скачать книгу бесплатно
Недаром всё же в гарнизон Геманда отбирали лучших воинов. Они встретили приказ с радостью!
Эвхи выезжал с одним из дозоров и сам осмотрел неприятельский лагерь. Лот-Хартус потом сделал вид, что внимательно выслушал его доклад и учёл полученные сведения перед тем, как объяснить лохаргам задачи.
Приготовления заняли не больше часа. Гемандцы спешились, развели костры и вычернили пеплом лица и клинки. К седлу каждой лошади был привязан шест, на обоих концах которого закреплялось по факелу – так, чтобы огонь не ранил животных. В темноте отряд покинул ложбину. С лошадьми остались две дюжины лучших всадников – двигаясь по краям табуна, они должны были не позволить лошадям рассеяться.
Колхидорцы усилили охрану тылов, но, конечно, не успели создать сплошной укреплённой линии, только выставили группы повозок, чтобы разбить атакующий строй, если ликеяне рискнут напасть. В это, впрочем, никто из южан не верил, так что в целом к защите они отнеслись довольно безалаберно.
Луна убывала, и в сумраке ночи, когда гемандцы зажгли факелы, южане решили, что разведка ошиблась, и на них надвигаются, по меньшей мере, тысяча конников.
Лошади были направлены на тименианский лагерь, а солдаты Лот-Хартуса в это время, снимая часовых, вышли к стоянке манфалитов.
Испуганные лошади мчались на врагов, те стреляли из луков, но стрелы не причиняли вреда животным, прошивая пустоту над их гривами. Табун ворвался в расположение войска. Начался переполох. Те, кто уже разглядел обман, не могли докричаться до товарищей, которые в глубине лагеря пытались занять боевые порядки. Часть манфалитов уже спешила на выручку.
А другая часть внезапно подверглась нападению призраков. Гемандцы, с чёрными лицами, в чёрных плащах, появлялись словно ниоткуда и разили направо и налево. В считанные минуты лагерь был взят, а манфалийские стратеги пленены.
Эриной рубился вместе со всеми. Он пошёл в бой без особого желания, но выхода не было: отказаться значило подписать себе смертный приговор. Он, правда, догадывался, что его личность кто-то подтвердил, однако колесничий не счёл нужным сообщать ему об этом. Копьеносцу просто сказали, что подозрения против него сняты, дали одежду, оружие и поставили в первое копьё рядовым – до тех пор, пока он не сможет присоединиться к основной армии и занять там соответствующий пост.
Поначалу Эриной всерьёз обдумывал, как бы половчее скрыться. Он был уверен, что затея обречена на провал. Однако возможности всё не представлялось: вокруг было слишком много гемандцев, и на него всё время поглядывали с усмешкой: ну, мол, каков ты, городской страж, покажи, что умеешь!
Осталась последняя надежда притвориться убитым во время боя. Однако нападение прошло столь успешно, что Эриной и сам не заметил, как его захватила стихия резни. Он колол и рубил, крича от восторга, ему казалось, что он уже в одиночку уничтожил не меньше половины врагов.
Потом наступило короткое затишье, а с ним пришло просветление. Гемандцы перебили не больше тысячи южан, и впятеро большее число их вот-вот нападёт из соседнего лагеря. Что же теперь, почему колесничий не подумал, что делать дальше?
– Эй, стражник, быстро в строй! – крикнули ему.
Эриной понял, что никакого затишья не было. Это только он остановился, и сразу в голову полезли трусливые мысли, а гемандцы уже строились, чтобы продолжать атаку. Они что, с ума посходили?
Однако возможность спрятаться, затаиться среди трупов уже была потеряна, и пришлось копьеносцу занимать указанное место среди рядовых.
– Вперёд!
«Вперёд, так вперёд, деваться некуда, но уж теперь я точно ускользну от вас…»
А между тем городские ворота вдруг распахнулись, выплёскивая поток вооружённых людей.
Гарнизон Мигарты был невелик. Всего две сотни человек из регулярной армии, которые обычно маялись от скуки, пили вино в чаду харчевен и мечтали об учениях, а на учениях мечтали вернуться назад, к винным чашам. Ещё была сотня стражников, отвечавших за покой не только города, но и окрестных селений. И – семьсот ополченцев, которые если и были в чём-то хороши, то разве в стрельбе из лука.
Однако угроза вторжения заставила взяться за оружие многих мужчин. Все видели, как безжалостно обошлись колхидорцы с крестьянами, все слишком хорошо понимали, что в бедной Мигарте завоеватели, не найдя добычи, сорвут зло на простых жителях. На стенах готовились стоять, самое меньшее, три тысячи человек.
Командир гарнизона понимал, что сильно рискует. Он тоже был обманут факелами, но всё же видел, что кроме призрачной тысячи всадников атаковать колхидорцев некому. И он так же хорошо понимал, что при грамотном штурме численность защитников города ничего решит. Всего лишь сотня лестниц поможет южанам взять Мигарту за час.
Поэтому он не раздумывая отдал приказ на вылазку. По счастью, никто из защитников, взбудораженных дневным сражением, ещё не спал, все оставались на местах, и вывести их за стены было делом нескольких минут.
В лагере колхидорцев воцарился хаос. Гемандские лошади ещё метались туда-сюда, кое-где от огня факелов загорелись палатки. Уже было ясно, что стоянка манфалитов взята, но никто не мог сказать, сколько врагов и с какой стороны готовы обрушиться на расположение тимениан.
Гемандцы, не медля ни минуты, врезались в толпы южан двумя колоннами. Некоторые из освобождённых крестьян-пленников, подхватив подвернувшее под руку оружие, присоединялись к ним.
К этому времени на поле боя появились и защитники Мигарты. Тименианский стратег был вынужден развернуть часть войск против них.
Здесь колхидорцам удалось выстроить стену щитов, но солдаты держались нестойко. За их спинами гибли товарищи, попавшие, как зерно в жернова, между двумя колоннами гемандцев, спереди накатывали горожане, которые только сегодня впервые в жизни побывали в сражении и, отбив первый пробный натиск южан, поверили в свою непобедимость.
Мало кто из жителей Мигарты был защищён доспехом. Их осыпали стрелами, но в темноте они не видели, какие потери несут, и страх не мог их остановить.
Предводитель регулярного лохоса умело воспользовался горожанами, чтобы подвести своих бойцов к центру вражеской позиции, и они одним ударом взломали стену щитов. Дальше в дело вступили ополченцы, которые принялись почти в упор расстреливать из луков разбегающихся южан.
Битва продолжилась в лагере. Даже на этот момент силы сторон были ещё примерно равны, однако воля к победе изменила тименианскому стратегу.
Стяг над его шатром опустился в знак поражения…
***
Весь следующий день Мигарта пила и пела, славя гений Лот-Хартуса и мужество защитников. Лишь те, кто потерял родных и близких, заходились плачем. И только один человек в городе не плакал и не смеялся, а ходил с мрачным лицом, точно не радовался победе.
Это был Эриной. Его радость кончилась, когда предводитель гемандцев разрушил его мечты переждать войну в Мигарте, напомнив, что, по распоряжению государя, каждому стражнику (уже только бывшему!) назначено место в армии.
– Я направляю в ставку царя гонца с донесением о победе. Ты отправишься в путь вместе с ним, ибо место бывшей городской стражи теперь в стратеме Нисия, который следует за государем Эттерином, – сказал он и прибавил, словно и вправду хотел успокоить: – Но не переживай, это случится только завтра, когда мои разведчики вернутся и подтвердят, что поблизости нет других колхидорцев. Сегодня же – веселись. Ты заслужил эту награду.
Расстроенный Эриной пошёл веселиться. Напился, так и не опьянев, наслушался хвалебных речей (гемандцы, оказывается, преисполнились уважения к тому, как он владеет мечом), потом подыскал себе девку, но и она не принесла ему никакого удовольствия. Возможно, потому, что ему снова вспомнилась Алайя.
Страшно было думать о том, чтобы ехать навстречу войне, но ещё страшнее – о том, от чего он бежал. Пока что Эриною некогда было размышлять о случившемся. Он только отдавал себе отчёт, что совершенно не помнит, как выбрался из теснин Западного кряжа. Несколько дней скитаний по безлюдью едва закрепились в памяти. Но когда он наткнулся на гемандцев, все страхи как-то разом отдалились, он поверил, что вернулся к нормальной жизни. Облегчение было так велико, что даже разговоры солдат о войне не смогли его напугать.
В голове сама собой сложилась история, объясняющая его появление в мигенской глуши. Пожалуй, она была не так уж и хороша, однако выручила его, избавила от подозрений.
Потом хватало тревог из-за близкой битвы, а вот теперь всё вернулось и вспомнилось с ужасающей ясностью.
Ведьма и вправду оказалась не простой целительницей, а сущим исчадием ада, и когда преследователи уже готовы были её схватить, за неё заступился, не иначе, какой-то демон.
Сейчас Эриной уже начал сознавать, что в облике Чёрного Человека, изрубившего Белайху и дравшегося с Филоном, угадывались черты Кидроана, но он никак не мог поверить, что обычный ард-охотник преобразился в такое чудовище.
Впрочем, он же был с ведьмой…Кто знает, что ещё ей под силу, какие чары она могла наложить на всех них?
И кто знает, не околдовала ли она самого Эриноем той памятной ночью? Ведь даже теперь, когда он боялся Алайи больше всего на свете, она не шла у него из головы и не давала получить от других женщин того, что, как прежде считал копьеносец, он отлично умел получать…
Да чтоб ей провалиться в ад, откуда она явилась! Возможно, уехать в Сет-Ликею – не такая уж плохая мысль. Да, там война, там придётся снова переносить все тяготы походной жизни и рисковать шкурой, даже крепко рисковать, если правду говорят о том, какую силищу собрали южане.
Зато он окажется ещё дальше от Западного кряжа. Что бы ведьма там ни искала – пускай остаётся со своим Хорсой, или Чёрным Чёловеком, и со всем, что могло ей понравиться среди мёртвых серых скал!
С такими мыслями встретил Эриной ночь – усталый, полупьяный, злой на всё и на всех, и уже почти с нетерпением ждущий, когда наконец вернутся разведчики и можно будет отправляться в путь.
Ночью ему приснилась Алайя. Она смеялась над ним, и мороз пробирал от её смеха. Пробудившись, Эриной с тоской подумал, что, быть может, ему ещё придётся повстречаться с этой проклятой девкой.
***
Среди холмов и низин Сет-Ликеи, в самом сердце этой всеми позабытой страны шли навстречу друг друга два войска.
Как далеко отсюда, под Мигартой, Эвхилион, так в царской ставке Нисий проводил часы над картой, изредка отвлекаясь, чтобы выслушать донесения разведчиков.
Старику это бдение давалось с трудом. Спина настойчиво требовала отдыха, плечи ныли и горели огнём, поясница грозила сломаться. Время от времени Нисий потягивался, и под сводами царского шатра раздавался хруст его суставов.
– Ты совсем себя не бережёшь, – сказал ему Эттерин.
Сам государь тоже был бледен, однако держался молодцевато. Каждодневные уроки Нисия не проходили даром, никто не мог заподозрить, какие сомнения одолевают царя.
– Мне незачем себя беречь. Как бы то ни было, это моя последняя война. Я уже слишком стар, и моя единственная забота теперь – оставить тебе весь свой опыт и сплочённую державу.
– Я бесконечно ценю тебя, Нисий, но… – Эттерин вздохнул и уже привычно оглянулся, чтобы убедиться, что в шатре никого больше нет, – но нужно сказать, что либо ты плохой учитель, либо я плохой ученик. Я изучил под твоим руководством все великие битвы гипарейских и колхидорских полководцев, но до сих пор ничего не понимаю в тактике боя. Я могу перечислить все причины, которые привели к победе или поражению в том или ином сражении, но не в состоянии представить, что следует делать сейчас.
Нисий помедлил, а потом развернул карту к царю и пригласил его сесть напротив.
– Я умер, – сказал он. – Или преисполнился презрения к тебе и отказался помогать. Войска твои. Бегство невозможно. Твои действия?
– А почему бегство невозможно? – поинтересовался царь.
– Потому что в этом случае я убью тебя.
Эттерин на минуту растерялся: ему не удалось прочитать по холодным глазам Нисия, шутка ли это. Наконец он решил, что всё-таки шутка.
Следует признать, что в этом случае он отнюдь не блеснул сообразительностью. Однако же расслабился и поглядел на карту трезво.
– Что ж… Предлагаешь мне составить план сражения без малейшей подсказки?
– И даже без малейшей поправки. Мы на самом деле выполним твой план, каким бы он ни был.
Эттерин вздрогнул.
– Я не смогу! Нет, так не годится – любая моя ошибка может стоить жизни тысячам воинов…
– Любая твоя ошибка может привести к гибели всего царства. И тем не менее, мы сделаем это. Я уже не раз говорил про свой возраст, и поверь, вовсе не из старческого кокетства. Что ты будешь делать, если я умру нынче ночью, во сне? Подумай, прежде чем ответить, – поспешил он прибавить, опасаясь, что услышит в ответ: «Сдамся».
Царь нахмурился и склонился над картой, подперев голову руками.
– Сведения о численности войск точны?
– Теперь уже точны. Тридцать четыре тысячи врагов – двадцать две манфалитов и шестнадцать тимениан – против наших тринадцати тысяч. Шесть тысяч врагов уже разгромлены под Мигартой. Но семь тысяч тимениан и три – манфалитов, которые готовились пройти к Ликенам через Мигенскую долину, теперь спешат с юго-запада на соединение с главными силами, и будут здесь через три дня. Кроме того, на юго-востоке тименианский стратег Гифесил сумел оторваться от Теммианора, в этом уже нет сомнений. Значит, ещё три тысячи врагов грозят нам. Зато и Теммианор обещает поспеть сюда завтра – он движется параллельно Гефисилу.
– Рассчитывать на его войско сложно…
– И тем не менее, это будет хоть какое-то подкрепление, способное, во всяком случае… Впрочем, я больше не говорю ни слова, – оборвал себя Нисий.
– Способное быстро передвигаться и нарушать сообщение частей противника, – закончил за него царь. – Но от этого нам мало пользы, поскольку южане идут слитным корпусом. – Он помедлил, водя пальцем по карте. – Местность не даёт ни малейшей возможности зажать врага в тисках. Нет достаточных сил, чтобы потрепать его в походе. В кавалерии мы равны, и если конные отряды совершат налёт, предположим, на середину походной колонны южан… вот в этом месте, например, подобное возможно… Мы рискуем потерять всю кавалерию, а успех крайне сомнителен. Даже в лучшем случае это будет сродни комариному укусу.
– Не мы, – напомнил Нисий. – Не мы рискуем. Ты.
– Я, – печально согласился царь. – Что ещё? Чтобы малыми силами победить превосходящего в численности противника, у великих полководцев всегда находится удобное место для обороны, или для того, чтобы спрятать засадный полк – здесь ничего такого нет. Просто некуда заманивать врага ни обманным маршем, ни ложным отступлением…
Нисий кивал и уже начинал скучать, слушая бесконечное перечисление причин, по которым одержать победу не представлялось возможным.
– Я просто не знаю, что ещё сказать. Атаковать самим? Принять бой в поле?
Нисий развёл руками.
– Думай, царь! Меня больше нет рядом.
Эттерин взъерошил волосы.
– Ладно, начну перебирать всё по порядку. Итак, если мы… если я приму открытый бой, южане развернутся в обычный порядок и станут теснить нас… меня широким фронтом, держа наготове ударные отряды на каждом фланге и в центре, чтобы развить успех там, где им удастся сломать наши ряды. Если же мы будем держаться, нас постепенно обойдут с флангов и возьмут в окружение. Это верная смерть. Дальше – имеет ли смысл оборонять лагерь? На первый взгляд, это единственное, что может дать нам преимущество…
– Во имя богов Ордона, государь, почему ты не задашь себе самого главного вопроса, с которого нужно начинать любые размышления: чего от тебя ждут враги? – не выдержал Нисий.
– Ну, они ведь не глупцы, правда? – осторожно уточнил царь. – Значит, должны учитывать все те же возможности… С их перевесом в силе… – Он вдруг замолчал и улыбнулся. – Я понял, Нисий. Ну конечно – я должен подсказать им, чего от меня ждать. А потом обмануть…
– Хвала богам Ордона, ты хотя бы нащупал верный путь.
– Нисий, почему ты обращаешься к старым ликейским богам? Ведь сам всегда говорил, что в государстве должна быть только одна ведущая религия, и вера в Солнце среди всех самая разумная?
Старик поморщился.
– Во-первых, ты неправильно запомнил мои слова. Не самая разумная, а самая полезная для укрепления трона. Во-вторых, это не значит, что прочие исповедания нужно запретить. А в-третьих, ты ещё не составил плана сражения, от которого зависит судьба твоей державы, и вместо того, чтобы думать, придираешься к словам никчемного старика.
– Зачем ты говоришь так про себя? – воскликнул Эттерин почти в ужасе. – Ведь знаешь, как я тебя ценю!
– Ценил – когда я давал советы, – гнул свою линию Нисий. – Но теперь меня здесь нет. Вся ответственность на тебе. Так что не отвлекайся. Думай, царь, думай!
Царь улыбнулся. Он был совсем не глуп и прекрасно понимал, что без Нисия не стоил ломаного гроша. Не будь этого беспокойного старика, он вёл бы совсем другую жизнь, глупую, весёлую и уютную – ровно такую, какую подразумевал богатый дворец.
Он был бы, наверное, доволен собой. Не страдал бы, во всяком случае, от чувства раздвоенности, не ощущал себя скульптурой, которую узловатыми пальцами лепит по своему разумению, нимало не считаясь с мнением самого государя, мудрый и воинственный Нисий.
И мышцы лица не уставали бы от необходимости постоянно поддерживать выражение, скопированное со статуй великого Искиромака.
Да, он был бы по-своему счастлив… Только очень недолго.
Воистину, Эттерин не был глуп. Он понимал, что такого царя, каким он видел себя в глубине души, очень быстро лишают власти, а нередко и жизни.
Многое в Ликее было устроено плохо, но, по крайней мере, Ликея ещё стояла, кровь не струилась по её земле, и сады не сгорали в пламени войн – только потому, что за спиной неглупого, но слабовольного Эттерина стоял несгибаемый Нисий.
Солнце поднималось всё выше, в шатре становилось душно. Тридцатитрёхлетний царь вытер лицо, жестом попросил Нисия наполнить чаши и согнулся над картой.
– Итак, оборонительная позиция – единственное, что позволяет войску, уступающему в числе, хоть как-то уравнять силы. Из этого и будем исходить.
Царь на холме
По крутому склону к венчавшему холм кольцу повозок поднимались ещё десятка три человек. Эриной узнал по доспехам бойцов царской стражи. Что ж, туда кого попало не берут… Но что такое тридцать лишних клинков?
– Будь я проклят, если понимаю, что тут делается, – пробормотал он.
Нужно было промолчать: оказалось, за спиной стоял Гифрат, и отлично его расслышал.
– Могу объяснить: мы все тут исполняем свой долг. Ты ведь знаешь, что такое воинский долг?
