скачать книгу бесплатно
– Кого?
– Брахмы.
– А кто это?
– Чувак какой-то.
– Ты так спокойно об этом говоришь, ты понимаешь, что ты в чьем-то сне, и тебе все равно? А кто такой этот Брахма, зачем ты ему снишься и зачем я снюсь тебе?
– Об этом знает только Брахма… Ну или тот, кому он снится.
Эта новость повергла Рапунцель в шок.
В этот момент произошла новая неприятность: в какой-то момент, точно не отследить, но Рапунцель с удивлением обнаружила, что китаец как бы разговаривает не с ней, а со своей глиняной миской, причем миска отвечает ему ее, Рапунцелевым, голосом. При всем этом она подпрыгивает и как бы даже жестикулирует.
Встряхнув головой, Рапунцель прогнала видение прочь.
Китаец продолжил:
– Ну да. А почему меня должно это волновать? Это мой мир. Каждый хозяин своего мира. Ты своего. Я своего. У каждого в его мире есть свои задачи. И каждый мир есть частичка другого мира. Ты есть частичка меня. Я есть твоя часть. Я есть Мир. Ты часть этого мира. Я есть твое маленькое отражение. Или ты отражение меня. Как тебе больше нравится. Мы с тобой части чего-то большего.
– И в какой части тебя нахожусь я? – спросила Рапунцель.
Лукаво подмигнув, китаец показал глазами в сторону набедренной повязки, но тут же рассмеялся и сказал, вытянув вперед левую ногу и растопырив пальцы:
– Вот здесь, между средним и указательным.
– Вот этого не надо, я европейка, а ты китаец!
И тут китаец стал смеяться, причем как-то странно, тихо, практически без звука, лишь со свистом втягивая в себя воздух. По щекам текли слезы, огромный живот вздрагивал и колыхался. Было очевидно, что все это приносит ему несказанное удовольствие – и облако, и Рапунцель, и ее вопросы, и ее ответы.
– Почему ты так решила? – остановившись, спросил он. – Ты можешь отличить китайца от уйгура?
– Нет, для меня вы все китайцы.
– То есть уйгурский лагман – китайская лапша?
– Я не знаю, что такое уйгурский лагман.
Китаец удивленно вскинул и развел в разные стороны брови, причем движение бровей было похоже на то, как человек в разочаровании разводит руки, и порицающе покачал головой.
– Обязательно попробуй, – потом внимательно посмотрел на нее еще раз и добавил: – Ну, может, в другой раз попробуешь.
– Самое смешное, что китайцы считаю меня уйгуром, уйгуры узбеком, узбеки японцем, а филиппинцы вообще называют русским.
– Но дело совсем не в этом. У меня есть все: дом, еда, солнце, ты, они (он снова кивнул себе за спину). У меня есть жизнь и смерть. Каждый день я принимаю что-то в себя и извергаю что-то. Забираю жизнь и даю новую. Ты тоже можешь порождать жизнь, тоже создав новый мир. Он тоже потом сможет создать свой новый мир. Нам всем есть чем заняться.
Поняв, что ей попросту заговаривают зубы, Рапунцель спросила:
– Просто скажи мне: ЗАЧЕМ?
– Что «зачем»?
– Зачем я здесь?
– Здесь? – он ткнул палочками в облако. – Или вообще? – и он обвел широким жестом все вокруг.
Рапунцель, уткнувшись в облако, горько заплакала навзрыд.
Повисла неловкая пауза. Китаец продолжал есть свой рис, а Рапунцель, успокоившись, смотрела на облака.
– Ну, может, я тогда пойду? – заискивающе улыбнувшись, спросила Рапунцель, кивнув головой в сторону земли.
Не переставая жевать, китаец отставил миску со стола и, стряхивая на стол зернышки риса со своего живота, сказал:
– Иди.
Тут как-то все расширилось, китаец стал огромным, а она наоборот сжалась и увидела, что она всего лишь зернышко риса на столе, который китаец поднял и, поднеся к краю облака, держит одной рукой и с силой ударяет по нему другой. Последнее, что увидела Рапунцель перед падением, была смеющаяся рожа китайца. Кувыркаясь, она полетела вниз, от мелькающих облаков, земли, рожи китайца закружилась голова, и перед самой землей сознание милостиво покинула ее.
От падения жутко болела голова.
Раскрыв глаза, Рапунцель первым делом увидела низкий серый потолок и стены, покрашенные уже начавшей облупливаться голубой краской. Пахло сухим теплом. В углу стоял красный щит с гнутым красным ломом на крючьях и прибитым красным квадратным ведром с надписью «ПЕСОК». Внутри был песок. Правда, было непонятно, что появилось раньше: песок, который поместили в красное ведро с соответствующей надписью, или раньше было ведро с надписью, и его пришлось засыпать песком, или… в общем, были варианты. Более этого волновало то, что лом был круглым, а ведро квадратным, ведь по логике все должно быть наоборот.
В горле сильно запершило, и очень захотелось кашлять. Превозмогая головную боль, Рапунцель, встав на корточки, стала долго и продолжительно кашлять, отчего голова заболела еще сильней. В горле продолжало першить, и Рапунцель вырвало. Рвота почему-то пахла протухшей рыбой, и в ней отчетливо были видны какие-то комья шерсти. Сосредоточив взгляд на солнечном луче, Рапунцель пыталась успокоить головную боль. Пыль причудливо плавала на солнечных лучах, и Рапунцель стала потихоньку приходить в себя. Огромная тень упала на запертое окно и внесла некоторое оживление в этот убогий интерьер. Она не понимала, что происходит и где она находится. Подойдя к окну, она обнаружила, что оно находится низко от земли и видно в него немного, свет застила подъехавшая иномарка с надписью золотыми буквами на двери. «ЛЕХУС», – прочитала Рапунцель.
И подумала, что каким нужно быть идиотом, чтобы подписывать машину своим собственным именем. Вспомнились почему-то горшки в детском саду с надписями «Света», «Маша», «Даша». Она готова была поспорить, что носки и пижамы этого Лехи тоже были подписаны бирками с его именем. Она с интересом наблюдала, желая посмотреть на этого придурка, но обзор был ограничен, и видела она только нижнюю часть авто до уровня капота.
К ее удивлению, из машины вышел не Леха, а женщина, причем, судя по голосу, лет тридцати, и, цокая каблуками, подошла к окну.
«Маноло Бланик» были прекрасны, идеальная эпиляция. «Лак на ногтях в цвет туфлям», – с удовлетворением отметила про себя Рапунцель. И тут она как-то очень сильно поняла, что ей необходимо, вот очень, очень надо поговорить с этой женщиной о чем-то необычайно важном, и она попыталась постучать в стекло закрытого окна.
И тут она кое-что увидела, и ее мозг пронзила страшная мысль, даже не мысль и не догадка, а прозрение, водопад мыслей и образов, от которых ШЕРСТЬ на загривке встала дыбом.
– Але! Мусик? Это Пусик. Представляешь, в меня сейчас дом врезался. Але. Нет, я не пьяная. Нет, не нюхала. Ничего. Вообще ничего. Ты мне не веришь? Щас, подожди…
Белоснежка подошла к окну и, присев, с интересом стала разглядывать стоявшую за окном на задних лапах кошку, с ожесточением царапавшую оконное стекло. Кошка раскрывала рот, но криков не было слышно, только доносился характерный скрежет когтей о стекло. Сразу было понятно, что жить тварь отчаянно хочет. Но на это Белоснежке было абсолютно наплевать, ее развлекали глаза. Огромные, нечеловечески человеческие, пронзительные, причудливо вытянутые черные зрачки завораживали. Они становились все больше и больше, и Белоснежка в какой-то момент стала как бы проваливаться в них. И в этот миг в голове раздался пронзительный крик, похожий на ЖЕНСКИЙ:
– ДУ-У-УРА-А-А-А-А-А-А!
Чтобы стряхнуть с себя оцепенение, она встряхнула головой, произнесла:
– Сама дура!
И, подобрав выпавший из руки «Верту», решительно зашагала к машине, говоря в трубку:
– Але! Мусик, ты здесь? Меня это жара скоро совсем доконает. Представляешь, со мной сейчас тако-о-ое было…
Рассказ третий (когда стало понятно, что первых двух мало)
Вы ознакомились с фрагментом книги.
Для бесплатного чтения открыта только часть текста.
Приобретайте полный текст книги у нашего партнера:
