скачать книгу бесплатно
И вгоняя свое копье. Туда, куда нужно было вогнать.
Да, рисковал! Да – очень! Если Медведь разгадает замысел, если успеет опустить копье прежде, чем Дипольд укрепится в новой посадке, в стременах, в седле без страхующей задней луки.
Если Генрих ударит первым… Вышибет ведь тогда. И лететь тогда пфальцграфу Дипольду Славному вверх ногами, подобно графу Альберту. Лететь вместе со своим неубереженным тарчем под свист, насмешки и улюлюканье толпы. Лететь и видеть над головой собственные золотые шпоры. А если наконечник барона-Медведя, нацеленный в тарч, случайно угодит в подныривающий под удар шлем? Тогда – тоже хорошего мало. Копейный удар в голову на полном скаку, пусть даже в сравнительно безопасном механическом реннене, может стать причиной тяжелого увечья.
Однако Медведь не успел. Сильный, неустрашимый, но неуклюжий Медведь упустил момент.
Гром и треск! Будто бомбардный выстрел, отозвавшийся во всем теле.
И толстое копье – как хрупкая сухая жердинка. В щепу…
Но только одно копье – в щепу. Копье пфальцграфа. Всаженное наконечником точно в центр медвежьего щита. Вбившее реннтарч в левое плечо, в грудь, в бок, в руку Генриха. Во все сразу – сокрушительным плоским ударом. На долю секунды щит-мишень с черной звериной мордой подался назад, вырываясь из креплений-фиксаторов…
Копье барона ударило над плечом Дипольда в то самое место, где только что был тарч с грифоном. Был и исчез. Нырнул вниз. Наконечник лишь слегка чиркнул о ребристый подбородник пфальцграфа. Ушел в сторону. Между верхним краем тарча и назатыльником шлема.
Звякнув седельными щитками друг о друга, противники понеслись дальше. Но был еще один звук. Сухой металлический щелчок.
И сразу – многоголосый выдох зрителей. И летит, кувыркаясь в воздухе, оскаленная медвежья морда. Выброшенная, выплюнутая вверх пружинным механизмом турнирной кирасы. Тем самым механизмом, что безошибочно и неоспоримо указывает проигравшего.
Левая рука медвежьего барона – открытая, постыдно незащищенная, будто девица в нижнем белье, застигнутая пьяным охальником, судорожно цепляется за повод. Нет, пошатнувшийся, было, Генрих не упал и страшный удар пфальцграфа выдержал. Но победа-то все равно досталась другому!
Уже останавливая разгоряченного коня, Дипольд подумал, что новомодный механический реннен, пожалуй, не так уж и плох. В ином поединке, где пришлось бы биться на вышибание противника из седла, еще неизвестно, смог ли бы он одолеть медведеподобного фон Швица. А так… а так вон он, лежит в пыли сбитый и треснувший тарч, а Генрих понуро покидает ристалище. И уже трубят герольды, возвещая очередную победу Дипольда Славного.
Хоть и не удалось в этот раз повергнуть рыцаря-защитника наземь, Дипольд был доволен. Настолько, что решил не брать откупа с побежденного. Пусть миннезингеры прославляют не только боевое мастерство и отвагу гейнского пфальцграфа, но и его великодушие.
Дипольд бросил оруженосцам обломок копья и шлем, объехал, как положено, ристалище по кругу. Склонил голову перед королевой турнира.
Раскрасневшаяся Герда-Без-Изъяна смеялась и хлопала в ладоши. Совсем как малое дитя. Миленькая все же дочка растет у нидербургского бургграфа. А отец давно намекает о женитьбе и наследниках. Да, собственно, почему бы и нет?
Впрочем, сначала…
– Ди-польд!
– Слав-ный!
– Гри-фон!
Дипольд окинул благосклонным взглядом ликующую толпу. Помахал рукой рукой в ответ. Мысли о женитьбе – прочь. Все – потом. А прямо сейчас и здесь он хочет в полной мере насладится славой победителя.
Это – правильно.
Это – справедливо.
Но…
Вдруг…
«Хр-р-р-у-у-ухр-р-р-у-у-у!»
Оглушительный хриплый рев. И – «у-у-у!» – долгое, протяжное, зловещее какое-то эхо плывет над ристалищем и окрестностями Нидербурга. Словно ожил, сошел со сбитого реннтарча и подал голос геральдический медведь Генриха фон Швица.
Проклятье! Дипольд скрипнул зубами. Ему помешали. Испортили блистательную торжественность момента.
Кто посмел?!
Почему?!
Глава 4
В этот раз точно трубили не герольды. Это не бодро, весело и звонко играла начищенная медь. Это был звук боевого рога. Гулкий, тяжелый.
«Хр-р-р-у-у-ухр-р-р-у-у-у!»
Любопытствующие оборачивались, тянули шеи.
«У-у-у!»
Видели.
Узнавали.
Ужасались.
– Чернокнижник! Маркграф-колдун! Змеиный граф! – взволновалась толпа простолюдинов.
– Альфред! Альфред Оберландский! – сдержано зашептались на крытых трибунах.
На ристалище больше никто не смотрел. И знать, и чернь смотрели на старую заросшую, давно неезженую дорогу, уходившую к хребтам и перевалам Верхней Марки. На синий штандарт с серебряной змеей, поднявшейся на кончике хвоста. На тот самый герб, которого не хватало в геральдическом ряду нидербургского турнира.
Рудольф нахмурился. Бургграф тоже не отводил глаз от старой дороги и приближающихся гостей. Незваных, нежданных, не радующих.
Маркграф ехал, не таясь и совершенно безбоязненно. Слишком уж смело он ехал. По нидербургским землям, как по собственным. Еще издали предупреждая о своем появлении ревом боевого рога. Несвойственное, вообще-то, Альфреду Чернокнижнику безрассудство!
Оберландского властителя сопровождали несколько десятков всадников и одна высокобортная повозка, крытая тяжелой не то просмоленной, не то промасленной рогожей. Правда, повозка эта была… Повозище, в общем, а не повозка! Огромная, трехосная, шестиколесная, сбитая из толстых крепких досок, укрепленная металлическими полосами и опутанная прочными цепями.
Странную телегу тянула шестиконная упряжка массивных толстоногих и густогривых тяжеловозов. Лошадьми управлял невысокий щуплый возница в темном запыленном балахоне и огромном капюшоне с прорезями для глаз, наброшенном на голову так, что и лица не разглядеть. Похож на палача, но кто его знает.
Высокие колеса с железными ободами крутились нехотя, с натугой и скрипом. Повозка была чем-то основательно нагруженна. Чем? Что спрятано там, под грубой грязной тканью? Бомбарда? Стенобитная машина? При любых других обстоятельствах у Рудольфа и сомнения в этом не возникло бы. Но один-единственный воз и столь немногочисленный отряд…
Маловато вообще-то, чтобы штурмовать нидербургские стены или устраивать осаду. Даже чтобы с ходу пробиться мимо ристалищного поля к открытым воротам – недостаточно. Или главные силы и основной обоз маркграфа уже на подходе? Или они укрылись где-то поблизости?
Да нет же! Дорога и равнина, по которой она тянется, хорошо просматриваются, спрятаться на подступах к городу – негде. Вот разве что магия… Какое-нибудь заклинание, оберегающее оберландское войско от чужих взоров. Говорят же… Чернокнижник… И Лебиус Прагсбургский этот, скрывшийся в Верхних Землях… По слухам – весьма могущественный магиер.
Но вряд ли существует магия, способная при свете дня, без призванных колдовством тумана и мрака, укрыть целую армию. А если бы и существовала, почему ею не воспользовался Альфред? Почему сам змеиный граф едет вот так – впереди, неосторожно, не таясь, с жалкой горсткой всадников? Подставляясь.
Нет, магия – вряд ли. Да и что ею укрывать-то? Было бы у Властителя Верхней Марки достаточно сил – давно бы, небось, стер Нидербург с лица земли. А если до сих пор Чернокнижник не покушался на главную крепость бургграфства – значит, не хватает силенок-то. Не было их раньше и нынче взяться неоткуда. Захватить Нидербург – это не пограничные горные перевалы защищать, на что вполне годилась и невеликая маркграфская дружина. Так что – руки коротки. Так что тут что-то другое…
Что?
Что?!
Рог замолк. Улеглось эхо. Стих гомон в толпе. Над ристалищем повисла напряженная тишина. На затишье перед бурей похоже. В воздухе не ощущалось ни дуновения. Поникли и обвисли ристалищные стяги. Лошади и те – не всхрапывали и не ржали навстречу оберландской коннице.
Рудольф Нидербургский медленно поднялся с кресла. Вроде бы старый недруг-соседушка сам шел к нему в руки. И казался сейчас со своей немногочисленной свитой – беззащитнее некуда. И все же с Чернокнижником этим следовало держать ухо востро. Даже сейчас, даже здесь, у себя дома. Особенно здесь и сейчас, когда сокровенные планы бургграфа относительно Верхней Марки и ее властителя уже частично раскрыты перед гостями турнира.
– Я вынужден временно прервать состязание, – произнес бургграф, лишь констатируя то, что уже произошло. Голос Рудольфа предательски дрогнул. Впрочем, устроителя ристалищных боев сейчас не особо и слушали. По мере приближения к турнирному полю маркграфской дружины зрителей у ристалища становилось все меньше.
Толпу простонародья будто рассеивало ветром. Эти странные порывы, не ощущаемые полотнищами штандартов, но остро чувствуемые людскими душами, полнившимися тревогой и нехорошими предчувствиями, поддували к главным воротам Нидербурга. Незримый ветер вырывал из общей массы одиночек и целые группки и гнал, гнал зрителей за городские стены. Все больше народу вырывал, все быстрее гнал.
Вслед за чернью под прикрытие Нидербургских стен поспешили, опрокидывая лавки, члены городского совета, которые занимали места возле трибун знати. Почтенные бюргеры быстро семенили расторопными ножками, путаясь в длинных дорогих одеждах, придерживая кошели и пухлые животики, часто оглядываясь назад. Никто из них даже не пытался теперь выглядеть достойно.
Начали спускаться с трибун и отходить к городу благородные дамы, решившие влруг, что наблюдать за дальнейшим развитием событий будет удобнее со стен и башен крепости. Бледная как снег Герда-без-Изъяна была одной из немногих, кто остался. И хотя бургграф знаками (приказать в открытую – означало бы продемонстрировать собственные страх и неуверенность) велел дочери удалиться, королева турнира продолжала неподвижно сидеть на месте. Смотрела Герда при этом не на отца, а на Дипольда Славного, все еще не покинувшего ристалища. В глазах девушки были мольба о помощи и надежда.
Пфальцграф же угрюмо взирал на оберландцев и думал о своем.
До чего же не вовремя все, а! Ну, до чего не вовремя!
Проклятый Чернокнижник явился в самую неподходящую минуту. Маркграф не дал Дипольду обрести заслуженную… почти заслуженную славу победителя нидербургского турнира.
Хотя с другой стороны… Если поразмыслить…
Лицо пфальцграфа прояснилось. По губам Дипольда Славного скользнула хищная улыбка.
Возможно, за неожиданный визит Альфреда Оберландского, наоборот, следует поблагодарить провидение. Возможно, сегодня достойнейшему из рыцарей суждено обрести еще большую славу. Ведь если дойдет до драки… А кончится, судя по всему, именно этим. И тут уж дело не ограничится сбитым тарчем. Едва ли нидербургский бургграф, вскользь, мимоходом высказывавший уже некоторые туманные намеки по поводу Альфреда, захочет упускать такой шанс.
Сказать по правде, от тех намеков Дипольда Славного где-то в душе малость коробило. Как ни крути, но рыцарский турнир – не самое подходящее место для тайных интриг. Для подобных переговоров можно было бы найти иное время и место, но все же… Все же теперь Рудольф Нидербургский приложит все силы, чтобы не дать Чернокнижнику вернуться в Верхние Земли.
Обратного пути неосторожному маркграфу, что бы его сюда ни привело, нет. Бегущие к городским стенам трусы просто еще не осознают этого. Трусы слишком напуганы россказнями о могуществе змеиного графа. Что ж, чем сильнее страх перед Чернокнижником, тем громче будет слава его победителя.
Главное, чтобы бургграф не поспешил и чтобы не вздумал убить Альфреда подло, исподтишка, покрыв позором не только себя, но и всех собравшихся на ристалище благородных рыцарей. Чернокнижника нужно одолеть в честном бою. И сделать это следует ему, Дипольду Славному. Дабы стать еще более славным.
Пока взоры публики были обращены на оберландский отряд, Дипольд подозвал оруженосцев. Принял шлем от одного и новое копье – от другого. По-хорошему, стоило бы еще сменить турнирные доспехи на боевые, но это – долго, слишком долго. Могут опередить. Вон, уже возвращается на ристалище и ставит своего коня возле жеребца пфальцграфа недавний соперник – Генрих-Медведь.
В правой руке фон Швица – тоже копье. В левой – щит. Не сбитый турнирный тарч, а обычный, боевой. Все с той же оскаленной медвежьей мордой. Оруженосцы у Генриха также оказались понятливыми и расторопными. Приободрившийся барон явно жаждал взять реванш за поражение в реннене и с лихвой восполнить утраченную славу. С обоих сторон ристалища подтягивались и прочие рыцари в турнирных латах. Желающих побить ненавистного маркграфа сегодня будет много.
Глава 5
Отряд Чернокнижника ехал не спеша, не удаляясь от скрипучей повозки, и к тому времени, как Альфред, наконец, достиг турнирного поля, пара десятков знатнейших рыцарей Остланда уже выстроилась стеной перед изрядно опустевшими трибунами.
Около сотни слуг и оруженосцев ждали в стороне, готовые в любой момент поддержать своих господ. Кроме того, у ристалищной ограды замерли в напряженном ожидании несколько десятков городских стражников, ландскнехтов и стрелков-арбалетчиков. И это не считая личных телохранителей бургграфа, прикрывавших градоначальника и его дочь. А ведь были еще и знатные нидербуржцы, не принимавшие участия в турнире. Каждый – со своей небольшой свитой, без доспехов, но, как и положено дворянам, – при оружии.
В общем, на ристалище и вокруг него хватало воинов, чтобы противостоять маркграфским конникам, если безумец-Альфред задумал недоброе. К тому же из города вот-вот должна была выступить подмога: на стенах Нидербурга тревожно трубили дозорные, призывая гарнизон к оружию. Праздных зевак с боевых площадок и переходов гнали взашей. Возле больших и малых бомбардных стволов, часто торчащих между каменными зубцами, поднялась суета и закурились дымки. Прислуга спешно заряжала пушки. Добротные, славившиеся по всей империи нидербургские орудия, ядра которых долетят и до ристалища, и дальше.
Первый страх и растерянность, порожденные скорее неожиданностью появления змеиного графа, нежели реальной опасностью, прошли. Рудольф Нидербургский взял себя в руки. Что бы там ни было, но ему, как хозяину и устроителю турнира, надлежало сейчас хотя бы для порядка проявить учтивость по отношению к незваному, но все же благородному гостю. А заодно не лишним было бы выгадать время и дать возможность оставшемуся в крепости гарнизону, получше подготовиться к надлежащей встрече Альфреда.
Настроение бургграфа быстро улучшалось. Определенно, сегодня удача сама плыла в руки, и Рудольфу очень не хотелось ее спугнуть. Удача представала перед бургграфом в виде заклятого врага, неразумно явившегося под городские стены с непозволительно малыми силами. Невесть зачем явившегося и невесть на что надеявшегося.
Да, никакой ошибки! Закованный в латы всадник, возглавлявший оберландцев, вне всякого сомнения, являлся властителем Верхних Земель. Прежде Рудольф Нидербургский неоднократно встречался с маркграфом на ничейной пограничной полосе, где вел с Чернокнижником бессмысленные, бесполезные, никчемные совершенно переговоры. И теперь бургграф с первого взгляда узнал ненавистного соседушку. Благо, тот почти не изменился.
Альфред Оберландский был крепко сбитым широкоплечим мужчиной среднего роста и средних лет. Под поднятым забралом виднелось бледное лицо. Резкие черты, прямой нос, плотно сжатые губы. Темные круги под глазами свидетельствовали о долгих ночных бдениях, причем вряд ли проведенных в душеспасительных молитвах. Однако бессонные ночи, похоже, не особенно вредили здоровью Альфреда Чернокнижника. В седле он держался уверенно, и тяжести доспехов, казалось, не ощущал вовсе.
А железа на змеином графе было навешано немало. Латы закрывали практически все тело властителя Верхней Марки. Боевые латы – не турнирные. Вытянутый яйцеобразный шлем с невысоким гребнем, подвижным, острым как клюв забралом и пышным султаном. Кираса с набрюшником и тассет[6 - Тассета – железная «юбка», состоящая из подвижных сегментов, прикрывающих бедра и обеспечивающих рыцарю посадку в седле.], под которой виднелась кольчуга двойного плетения. Створчатые наручи и поножи. Налокотники, наколенники, металлические сапоги с золоченными колесиками шпор и латные рукавицы. Высокие крылья наплечников были выкованы в виде извивающихся змеиных тел. Оберландская серебряная змея вилась и по нагрудной гербовой коте синего цвета. Такой же, помеченный ползучим гадом синий щит – небольшой, крепкий, прямоугольный, вез за маркграфом оруженосец. На левом бедре Альфреда висел меч. Длинный, тяжелый рыцарский клинок, каким удобно и рубить, и колоть с седла. И конного противника, и пешего.
– Чем обязан честью видеть в своих владениях его светлость господина маркграфа? – на этот раз голос Рудольфа Нидербургского не выдавал ни малой толики волнения. Бургграф говорил спокойно, холодно и уверенно.
Прежде чем ответить, маркграф осмотрел ристалищное и околористалищное воинство. Окинул взглядом стены Нидербурга. Чуть заметно усмехнулся. Покосился на свою громадную повозку, отъехавшую в сторону – к восточному проходу-проезду на турнирное поле.
Заговорил, наконец.
– Рад приветствовать своего доброго соседа, мудрого и отважного управителя нидербургских земель, – Альфред чуть склонил голову.
Нелюдимый Чернокнижник тоже знал этикет. Чернокнижник ведал, как и с чего следует начинать разговор в благородном обществе. И все же каков нахал! «Доброго соседа»! У Рудольфа дернулось правое веко. Добрыми соседями Нидербург и Верхняя Марка не были никогда. Из уст маркграфа «доброго соседа» иначе как насмешку расценивать нельзя. Пока насмешку эту, правда, трудно распознать в доброжелательном тоне Чернокнижника. Но это – пока…
Каменное лицо Альфреда не выражало ничего. Но в глазах – эвон, бесенята так и пляшут.
– Я прибыл сюда, – торжественно продолжал незваный гость, – поскольку мне посчастливилось случайно… совершенно случайно узнать о турнире, собравшем под стенами Нидербурга цвет остландского рыцарства…
Случайно? Узнать? Совершенно случайно…
Бургграф стрельнул глазами вокруг. Кто? Кто мог сообщить Альфреду о турнире?
– …Видимо, по досадному недоразумению ваше, любезный бургграф, приглашение участвовать в столь славном и благородном собрании до меня не дошло. Лишь исходя из этих соображений, я позволил себе пересечь границу и, не теряя времени, явиться к ристалищу без предварительного уведомления. Думаю, вы не в обиде, ваша светлость?
О, в обиде! Еще в какой обиде! Рудольф Нидербургский скрипел зубами и кривил губы в обжигающе-ледяной улыбке. Змеиный граф тоже улыбался в ответ – с явной, нарочитой, выставляемой напоказ любезностью, за которой, впрочем, не было ничего, кроме смертельно опасного яда.
– Раз уж древнее правило позволяет любому странствующему рыцарю принять участие в турнирных схватках, – как бы между прочим, заметил Альфред после недолгой паузы, – то и своего соседа гнать с ристалища за несоблюдение необходимых формальностей вы, конечно же, не станете.
– Чего же вы хотите, господин маркграф? – нахмурился Рудольф.
Он все-таки не понимал замысла «доброго соседа» с коварной змеей на гербе и с немногочисленной свитой за спиной. И непонимание это смущало и настораживало бургграфа.
Чернокнижник изобразил на лице наивно-удивленное выражение:
– Чтобы Верхняя Марка была достойно представлена в Нидербургском турнире, разумеется.
– Это… – бургграф вновь растерялся и от растерянности совсем уж ни кстати начал запинаться, – это…
Это все?!
Такого оборота он не ожидал. Ну никак! Неужели громадная повозка Альфреда Оберландского, в самом деле, забита турнирным снаряжением на все случаи жизни? Неужели появление маркграфа-затворника в нидербургских землях, действительно, вызвано лишь безобидным желанием поразвлечься и преломить копье на ристалище? Или не такое уж оно безобидное, это желание? Или за ним стоит нечто большее?
– Это… – Рудольф Нидербургский не знал, что и сказать.
– Считайте, что это дело чести, любезный сосед.
Очень интересно! Выходит, Чернокнижник тоже имеет какие-то представление о чести… Что ж, тем хуже для него. Бургграф еще раз обвел взглядом выстроившихся на ристалище остландских рыцарей и сгрудившихся у трибун нидербургских солдат, немногочисленную свиту Альфреда, странную оберландскую повозку, остановившуюся у дальнего въезда на турнирное поле…
Возница в мешковатой одежде и скрывающем лицо капюшоне слез с козел и подозрительно копошился у левого борта. Поправлял полог? Или что-то доставал тайком из закрытого воза?
