траве, потому что смотрел не себе под ноги, а на удаляющийся синий силуэт.
– А куда ты хочешь пойти? – откликнулась она.
– Я бы… – пробормотал Уильям и глянул на стебли цветов, которые все еще сжимал в правой руке. – Мне… Цветы! Надо…
– Хочешь про цветы? – Силуэт перестал скрываться и скоро превратился в обрадованное личико Элли. – Пойдем же!
Она даже помогла ему подняться и – опять забавно! – сама шустро отряхнула крупицы земли с его пиджака, лишь бы он не возился в одном месте понапрасну. Она живо обратила внимание на краденые Блага (мальчик их выронил от неожиданности).
– А где ты их взял? – спросила она как будто с небрежностью.
– М-м… – Уильям растерялся. – На нашей… на твоей, то есть я хочу сказать – на полянке.
Он поднял цветы и бесцеремонно сунул их ей под нос. Элли отпрянула бы в сторону, но ей тоже нравился этот запах.
– Эти цветы называются ирисы, – объяснила девочка. – Они совсем не обязательно синие – бывают еще и желтые, и белые, и фиолетовые…
Уильям навострил уши.
– Вообще-то на полянах растут не только ирисы, – продолжала она. – Сейчас покажу!
И снова пустилась в бег с бесконечными прыжками через лесные препятствия; Уильям задыхался, пытаясь не отстать.
Вначале она приводила его к местам поближе к берегу, которые были уже открыты менее упорными исследователями, и там они вдвоем утаптывали всю траву по новой. При этом Элли заботливо ограждала от его неопытного шага островки с разными цветами; он склонялся к ней, а она рассказывала всякие занятные вещи – что такое прицветники, и как путешествуют по воздуху семена, и какие листья, травы и корни едят здешние звери.
– Вот Лунный Цвет, – говорила она перед лиановым ковром, затянувшим одну сторону лужайки. – По ночам он не спит, потому что любит смотреть на луну. Сегодня луны не видно, но он ждет ее – что бы ни случилось! Утром он заснет, и в другом краю, далеко-далеко отсюда, очнется его сестра – Утренний Блеск, небесный цветок. Если осенью собрать ее семя… Как-нибудь мы с ней здорово позабавимся! А еще дальше, должно быть, живет другая полуночница, по имени – Лунная Слеза…
– Та, что может исполнить любое желание? – перебил ее начитанный Уильям.
– А чего тебе еще хочется?
Этот вопрос застал его врасплох.
– Все равно не выйдет, – подбодрила его Элли. – Этот цветок так умеет прятаться, что мне кажется, он просто выдумка. А тут – колокольчики и гвозди?ки, их, наоборот, так много, что даже искать не приходится. Колокольчики любят поспать, поэтому живут долго-долго!
– Что значит – колокольчики? – спросил мальчик. – И гвоздики? У моего отца в портфеле живут гвозди.
Услыхав его, Элли сделала кислое лицо.
– Не помню, откуда это взялось, – нетерпеливо проговорила она. – Колокольчики – это колокольчики, и все тут. А что это за гвозди? Они живые? Почему их так зовут? Они похожи на цветы?
– Не знаешь, – покачал головой Уильям. – А гвозди ведь важные штуки. На них держится моя полка с книгами…
Пришла очередь Элли раскрыть рот – и вскинуть тонкие брови, отчего ее непонятные глаза сделались будто напуганные. Но она не имела привычки замирать и заикаться от изумления и быстро опомнилась.
– Полка… – уязвленно проворчала она. – Кни-гами, пор-фе-ле… Что это за ненужная чепуха? Зануда!
Другую освоенную лужайку Уильям узнал – он набредал на нее в минувшем году. Кое-что там изменилось: какой-то озорник оставил на ветках куста клочок своей рубахи. Элли рассерженно скомкала лоскут белой ткани, размахнулась и запустила его прочь. В воздухе непослушный клочок распрямился и начал парить перед их глазами, раскачиваясь, словно подтрунивая. Уильям, завороженный, наблюдал за его полетом; Элли же явно не считала его таким прекрасным. Она подскочила к лоскутку, ловко ухватила его и отнесла куда-то в листву. Когда она вернулась, соскабливая ногтями землю с ладони, Уильям спросил:
– За что ты с ним так?
– Это принадлежало им, – гневно откликнулась девочка. – Я не хочу видеть их следы в Лесу. Они ужасные трусы и задаваки. Я ничего не могу поделать с тем, что они приходят сюда, но когда их тут нет, я не хочу о них вспоминать. Вот.
– Но ведь я – один из них, – поразился Уильям. – А меня ты позвала сама…
– Ты – вовсе не из них! Что ты говоришь такое, врун! – вскричала девочка и замотала головой. Ее волосы задорно трепыхнулись.
– А ты знаешь, кто я? – робко спросил Уильям, уже несколько сбитый с толку.
– Ты – хозяин этого Леса, – гордо ответила девочка.
– А ты тогда кто?
– Я – Элли!
Небо над Парком было в ту ночь грязноватым, но необычайно светлым из-за облаков – и ему почти не хотелось спать, да и Элли не давала ему задуматься о времени всерьез. Дома его отправляла в постель своим словом мама (а порой и отец был вынужден прикрикнуть и поработать загрубелой рукой, чтобы мальчик на опыте собственных ушей убедился в том, что книга или рисование может подождать до завтрашнего дня). Но в Лесу родителей не было, а Элли так удивительно от них отличалась, что Уильям подумал – может быть, она и вовсе не спит?
Девочка остановилась.
– Лиственницы, – коротко, но с обожанием сказала она.
Уильям слышал это впервые, но деревья были ему, конечно, знакомы. Здесь, правда, стояли уже пожилые лиственницы – внушительно высокие и неохватные, но по виду славные, и пахли они какими-то добрыми обещаниями. Мальчик и девочка приблизились к одной из них, одновременно запрокинув головы, а потом Элли, не говоря ни слова, поклонилась ей. Уильям щурил глаза, разглядывая среди перепутанных зеленых лап игрушечные темно-красные шишки.
– Я у них ночевала, – заметила Элли. – В День Самой Маленькой Совы с Оранжевыми Глазами и в День Белого Кролика. А теперь тут так сыро… Сегодня День и Ночь Воды. Мы еще вернемся! – громко добавила она.
«Все-таки спит», – сказал он про себя. А девочка побежала дальше, не оглядываясь, как будто забыв о своем спутнике. Уильям несколько отступил в другую сторону и задержался у того дерева, что спускало свой хвойный подол почти до земли. Но стоило ему дотянуться до крохотной шишки, и Элли тотчас ринулась назад.
– Вот еще! – строго сказала она за его спиной. – Она сама знает, когда их сбросить! Не обижай хорошее дерево!
«Какой же из меня обидчик?» – сконфуженно подумал Уильям и отвел руку.
– Тебе не больно ходить по Лесу вот так, босиком? – чуть погодя полюбопытствовал он. – Тут ведь кругом всякие колючки и камни. И вообще – меня бы, наверно, здорово отругали за грязные ноги.
– А мне это все нипочем, – пожала плечами девочка.
– Ты хочешь сказать, что тебе совсем не больно? – озадаченно спросил Уильям. – Даже если я тебя, скажем, ущипну? Вот так!
И он протянул руку к ее локтю, над которым развевался волнистый рукавчик синего платья, чтобы исполнить задуманное. Но Элли тут же его отпихнула.
– Глупый, – сказала она. – Если ты хочешь, чтоб мне было больно, так и будет. – И помогла встать рассевшемуся на лиственной подстилке Уильяму.
– Но почему я? Если я? – снова удивленно проговорил он, ища ее глаза в полумраке.
– Но это ведь – твой Лес!
– Мой? Я думал, это понарошку…
– Конечно, твой! – Она засмеялась и с вызовом тряхнула головой. – Пойдем дальше!
Она болтала и болтала о лесных обитателях, опять беспечная, а Уильям думал о том, куда же все-таки запропастились ее отец и мать и отчего они так себя повели. Он очень хотел это выяснить, но долго не удавалось; она не умолкала ни на минутку, словно только что выучилась говорить, но вот наконец решила передохнуть, и мальчик подал голос:
– А твои родители живут в Лесу, как и ты?
– Родители? Что за вздор? – с некоторой дерзостью отозвалась Элли. – Никогда не слышала такого. А кто это?
Пренебрежение и интерес сменялись в ней на удивление легко.
– Отец и… мама, – пожимая плечами, ответил Уильям.
Элли хмыкнула.
– Я ничего не поняла!
– Это люди, которые меня создали, как Корабль, – принялся объяснять Уильям. – Шесть лет назад… Скоро семь.
– Шесть лет? Что значит – шесть лет? Семь? – спросила девочка, почесав нос. – Я знаю лето. В этот край оно придет, как зацветет шиповник…
– Тебя не научили считать? – вытаращился на нее Уильям. – Много лет – это значит годы, а не лето. Год – это… Ты совсем не умеешь считать? Один, два…
– Для чего это? – опять простодушно спросила Элли.
– Ну, все сразу не вспомню, – признался Уильям. – Но это полезно. Можно считать время, можно сказать, чего больше, а чего меньше. Мне говорили, – замялся он, – потом надо будет считать и в Школе…
– В чем, в чем? А мне зачем?
На это у Уильяма ответа не нашлось.
– Скажи мне, когда вспомнишь, ладно? – миролюбиво попросила Элли и внезапно насторожилась. – Ой! Тс-с-с…
Невдалеке кто-то громко и злобно рыкнул. Из-за тесного скопления буков начал выползать странный запах.
– Кто это? Зверь? – отважно спросил Уильям. – Я такого видел в книге, его можно победить, если знаешь закли… Ай!
Он больно получил по шее беззвучным взмахом худенькой руки.
– Молчи! – прошептала Элли. – Сюда, скорее! Не то станем добычей!
Они перебрались в небольшую яму в нескольких десятках шагов и притаились там. Кисловато-горячий запах терзал ноздри мальчика, и ему страшно захотелось чихнуть. Элли это вовремя заметила и прикрыла ему рот ладонью. Он охотно потянул носом – девочка пахла куда приятней – и передумал.
Кто-то глухо и раздосадованно урчал; вместе с этим трещали старые опавшие ветки, все ближе и ближе… Девочка зажмурилась и с отвращением закусила губу. Она боялась заслонить собственное лицо – ерзать на сухой листве, устлавшей дно ямы, уже было крайне опасно. Уильям просто дышал безо всякого движения, но отчего-то думал при этом о самых несносных вещах – о странных улыбках матери по утрам и о жадных гостях, о вечно хмуром взгляде отца, о голоде и боли в животе, о жгучих потоках воды из облаков. И об учителе тоже! Маленькая и теплая ладонь Элли разом увеличилась, похолодела, охватила его голову, сдавила щеки, начала скользить по волосам твердыми пальцами, неубедительно пряча свои замыслы…
Он едва не завопил от огорчения, но сопротивляться, к счастью для них обоих, все же не стал. Бестия напоследок выругалась на своем наречии, а затем чрезвычайно быстро удалилась – и в этот раз даже не хрустнула ветка. Элли еще переждала минуту и выглянула.
– Мы свободны, – сказала она и отняла руку. Мальчик, однако, не шевелился. – Ну что ты?
