banner banner banner
Величайшее благо
Величайшее благо
Оценить:
Рейтинг: 0

Полная версия:

Величайшее благо

скачать книгу бесплатно

– По-моему, нам пора, – сказала она неожиданно для самой себя.

– Никто не хочет расходиться, – ответил Гай, очевидно шокированный ее предложением.

– Нет-нет, – тут же подхватила Софи. – Еще слишком рано.

– Я устала, – сказала Гарриет.

– Завтра вы можете спать весь день, – ответила Софи.

Инчкейп затушил сигарету:

– А я бы лег пораньше. Мне не удалось выспаться в поезде.

– Ну дайте мне хотя бы допить, – сказал Гай тоном ребенка, который просит посидеть еще десять минуточек, и поднял свой полный бокал.

– Еще совсем рано, дорогая моя, – вставил Якимов, доливая себе бренди.

Они просидели еще полчаса. Гай цедил бренди и пытался оживить разговор, но ритм был утерян. Всеми овладела вялость, присущая окончанию вечера. Когда наконец решили уходить, пришлось искать официанта.

Инчкейп положил на стол купюру в тысячу леев со словами:

– Это за меня.

Гай заплатил остальное.

Они взяли такси и двинулись обратно. Софи жила в центре города, и ее высадили первой. Гай вышел проводить ее до двери, и она долго и эмоционально что-то говорила, схватив его за руку. Уходя, он окликнул ее:

– До завтра!

Затем отвезли в «Атенеум» Якимова. Уже у гостиницы он сказал:

– Батюшки, я и забыл: меня ждут на приеме в апартаментах княгини Теодореску.

– Какой поздний прием, – пробормотал Инчкейп.

– На всю ночь.

– Когда мы найдем себе квартиру, приходите к нам на ужин, – сказал Гай.

– С радостью, дорогой мой, – ответил Якимов и принялся выбираться из автомобиля, в результате чего практически уселся на бордюр. Кое-как встав на ноги, он нетвердым шагом дошел до вращающихся дверей и по-детски помахал остающимся.

– Мне интересно, – сухо сказал Инчкейп, – как вы будете вознаграждены за свое гостеприимство.

– Яки раньше был знаменит своими приемами, – с упреком сказал Добсон из своего угла.

– Что ж, посмотрим. Пока что, если вы не против, я бы попросил высадить меня следующим.

* * *

Принглы молча вошли к себе в комнату. Гарриет опасалась, что муж упрекнет ее в том, что она испортила вечер. Это было бы справедливо. Она действительно могла бы проспать хоть весь следующий день – и что такое лишний час-другой перед лицом вечности?

Пока она ложилась, Гай изучал себя в зеркале.

– Как ты считаешь, я похож на Оскара Уайльда? – спросил он.

– Пожалуй.

Некоторое время он гримасничал перед зеркалом, представляя себя разными кинозвездами. Гарриет задумалась, не настал ли удачный момент, чтобы спросить его про Софи, и решила, что нет, не настал. Вместо этого она сказала:

– Ты совсем как ребенок. Давай спать.

Отвернувшись от зеркала, он сказал с нетрезвым самодовольством:

– Старина Прингл ничего так. Совсем неплох.

4

Якимов обнаружил, что его одежду вычистили, отгладили и сложили на кровать. Переодевшись, он надел один черный и один коричневый ботинок. На вечеринке кто-нибудь обязательно обратит на это внимание, и тогда он удивленно взглянет себе на ноги и скажет: «Вы не поверите, дорогой мой, дома у меня осталась точно такая же пара».

Он считал это одним из самых тонких своих розыгрышей и не прибегал к нему со времен смерти милой Долли, приберегая его на более счастливые времени. Теперь же он чувствовал, что в его жизни началась белая полоса и может случиться всё что угодно.

Одевшись, он еще некоторое время сидел и перечитывал письмо, над которым трудился в настоящий момент. Письмо было адресовано его матери. Он уже сообщил ей, как его найти, и попросил как можно скорее выслать его содержание. Он сообщил, что занимается важной волонтерской работой в военных интересах, но не стал вдаваться в подробности, чтобы она не переоценила его благосостояние.

После продолжительных размышлений он взял карандашный огрызок и дописал, чтобы порадовать ее: «Сегодня вечером я собираюсь на прием к княгине Теодореску». Обычно он уставал после первого же предложения, но в нынешнем своем настроении он продолжил писать. Некоторые слова выходили у него очень крупными, другие – совсем мелкими, но все были написаны четко и разборчиво, как у старательного ребенка. «Всего наилучшего, старушка, и не вешай нос. Твоему Яки снова повезло».

Ощущая удовлетворение от выполненного дела и предвкушая удовольствие, он отправился вниз, чтобы встретиться с князем Хаджимоскосом.

Этот день выдался удачным. Якимов был доволен; такого довольства он не испытывал со времен смерти Долли, после которой остался без гроша. Поспав днем, он спустился в гостиничный бар, знаменитый Английский бар, где, как и надеялся, встретил знакомого. Это был английский журналист Галпин.

Увидев Якимова, Галпин стал смотреть в другую сторону, но Якимова этого не смутило: он встал прямо перед журналистом со словами: «Приветствую, в прошлый раз мы виделись в Белграде!» – и, не успел Галпин ответить, добавил: «Что вы пьете?» Что бы Галпин ни собирался произнести вначале, в итоге он лишь что-то проворчал и сказал:

– Скотч.

Галпин был не один. Когда Якимов с улыбкой огляделся, намереваясь спросить, что пьют окружающие, они закрылись, как устрица, которая сжимает створки раковины вокруг жемчужины. Он рассказал о встрече с Маккенном; рассказ был встречен вежливым вниманием.

– Только подумайте, друзья, – сказал он. – Ваш бедный старый Яки – и вдруг аккредитованный военный корреспондент!

– А вы передали историю Маккенна? – спросил Галпин.

– Естественно. До последнего слова.

– Ему повезло.

Галпин мрачно заглянул в пустой стакан.

Якимов настоял, что закажет всем еще выпить. Журналисты приняли его угощение, после чего заговорили между собой. Перед его приходом они обсуждали прибытие в Бухарест Мортимера Тафтона и теперь вернулись к прерванному разговору. У Тафтона был нюх на события, говорили они. Куда бы он ни приехал, там что-то происходит. Якимов был забыт, но его это не смущало. Он был счастлив, что вновь может угощать других. После такого знакомства можно было надеяться на то, что эти люди не будут с ним слишком грубы.

Исторгнутый компанией журналистов, он столкнулся с местными завсегдатаями, которых привлекла щедрость Якимова. Они смотрели на него с восхищением. Он позволил им представиться: Чичи Палу, граф Игнотус Хорват и князь Хаджимоскос. Если в улыбке Якимова и присутствовала легкая снисходительность, заметить ее было очень сложно. Он понимал, что именно эти люди – подобающая ему компания, и не предполагал, что они питают хоть какие-то иллюзии на его счет. И всё же ему было приятно выступить в роли их покровителя. Он заказал им выпить. Они заказали виски, как того требовала мода: это был самый дорогой напиток в баре.

– Потом мне надо будет спешить, – сказал Якимов. – Я сегодня ужинаю с моим другом Добби Добсоном, который служит в миссии.

Услышав это, глава троицы, Хаджимоскос, сказал:

– Не хотели бы вы, mon cher prince, поприсутствовать сегодня ночью на небольшой вечеринке, которую устраивает княгиня Теодореску в своем номере? Вы встретите там настоящих румынских аристократов. Это вовсе не те политики и парвеню, которые притворяются beau monde в наше время. Мы так любим англичан.

Якимов просиял в улыбке:

– Буду счастлив, дорогой мой.

* * *

Бар закрывался в полночь. Якимов уговорился встретиться с Хаджимоскосом в главном зале, где напитки подавали до тех пор, пока находились желающие их заказывать.

В центре комнаты на столе, стоявшем под самой большой люстрой, лежали экземпляры всех приличных английских газет. Рядом Хаджимоскос сгорбился над позавчерашним выпуском «Таймс». Как сообщил Добсон, Хаджимоскос был последним представителем одной из семей греческих фанариотов[15 - Фанариоты – греческая элита в Османской империи. Название объясняется тем, что вплоть до начала ХХ века они селились в районе Фанар в европейской части Константинополя.], которые управляли Румынией в годы Османской империи. Низкорослый и худой Хаджимоскос выглядел странно мягкотелым, словно его одежда скрывала не плоть и кости, а вату. Он носил детские черные тапочки самой искусной работы и теперь бесшумно заскользил в них к Якимову и взял его руки в свои маленькие белые ладони.

– Как радостно снова видеть вас, cher prince, – пролепетал он. Его лицо было покрыто старушечьей сеточкой морщин и всё же сохраняло некоторую детскость, узкие маленькие темные глаза были налиты кровью, череп восково просвечивал сквозь тонкие черные волосы.

Мужчины выжидающе смотрели друг на друга, пока Хаджимоскос не отвернулся и не сказал со вздохом:

– Я счастлив был бы вас угостить, но, к несчастью, забыл бумажник.

– Дорогой мой! – Якимов вдруг вспомнил, что он здесь главный. – Это я должен вас угостить. Чего бы вам хотелось?

– Виски, конечно. Ничего другого я не пью.

Они уселись на один из гобеленовых диванов, и Якимов заказал выпивку. Хаджимоскос склонил голову, словно хотел поделиться постыдным секретом, и заговорил:

– Так неловко, что я забыл деньги. Княгиня наверняка захочет, чтобы мы играли в chemin[16 - Одна из разновидностей баккара – карточной игры, в которой игроки стремятся набрать как можно больше очков, имея в своем распоряжении две или три карты.] или что-то вроде этого. Я так люблю эти игры. Не могли бы вы, mon cher prince, одолжить мне несколько тысяч?

Якимов смотрел на него с сожалением и беспокойством.

– Я бы с радостью, дорогой мой, но ваш бедный старый Яки сейчас живет в кредит. Валютное урегулирование, сами понимаете. Не смог ввезти сюда ни лея. Жду содержания от бедной моей матушки.

– О-ля-ля! – Хаджимоскос покачал головой и осушил стакан. – В таком случае нам лучше отправиться на вечеринку.

Лифт вознес их на верхний этаж. На площадке стоял гостиничный слуга и провожал гостей в гостиную княгини Теодореску. В лифте Хаджимоскос молчал; теперь же, когда ошеломленный жарой и запахом тубероз Якимов попытался взять его под руку, он ускользнул. Якимов остановился в дверях. От выпитого за вечер у него всё плыло перед глазами. Ему казалось, что комната, освещенная черными и золочеными свечами, уходит в траурную бесконечность. Пол напоминал пропасть, хотя и оказался вполне прочным. Осознав, что ступает по черному ковру, а стены и потолок выкрашены в черный и потому не видны, он почувствовал себя увереннее и зашагал вперед. Завидев Хаджимоскоса в центре комнаты, он попытался срезать путь и тут же наткнулся на черное бархатное кресло. Несколько женщин привлекли всеобщее внимание к его падению своими искусственными взвизгиваниями.

– Хаджи, cheri! – воскликнул кто-то экстатически, и в воздухе возникла голова на шее, так напряженно вытянутой вперед, что на ней вздулись жилы. Лицо это казалось изношенным, но не от возраста, а от непрерывного веселья.

– Княгиня, – неистово прошипел Хаджимоскос.

Якимов поднялся на ноги и был представлен.

– Enchantеe, enchantеe![17 - Очень приятно! (франц.)] – вскричала княгиня. Что-то пролетело перед носом у Якимова. Осознав, что это была рука в черной перчатке, он попытался ухватить ее и поцеловать, но рука уже исчезла. Прибыл очередной гость.

Якимов обернулся, но Хаджимоскос тоже исчез. Оставшись в одиночестве в центре комнаты, Якимов осмотрелся в поисках выпивки. Когда глаза его привыкли к темноте, он начал различать позолоченную мебель, но остальные гости виделись ему лишь в виде кистей рук и лиц. Ему вспомнились сеансы Долли, на которых эктоплазма сочилась между черными занавесями кабинета медиума.

Чувствуя, что устал и не понимает, что делать, он осторожно преодолел несколько метров, хватаясь за мебель, пока не наткнулся на официанта с подносом. Обнюхав стаканы, он собирался уже взять виски, как вдруг его внимание привлекли высокие бокалы.

– О, да это же шампанское, – сказал он. – Будьте так добры.

Вновь заулыбавшись, он продолжил осторожно двигаться по комнате. Хаджимоскос разговаривал с двумя очаровательными барышнями. Приближаясь, Якимов услышал, как он рассказывает:

– Представляете, один ботинок черный, а другой – коричневый! Я еще в лифте заметил.

Барышня помладше громко охнула, а та, что постарше, заметила:

– Les Anglais! Ils sont toujours s?oul![18 - Англичане! Вечно они пьяны! (франц.)]

При виде Якимова злорадное выражение на лице Хаджимоскоса угасло, и он расплылся в улыбке.

– А вот и вы, mon cher. – Он сжал руку Якимова. – Позвольте мне представить вас моим очаровательным подругам. Княгиня Мими и княгиня Люли. Фамилии излишни.

Мими, младшая, была по-детски очаровательна. Старшая выглядела болезненно-бледной и осунувшейся, улыбалась редко и неохотно. Они позволили ему поцеловать им руки, после чего молча принялись его разглядывать. Не выпуская руку Якимова, Хаджимоскос разразился чересчур бурным потоком слов:

– Я как раз говорил, что нам надо обязательно – чуть позже, разумеется, когда мы будем в настроении, – поиграть в одну чудесную игру. «Белоснежка и семь гномов»! Mon cher, я настаиваю, чтобы вы были гномом!

– Боюсь, из меня плохой игрок, дорогой мой.

– О, это необычная игра. Мы сами ее придумали. Мы выбираем красивую девушку – Мими, скажем, или Люли – и назначаем ее Белоснежкой. Затем мы выбираем семерых мужчин, они будут гномами. Они выходят из комнаты и снимают с себя всю одежду. Белоснежка остается в комнате и тоже снимает всю одежду! Затем они по одному заходят в комнату, и их встречает Белоснежка. В зависимости от их реакции мы даем им имена: Весельчак, Соня, Ворчун и так далее.

– И Чихун! – вмешалась Мими и тут же зажала себе рот обеими руками.

– Обещайте, – снова сжал Якимову руку Хаджимоскос, – что будете гномом!

Якимов нервно отступил.

– Только не я, дорогой мой. От меня в таких делах мало толку.

– Как это печально, – серьезно сказал Хаджимоскос, отпустил его руку и, извинившись, заскользил к дивану, на котором расположилась княгиня Теодореску в обнимку с юношей с большими рыжими усами. Якимов услышал шепот Хаджимоскоса: «Он сказал: „От меня в таких делах мало толку“». Его это не смутило. Он привык к тому, что его цитируют.

Вдруг Мими заговорила по-французски – словно механическая куколка, которую завели. Якимов говорил по-французски не хуже, чем по-английски, но этот румынский французский привел его в замешательство. Ему удалось понять, что она говорит о мужчине, который стоял неподалеку от них, – некоем бароне Штайнфельде, который, похоже, оплачивал эти апартаменты. Несмотря на это, княгиня была без ума от какого-то Фокси Леверетта, тогда как барон был compl?tement[19 - Совершенно (франц.).] не в фаворе. Девушки склонились друг к другу, и Якимов отошел, радуясь, что на этот раз смеются не над ним.

В результате он оказался рядом с бароном, который вежливо поприветствовал его, оскалив большие желтые зубы. Якимов представился.

– О, дорогой князь, разумеется, я наслышан о вас, – сказал барон. – Великая фамилия. Ваш отец был конюшим у царя, верно?

– Не буду лгать, дорогой мой, так и было.

Якимов тут же пожалел о сказанном. Барон так напряженно ожидал его ответа, что всё это напоминало какую-то проверку. Вдруг его сочтут самозванцем и выставят прочь? Но барон, расплывшись в улыбке, всего лишь спросил:

– Вы давно знаете княгиню?

– Мы только сегодня познакомились. Меня привел Хаджимоскос.

– А!

Штайнфельд кивнул, после чего уважительно заговорил о старинном происхождении княгини, причем эта тема явно доставляла ему удовольствие.