скачать книгу бесплатно
Пущин Иван Иванович – офицером гвардии
Саврасов Пётр Фёдорович – офицером гвардии
Корнилов Александр Алексеевич – офицером гвардии
Бакунин Александр Павлович – офицером гвардии
Малиновский Иван Васильевич – офицером гвардии
Данзас Константин Карлович – офицером армии
Ржевский Николай Григорьевич – офицером армии
Мясоедов Павел Николаевич – офицером армии
Тырков Александр Дмитриевич – офицером армии
Броглио Сильверий Францевич – офицером армии
Выпущены на гражданскую службу:
Горчаков Александр Михайлович (отмечен 2-й малой золотой медалью) – с гражданским чином IX класса
Маслов Дмитрий Николаевич (отмечен 1-й серебряной медалью) – с гражданским чином IX класса
Кюхельбекер Вильгельм Карлович (отмечен 3-й серебряной медалью) – с гражданским чином IX класса
Ломоносов Сергей Григорьевич (отмечен 4-й серебряной медалью) – с гражданским чином IX класса
Корсаков Николай Александрович (признан достойным серебряной медали) – с гражданским чином IX класса
Корф Модест Андреевич (признан достойным серебряной медали) – с гражданским чином IX класса
Стевен Фёдор Христианович – с гражданским чином IX класса
Комовский Сергей Дмитриевич – с гражданским чином IX класса
Гревениц Павел Фёдорович – с гражданским чином IX класса
Матюшкин Фёдор Фёдорович – с гражданским чином X класса
Илличевский Алексей Демьянович – с гражданским чином X класса
Яковлев Михаил Лукьянович – с гражданским чином X класса
Юдин Павел Михайлович – с гражданским чином X класса
Пушкин Александр Сергеевич – с гражданским чином X класса
Дельвиг Антон Антонович – с гражданским чином X класса
Костенский Константин Дмитриевич – с гражданским чином X класса
Мартынов Аркадий Иванович – с гражданским чином X класса
В этом же порядке и приведём краткие биографии лицеистов «пушкинского» выпуска.
Владимир Вольховский
1798–1841
Владимир Вольховский был переведён в Лицей из Московского пансиона благодаря отличной успеваемости и примерному поведению, не имея ни протекции, ни рекомендаций. Отличной учёбой и примерным поведением Вольховский выделялся и в Лицее, заслуженно занимая первую парту лучшего ученика.
Спартанскою душой пленяя нас,
Воспитанный суровою Минервой,
Пускай опять Вольховский сядет первый,
Последним я, иль Брольо, иль Данзас…
– писал Пушкин о своём товарище «Суворчике», «Суворочке», как приятельски называли его воспитанники.
Пожалуй, не было для «Суворочки» человека более авторитетного, нежели Александр Суворов. Мечтая о воинской службе, Вольховский, подобно своему кумиру, закаливался, приучался спать на голых досках, добровольно подвергал себя лишениям и испытаниям.
Преподаватели и воспитатели характеризовали Вольховского исключительно позитивно.
Профессор словесности Н. Ф. Кошанский: «Владимир Вольховский один из тех редких питомцев, кои соединяют все потребные способности в лучшей степени: особенно он отличается примерным вниманием и примерным прилежанием».
Адъюнкт-профессор А. П. Куницын: «Вольховский весьма понятен и действует силой рассудка, а поэтому весьма способен к наукам отвлечённым».
Надзиратель по учебной и нравственной части М. С. Пилецкий: «Скромность его столь велика, что достоинства его закрыты ею».
Наставники отмечали благородство и вежливость Вольховского, его благоразумие и кротость, стремление к знаниям и терпеливость: «Разум его не столь остр, сколько проницателен. В нём приметны черты не столько гения, сколько природного дара смысла. Успехи его чрезвычайны».
Была у лицеиста Вольховского и одна черта, отличавшая его от прочих воспитанников. Характеризуя воспитанников, педагоги часто прибегали к одним и тем же формулировкам. Привычна в них была такая фраза: «рачителен к пользе своей». В отчётах о Владимире Вольховском таких слов никогда не было. Их заменяли другие: «Рачителен к своей обязанности». И это было подмечено верно. Рачительность к обязанности своей всегда будет отличать этого блистательного военного, на каких должностях он бы ни состоял и в какой бы ни оказался обстановке.
Иногда Вольховского относят к лицейским друзьям Пушкина. Пушкину, несомненно, был симпатичен умный и рассудительный Вольхов-ский. Но Вольховский стремился к ровному отношению ко всем лицеистам, и к тем, кто активно искал его дружеского участия, и к тем, кто не стремился вовлечь его в свой ближайший круг. Недаром Большую золотую медаль ему присудили с учётом мнения соучеников. В каком-то смысле Вольховский дополнял старания воспитателей и гувернёров, не допуская ссор и разрешая любые споры. При всём этом он сохранял завидную независимость и постоянство, что позволило Энгельгардту так отозваться о своём подопечном: «Из всех учеников этого надо оберегать меньше всего, так как перед его душой стоит прекрасный идеал, к достижению которого он стремится твёрдо и настойчиво».
После выпуска из Лицея Вольховский поступает на службу в Генеральный штаб гвардии. О деятельном его участии в движении декабристов точных сведений не имеется, хотя он посещал собрания «Священной артели», «Союза спасения» и «Союза благоденствия». Ему, безусловно, были близки декларируемые декабристами идеи действовать в пользу справедливости и бескорыстия. Несмотря на отсутствие явной причастности к восстанию, высочайшим повелением было решено отправить Вольховского на Кавказ, в действующую армию, где уже находилось немало бывших декабристов. В сражениях Вольховский демонстрировал исключительную храбрость, за что был награждён множеством орденов и Золотым оружием. Участвовал в персидской, турецкой, польской кампании. На Гроховских полях под Варшавой был контужен.
Николай Первый, посетивший в 1837 году Кавказ, устроил ревизию всем высшим чинам отдельного Кавказского корпуса, среди которых начальник штаба корпуса генерал-майор В. Д. Вольховский был в числе первых. Последовал ряд громких отставок, Вольховский получил назначение в Литву с явным понижением в должности. Что послужило причиной такого события, сказать сложно. Возможно, донос, а, возможно, покровительство Вольховского и командира корпуса генерала-адъютанта Г. В. Розена сосланным декабристам. Но чаще всего указывают на иную причину: коляска Императора опрокинулась на Верийском спуске при выезде из Тифлиса, что привело Николая в неописуемую ярость.
Вольховский писал по этому случаю: «Двадцать лет продолжал я службу, пользуясь милостивым одобрением всех начальников своих и даже имел счастие неоднократно удостоиться Высочайшего внимания и благоволения, но 1837 год был пределом моего благополучия. Между тем строго в совести моей, рассматривая поведение своё, нахожу себя может быть ещё более несчастным, нежели виновным…»
В 1838 году здоровье Вольховского сильно пошатнулось, и он вынужден был отправиться на лечение в Пятигорск. 16 февраля 1839 года В. Д. Вольховский подал в отставку и вместе со своей женой Марией Малиновской, дочерью первого директора Лицея, поселился в имении Малиновских – селе Каменка Харьковской губернии. Соседом Вольховского был его лицейский товарищ Иван Малиновский.
Один из кавказских сослуживцев впоследствии писал о своём начальнике: «Даровитый к гражданскому долгу В. Д. Вольховский, мой горячий защитник, в немилости доживал последние часы своей жизни…»
«Он скучал и… хочет пуститься служить… и вступить опять в государственную службу… – написал Фёдору Матюшкину Е. А. Энгельгардт. – Жаль Суворчика, он был полезный человек государству…»
Семён Есаков
1797–1831
Из семейного архива В. Малиновского:
«Семён Есаков. 14-ти лет.
С хорошими дарованиями и крайне прилежен. Добродушен, снисходителен, жив с осторожностью и без резвости, благонравен не требуя надзора, чувствителен, склонен к состраданию и благотворению, весьма благоразумен во всех своих поступках, в обращении дружелюбен и искренен, всегда постоянная верность, и точность в исполнении своих обязанностей, благонравие во всей силе сего слова, нежная привязанность к родителям и родным, любовь к Отечеству, приятная вежливость в обращении, порядок, опрятность, трудолюбие и умеренность, суть отличными его свойствами…»
Педагоги высоко ценили прилежание и способности Семёна Есакова. С первых лет обучения в Лицее он попадает в число лучших учеников, а в 1813 году аттестуется первым по благонравию. Он был очень впечатлительным и отзывчивым юношей. Бескорыстно помогал отстающим, причём делал это с большим чувством такта, дабы не задеть самоуважения отстающего. Почин Есакова позже подхватили и другие преуспевающие ученики.
Он был высокого роста и довольно хорошо сложен, прекрасно фехтовал, но при этом отличался странной боязливостью и старался избегать всех видимых опасностей.
Не чужд Есаков был и литературного творчества. В Лицее был своего рода культ литературных занятий, который поощрялся всем стилем лицейского преподавания. Семён Есаков принимал активное участие в рукописном журнале «Юные пловцы» и помещал туда свои прозаические произведения, которые затерялись и до настоящего времени не сохранились.
Со второй серебряной медалью Есаков был выпущен в гвардию. Карьера его складывалась успешно, но несчастный случай в польскую кампанию 1831 года стал, скорее всего, результатом его трагической гибели. Товарищ Есакова по выпуску, барон М. А. Корф, писал в своём дневнике: «С светским умом, с большою ловкостью, с благородным и твёрдым характером, с прекрасною наружностью и со многими любезными качествами, Есаков ещё в Лицее подавал надежду на блистательную карьеру, но, по неразгаданным доныне вполне причинам, сам добровольно расстался с жизнью, которая, по-видимому, столь многое ему сулила. Служив с самого начала в конной артиллерии, быв уже гвардии полковником, увешанный орденами, командир артиллерийской роты, он в польскую кампанию, после дела, в котором имел несчастье потерять несколько пушек – застрелился, не оставив даже никакой записки в пояснение своего поступка…»
Иван Пущин
1798–1859
Вот что читаем в отчёте надзирателя по учебной и нравственной части Мартына Пилецкого о Пущине: «С весьма хорошими дарованиями; всегда прилежен и ведёт себя благоразумно. Благородство, воспитанность, добродушие, скромность, чувствительность, с мужеством и тонким честолюбием, особенно же рассудительность – суть отличные его свойства. В обращении приятен, вежлив и искренен, но с приличною разборчивостью и осторожностью».
Рассудительность и открытый характер Пущина делали его всеобщим любимцем среди лицеистов. Соседство с Пушкиным, которому в Лицее была отведена 14-я комната, а Пущин занимал 13-ю, близко свело этих, в общем-то, мало в чём схожих воспитанников. Великий поэт до конца своих дней пронёс тёплые чувства к своему лицейскому другу.
«Мой первый друг, мой друг бесценный!» – в стихах обращался к нему Пушкин.
«Пушкин, с самого начала, был раздражительнее многих и потому не возбуждал общей симпатии, это удел эксцентрического существа среди людей, – вспоминал о нём Пущин. – Я, как сосед (с другой стороны его нумера была глухая стена), часто, когда все уже засыпали, толковал с ним вполголоса через перегородку о каком-нибудь вздорном случае того дня, тут я видел ясно, что он по щекотливости всякому вздору приписывал какую-то важность и это его волновало. Вместе мы, как умели сглаживали некоторые шероховатости, хотя не всегда это удавалось».
«Находясь в постоянной дружбе с Пушкиным, – пишет Пущин в своих воспоминаниях, – мы разно смотрели на людей и на вещи и постоянно высказывали свои разногласия».
Но Пущин «со светлым умом, с чистою душой» умел найти верный подход к юному гению, помочь ему разобраться в себе и выходить из разных ситуаций, в которые Пушкин попадал благодаря своей горячности и своим неуместным шуткам. И, разумеется, в том, что Пушкиным впоследствии с такой теплотой и трогательностью был воспет Лицей, тоже есть немалая заслуга Ивана Пущина.
Пущина называли Жан, Жанно или Большой Жанно, за утончённость и романтичность его натуры – за те качества, которые ученики по традиции приписывали французам. Водилось за ним и другое прозвище по причине большого роста – Иван Великий. Лицеисты сравнивали его тем самым с колокольней, расположенной на Соборной площади Московского Кремля.
Когда пошёл последний год пребывания в Лицее, Государь предложил воспитанникам записаться в военную службу. Таковых оказалось десять человек, Пущин был в их числе. «Сердце дробилось, – замечал Пущин, – школьная семья должна была разлучиться; стали писать стихи в альбомы».
Ты вспомни быстрые минуты первых дней,
Неволю мирную, шесть лет соединенья,
Печали, радости, мечты души твоей,
Размолвки дружества и радость примиренья…
Что было и не будет вновь…
Эти строки записал в альбом Пушкин своему другу перед окончанием Лицея. Немногие из выпускников получили подобный автограф.
Свободолюбивый дух Лицея имел сильное влияние на молодого Пущина. «Все люди как нравственные существа между собою равны, ибо все имеют одинаковую природу, из которой проистекают общие права человечества», – эта мысль лицейского профессора Александра Куницына глубоко запала в душу Ивана Пущина, и он так и не переменил своих убеждений до конца жизни. Неудивительно, что после выпуска из Лицея Пущин оказался в рядах декабристов.
Он член «Священной артели», «Союза спасения», «Союза благоденствия» и «Северного общества», участник восстания на Сенатской площади. Пущин был осужден по I разряду и по конфирмации 10.07.1826 приговорен в каторжную работу. В 1837 г., в тюрьме Петровского завода, Пущин узнал о гибели Пушкина. Трагическую новость привёз один из офицеров острога, только что вернувшийся из Петербурга. Пушкин умер в доме 12 на Мойке: он снял там квартиру незадолго до смерти. Пущин прекрасно знал этот особняк: дом Пущиных стоял рядом по адресу Мойка 14. «Бывают странные сближенья», – писал Пушкин, и как тут не вспомнить – комнаты 13 и 14 в Лицее, дома, стоящие рядом на Мойке…
В 1843 году Пущину было позволено переехать в Ялуторовск, где он окончательно обосновался. Здесь он учил на дому местных жителей, хлопотал об учителях, заботился о нуждающихся каторжниках, оказывая им посильную помощь. 26 августа 1856 года, вместе с остальными декабристами, Пущин получил амнистию. Ему разрешили жить в Петербурге. 22 мая 1857 года он вступил в брак с вдовой декабриста, Н. Д. Фонвизиной, и переселился в подмосковное Марьино. Но жить ему оставалось только два года.
В ссылке Пущин создал главный труд своей жизни – «Записки о Пушкине».
Люди по разному относились к Пущину, однако все признавали его благородный образ мыслей и чистые побуждения. Испытания, выпавшие на его долю, не сломили его и не заставили отказаться от идеалов своей лицейской юности.
Пётр Саврасов
1799–1830
Из табеля, составленного из поданных ведомостей об успехах, прилежании и о дарованиях воспитанников Лицея, с 19-го марта по ноябрь 1812 года.
Саврасов:
В русском и латинском языках. Едва приметны способности, но прилежен и успехи хороши.
Во французском языке. Способности и успехи приметно возрастают.
В немецком языке. Трудолюбив и много успевает.
У адъюнкт-профессора де Рененкампфа (по словесности немецкой и французской). Способности ещё мало развились.
В логике и нравственности. Внимателен и понятен, действует силою рассудка, успех его надёжен.
В математике. Судит медленно, прилежен, успехи хорошие.
В географии и истории. Дарования и успехи очень хороши, а прилежанием даёт ещё лучшую надежду.
В рисовании. Хороших дарований, изрядных успехов.
В чистописании. Способен и очень прилежен.
В фехтовании. Не хорошо ещё.
По нравственной части. Весьма благонравен, кроток, терпелив, чистосердечен, равнодушен.
Саврасов имел комнату номер 15 у той же глухой стены арки, что и Пушкин. Но его комната сообщалась через окно с комнатой Павла Гревеница, переговариваться с Пушкиным Саврасов не мог. В этом смысле Пушкину повезло: Саврасов был очень далёк как от дел литературных, не участвуя ни в каких лицейских изданиях, так и от мальчишеских забав, до которых горазд был Пушкин.
Саврасов проходил под кличкой «Рыжий», «Рыжак», за его огненно-рыжий цвет волос. Энгельгардт о нём говорил, что за весь период своего обучения он ни разу не был наказан и «вряд ли получил хоть у кого-нибудь выговор». При выпуске из Лицея Пётр Саврасов получил похвальный лист за номером 2 «с правом на серебряную медаль» и вступил в лейб-гвардии 1-ю артиллерийскую бригаду. Служил Саврасов так же прилежно и примерно, как и учился. Участвовал в нескольких военных кампаниях, в 1827 году получил чин полковника.
Неожиданно Саврасов, обладавший отменным здоровьем, заболел чахоткой, был вывезен в Германию для лечения, однако немецкие медики спасти его не смогли.
Из своей ссылки в 1830 году Иван Пущин послал Энгельгардту слова глубокого соболезнования и сочувствия по поводу случившегося, несмотря на запрет всяческой переписки.
Александр Корнилов
1801–1856
Александр Корнилов был сыном Иркутского и Тобольского губернатора, за что получил лицейскую кличку «Сибиряк». Он был небольшого роста и плотного телосложения. В литературных затеях участия не принимал, однако любил порезвиться и подурачиться.
