скачать книгу бесплатно
– В смысле ты можешь задать ей его, пока она находится в шаге от тебя, поскольку более точного ответа на вопрос, чем от неё и в то же время касающегося её мы вряд ли когда-то узнаем, тебе так не кажется? – задав Мэйшес вопрос, он сделал что-то между то ли упрекающим, то ли задающим вопрос выражением лица, но, как и Мэйшес, совершенно не желая обидеть собеседницу.
Внезапно Аннтуанэта встала и Мэй, пока её сосед сидел, будучи уставившимся в тарелку, растерянно отвела от той взгляд, уже забеспокоившись, что воспитательница подслушала их беседу, и сейчас вот-вот подойдёт, для того чтобы научить её и Гилберта рамкам приличия и тому, что безобразно секретничать за спиной у человека, который находится чуть меньше, чем в метре от вас, но та пошла в сторону входной двери.
Мальчик, увидев её попытку не демонстрировать, но всё же заметную тревогу, пожелал её едва ли успокоить:
– Успокойся, в дверь позвонили, если ты не слышала, витая в своих размышлениях.
Тут все ребята резко оживились. На пороге появился мужчина опрятной, но достаточно скромной наружности, с сыном, кажется, лет 5-6, который словно стеснялся, прятавшись за штанинами отца. Они начали о чём-то шептаться, да так, что вызвали у малышей неподдельный интерес, но Аннтуанэта тут же это заметив, поспешила закрыть, что называется "перед их носом" дверь, не стремясь в данный момент удовлетворять их детское любопытство. А то сами знаете, дети разными бывают.
Спустя, что ли, пятнадцать минут группового обсуждения, в коллективном шёпоте на более повышенных тонах начала выделяться Винни – та самая японско-австралийская девочка, завидев которую Мэйшес в коридоре ушла в уборную.
– О чём Аннтуанэта с его отцом может так долго разговаривать, если он просто привёл сдать своего ребёнка в сад? Он что, больной?
Она посмеялась над собственным высказыванием и слегка приподняла подбородок будто довольствуясь собственным остроумием и пренебрежением к подобному роду вещам. Сидящий рядом кудрявый мальчик, что, должно быть, был на входе с соской, очевидно, смутился версии Винни. Большинство, конечно же, не стало бы произносить такие несуразные вещи вслух, но мальчик не стал сдерживать смешок.
– Будет смешно, если то, что ты сказала в шутку окажется правдой.
После сказанного, он вновь вернулся к своему завтраку, охотно ковыряя ложкой в тарелке. Кажется, он был заметно голоден в отличие от Винни: та же от скуки лениво перекладывала кашу с одного места на другое. Кажется, она совсем не вызывала у неё интереса.
– Нет, серьёзно, зачем уделять столько внимания одному ребёнку, если у нашей няньки помимо новоиспечённого ребёнка ещё двенадцать.
Её лицо сохраняло всё то же пренебрежительное выражение с желанием продемонстрировать любому ребёнку, кто посмотрит на неё свою то ли непреклонность, то ли безразличие к окружающему. Она верно думала, что если человек не заинтересован в том, что происходит вокруг него, то значит никто и ничто поблизости не сможет его задеть.
Вавильяна в свою очередь за приёмом пищи такие мысли заботили мало, и он решился обратиться к собеседнице:
– Винни, будь, пожалуйста, тише, иначе из-за твоей любви к философии нас наверняка в отместку оставят без обеда.
Девочка посмотрела на него, сморщив брови и с презрением удивилась тому, что сказал её сосед.
– Ты сейчас попытался пошутить? Нас обязаны кормить, мы же не в Богом забытом интернате, здесь не хотят нести ответственность за чью-то смерть. Тем-более с голоду, дурачок.
Не став дослушивать его, Винни, встав из-за стола, и не желая благодарить соседа по столу за "интересный" диалог, взяла посуду и понесла на кухню.
Глава 3. «YOU'RE NOT SICK OF ME… YET?»
В группе наступило спокойствие, нарушаемое лишь негромким тиканьем часов на каминной полке. К тому времени, когда все позавтракали и убрали за собой, воспитательница уже стояла в группе и попросила вновь всех присесть на свои за столиками места.
Мэйшес что-то обсуждала за третьей партой со своим соседом. В процессе беседы она для себя выяснила, что его зовут Гилберт, а он, в свою очередь, узнал и её имя. За время отсутствия воспитателя и во время того, как их диалог с Гилбертом прерывался, она даже написала стих для покойной матери:
«MilkyMummy»
Её мягкие руки кутали мою шею,
И волосы накручены были в напряжённую руку
С целью швырнуть меня в угол.
Раны из губ кровоточат, а тело укутано в одеяло
Одеяло в крови от кровоточащих губ.
Такая забота…
Я скучаю по ней и лью вёдрами воду можно создать страну слёз.
Только спит она крепко-крепко всерьёз
И сейчас ей не важен тот факт, что могли бы быть всё ещё с ней.
Возникает вопрос:
Если б выбор бы твой не пал в сторону спирта
Где бы был бы наш, мам, сейчас домик из грёз?
Мэйшес хотелось показать стих кому-нибудь, кто хоть что-то бы знал в ней что-то. Она подумала, что это могла бы быть воспитательница, но ещё было бы здорово, если это была бы Меррелейн. Но Мэйшес совершенно не знала, как она отреагирует. Она слышала, что та настоящий ценитель всего, что касается книг, и пока она не спешила с выбором в её сторону дабы не выглядеть глупо.
– Вот бы она сама заметила и поинтересовалась, – перебирая пальцы и пытаясь спрятать за чёлкой глаза, размышляла Мэйшес.
Она смотрела Меррелейн в затылок, которая в свою очередь что-то читала за первым столом в их третьем ряду.
Винни отвлечённо смотрела на часы и мимолётом что-то говорила Вавильяну, пока тот пытался вновь завести с ней диалог, несмотря на то, как повела себя его собеседница за завтраком.
– Я буду звать тебя Вилли, твоё имя слишком долгое и занимает много времени, чтобы произносить его полностью.
В достаточной мере нагловато отвернувшись, она положила локоть на стол, и, подперев щеку рукой, продолжила смотреть на циферблат. Их пара сидела слева от Мэйшес и Гилберта. Завидев это зрелище, Мэйшес стало жалко мальчика, и она подумала о том, как же всё-таки эгоистично и до какой степени бестактно и неприлично сидеть затылком к человеку, когда он тебе с такой заинтересованностью что-то рассказывает. Но озвучивать не стала, это было бы ещё более неприличным вот так вот влезать в чей-то диалог, а потому она отвернулась и ушла в только ей одной известные мысли. "Вилли" невольно замолчал. Внутри что-то неприятно сжалось. Он не понимал, как он должен чувствовать себя после сказанного Винни в свой адрес и от того испытывал смешанные ощущения. Но, в любом случае, мальчик не хотел демонстрировать то, что ему не нравится, ведь если, как ему казалось, Винни обнаружит в нём недовольство, то она тут же обидится и безвозвратно от него отвернётся. А потому, не обращая внимания на её нрав, Вавильян был рад малейшему вниманию с её стороны и тому, что она его хоть и краем уха, но слушает. А может, ему просто хотелось так думать. Так что не теряя времени он согласился с ней:
– Если тебе так нравится, то думаю, мне понравится тоже… Едва слышно сказал он ей в ответ, и, закрывая глаза на небольшую затаившуюся в его детском сердце обиду, Вилли решил продолжить рассказывать девочке, чей взор всё так же был устремлён на часы, по всей видимости, важные ему вещи, – А меня пару дней назад меня наказали родители за то, что я не сказал им о том, что вышел из дома, а было раннее утро. Они отправили меня гулять с Ирис, она так смешно пыталась ловить уток.
Меррелейн же каким-то образом уже успела сбегать до той маленькой библиотеки и взять оттуда книгу. Утопая в чтении, она совсем не была в сведении происходящего. Большинство других детей также были заняты обсуждением личных дел, а потому равным некоторым образом не заметили, как мисс Машрум вернулась к ним.
– Ребята, – она похлопала в ладоши стремясь обратить на себя их внимание – я попрошу вас быть тише.
После её просьбы дети, как ни странно, в предвкушении информации уставились на воспитательницу: даже Винни наконец-то оторвала взгляд от ненаглядных часов, чему Вилли непроизвольно и неловко улыбнулся, желая скорее немного скрыть радость, появившуюся на его лице от такой, вероятно, мелочи и пытался вобрать ту серьёзность, которая была в выражении лица его соседки. Все приготовились слушать Аннтуанэту:
– Я бы хотела обсудить с вами некоторые режимные моменты, а для этого мне нужна от вас тишина. Большое спасибо.
Мальчик, которого только что привели, уже переодевшись ждал мисс Машрум в коридоре за дверью группы. Воспитательница после того, как его отец ушёл, попросила его на пару минут посидеть там под предлогом того, что ей нужно убрать за некоторыми детьми посуду, после чего она сразу вернётся к нему помочь при возникновении каких-либо проблем.
– Итак, – перед этим на несколько секунд она отвела глаза в сторону и вновь задумалась, рассуждая еще раз над тем, что она собиралась обсудить с детьми и не пожалеет ли она о своём весомом для себя как педагога решении.
– Дети, вы должно быть замечали различия между нами людьми: от черт лица до одежды. Это от того, что все мы разные, на пару секунд она остановилась – но на этом различия не заканчиваются и это отнюдь не повод дразнить кого бы то ни было за что-то или, выражаясь простым языком, того, кто хоть как-то отличается от вас в первую очередь как от человека. И это абсолютно нормально, что вы отличаетесь друг от друга, вы не должны собираться в коалиции с целью обидеть кого-то.
Аннтуанэта закончила монолог, пытаясь собраться с мыслями и возобновить речь. Дети, смотря на неё, замерли в ожидании. Никто не понимал, о чём говорит мисс Машрум. Точнее, понимали, но не смекали к чему это она. Да и зачем им было смекать, если ничего серьёзного не происходит?
– Иногда некоторые дети бывают больны, но мы этого не видим
– Вилли, сейчас она скажет, что он – инвалид, смотри – Винни слегка толкнула сидящего рядом мальчика локтем в плечо.
– Винни, – воспитательница, увидев источник шума среди детей, обратила внимание на девочку. Больше безразличия (как и Мэйшес) её раздражало, когда кто-то перебивал её в моменты, когда шла речь о проблемах, на которые социум по идее должен обращать внимание. Она прошла к ней, сидящей на третьей парте слева, и с укоризной взглянула на неё:
– Имей совесть, когда смеёшься над такими вещами. Воспитательница, сделав ей замечание, смотрела ей прямо в глаза, тем самым стараясь усилить влияние внушения своей точки зрения.
Все дети в это время смотрели на то, как она отчитывает Винни.
Часть из них стала перешёптываться между собой, вероятно, обсуждая происходящее. Мэйшес искоса (чтобы выглядеть не совсем заинтересованно и оставаться незаметной) и в какой-то мере даже судорожно переводила взгляд то на воспитательницу, то на
Винни, успевая наблюдать создавшийся непродолжительный между ними "конфликт", состоящий в основном из ненарочных упрёков
Аннтуанэты и препираний несогласной с ней девочки, выражающей показательную отстранённость. Вдруг, их спор прервал стук в дверь группы. Это был тот самый мальчик, терпеливо стоявший за дверью и ждущий, пока воспитательница уже разрешит ему войти в группу после своей речи, но ту прервала Винни. Воспитательница знала, что как ребёнок Винни является нарциссом, но на фоне собственных переживаний её задела бессердечность девочки и желание посмеяться над этим. Она пыталась это всё свалить, как вариант, на защитную реакцию ребёнка. Быть может, как педагог она не является идеальным примером, но, тем не менее, как в то же время и воспитатель, по сути являющийся тем же педагогом, она не могла позволить начинать вести себя подобным образом в ответ. Причина была не только в том, что она являлась воспитателем, а в том, что нарциссу банально нельзя давать бурную реакцию на его "насмешки" и тому подобное, о чём Аннтуанэта, как человек с педагогическим образованием, прекрасно была осведомлена.
Все до единого невольно повернули свои головы на раздавшийся звук и на едва приоткрывшуюся дверь:
– Я могу войти? – донеслось за дверью – Прошу прощения, мне немного наскучило ждать, когда вы договорите, если честно.
– Да, конечно, прости нас… – Аннтуанэта, бросив секундный взгляд на Винни, отошла от её парты и прошлась к двери, за которой стоял ребёнок – мы немного задержались с ребятами.
Подойдя к мальчику, воспитательница взяла его за руку и вывела перед всей группой для того, чтобы познакомить их, ведь он пришёл самым последним:
