скачать книгу бесплатно
– И не вспомнит никто.
– Внук вспомнит, любит он закусывать солеными огурцами.
Откуда плиты?
– Интересно, где лежали эти облицовочные плиты: на канале, в аванкамере или на водозаборе? – сказал старый гидростроитель бывшему коллеге: они проходили мимо строящегося магазина.
– На подводящем канале, наверное. Систем орошения нет. Никто не контролирует – вот и срывают с русла бетонную рубашку. Да и кирпичи из старых сооружений. В погоне за экономией не пострадало бы качество. Не рухнет магазин?
– А мне интересно, откуда и каким образом привезли сюда облицовочные плиты?
На северах
Встречаются два соседа:
– Век тебя не видел, Леха. Где промышляешь?
– На северах, Рома, нефть качаем.
– Как заработки?
– Машину купил, квартиру отремонтировал, жену привез, без запросов: ей бы мороженая рыба была.
– Я, Леха, за полярным кругом никель добываю. Жен там мало, только у якутов.
– А если воротишься, как будешь без скромной жены?
– А ты попробуй у якута жену отобрать? Да, и не поедет она: там клюква, морошка, ягель. Я видел тут одну на маленьких ходулях, ее и возьму.
Поговорили
– Встретились два старика.
– Здорово, Иван. Сам передвигаешься?
– За землю иду платить, Николай.
– Чего?
– За землю иду платить.
(И так три раза).
– Под могилу, вероятно?
– Типун тебе на язык. Под избушкой которая.
– Где, где контора?
– Для тебя на кладбище, глухой тетеря.
– Нет, не набрал еще: с пенсии и молочка хочется купить.
– Давно тебе сто было?
– Что было, то было. Теперь без слуха и духа.
– Дух-то есть: не сухостои.
– Столько она не стоит.
– Учись по губам читать, Николай?
– Лай, не лай – дешевле не станет.
По первому снегу
Первый снег прикрыл листья, мусор, колдобины на дорогах, всю серо – желтую осень. Но уже отпечатались на нем следы нашей двойной жизни. Замести бы их, да нечем. Не пойдешь же с метлой по улице, как рябой Иван. У него сапоги сорок девятого размера, и жена Марья сразу узнает, ночевал он у Анки или нет. От ее заточенных ногтей и стал рябым Иван.
Не взял вчера метлу: снега не было. Теперь снова залепит лицо пластырем, который ему в аптеке дают без слов и со скидкой, как постоянному покупателю.
А это что? Уже тропинку пробили к Верке-самогонщице, хотя еще и утренняя синева не сошла с пороши. Ну, Колька с Гришкой понятно. Эти до работы завсегда похмеляются. По две ходки пусть сделали. Все равно тропинка как чищенная. Скорее всего, Петрович полз, и у него борода, как метла. Помогает Верке засыпать фляги сахаром, а уползает от нее тока по холодку: нутро, как положено, горит от первача, а тут снежок – прихватывай губами или всей нижней челюстью.
Смотрите, как протекторы отпечатались. Куда это Эльвира на своем джипе подалась? Обычно спит до обеда. В ночном клубе работает. Профессию не знаю, все время прыгает вокруг шеста. Она близорукая, еще в школе очки прогнули нос. Сейчас ходит без них. Говорит, главное, чтобы ее видели.
Блондина с брюнетом не различит, а вы – сигналы светофора. Три машины разбила…
Все же, куда она взыскалась поутру? Следы словно змеиные, зигзагом. Интересно, бывают змеи близорукими или нет? Надо у соседа спросить. Он кандидат ветеринарных наук. Кстати, а вон и его заячий след. Ходит он на костылях, так как одна нога заметно короче. Даже с костылями падает, если скользкий уклон. Сегодня упал три раза – столько вмятин отпечаталось на первом снегу. Давали ему квартиру в двух шагах от института – не согласился: мол, не инвалид и может любому нос утереть. А сам к остановке до людского потока добирается.
Снег, снежок, белая метелица. Лидка в лисьей шубе пробирается к подъезду через двор. Веки опущены, припухли. Она поет в хоре блудливых дев. Ну, ну, не шумите! Зато честно и правдиво. Кто сейчас ходит на хоры? А к ним валом валят.
Наверное, идет с репетиции. Дворник появился с широкой лопатой, и к ней расчищает дорожку. Уважает Лидку. Завсегда на чекушку даст, не какая-то там доморощенная цаца, своя в доску.
В лифте
Лифт остановился между 35 и 36 этажами.
– Говорил, не надо было садиться седьмому: в нем трое таких, как я, – сказал средних лет мужчина с чемоданчиком в руке.
– Я без лифта и на третий этаж не заберусь: ноги на такой вес не рассчитаны. На ступеньках расшибусь в лепешку.
– А я, наоборот, в лифте первый раз, хотя живу на сороковом этаже десятый год, – заметил я.
– Все время поднимался на своих двоих? – удивилась взлохмаченная девица. Такими выглядят после боя без правил.
– У меня клаустрофобия, боюсь замкнутого пространства. Я и на работу уходил всегда на полчаса раньше.
Девушка потрогала рукой мои бедра:
– Как стальные. Никогда таких бедер не видела.
– Какие твои годы, увидишь, – съязвил мужчина с чемоданчиком.
– У меня есть с чем сравнивать. Чем больше у мужчины живот, тем слабее ноги. Я в бюро интимных услуг работаю, знаю.
– Проститутка?
– Пенелопа не может быть проституткой, скорее, дама, не выбирающая мужчин.
– Какое резкое сочетание: Пенелопа и проститутка, – удивился седой мужчина в очках. Есть у нас среди студенток такие, но не Пенелопы.
– Пенелопы, Одиссеи, куда вас заносит. Как будем выбираться из лифта? Вон, дама от испуга стала похожа на свою собачку. Обе – в бриллиантах, не различишь, – перебил мужчина с чемоданчиком. – Я слесарь – монтажник, есть кое-какие инструменты, могу посмотреть пульт управления.
– Вы – слесарь, – взяла его за руку дама с собачкой. Помогите, отблагодарю.
– И я о том же. Инструменты дорогие. Кто возместит мне ущерб, если сломаются.
– Только не я, – оборвала девушка с презрительным взглядом. – Я студентка и мой папа может тебя высечь, если я пожалуюсь. Пол-квартала ему подчиняется.
Мужчина с чемоданчиком смерил ее взглядом:
– Как ты думаешь, Пенелопа, что нам сделать с этой мафиози?
– Пусть сама себя выпорет.
– Ха-ха! Вот будет прикол: по голому заду. Не тебе одной его показывать.
– Что за самосуд, – вступился за студентку толстый господин. – У нас в корпорации, где я избран президентом, права человека соблюдаются всегда, а вы: по голому заду. Так нельзя.
– Поет он: всегда. Тогда стойте здесь и не мычите. Мобильники не берут, лифтер уже с утра был под хмельком.
– Я не согласна. Пусть выпорет себя, хотя бы слегка. Слишком язвительна, – дама сняла с собачки ожерелье и протянула слесарю, – вот мой взнос за вызволение.
– Что думают другие? – спросил слесарь, взяв ожерелье.
И раздалось: пусть выпорет себя, не девяностые – мафией угрожать. И потянулись руки к слесарю – с деньгами. Президент корпорации дал целую пачку банкнот. Я не заметил, какого достоинства. У меня было три десятки. Увидев их, слесарь сказал:
– Это настоящие деньги. За них пусть выпорет себя и проститутка.
– Легко, – опустила трусы Пенелопа и стала хлестать себя поясом от сумки. – Клиенты разные бывают. Привыкла.
Следом за ней ударила себя ладошкой по заду и студентка. Раз, другой, третий. И стала приплясывать. Когда лифт поднялся на сороковой этаж, девушки вошли в раж: изгибались как на подиуме. И подтаптывал ногой толстяк, и подвывала похожая на хозяйку собачка.
– Это свадьба? – спросили меня ожидающие лифта жильцы.
– Еще какая.
– А почему невеста и ее свидетельница с голыми задами и сами себя хлещут.
– Наверное, за грехи наказывают себя, – а что я мог ответить?
Петр Петрович
– Петра Петровича тебе, фермера? Ищи его по телефонным проводам, – показал на столб беззубый старик. – Первым будет загиб к Фекле, потом – к Никодиму. К ним не заходи: изо рта одни помои. Это его родственники, прицепились к нему по параллели. Петька чудаковатый, в хобби ударился: все с быками, да колесо крутит. У него и отец таким был, в грязь таскал баб через дорогу, колея – то от «Кировца», до пупка. Щупал их, наверно, как кур. Но никто не жаловался. Наверно, не щупал.
Говорили мне, что в Баклушах странные люди, но не до такой же степени.
Запутался я в проводах.
– Здравствуй, бабуля, – говорю старухе, стоящей у калитки в глубоких галошах на босу ногу и кожаном пиджаке, украшенном пулеметной лентой швов, – мне бы Петра Петровича?
– Занемог, в сарае лежит.
– Можно с ним поговорить?
– А чо он те скажет, если мне ничо не говорит.
– Телок я купил, и их надо покрыть, посоветоваться хочу.
– Не знай, чо он те посоветует. Если б курей там или гусей. Тут он мастак.
В сарае лежал гусь и тоскливо смотрел на меня. Понял я, что он тезка фермера, а бабулю зовут Фекла, и оценил юмор старухи.
Провод привел меня к мужчине со щетиной как на свинье, которая лежала рядом в луже.
– Петьку ищешь? А зачем он тебе? Племянник, а без мозгов. Да и ты, я вижу, не умней, ищешь то, что на виду. У колеса он.
И узнал я о Петре Петровиче не только плохое.
– У него лицо мальчика, а фигура бычья. Знаешь, почему? Уколы для наращивания мышц делает и быкам, и себе. С утра с ними резвится. Берет за рога и – бац, только копыта сверкают. Святогор сопротивлялся, и Петька свел ему рога. Теперь как близнецы-братья. Приезжали тут на грузовиках мяса задарма закупить, Святогор с Петькой отвели душу: загнали перекупщиков в Узень. По новой технологии работает: установил колесо обозрения – все Межузенье видно. Это степь между речками. Крутят колесо быки. Иногда начальство сверху наблюдает за полевыми работами. Один упал, хорошо пьяный, разбился бы. А так, живой остался, только язык откусил. Теперь указания дает в письменном виде. Петька приделывает к колесу второй ярус, чтобы увеличить радиус обзора для областного начальства.
Я нашел его на зеленой лужайке за домом у колеса обозрения. Рядом стояли люди, и рога Святогора были прикрыты чугунком.
– Откуда такой тощий? – спросил меня Петр Петрович.
– К вам за опытом: хочу фермером стать. – И словно стартер заработал – так захохотал Петр Петрович. Мне показалось, завел себя и Святогор, сбросив с головы чугунок.
– Я хочу, чтобы Святогор покрыл моих телок, – объяснил я. Раздался треск, разлетелась загонка, и меня окружили с десяток могучих быков. Кольца в носу казались обручальными кольцами.
– Сколько у тебя телок?
– Около сотни, Петр Петрович.
– Осилите, ребята?
Быки согласно закивали.
Мертвые души