Пацан

скачать книгу бесплатно


И он задул свечи, кроме одной, поджег ей керосиновую лампу и ушел на улицу. Дверь скрипнула, а я уже поднимался наверх в сторону постели.

* * * *

Я проснулся среди ночи от того, что отец на кого – то кричал. Я потер глаза и в пижаме, не одеваясь, прокрался к лестнице. Отец разговаривал сам с собой, опять напился до чертиков.

– Я сказал тебе, что пора менять, – возмущался он глядя на входную дверь. Рядом с его креслом стояла пустая бутылка. В руке он держал еще одну, наполовину наполненную пойлом.

– Да черт тебя дери, мамаша! Вчерашний вечер был сказочный, – отец глянул на бутылку, будто собеседник находился в ней. Потом опять на дверь, где никого не было.

Я вернулся в постель. В таком состоянии лучше не привлекать его внимания, не дай бог оказаться опять в чулане.

Я всегда хотел дать ему отпор. Он уже не так молод, как раньше, и силы, потихоньку забирала у него выпивка и табак, который он смолил из трубки, когда тот имелся. В этом месяце в городе задержали какие – то там поставки, поэтому отец был без табака уже какое-то время.

Я боялся, что если его ударю, или хотя бы просто отмахнусь, то он меня убьёт. Изобьёт до смерти, пока кровь не хлынет у меня изо рта. Только не такую смерть я себе представлял, если умирать, то быстро, не терпя боль по всему телу. А бил отец больно, оставляя минимум синяков на теле, но достаточно ран в душе у меня, у единственного сына. Мне не верилось, что он был когда – то добрее. Он был всегда строг. Он был всегда зол. Я видел лишь пару раз, как он улыбался.

Исходя из всего этого, лучший способ избежать проблем, это было попытаться уснуть. Я положил голову на кровать и накрыл её подушкой, дабы не слышать его крики на воображаемые образы.

Утром я проснулся от его голоса, доносящегося со двора. Прислушался получше, что бы разобрать, что он выкрикивает. Я подумал сперва, что он там же, где сидел вчера: провел целую ночь и это всё еще продолжалось.

– Чертова собака, пошла прочь! – раздраженно кричал он. Голос был трезв.

Я встал, потёр глаза. Еще не разлипшиеся веки с трудом открылись. Выглянул в окно с видом на двор.

Отец гнал чёрную собаку от амбара размахивая руками.

– А ну пошла! – он направился к ней.

Мне почему то собака очень напомнила волка, только раскрас был совершенно другой. Она не была облезлой или бродячей, судя по виду. Заметив отца пёс отбежал на пару метров, поджав хвост. Как только отец остановился, собака тоже остановилась и присела. Судя по всему она и не собиралась уходить.

– Вали отсюда! – заорал отец так, что мне даже наверху стало не по себе от его голоса, звучащего будто из глубин преисподней.

Собака фыркнула, отбежала еще на пару метров. Отец взял с земли камень и бросил в неё. Но не попал. Пёс ретировался. Видимо думал, что его здесь накормят. Животных отец по видимому тоже ненавидел, как и людей. Или, возможно, сказывалось утреннее похмелье, что он был так раздражён. Так зол, что сам напоминал бешенную собаку.

Я спустился вниз, умыл лицо, зачерпнув ладонями воду из бочки. Воду мы брали из колодца, неподалёку, за сараем и амбаром, вырытым еще до моего рождения самим отцом. Потом натаскивали в дом, пока бочка не наполниться доверху.

– Проснулся, – услышал я с улицы отцовский голос, едва спустившись по лестнице.

– Да, – досадно отозвался я.

– Тебя дрова ждут. Потом сорняки. Потом поле. В этом порядке, как я сказал. Понял, пацан? – голос отца шёл так же, с улицы, но он по ходу уже возился с машиной в сарае.

Я ответил, что понял. Вышел на улицу, в солнечное утро. Дверь была подперта пеньком.

– Сейчас позавтракаем и я в город. Ты за главного. – Отец выглянул из приоткрытой двери сарая. На лбу его красовалась сажа. Точно ковырялся под капотом.

– Есть, – кивнул я.

– Помнишь правила?

Конечно я их помнил. После порки сложно было забыть. Я продиктовал ему их.

– Никого не впускать. Ни с кем не разговаривать. Если кто – то спросит старших, отвечать, что ты скоро придёшь.

– Всё правильно, пацан. Нам заморочки не нужны. Путники пускай идут нахер. Нас их проблемы не колышат. Запри дверь, как пойдешь работать в поле.

Я кивнул, смотря в ту сторону, куда убежал чёрный пес.

– Что там увидел, пацан?

– Ничего. Задумался, пап.

– Есть пошли. Задумался он. – Отец вышел из сарая и снял грязные рукавицы. В руках его было ведро с мутной водой, сверху, на нем же, раскачивалась чёрная тряпка. Рубашка вся на отце пропиталась пятнами пота. Он стянул её через голову.

Когда он умылся, мы сели за стол. На завтрак была картошка и кукуруза. Отец не сильно хотел есть, а просто ковырял вилкой в тарелке. Я же уплетал за обе щеки. Как может не быть аппетита на свежем летнем воздухе?

– Можно спросить, пап?

– Валяй, пацан.

– Мне показалось, или нет? Собака была у нашего амбара. Чёрная такая.

– Иж ты какой ты у нас любопытный. Это чёртова шавка меня достала. Увидишь её, бери ружье и застрели, я разрешаю. А то она повадилась сюда приходить, – отец одел картофелину на вилку и поднес ко рту, потом словно нехотя проглотил.

– Она не первый раз пришла? – удивился я.

– Не первый. Вот недавно за амбаром что – то вынюхивала, наглая псина. Да еще гоню её, а она уходить не хочет. А на той неделе вообще на крыльце у нас дрыхла. Я только дверь открыл, она смылась так быстро, что я нихрена и понять не успел.

– Ясно.

– Не вздумай давать ей еды.

– Хорошо, пап.

– Я не шучу, по поводу того, что бы ты её пристрелил, надеюсь, понял?

– Да.

– Ну всё, – отец встал из за стола. – Я поехал, пацан. Посуду помой, как доешь. И мою тарелку тоже.

– Хорошо.

Я услышал скрип колес. Это приближалась павозка, на которой можно было добраться до города. По такой дороге она не ездила только тогда, когда дождь размывал накатанные колеи. Или когда снег шел так сильно, что от нашего дома оставался только второй этаж, а первый утопал в сугробах.

Отец взял трубку со стола, сунул за пазуху свою книгу учета и удалился, отсалютовав мне напоследок. Скорее всего без бутылки он не вернется. А может приедет к вечеру, прихватив с собой побольше, чем одну единицу пойла. В итоге я не ошибся.

* * * *

Я вырвал все сорняки, помыл посуду, накосил сена и притащил его в амбар. Накормил нашу живность. Жара стояла дай боже. Лето все-таки. Отец вернется не раньше вечера, а сейчас только середина дня, так что я сегодня могу заниматься, чем хочу. Может это и есть счастье?

Сначала я забрался на чердак, пыльный и окутанный по углам паутиной. Там валялись старые газеты. Некоторые из них от времени потеряли первозданный вид, и соответственно текст на них был теперь не читаем, а в некоторых случаях отсутствовал вовсе, стершись.

Еще раз повторюсь, что читать я любил, всё, кроме отцовских книг. Просидев на чердаке без дела и надышавшись пылью, я решил побаловаться ружьем. Оно лежало в металлическом ящике в комнате отца. Дужка у замка всегда была не продета в паз. Замок просто был наброшен, что бы дверца не болталась. Я вынул замок и вытащил гладкоствольное ружье, тяжелое, словно гиря. В шкафчике лежала коробка красных патронов с серебряным основанием. Их я трогать не стал, они, я знал, были по счету.

Я вскинул ружье, целившись сперва просто в стену. Пальцы руки я держал на спусковом крючке. Сделал вид, что стреляю. Даже представил, как в стене появляется дыра от выстрела и улыбнулся. Потом я направился к окну, перебегая от стены к стене, как бы прячась за укрытиями, как это делают парни в вестернах, когда начинается заварушка с последующей пальбой куда не попадя.

Я выглянул вместе с ружьем на улицу из окна и целился сперва в амбар, затем в сарай. Сделал еще несколько выдуманных выстрелов, смешно их озвучив. Но вскоре опустил стальное ружье, покрытие которого ослепляюще блестело от лучей солнца. На улице возник пёс, тот самый, про которого рассказывал отец. Пес сидел между сараем и домом, так близко, что если бы я вышел из дома, скорее всего налетел бы на него. Тёмный окрас и маленькое белое пятно сбоку. Он навострил уши и смотрел на меня черными глазами – бусинами. Потом тихо гавкнул, как бы говоря " Все, ты поймал меня, сдаюсь".

– Кыш, – крикнул я сверху, хотя мне не хотелось того, что бы он ушел.

Мне было интересно. Было интересно, чего он постоянно сюда приходит. На мои слова он никак не отреагировал, только зевнул во всю пасть не сводя глаз с окна второго этажа.

– Отец если придёт, то застрелит тебя, так и знай, – сказал я собаке. Та словно поняв человеческую речь, заскулила. Или мне почудилось?

Я взял ружьё с собой и спустился вниз. Патроны трогать не стал. Я был уверен, что собака не представляет никакой опасности. Она просто раздражает отца, он ведь здесь хозяин, без его ведома соваться сюда запрещено даже животным.

Пёс сидел все там же. Вновь зевнул при виде выходящего из дома меня. Принюхался. Я аккуратно присел рядом, положил оружие. Животное не сводило с меня чёрных глаз, а хвост его отбивал чечётку по земле, поворачиваясь то направо, то налево.

– Не бойся, малыш, – протянул ему ладонь я. Тот слегка отпрянул, а потом подставил мордочку, что бы его погладили, что я в итоге и сделал. Шерсть была мягкой, словно перина.

– Хороший мальчик, – сказал я своему новому другу.

Пёс прижался к земле, не переставая вилять хвостом. Он казался голодным и когда я спросил, хочет ли он есть, пёс гавкнул в ответ с согласием. Ну или мне так показалось – по собачьи я мало что понимал.

Я взял ружьё и направился в дом, пёс последовал следом. На пороге я остановился, поднимаясь на дощатое крыльцо, которое всё планировал заново перекрыть отец, так как доски разбухли во время сезона дождей и потеряли первозданный вид.

– Тебе в дом нельзя, – изобразил руками собаке жест запрета я, удерживая ружье под мышкой. – Жди тут, сейчас я что нибудь принесу поесть, дружок.

Собака словно опять поняла и послушно вернулась туда, где сидела, когда я первый раз вышел из дома.

Умный питомец, не иначе. Если отец вернётся раньше и увидит меня с ним – запрёт вновь в этом гребанном чулане. И изобьет. А этого я не хотел больше всего на свете. Мне просто не хватало кого – то, с кем я могу побыть. Кого – то помимо отца. И встреча с этой собакой развеяла мою обыденную жизнь с работой на поле, бесконечной рубкой дров и придирками отца по поводу и без.

Может мне просто не хватало друга и я чувствовал себя одиноким и никому не нужным в свои пятнадцать?

Я думал тогда, что моя жизнь дерьмо. Пустая, беспросветная каторга. Тогда я и думать не мог, что вскоре все покатится в такую пропасть, которую я бы назвал не иначе, как ад.

Все началось, конечно, с этого пса, будь он проклят.

Судьба преподносит нам порой такие сюрпризы, что, словно какая – то черная тень, возможно тень дьявола или кого – то ещё, из мест забвения, нависает над тобой, будто грозовая туча. И ты осознаешь, понимаешь, что иного пути нет, как бы ты не старался – свернуть с этой тропы уже не получится. Время жить и одновременно время умирать. Может не телом, но душой точно.

Да, скоро случится что – то плохое.

Ты чувствуешь, как оно приближается по рельсам судьбы?

Я вернулся с булкой хлеба. Зря я взял её целиком, а не отломил часть, но об этом чуть позже.

– Держи, – бросил я хлеб псу, оторвав от булки кусок, который умещался примерно в ладонь.

Тот радостно подскочил и вцепился в еду зубами. Себе я тоже оторвал кусочек, который тут же частично последовал мне в рот. Отец ненавидел, когда я отдирал от булки части. – Хлеб, – говорил с упреком он,– святая еда, которая спасла нас и наших солдат на войне от голода, его нужно резать, вбей себе это в свою пустую голову. Ты должен уважительно относится к этой булке. Возможно, она и тебе спасет жизнь.

Я же не слушался. Не маленький уже. Ту часть, которая осталась отцу, я потом обрежу ровно ножом, на всякий, что бы не угодить в дальнейшем в чулан или не схлопотать затрещину.

Собака проглотила кусок и направилась ко мне, глядя на зажатую булку в руке. Тут я вспомнил, что забыл ружьё в доме. Мне ничего не угрожало, просто нужно не забыть убрать его на место, дабы избежать допроса – «что да почему».

Я глянул на пса. Тот в наглую тянулся за оставшимся куском у меня руке. Я убрал руку. Нужно оставить хлеба отцу, иначе "тюрьмы" мне не избежать.

Пёс вдруг зарычал и оскалился. Глаза его налились злобой и он, такое сложилось чувство, приготовился к прыжку. Я остолбенел.

Это потому что я не отдал ему всю булку?!

Пёс залаял, как безумный. Белые клыки засверкали в розовой пасти, оттуда же брызнула слюна.

– Тише, тише, – попятился я.

Хлеб выпал из рук и пёс вцепился в него, откусывая большие куски. Он, то и дело поднимал морду и злобно смотрел на меня. Я сделал шаг назад и споткнулся о ступеньку крыльца. Собака рванулась ко мне. Я едва успел закрыть лицо рукой. Челюсть пса сомкнулась на моей кисти, ниже локтя. Я заорал, боль пронзила руку и разлетелась болезненной вспышкой по всему телу. Пес драл мне руку, а я со страху превратился в безжизненный мешок. Что – то теплое потекло по ладони. Кровь. Наконец я пришел в себя и попытался скинуть бешенную псину. Шлепнул её по морде дважды. Бестолку.

Зубы попали на кость и я почувствовал ужасный скрежет где – то в голове, словно наживую мне вырывали зуб тисками для печи.

Тут вдруг что – то громыхнуло. Я оглох. Кто – то стрелял, стрелял так близко, что звук выстрела лишил меня на какое-то время слуха. Собака обмякла и свалилась на бок с открытым ртом, из которого сочилась кровь. Моя кровь. В туловище собаки я увидел огромное отверстие, там же, отсутствовала шерсть.

Я отдёрнул раненую руку и прижал к себе. Поднял глаза. Гул сердца отдавал в виски и мир начал плыть, отдаляться, будто я смотрел в подзорную трубу, только эффект был совершенно противоположный. Предо мной стоял отец, в руках он держал своё ружье, направленное в мою сторону. На лице его вырисовывалась злость, на шее пульсировала вена.

– Почему ты никогда меня не слушаешь?! Я тебе что сказал, пацан? Не корми этого чертового пса!

Отцовский запах перегара слегка опередил последующий его удар, добравшись до моего носа первым. Я упал лицом наземь и потерял сознание. Мне показалось, что я умер в тот день. И опять, оказалось, я ошибся.