скачать книгу бесплатно
Пламя весело взвилось и опало. Хозяйке огня понравилось угощение. Когда огонь свистит, От Ине голодна и сердита. Нужно немедленно ее накормить, иначе быть беде. Вспыхнет костром юрта, пойдет по лесу пал…
Но сейчас огонь пару раз встрепенулся и спрятался под затянутые серым пеплом угли. От Ине уснула до утра. Ончас, сложив губы трубочкой, шумно втянула чай и блаженно зажмурилась.
Айдына молча ждала. Наконец Ончас покончила с чаем, с довольным видом перевернула пиалу вверх дном и поставила ее на низкий столик. Айдына не проронила ни слова.
– Спать иди! – благодушно велела Ончас. – Завтра рано вставать!
– Скажи, – Айдына придвинулась к тетке и прижалась к ней, совсем как в детстве, когда чувствовала себя маленькой и одинокой, – твоя душа встретила Орыса? Кто это? Где живет?
– Орыс? – Тетка слегка отклонилась и посмотрела на племянницу. – Я с ним разговаривала?
– Нет, ты просто кричала «Орыс! Орыс!» и тяжело дышала: «Й-их, й-их!», словно кто-то гнался за тобой и хотел убить.
Ончас погладила ее по голове, что в последнее время происходило крайне редко, и тихо сказала:
– Ох, плохо я сделала. Не попросила у Хозяйки Огня уголек. Взяла без спросу. Раньше тоже ганзу курила, и черт хватал меня за подол, в тюндю [10 - Тюндюк – Нижний мир.] тянул, а От Ине вокруг пояса огненным кушаком обовьется и удержит, не позволит айна утащить и съесть меня. А тут, видно, прогневалась Хозяйка. Страшное видение наслала. Серебряным солнце было, затем огненно-желтым, как смола, потом и вовсе стало черным-черным. И облака… Семь облаков… Семь Белых Волков… Наш род от них пошел. От братьев Волков. Я их всегда вижу, когда беда близко…
Ончас замолчала, прищурилась, взгляд ее стал отрешенным, словно она вернулась обратно в сон. И голос звучал глухо, без выражения:
– Слушай и запоминай. Чужие люди придут в наши края. Орысы… У них розовые лица, глаза совы и острые, как птичий клюв, носы. На лице у них много волос, а рта совсем не видно…
Тетка помолчала мгновение. Взгляд у нее потускнел вовсе, а язык заплетался, как у пьяной Порче из соседней юрты. И Айдына усомнилась, в здравом ли уме тетка. Вдруг продолжает витать в том мире, куда ей, Айдыне, пока путь заказан?
Но Ончас вновь заговорила:
– Одежда вся железная, копья длиной по локтю, и ведут себя драчливо – вызывают всех на бой. А в руках у них палки, что извергают гром и молнии… Молния эта не только куяк, большое дерево насквозь пробивает.
– Ты все это видела? – с недоверием посмотрела на нее Айдына. – Орысы придут из Нижнего мира?
– Они придут по воде, – Ончас махнула рукой на восток, в сторону выхода из юрты.
Айдыне показалось, что висевшие на войлочной стене лапы медведя и чучело филина шевельнулись. То были амулеты – защитники от злых айна. К ним стоило приглядеться, но тайком, чтобы духи не заметили ее любопытства. Глаза филина сверкнули красным, а крылья едва заметно поднялись и опали. Колыхнулась кошма на входе, взлетело и улеглось облачко пепла в очаге.
Девочке стало не по себе. Она зябко поежилась и на всякий случай коснулась пальцами трех раковин каури, нашитых на рубаху возле сердца. Она хоть и не ребенок, но Ончас строго следила за тем, чтобы Айдына их не теряла: каури с детства хранили ее от порчи и сглаза.
– По Великой Реке поднимутся, – продолжала Ончас. – Лодки у них огромные, больше, чем юрта. Непременно надо жертву Суг-ээзи принести, обряд провести, чтоб не пропустила Хозяйка Воды орысов в наш аймак. Пропустит – быть такой беде, что ковшиком Читеген не вычерпать!
Айдына плохо слушала Ончас, вспомнив вдруг, что уже слышала слово «орыс». Но тогда не придала ему никакого значения, может, потому, что не испытывала тревоги, а просто радовалась долгожданному теплу, пению птиц, запахам оттаявшей земли и первоцветам, накрывшим бурую степь желто-голубым маревом…
* * *
Шел Месяц Кукушк [11 - Апрель.] С каждым днем становилось теплее. Деревья покрылись зеленым пухом молодой листвы. По поверью в это время нельзя выходить из юрты голодным, иначе весь год будешь голодать.
На родовой горе в канун новолуния вкопали священную березу, навесили на нее разноцветные ленты – челомы. В молении «Таг тайых» участвовали только мужчины улуса. Они просили у предков плодородия и принесли в жертву белого коня – ызыха и белого ягненка. Моления продолжались два дня и две ночи. Вечером, накануне праздника, шаман камлал в юрте Теркен-бега. На второй день Ирбек тоже камлал, но уже на месте жертвоприношения, и не с бубном в руках, а с березовой веткой – чельбегом.
Первым делом он обошел вокруг священной березы и жертвенного костра. Помощник Бырген вел следом ягненка с красной ленточкой на правой ноге. Второй помощник, Кырзе-дурачок, разбрызгивал из жертвенной чашки айран по сторонам света, остатки вылил в костер. Туда же бросали кусочки мяса от жертвенных животных. Остальное мясо варили для пиршества на другом костре. После камлания Ирбек сказал, что духи горы пообещали ему обильные дожди и много травы. А это значило, что бескормица скоту не грозит.
Женщинам запрещалось посещать моление, да и вообще приближаться во время него к родовой горе. Даже в разговоре они называли ее не иначе как «свекром». Но вечером, после первого камлания женщинам не возбранялось обслуживать гостей бега. Подносить им угощение, убирать грязную посуду, следить, чтобы не пустел бочонок с аракой. В юрте собрались чайзаны – самые богатые и уважаемые люди, и матыры – лучшие воины улуса. Они с уважением называли отца Айдыны «ажо», ели много мяса, пили араку, громко смеялись.
Тогда отец не был таким угрюмым, и Айдына не боялась заходить к нему в юрту. Тем более Ончас отправила ее с большим деревянным блюдом, на котором лежал «урсун» – сочные и горячие куски вареного мяса. Прежде чем приступить к трапезе, Теркен-бег три раза поднял блюдо над очагом: духов накормили священным паром. Впрочем, аракой их тоже напоили, брызнув из чашки в очаг, а затем к дверям и дымоходу юрты.
Прихватив пустое блюдо, Айдына направилась к выходу, невольно прислушиваясь, о чем же так возбужденно спорят ее родичи. В их речи, слегка бессвязной из-за обилия выпитой араки, сквозили непонятные слова: «хазах», «острох» и то самое, что выкрикивала тетка – «орыс». Девочка почти ничего не поняла из того, что кричали друг другу гости отца, но почувствовала, что эти слова дурные и не сулят ничего хорошего людям ее улуса.
Почувствовала, но быстро об этом забыла, и лишь после рассказа тетки заволновалась по-настоящему. Возможно, сыграл свою роль стремительный и непонятный отъезд отца и его дружинников. Вернувшись в постель, Айдына долго не могла заснуть. Беспокойные мысли продолжали крутиться в голове. До сей поры она знала, что беда чаще всего приходила с запада. Там жили черные джунгары-калмаки, их еще называли ойротами, которым улус Теркен-бега платил ясак пушниной, железными изделиями и военными доспехами.
С востока к границам родовых земель нередко подступали мунгалы Алтын-хана. В битвах с ойротами мунгалы растеряли свое величие, но отнюдь не желание поживиться за чужой счет. Еще дед Айдыны перестал платить им албан. Но Алтын-хан не успокоился. Мелкие отряды его нукеров проникали на земли аймака, и то табун угоняли, то отару. Жителей аалов они тоже не щадили. И если не уводили в рабство, то вместе со скотом забирали одежду, постель и даже деревянные лопатки для выкапывания кандыка и сараны, оставляя людей на голодную смерть. А в прошлом году убили есаула и четырех дружинников бега, которые возвращались из таежных кыштымских аалов с богатой данью. Напавших удалось отбить, но при этом Теркен-бег потерял двух матыров, а Чайсо был ранен в ногу и ходил теперь, сильно хромая.
Айдына не заметила, как уснула, и во сне увидела огромных, ростом до неба людей с железными головами и круглыми совиными глазами…
Утром солнце, поднявшись на высоту аркана, проникло в юрту. Солнечный луч подкрался к изголовью ее постели. Запах жареного зерна защекотал ноздри, и Айдына быстро открыла глаза. Тетка уже не спала, возилась возле очага, варила талкан – любимую кашу Айдыны из молотого ячменя. На низком столике стояла деревянная чашка со свежими сливками. В другое время Айдына первым делом принялась бы за завтрак, но сегодня вместо этого она снова подступила к тетке с расспросами. Ончас уже пришла в себя. В ответ на приставания племянницы старуха сердито ворчала или делала вид, что занята делами и не слышит того, что ей кричали в ухо.
Айдына не отставала, и тогда Ончас так рассердилась, что попыталась огреть ее своей палкой. Девочка увернулась и, как кабарга, сиганула через невысокий плетень, окружавший загон с ягнятами.
– Глупая сорока! – кричала ей вслед Ончас. – Зашей свой рот нитками, чтобы ни одно слово не вылетало из него! Накинь аркан на свой длинный язык!..
Ончас так разгневалась, что не заметила под ногами кусок каменной соли, споткнулась и выронила трубку, которую носила за голенищем сапога. Тетка вмиг забыла о проклятиях и принялась шарить в траве, чтобы отыскать драгоценную ганзу. В это время Айдына в сопровождении верного Адая благополучно скрылась среди деревьев. В отсутствие Киркея пес становился ее единственным другом и защитником. Одно огорчало Айдыну – лохматый приятель хотя и понимал ее с полуслова, но совсем не умел разговаривать.
Держась за мохнатый загривок, Айдына бегом миновала каменную россыпь и скрылась в кустах ольхи, которыми зарос глубокий и сырой овраг. Прошлепала босыми ногами по мокрым камням почти пересохшего ручья, схватившись за ветку, подтянулась и оказалась в гроте на склоне горы. Вход в него закрывали ветки той же ольхи, и Айдына не боялась, что Ончас обнаружит ее убежище. Впрочем, тетка даже в приступе гнева не рискнула бы спуститься в овраг. Она плохо видела, и Айдына частенько этим пользовалась, особенно когда Ончас была не в духе.
Сверху, несмотря на густой заслон ветвей, противоположный край оврага хорошо просматривался, и Айдына притаилась, вся обратившись в слух.
– Айдына, грязная девчонка! – не унималась тетка. – Пусть мой след зарастет травой, если я не скажу твоему отцу, что ты со мной вытворяешь!
Она била палкой по кустам и бросала в них камни, хотя понимала: племянница вряд ли прячется под носом. Небось ускакала в самые заросли, где полно всякой нечисти, а змей и вовсе видимо-невидимо.
Наконец Ончас надоело воевать с кустами. Она присела на камень, вытянув больную ногу. Айдына прыснула в кулак. Хитрая Ончас решила ее обмануть. Ишь затаилась! Только племянницу вокруг пальца не обведешь. Из ее убежища хорошо заметен кумачовый платок тетки. Так и полыхает сквозь зелень.
Адай, как всегда, настороже лежал у входа и прислушивался к крикам тетки. Но стоило ей замолчать, пес мигом улегся возле ног хозяйки. И тут же принялся возиться и яростно выкусывать блох.
Айдына толкнула его ногой и прошипела:
– Тихо!
Адай виновато глянул на девочку и положил большую голову на вытянутые лапы.
Ончас с трудом поднялась на ноги, покряхтела, держась за спину, затем некоторое время крутилась на краю оврага, озиралась по сторонам, снова пыталась раздвинуть палкой кусты, но не уходила. Видно, сильно разозлилась на Айдыну и решила на этот раз не давать ей спуску.
Девочка довольно ухмыльнулась. Попробуй, найди! И отодвинулась в глубь грота. Там лежала старая кошма и виднелись остатки костра. А у стенки сохранилась поленница березовых дров, которые принес Киркей. Грот частенько скрывал его от гнева старших братьев и воплей невесток. Родители мальчика замерзли в пургу, и теперь он попеременно жил в семье то одного, то второго, то третьего брата, что, несомненно, не нравилось их женам. Да и кому люб лишний рот, особенно в морозное время, когда все сидят впроголодь.
Зимой грот был недоступен, но Киркей умудрялся перебраться через заметенный глубоким снегом овраг, вскарабкаться по обледеневшим камням и даже замаскировать вход в убежище вырезанными из снега кирпичами. Киркей строго-настрого приказал Айдыне не появляться вблизи оврага: вокруг рыскали голодные волчьи стаи. Но Айдына не оставляла его в беде. Это она утащила у Ончас кусок старой кошмы и частенько подкармливала приятеля, подчищая закрома тетки. Сочный ха [12 - Хан – кровяная колбаса.] сушеный сыр хурут, который Ончас хранила в кожаных мешках, или жирная колбаска харты – все, чем потчевали в юрте Теркен-бега, частично оказывалось в тайнике, где Айдына прятала припасы для Киркея.
Ончас продолжала что-то кричать вдалеке, видно, призывала лесных и горных духов вразумить негодную племянницу, но Айдыну мало смущали вопли старой тетки. Ее беспокоило другое…
Она приподняла край кошмы. Под ней в кожаном кисете хранился амулет, подаренный Киркеем: деревянные бусы «пос мончук», пропитанные струей кабарги, – сильнейшим средством от порчи и сглаза, болезней и всякой нечисти, которая просто обожала овраги и пещеры. Надеть оберег девочка не посмела, потому что его носили только мужчины и воины. Айдына вздохнула, рассматривая амулет. Весь грот мгновенно наполнился вонью. Понятно, почему его не любят айна! Но ведь он может распугать и добрых духов? Правда, Киркей ничего не говорил об этом, но девочка на всякий случай вернула бусы в кисет. Ничего, скоро наступит день, когда она наденет этот амулет с чистой совестью. И никто не упрекнет ее, потому что она непременно станет воином! А против нечисти будет у нее волшебная стрела «хосто» – девятиглазая, девятихвостая, та, что понимает человеческий язык. Дальнобойная, огнедышащая «хосто» сама настигнет врага и вернется к хозяину. Все богатырши из сказаний Салагая владели «хосто», от наконечника которой в полете загоралось красное пламя, а от хвоста валил черный дым.
Как все девочки ее возраста, Айдына любила мечтать, но сейчас ее мысли были заняты другим. Здесь, в тиши лесного урочища, вдали от сварливой тетки, она сможет, наконец, спокойно разобраться в том, что случилось позапрошлой ночью и растревожило ее даже больше, чем странный отъезд отца и видения Ончас…
Глава 4
Весна была на исходе. Ночи становились теплее, дни – жарче, а снег сохранился лишь на самых высоких тасхылах. Киркей вместе со старшими братьями дни напролет занимался подготовкой табуна к отгону на летние пастбища. Несколько раз Айдына видела его издалека, но подойти не решилась. Ее друг и два взрослых табунщика клеймили недавно родившихся жеребят. А по ночам Киркей дежурил возле готовившихся ожеребиться кобыл. Это были кирче – капризные длинноногие создания. В отличие от посхи рожали они тяжело, и жеребят от них приходилось подкармливать молоком других кобылиц, пока гнедые и чалые красавицы приходили в себя. И хотя Айдына очень скучала по Киркею, она не осмелилась отвлечь юного друга от его взрослых забот.
Но вечером, накануне откочевки на пастбища, она услышала знакомый посвист. Старая Ончас уже спала, и даже рев десятка маралов не мог потревожить ее сон. Айдына осторожно приоткрыла дверь и выскользнула из юрты.
Под копытами вставших на дыбы лиловых облачных коней мирно догорал закат, смывая с темных сопок вечерний загар. В мутной дымке терялись очертания юрт, тускнела трава, а деревья и кусты тонули в синеватом сумраке.
– Киркей? – прошептала она, вглядываясь в темноту кустарников, затянувших опушку леса. – Ты где?
Мелькнуло впереди неясное пятно. Киркей, пригнувшись, преодолел поляну, на краю которой стояла юрта Ончас и Айдыны, и взял девочку за руку. Тонкий месяц только-только взошел над лесом, но его света хватило, чтобы Айдына смогла рассмотреть, что Киркей в новой рубахе и штанах, а его косица на темени прикрыта кожаным колпачком. Так одевались мужчины их рода. Айдына вдруг подумала, что Киркей повзрослел и теперь у него другие увлечения и занятия, а детские забавы остались в прошлом. Но Киркей, видно, был другого мнения.
– Пошли, – сказал он быстро и потянул ее за руку в сторону леса. – Утром мы уйдем с табуном на Айлу. Уйдем с рассветом, ты еще будешь спать. Мы очень долго не увидимся, потому что брат не позволит мне отлучаться из табуна.
– Я провожу тебя, – уперлась Айдына и попыталась освободить руку. – Я рано встаю. С первыми лучами солнца.
Киркей недовольно поморщился и только крепче сжал ее ладонь.
– Ончас еще раньше просыпается. Она бродит босиком по росе и собирает паутину с деревьев. Она варит зелье и опрыскивает им тропинки, которые ведут в твою юрту.
– Зачем? – поразилась Айдына. – Я никогда не видела, чтобы она собирала паутину.
– Не видела, потому что спишь, как росомаха в жаркий день. Салагай говорит: паутина – хорошая защита от злых духов. Ончас боится, что Эрлик-хан уведет тебя в Нижний мир, как увел уже твою мать и брата.
– Не болтай! – рассердилась Айдына. – Хочешь напугать меня? А я ничего не боюсь.
– Не боишься? – засмеялся Киркей. – Почему тогда не хочешь идти со мной? Ты ведь каждый день бегаешь здесь по тропинкам. Помнишь, как ты маленькой заблудилась? Лесные духи поводили тебя вокруг опушки, а затем вывели на тропинку. Они тебя любят, поэтому не тронули, не забрали с собой.
– Я не заблудилась, – тихо сказала Айдына. – Я была на озере. Там живет Хыс Хылы [13 - Хыс Хылых – фламинго.] Она подлетает к берегу и разговаривает со мной. На своем языке, но я его понимаю.
– И что же она тебе говорит? – смерил ее насмешливым взглядом Киркей. – Только камы умеют разговаривать с птицами и зверями. Все ты выдумала! Сколько раз я был на том озере и никакой Хыс Хылых не видел. Никто ее не видел!
Айдына сердито выдернула руку из его ладони.
– Раньше ты верил мне. Уходи, я тебя видеть не хочу!
– Айдына, – укоризненно посмотрел на нее Киркей, – не сердись! Я не против посмотреть на Хыс Хылых! Может, она и впрямь живет на озере?
– А если она улетела? Вдруг кто-то спугнул ее? И ты снова станешь смеяться надо мной?
Айдына перевела взгляд на темный лес. Там, за горным ущельем, среди деревьев скрывалось озеро, на котором она несколько раз видела Хыс Хылых. Но никто почему-то не верил ей. Все говорили, что розовые птицы давно перевелись в их краях. Видно, обиделись на людей и стали кочевать в других местах.
Она ни разу не бывала на озере ночью, потому что с пеленок знала: это не лучшее время для прогулок. С наступлением темноты на охоту выходили не только звери, но и злые айна, а в новолуние горные и лесные люди искали себе невест, поэтому девушкам не стоило появляться в лесу и приближаться к большим камням. Горные люди любили прикидываться обломками скал, а лесные – пнями или крупными корягами.
– Понятно, ты все-таки струхнула и не хочешь в этом признаться? – плутовато усмехнулся Киркей.
Он знал, хитрец, как заставить Айдыну сделать что-то даже против ее воли. Нужно было заподозрить ее в трусости. Подружка тогда расходилась не на шутку: щеки ее краснели, глаза превращались в щелки и метали искры в негодника, посмевшего оскорбить ее. В этом состоянии она совершала отчаянные поступки, узнай о которых Ончас непременно сошла бы с ума от ярости. Правда, Киркей редко решался на это. Айдына не прощала обид и могла крепко огреть камчой, которую, как Ончас трубку, всегда носила за голенищем сапога. Вот и сейчас она выхватила плетку и замахнулась на Киркея, но тот ловко увернулся и схватил ее за запястье.
– Погоди, – Киркей виновато улыбнулся. – Мы поедем верхом! Так быстрее! И горные люди вряд ли нас догонят…
Он продолжал удерживать ее за тонкие пальцы, и Айдына, негодующе фыркнув, выдернула руку, но камчу на место не вернула.
– Ты тоже боишься айна, – сказала она ворчливо. – Но у тебя в голове дует ветер. Если айна проникнет в твое ухо, то свободно вылетит в другое. Тебе нечего бояться!
– Тем лучше, – Киркей лукаво прищурился. – Я отвлеку айна на себя, и ты будешь в безопасности.
Он сделал шаг в сторону и свистнул. Тут же из кустов, всхрапнув, выступил конь. Айдына с удивлением узнала в нем Чильдея – лучшего скакуна в отцовском табуне.
– Киркей! – испуганно вскрикнула она. – Отец убьет тебя, если узнает, что ты взял Чильдея без спроса.
Киркей подвел коня к Айдыне.
– Дочери бега не положено ездить на посхи. Никто не узнает, что я взял Чильдея. Табунщики напились харачина и спят без задних ног. А собаки, что сторожат табун, разговаривать не умеют.
Он взял Айдыну за плечо. Глаза его смотрели строго.
– Если Ончас хватится тебя, она поднимет дикий крик, поэтому нужно спешить!
– Спит Ончас, – сухо заметила Айдына и птичкой взлетела в седло. – И до утра не проснется! – Затем сверху вниз посмотрела на Киркея. – А ты побежишь рядом с Чильдеем?
Она резко свистнула и дернула за поводья. Чильдей заржал и поднялся на дыбы. Айдына едва не вывалилась из седла. Киркей перехватил у нее поводья и похлопал жеребца по шее:
– Спокойно, Чильдей! Спокойно!
Жеребец снова заржал, но уже не так гневно, лишь недовольно скосил глаз и нервно переступил ногами.
– Ему не нравится, что в его седле женщина. Он ведь не знает, что ты дочь его хозяина.
Киркей схватился за луку седла и ловко вскочил на коня. Теперь он сидел за спиной Айдыны, обнимая одной рукой ее за талию, а другой – удерживая поводья.
– А если я тебя украду? – тихо сказал Киркей и теснее прижал Айдыну к себе. – Увезу в горы, и там ты станешь моей женой. – Его рука скользнула ей под рубаху и легла на грудь.
Айдына замерла. Впервые рука мужчины касалась ее тела. Она была горячей и влажной от пота, эта рука. Но Айдыну пробрал озноб. Она сжалась в комок, не зная, как поступить. Чильдей недовольно фыркал и перебирал ногами. А прикосновения Киркея стали настойчивее и бесстыднее. Он сжимал и больно тискал ее грудь. Айдына ойкнула, прикусила губу, но почему-то не оттолкнула его, а, наоборот, прильнула к Киркею спиной и только тихо постанывала, когда его губы прижались к ее шее и юноша стал покусывать тонкую нежную кожу. У нее перехватило дыхание. И Айдына еще сильнее приникла к Киркею.
В глубине леса резко прокричала ночная птица, а потом забубнила, заныла, словно оплакивала покойника. Эти звуки вмиг привели Айдыну в чувство.
– Отпусти, – тихо сказала она и отвела руки Киркея. – Ты плохое задумал. Адай тебя загрызет, если снова приставать будешь.
И тряхнула головой, отчего ее сорок косичек пришли в движение, а перламутровые пуговицы в накосниках процокали: чок-чок-чок!
Легкий на помине пес выбежал из кустов и недовольно гавкнул.
– Тише, Адай! – Киркей спрыгнул с коня и потрепал пса за загривок. – Никто твою хозяйку не обидит.
Чильдей опять переступил ногами, фыркнул и потянулся губами к кусту. Киркей перехватил его за уздцы и тревожно посмотрел на Айдыну:
– Ты мне не ответила. Что будет, если я тебя украду и увезу в горы?
Айдына уже пришла в себя окончательно и, спрыгнув с коня, весело рассмеялась.
– Ты совсем глупый, Киркей? Батыры отца догонят нас еще до того, как солнце поднимется на конский повод. Тебя зарежут, освежуют, как барана, а череп повесят на дерево, чтоб глаза выклевали птицы.
