скачать книгу бесплатно
– Я Нэско.
– У мужчин здесь нет имен, и не должно быть. Тебе придется принять это, если хочешь жить с нами и стать частью нашего народа.
– А твой отец? Он ведь мужчина? Почему у него есть имя?
– Никаких больше вопросов. Спросишь его завтра сам, если после дня работы останутся силы.
Она хитро улыбнулась и ушла прочь, оставляя меня сидеть в одиночку до самого заката. И все это долгое время к костру охапками сносили дрова, поддерживая жар. В то время как ядовитая вода продолжала бурлить, поднимая в воздух свои ядовитые пары.
В городах за любую работу, хоть как-то связанную с водой, платили вдвое больше. Людей, что видели обезумевших, можно пересчитать по пальцам. Едва ли их наберется больше десятка. Немного больше тех, кто слышал о подобных случаях. Но о последствиях попадания воды в организм знал каждый человек. Кто-то из страха перед безумием предпочитал не купаться вовсе. Другие надевали в купальню специальные маски, закрывающие нос и рот, с длинной дыхательной трубкой, которая выходила за пределы купальни.
Здесь же люди будто и не боялись воды. Дети резвились в клубах пара. Женщины готовили в воде жидкую еду. Никто не боялся обезуметь. Все здесь уже были безумны, по моему личному мнению, либо хранили от мира великую тайну, вернувшись с которой я мог бы изменить все наше представление о жизни.
Меня дважды за сегодня спросили, с чем я пришел, но ответа мне и самому не известно. Я не желаю зла этой милой деревушке, но и добра я не несу. Здесь меня держат жадность и амбиции, но никак не добро или зло. Я хочу остаться в истории, хочу изучить этот мир, понять его. Я хочу облегчить жизнь своего народа, избавить их от страха и предрассудков. Хочу постичь причины и следствия всего, до чего дотянется моя мысль.
На закате Дрина вернулась ко мне и проводила к старейшине, сказав, что дальше женщинам нельзя присутствовать.
Пара десятков мужчин стояли вокруг потухшего костра. Котел лежал рядом, опрокинутый на землю. Перед ним, на земле, сиял белизной обнаженный олений череп.
Старейшина воззвал к самому старшему мужчине племени и из-за моей спины появился утренний гость. Он вышел в центр круга и встал перед черепом на колени.
– Сегодня, – начал Мидри, – нас покидает старший сын Инджен. Ему суждено принять нашу судьбу и исполнить давнее предназначение.
Старейшина обратился к мужчине.
– Сегодня тебе предстоит умереть и воссоединиться с Кровавой луной. Сегодня тебе предстоит уснуть сном мертвеца на сотню дней. Готов ли ты, старший сын Инджен?
– Я готов.
На небо медленно, одна за другой взошли три луны. И стоило Кровавой подняться на небосвод, как рога засияли. Не так, как прошлой ночью, не блекло и едва заметно. Они засияли как сама луна, распространяя свет вокруг себя, на много шагов вперед.
– Отбрось людское и собственное. – Приказал старейшина, и мужчина послушно отбросил одежду и украшающие его руки браслеты. Почти в то же мгновение на него набросили черную мантию. Настолько черную, что сам её цвет казался ненастоящим.
– Протяни руки. – Снова раздался командирский тон. И мужчина так же покорно протянул руки и принял в них еще горячий, судя по всему, череп.
– А теперь прими посвящение. Прими судьбу. Прими Драула.
С последним словом тот, кого назвали старшим сыном Инджен, надел на голову череп, и, издав короткий, но полный боли крик, упал. Несколько крепких парней подняли его на руки, натянули капюшон поверх костяной маски и унесли прочь. А старик опустился на колени и поднял глаза к небу, прося луны об удаче на следующие сто дней.
Я просто сел на землю рядом с ним и сидел так, пока не разошлись остальные мужчины. Вопросов было много. Больше, чем я мог задать. Что значит это слово «Драул», которое я слышу уже второй раз за сегодня? Что случится через сто дней? Куда делось так быстро тело мужчины? Зачем ему нужно было надевать на себя этот череп? Что за предназначение у этих людей? Мой поток мыслей прервал запах знакомого горького дыма и голос.
– Ты считаешь нас дикарями? После увиденного тобой сейчас зрелища, я бы сбежал. Так чего ты сидишь здесь? Почему не сбегаешь? – Слова были такими же горькими, как и табачный дым.
– Еще утром вы говорили, что для вас ценна каждая жизнь. Но сейчас я увидел, как все племя, молча, наблюдало за смертью сородича. Я не знаю ничего о вас, вашей жизни и культуре, и поэтому у меня нет никакого права судить, однако это идет по иному пути, нежели ценить каждую жизнь.
– Предназначение ценнее всех наших жизней, и мне стыдно за то, что я не могу исполнить его сам. Вместо этого я должен отправлять на ту сторону своих сыновей, сыновей моих друзей. Должен смотреть потом в глаза их женам и детям. Должен жить с этой ношей, пока не умру от старости и не передам имя и этот тяжелый груз другому мужчине, заключая уже его в замкнутый круг горечи.
– Я помню, вы не велели задавать вопросов сегодня, но Дрина сказала, что мужчины в вашем народе не имеют имен. Однако ваше имя Мидри. И сейчас вы сказали, что передадите имя преемнику.
Луны на небе светили ярко, окутывая трехцветным светом деревянные домики и наши сидящие на земле фигуры. От трубки поднимался тонкой струйкой дымок. От еще красных углей костра тоже поднимался дым, серый и густой. Лучи лунного света окрашивали его, создавая невиданное раньше мною зрелище. Старик рядом будто плакал, но не было ни всхлипов ни слез.
Рыдала его душа. Рыдало его сердце. Слишком тяжелая ноша для кого-то столь маленького и слабого на вид.
– Ты узнаешь все со временем, не торопи события. Как говорили древние, побеждает тот, что умеет ждать. Тебя это тоже касается. Хочешь узнать о нас, пожалуйста. Живи с нами, ешь и работай с нами. Дождись когда кончится отведенная умершему сегодня сотня дней. Ты все увидишь и все поймешь. Просто стань одним из нас.
Мы еще долго смотрели на небо, прежде чем отправиться домой. Мне выделили комнату в доме старейшины, ту самую, в которой я очнулся сегодня утром. День выдался богатым на события и потрясения. Вдобавок, я так давно не спал в тепле и сухости, на подушке. Пусть моим матрасом была набитая в тряпку солома, спалось на ней явно слаще, чем на голой сырой земле. Сон в ту ночь был без прикрас лучшим за весь предыдущий месяц.
Утром меня разбудил Мидри и позвал за стол. Столько странной еды я никогда не видел. Мне казалось, что на воде с мясом и овощами гастрономические странности закончатся, но деревне было чем еще меня удивить. Было что-то называемое хлебом. Как мне объяснили, его делали из высушенных и измельченных диких злаков и воды, а потом запекали в нагретом каменном сундуке. Еще мне предложили птичьи яйца, то тоже приготовленные в воде.
Воду местные жители использовали безо всякой опаски, разве только не пили и не поили скот. Даже малыши и старики, которым от природы свойственны суеверность, спокойно относились к купанию.
После завтрака старейшина отвел меня туда, где мне предстояло сегодня работать. С несколькими мужчинами мы сперва должны были свалить дерево, а потом распилить его на длинные тонкие полотна, и на странном механизме превратить в труху. Казалось бы, сруби любое дерево, но нет. Мы очень долго ходили вокруг деревни в поисках особой породы мягкого дерева. Повалить такого великана оказалось не самой легкой работой, да и я только мешался под ногами, но мужчины были очень терпеливы и добры ко мне.
К полудню одна из женщин принесла нам обед. Тот же хлеб, густое взбитое коровье молоко и тонкие ломтики вяленого мяса вместе с кувшином сока. Какой бы знакомой временами не была здешняя еда, её вкус был почему-то насыщеннее и ярче чем в городах. То же молоко, то же мясо. Но я будто ел нечто совершенно иное. Словно никогда до этого момента не пробовал ничего похожего. Может у них имеются какие-то особые знания и для приготовления пищи?
После еды и небольшого перерыва мы принялись распиливать вековое бревно. Создавалось впечатление, что для здешних мужчин это обычное и легкое дело. Думаю, без меня, они бы уже управились. Но мы все делали медленно и неторопливо, ориентируясь на мой темп. Мидри приходил проведать меня, даже похваливал, но, скорее всего, он просто надеялся, что я останусь к вечеру без сил. Хитрый старик. И очень мудрый. Видно, что прожил много лет.
Завершить запланированную работу до заката мы так и не смогли, а с заходом солнца вся работа в деревне прекращалась. Как я ни настаивал на продолжении, мне запретили даже говорить об этом и направили ко вчерашнему костру, у которого уже собралась целая очередь с глиняными горшками. Каждому подходившему наливали полный горшок того, что местные назвали супом, та самая жидкая еда, а получив свое, люди расходились по домам. Староста стоял в самом конце очереди, что очень меня удивило, разве не лидер должен был получать еду первым? Или же у них всегда был достаток, что он был уверен в получении своей доли? Картина не укладывалась в моей голове. К котлу мы подошли вместе. Он за едой, а я вместе с ним.
– Ну и как тебе рабочий день? – Он явно насмехался. Я был грязным, потным и липким. Из волос можно было бы вытрусить целую горсть опилок. Но вместе с тем я ощущал такую невообразимую легкость в душе. Даже не знаю, что еще мне нужно сделать, чтобы снова испытать похожее чувство.
– Хоть и устал, но чувствую себя потрясающе.
– Потому что ты хорошо потрудился.
– Но я и раньше работал на производствах и в полях. Мне знакома усталость и чувство гордости за свой труд. Сейчас не это. Ощущается все совсем не так. И я не горжусь собой, потому что только замедлял общую работу.
Мой собеседник засмеялся. Мы шли медленно, не торопясь. К крайнему домику деревни, который заливала своим зеленоватым светом Мирная луна.
– В этом ты прав. Ты затормозил работу всей деревни. Обычно мы успеваем переработать за день одно такое дерево, чтобы отправлять одинаковое количество бумаги в башни каждую декаду. Завтра придется направить тебя в другое место. Возможно, поможешь добывать соль.
– Соль? Это еще один вид еды?
– Все вопросы после ужина, а про соль завтра и узнаешь.
Мы вошли в дом, где уже пахло так, что голод подступил к самому горлу. Пахло жареным мясом. Наконец, привычная мне еда. Правда, суп есть мне тоже пришлось. Точнее я и сам был не против. Такая жидкая еда насыщала уставшее тело гораздо быстрее, да и есть её было значительно проще.
После сытного, но молчаливого ужина, Мидри отправил меня за моим дневником и сказал ждать на заднем крыльце, а сам помог дочери убрать со стола, что тоже удивило меня в какой-то степени.
Нет, мы в городах не сваливаем всю работу по дому на женщин, но Мидри старейшина. Главный. Хозяин деревни. Отец своей дочери. Все это дает ему некоторую свободу от подобных дел. Так я привык считать. Так меня приучили считать. Я с детства знал, что более сильный, уважаемый или взрослый человек перекладывал свои заботы на всех, кто ниже его, но здесь было иначе. Именно самый уважаемый человек стоял в конце очереди за едой, именно главный помогал всем остальным. И мне это нравилось, пусть и вызывало смешанные чувства и путаницу в голове.
Взяв дневник и угольный карандаш, я отыскал дверь на заднее крыльцо, которую не заметил ранее.
Дверь выходила на лесную опушку. Немного поодаль чернели редкие деревья, едва видимые на фоне лесной стены позади них. Стояла пара стульев со спинкой, а на ступеньках лежали большие подушки из грубой волокнистой ткани. Путешественнику не привыкать сидеть на земле, более неудобными мне казались стулья, поэтому я занял одну из подушек и принялся ждать, гадая, сколько вопросов мне позволят задать.
Ночная прохлада приятно стелилась по коже. Ветер едва заметно колыхал траву вокруг дома и доносил с собой теплый аромат костра. За спиной тихо скрипнула дверь, половицы едва заметно изогнулись. Старик присел, как и я на подушку, и достал свою трубку.
– За каждый мой ответ, я тоже задам тебе вопрос. Наш разговор закончится тогда, когда ты не сможешь на него дать ответ, и мне придется отвечать самому. Тебя устроит такой порядок?
Хвастовство не мой порок, но я почти уверен, что вхожу в число наиболее умных и ученых жителей Орьенте, поэтому причин отказаться не увидел. Только кивнул в знак согласия и открыл свой дневник.
– Хорошо, спрашивай. – Он закурил и оперся на одну из балок, поддерживающих крышу.
Вопросы, что до этого момента переполняли мою голову, просто исчезли. Я даже не мог понять, что именно мне интересно.
– Как много я могу спрашивать? Насколько глубоки ваши знания?
– Мы знаем все и обо всем, кроме момента, с которого нам стало известно это.
– Вы так пытаетесь меня запутать?
Клубок горького дыма пронесся мимо меня и, подхваченный ветром, улетел в небо.
– Это уже третий вопрос, юноша, а я пока не задал ни одного. – Старик усмехнулся. – Как твоё имя?
– Меня зовут Нэско Рех. Но ваша дочь сказала, что здесь мне имя ни к чему.
Он покачал головой. Глаза, что совсем недавно источали искорку ехидства снова стали суровыми.
– Почему мужчины в вашем племени не могут иметь имена? Ответьте, пожалуйста, так, чтобы этот вопрос не превратился в сотню новых.
– Ну что ж, – еще клубок дыма улетел навстречу лунам, – мужчины не носят имен потому, что они им не нужны. Рано или поздно, любой мужчина из нашего племени может быть вынужден пройти посвящение и стать Драулом, и наличие имени им только помешает в этом. Имя подтверждает твоё существование. Оно с тобой от рождения и до самой смерти. Но не все мужчины Инджен могут спокойно умереть и оставить после себя память, поэтому издавна мы решили, что лишившись имен, будет проще исполнять наше предназначение.
– Вы говорите про предназначение так, будто оно причиняет вам много боли. И все равно продолжаете исполнять его, теряя сородичей, и лишая друг друга имен и памяти. Мне сложно понять это.
– Почему люди за лесом все еще боятся воды? Ты ведь с опаской пьешь и ешь то, что тебе здесь предлагают. А все потому, что еда готовится в воде, так ведь?
– Да. В городах действительно боятся воды. Жители Мердинеса попытались полностью от нее отказаться и использовать только сок глубинных лиан, но это чуть не уничтожило город и всю плантацию. Для меня намного страннее не бояться воды, ведь она отравляет мозг и превращает человека в безумца.
– Похоже безумцы вы и без единого глотка воды.
– Тогда почему вы не боитесь воды?
– Потому что мы умеем с ней обращаться, знаем её свойства.
– Какие свойства?
В дневнике уже была озаглавлена страница для этой тайны, но меня остановили.
– Мой вопрос. Как вы поступаете со священными золотыми зверями?
Эта тема точно болезненная для него и всего его народа. Раз он назвал зверей священными и раз говорил, что они не должны умирать от рук людей. Но соврать нельзя. А каковы будут последствия правды? Меня тотчас же изгонят? Выбросят в лес? Так или иначе, разгадка одной из главных тайн мира у меня уже перед глазами, осталось только схватить ее.
– Честно признаться, поначалу им не давали прожить и дня. – Даже в темноте я заметил, как гримаса горечи исказила лицо моего собеседника. – Но потом, благодаря исследованию Дихта их стали оставлять в живых. С золотых овец собирают ценную шерсть. Мясо золотых животных продается по баснословной цене еще до того, как животное подрастет для убоя. Молоко и жир золотого скота идут на дорогие кремы и косметику. Некоторые даже считают их целебными. Богачи едят их мясо, чтобы, как они думают, продлить себе жизнь.
– А рога? Что с их рогами?
– Из рогов делают костяные украшения или мерцающий алый пигмент.
Казалось, будто я рассказываю старику о кровопролитной войне, о леденящих кровь ужасах. Его губы дрожали в безмолвном порыве эмоций, а руки тряслись от бессилия. Словно его обсыпали горячими углями, так он выглядел в этот момент.
– Простите.
– Не тебе просить прощения и не у нас. Сама Память когда-нибудь накажет людей за поступки, и тебе же лучше, если ни ты, ни твои потомки не застанут эту месть.
Табак в трубке давно истлел, однако старик не спешил убирать ее, вместо этого он ловко перекатывал деревянную фигурку через пальцы, смотря в темноту, в самую глубь лесной стены.
– Ты хотел узнать про воду, так ведь? Я расскажу, но на сегодня это будет последним вопросом. Мне надо подумать в одиночестве. – Дождавшись моего согласия, он продолжил. – Вода не несет в себе яда. Вода обладает Памятью, как любое другое живое существо. Как мы с тобой, как люди за лесом, как та же курица или корова. И эта Память хранится там, – он указал пальцем себе под ноги, – глубоко под землей, в океане. Сама Память и есть ваш яд. Её осколки проникают в ваше сознание и наполняют его неведомыми вам образами и голосами, поэтому вы сходите с ума, вы просто люди. А мы пьем эту воду, потому что позволяем Памяти впитаться в носитель.
– Но это ведь не полный ответ. Он не позволит людям в городах так же без страха использовать воду.
– Что для тебя или мира сделали эти люди, раз ты хочешь помочь им?
Уже не старческие, а полные глухой злобы глаза смотрели на меня, будто пытаясь заглянуть внутрь, узнать мои мысли, найти то, за что можно задеть.
– Я родился и вырос среди этих людей. Я работал и жил с ними бок о бок. Для меня они всё равно что племя для вас. Этого недостаточно?
– Из того, что я успел понять, нас нельзя сравнивать. Мы работаем вместе на благо друг друга. Сильный помогает слабому и не упрекает его за медлительность или немощность. Отец помогает дочери, мужчина женщине, женщина мужчине. В нас нет злости, нет жажды. Мы не меняем мир только потому, что не можем приспособиться к жизни в нем. Мы не угнетаем и не стыдим друг друга за отличия, не то что вы.
Я хотел было возмутиться от подобных слов. Это дремучее племя, этот старик, что только недавно хвалился безграничными знаниями, смел судить о том, чего никогда и не видел. Но остатками разума понимал, что старик прав. Мы и правда стыдили тех, кто не похож на большинство, за лесом процветает неравенство. Богатый богатеет, создавая больше бедноты, власть имущий кичится мнимым величием, да и я сам не лучше.
– Как вы, те, кто ни разу не покидал восточный лес, можете говорить хоть что-то о городах, в которых то и не бывали? Пусть я и согласен со сказанным, отчасти, но всё же, права судить чужаков вам никто не давал.
– Память. Память сотен и тысяч поколений дала нам такое право. Начало этому лесу положило не наше племя, а ваше. Вы оградились от наших знаний и идеалов, не желая принимать помощь и мудрость. Оградились стенами городов, горами, словами. Думаешь, ваш Септо просто так окружён горами как крепостной стеной? Из-за сильных ветров ваши люди создали их. Стоит сгрести немного грязи с этих гор, как обнажатся рукотворные стены.
Не такое я ожидал услышать. Да и не поверил бы никогда в то, что это возможно. В нашей истории нет ни единого упоминания, ни о стене из деревьев, ни о рукотворных горах. Да и если они действительно были созданы руками человека, то, как давно и как долго?
Если лес – лишь вопрос нескольких веков, то горы как же? Если их строили еще до нулевого года, как давно началось их создание? Кто начал их создание? Почему старик знает об этом, но не величайшие умы городов?
– Я не верю. Такого просто не может быть. Невообразимо построить такие большие стены. Просто невозможно. У людей даже сейчас не хватит ни сил, ни ресурсов, чтобы обеспечить подобное строительство, даже с имеющейся промышленностью и технологиями.
– Но я прав. И дело это рук совсем древних людей. Без ваших машин и механизмов. Без фабрик, что могут за раз сделать тысячу кирпичей. На камнях, песке и поте тысяч людей построены те стены. И простоят они еще долго.
Все моё лицо кричало о недоверии, но старик не собирался оправдываться или пытаться убедить меня в своей правоте, возможно, ему просто нравилось вносить сумятицу в мою душу, поэтому вместо разговоров он просто отправил меня в купальню, а после и спать.
Именно купальня и отвлекла меня от роящихся в голове мыслей. Она была так хорошо продумана и сделана, что я поразился, как люди в городах не догадались об этом. Видимо мы бы посчитали такой подход слишком простым и небезопасным.
Когда еще вчера утром меня вели через деревню, я заметил коробки на крышах. Так вот, в тех коробках была вода. Правда мне не понятно, как она не протекает через доски, и почему нагревается настолько сильно. Даже если набрать в ведро воду и поставить на солнце, уйдет несколько часов, чтобы нагреть её до такой температуры, а тот огромный короб прогревался всего за день. Завтра надо будет залезть на крышу и осмотреться.
Из этих самых коробок на крыше в комнату спускалась труба, открыв которую можно было наполнить ведро горячей водой и обмыть тело.
Старик сказал мне, что если я натрусь чем-то из кувшинчика в купальне, то больше никогда не смогу жить как прежде. Так я и сделал. В кувшине оказалась зеленная травянистая масса с какими-то цветными вкраплениями. Пахло это в сотню раз лучше, чем было на вид, и я решился. На коже появились пузыри. Видимо это их аналог мыла, правда, пахнет намного лучше. Да и кожа после этой смеси не такая грубая.
Спалось мне во вторую ночь еще слаще, чем в первую. Тело растекалось по матрасу, мышцы подрагивали от дневной работы, но и это ощущалось приятно.
Во сне я видел себя, без опаски пьющим воду, раздавая её людям вокруг меня. Они пили воду и улыбались. Дети без тени страха на лицах прыгали в огромный, наполненный водой таз, а женщины готовили суп и хлеб. Мне снилось то, чего я так отчаянно желал. Счастливое будущее. Вклад в жизнь, настолько значительный, настолько весомый, что затмил бы все предыдущие попытки сотен исследователей. Всеобщее признание и благодарность. Богатство и благополучие. Все это ждет меня, стоит только раздобыть нужные знания и добраться с ними домой.
Этот сон преследовал меня еще не один день, и даже не одну декаду. Как и новая работа, что дал мне Мидри. Он назвал это добычей соли, но все что я делал, это надевал на пояс корзинку и ходил по полянам в поисках определенной низкой травки с тремя листиками. До этого момента я не догадывался, как много трав имеют по три круглых листика. Какую бы я не приносил, меня отправляли искать заново.
