скачать книгу бесплатно
Оборотная сторона любви. История расставаний
Сабин Мельхиор-Бонне
От средневековой трагической невозможности совместить честь и страсть до современной идеи свободных отношений: книга Сабин Мельхиор-Бонне посвящена эволюции представлений о любви и расставании. Автор прослеживает ее на примере личных историй знаменитых людей: среди героев этой книги – Абеляр и Элоиза, Наполеон и Жозефина, Пушкин и Гончарова, Аристотель Онассис и Мария Каллас, принц Чарльз и принцесса Диана… Их письма и дневники хранят свидетельства о любви и изменах, ссорах и разочарованиях, в которых находят отражение идеалы и ценности разных эпох, а сам разрыв отношений становится точкой, в которой сходятся в трагическом конфликте долг и чувство, свобода и табу, интимное и социальное. Анализируя эти документы, автор демонстрирует, как с XII века по настоящее время менялись представления о репутации, чести, счастье, самореализации и свободе. Сабин Мельхиор-Бонне – историк, специалист по истории эмоций. Работала в Коллеж де Франс, автор книги «История зеркала», вышедшей в издательстве «Новое литературное обозрение».
Сабин Мельхиор-Бонне
Оборотная сторона любви. История расставаний
ВВЕДЕНИЕ. ОТ ОБЩЕСТВЕННОГО БЕСПОРЯДКА К СУМАТОХЕ ЧУВСТВ
В любви пленительно лишь ее начало. Неудивительно, что многие находят удовольствие в том, чтобы начинать вновь и вновь.
Принц де Линь
Прелесть новизны постепенно спадала, точно одежда, обнажая вечное однообразие страсти, у которой всегда одни и те же формы и один и тот же язык[1 - Пер. Н. Любимова. – Примеч. пер.; далее примечания о переводчиках даются без особых пометок.].
Гюстав Флобер. Госпожа Бовари
Казалось бы, о любви сказано уже всё. Но всё ли? Тема любовных побед исчерпывающим образом представлена в литературе и истории, в то время как разрыв отношений почти не привлекал внимания историков и не был предметом их изучения. Тем не менее страсть, ссоры, огорчения имеют свою историю, ведь, подчиняясь культурным кодам, они представляют собой различные, весьма изменчивые и труднопостижимые, ускользающие формы чувствительности.
От века к веку место любви в иерархии ценностей меняется, как и слова для ее описания, и о том, как следует любить и почему любовь кончается, мы узнаем из романов и стихов. Так, переведенный с испанского «Амадис Галльский» был для Франции XVI века настольной книгой об искусстве любви: героическая любовь побеждает ссоры и расставания. Веком позже не меньшим успехом пользуются слезоточивые «Португальские письма»: обманутая любовь способна поколебать веру в ее цивилизаторскую роль и обещанное счастье. Сегодняшнее прославление беззаботного секса и сменяющих друг друга мимолетных отношений, похоже, освобождает любовь и ее окончание от налета трагизма, оставляя при этом горечь воспоминаний.
Разрыв любовных отношений – это почти всегда дело принудительное. Внезапный или постепенный, но, как правило, односторонний, он чаще всего представляет собой утрату доверия или призрачного взаимопонимания, оказывается столкновением чувств и интересов. В наши дни разрыву отношений не могут помешать ни юридические акты, ни общественное мнение: во Франции каждый второй брак оканчивается разводом. Неужели ставшее банальностью расставание перестало быть драмой? Расставание некогда любивших друг друга людей нередко сопровождается личностным или экзистенциальным кризисом, сопоставимым, по мнению психологов, с первым разлучением матери и ребенка: по словам психоаналитика Юлии Кристевой, любовь очаровывает, потому что она дает «космическое чувство удовлетворенного нарциссизма»; ничто не приносит большую боль, чем разрыв с любимым человеком. Произошел ли он по взаимному согласию или нет, крах отношений и уход партнера в буквальном смысле разрушают покинутого, социально и психологически.
На протяжении веков инициатива в разрыве отношений принадлежала мужчине. Нормы старого порядка и Гражданский кодекс 1804 года (кодекс Наполеона) предписывали замужней женщине послушание: мужчине позволялось искать любовь на стороне, тогда как женскую неверность следовало наказывать. Несмотря на первые завоевания феминисток конца XIX века, несмотря на упразднение различных дискриминирующих юридических положений, касающихся супружеской неверности, несмотря на обретенное в XX веке равноправие мужчин и женщин, разговоры о делах сердечных редко бывают беспристрастными. Равенство полов не оспаривается, но остается неполным: мужчины не зависят от биологических часов, тогда как женщины вынуждены быть соблазнительными и оставаться желанными, чтобы их свободы признали на деле. Мужчины могут быть предприимчивыми и заявлять о себе, женщинам же надлежит хранить верность скитающемуся по свету Одиссею, который, может быть, возвратится на Итаку, а может быть – нет. Цели и задачи у мужчин и женщин тоже разные. Если для мужчины разрыв отношений означает всего лишь смену курса, то для женщины любовь – это самореализация, выражающаяся в возможности завести детей. Угроза конца любви вошла в плоть и кровь женщин, они чувствуют свою уязвимость: разрыв отношений для них зачастую означает крах всей жизни; будучи брошенными, они опасаются, что не смогут вновь полюбить и быть любимыми.
Попытки включить эволюцию разрывов любовных отношений в историческое поле наталкиваются на множество препятствий. Как подступиться к эмоциям прошлого? Иррациональный взрыв любви, желаний, страстей – вещь настолько интимная, что не вписывается в хроники истории, не становится предметом изучения историков. Удается ли любовной страсти не подчиняться социальным нормам? Находится ли она вне исторического поля? Надо признать, что нормы, регулирующие жизнь в обществе, сумасшедшей любви предпочитают дружеский договор, основанный на стабильном совпадении интересов. Поэтому, желая подступиться к эмоциональным отношениям, мы воспользовались частными микроисториями, обратили внимание на историю чувств отдельно взятых людей. Пары, представленные на страницах этой книги, были выбраны потому, что они оставили правдивые свидетельства своей любви, письма и личные дневники, отметив таким образом институциональные или культурные изменения истории. Несмотря на то что репрезентативность выборки ограничена принадлежностью этих пар к привилегированным кругам общества, мы имеем возможность пересмотреть мифы и пролить свет на один из главных страхов нашего времени, а именно – на крах любви.
Важнейшие изменения в эмоциональной истории Франции затрагивают – в большей степени, чем внутренние переживания, – интеграцию пары в социальный, семейный, юридический порядок. Первые любовные коды возникли в обществе христианском, но еще не христианизированном; вожделение стало одним из смертных грехов, а супружеская верность была возведена в незыблемый принцип: христианский брак, моногамный и нерасторжимый, доктрина которого складывается в промежутке между XII и XVI веками, базируется на взаимном согласии двух индивидов, по образу любви Христа и его церкви. На деле же выбор супруга делается прагматичными отцами, руководствующимися не столько взаимной склонностью молодых людей, сколько имущественными интересами: муж и жена практически не существуют как «пара»; они лишь звенья в семье или клане. Церковь принимает в расчет слабые места системы: в некоторых крайних случаях (жестокое обращение или расточительство) с согласия церковного суда допускается раздельное проживание супругов, однако церковный брак не расторгается. Церковные власти также могут признать союз недействительным по следующим трем мотивам: принуждение, близкое родство супругов или импотенция.
Относительно матримониальных практик в Средние века мы имеем мало информации. Из документов, хранящихся в судебных архивах, известно, что разрыв отношений мог быть достаточно жестким: 1–2% преступлений в конце периода Средневековья были преступлениями на почве страсти и совершались супругами. Язык любви, в значительной мере заимствованный у Овидия, конечно, известен; его можно найти в легендах, эпопеях и романах, адресованных рыцарскому сословию. Легенда о Тристане и Изольде, беспрецедентно популярная в XII–XIII веках, обессмертила идею о фатальности страсти, которую символизировал магический любовный напиток. Эта образцовая любовь, вознесшаяся над всеми законами, отвечает тайному и необоримому стремлению к счастью, которое воплощено в образе вечных любовников; но любовь – это еще и неуловимый яд, который циркулирует в венах и разбивает сердца; ревность всегда где-то рядом. Пленяющая, тиранящая, разрушающая, любовь не считается с правилами жизни, принятыми в обществе, и рушит все преграды на своем пути; стыд – главная эмоция, которая сопровождает любовь, если возникает подозрение во лжи или измене; однако этот стыд никого не делает безукоризненно честным; разрыв первоначально – это прежде всего пощечина обществу, и только потом – глубоко интимные страдания: расставание – это оскорбление, наносимое чести клана или семьи.
Постепенно общество становится все более цивилизованным, светская жизнь освобождается от феодальной зависимости. Теоретики любви стремятся примирить страсть с внешней благопристойностью, желание – с уважением к его объекту; идеалом становятся галантность и благонравная любовь. Любовь в XVII веке подчинена другим страстям – честолюбию и желанию прославиться, воле и смелости, которые были престижны и обеспечивали человеку уважение к самому себе. Если случается разрыв отношений, он выглядит как жертва, принесенная на алтарь чести – или самолюбия. Перед лицом этого аристократического идеала, принятого при королевском дворе, суровая янсенистская мораль[2 - Янсенизм – религиозное движение в католической церкви XVII–XVIII веков, осужденное как ересь. Подчеркивало испорченную природу человека вследствие первородного греха. – Примеч. пер.] акцентирует внимание на тщетности славы и жадном и ревнивом желании, присутствующих во всяких любовных отношениях, даже искренних, что связано с полнейшей греховностью человека; герои трагедий Расина, несмотря на все свои добродетели, уступают роковым страстям. Проявления малодушия, непреодолимая потребность в «развлечениях» и новизне – неотъемлемая часть человеческой натуры; как писал Паскаль в «Мыслях», «люди ненавидят друг друга, такова их природа»; любовь же хороша лишь в первые дни.
Нормы эмоциональной жизни практически не меняются до последней трети XVII века. Смерть Людовика XIV в 1715 году открывает более свободный новый век, одержимый идеей счастья, появляется новый взгляд на отношения в паре. Старый дискурс о героической любви постепенно исчезает, ему на смену приходит восхваление священных прав природы. Индивид открывает в себе бесконечное богатство чувств, и эта субъективная точка зрения дает имя новому понятию – «любовному чувству». В 1769 году переводчик Лоренса Стерна, английского писателя, автора маленьких смачных зарисовок о французском обществе, вводит во французский язык слово «сентиментальный»; сентиментальность входит в моду, и пятью годами позже Кармонтель[3 - Кармонтель (настоящее имя Луи Каррожи, 1717–1806) – французский поэт, художник и архитектор, автор пьес в жанре популярных в его время драматических пословиц.], писавший в форме «пословиц» легкие комедии для развлечения двора, высмеивал «сентименталов». Чувство, естественная склонность, понемногу становится гарантией личного выбора и счастливой личной жизни, основанной на взаимной любви. Руссо приветствует брак по любви: сердце, которое не обманешь, очищает природные инстинкты, «не следует за чувствами, а ведет их». «Слишком тугие узлы рвутся. Вот что случается с браком, когда его удерживают силой».
Чувства неразрывно связаны с тревогой: познать себя означает принять постоянные сердечные сомнения и ощутить свою уязвимость. Невозможность удовлетворить свои желания, столкнувшись с принятыми в обществе нормами, приводит юного Вертера, героя Гете, к самоубийству. По мнению историка Робера Мози[4 - Mauzi R. L’Idеe du bonheur dans la littеrature et la pensеe fran?aise au XVIII
si?cle (1979).], в последней трети XVIII века мифология несчастья обгоняет счастье и возвещает романтическую революцию. Любовные страдания чувствительных натур – готовность принять судьбу, таить в себе неутихающую боль – возводятся ими в превосходную степень. Любовь – это не иллюзия: ее узы основательны, абсолютны, интимность, порождаемая ими, очень глубока, поэтому любовь постоянно находится под угрозой. Во многих книгах и брошюрах оплакиваются «тысячи несчастных супругов, мучающихся в неудачных семейных союзах, которые нет возможности расторгнуть». Если право на счастье относится к законам природы, то крах супружеских отношений не менее естественным образом должен повлечь за собой право на разрыв несчастливого союза, в котором нет любви.
Созидая новое общество, свободное от патриархального принуждения, революционные законы от сентября 1792 года превращают брак-таинство в гражданский акт, который в случае необходимости может быть отменен. Новые законодатели учреждают право на развод, который стал доступен как самым бедным, так и самым богатым, как мужчинам, так и женщинам. Предусматриваются три типа причин для развода: взаимное согласие, несовместимость характеров и «объективные причины», такие как слабоумие одного из супругов, уход из дома или ставшее достоянием общественности безнравственное поведение. Гражданский кодекс 1804 года не отменил светский характер брака, но запретил разводы по причине несходства характеров, сочтя подобную формулировку слишком размытой. Разводы были вновь запрещены в 1816 году, и пришлось ждать еще почти семь десятилетий, чтобы появившийся в 1884 году закон Наке[5 - Альфред Наке (1834–1916) – французский врач, химик и политический деятель, инициатор принятия закона о разводе. – Примеч. пер.] восстановил право на развод. Тем не менее еще на протяжении десятилетий развод рассматривался как отклонение от нормы.
В основе современной пары конца XX века лежат две ценности, которые отныне не ставятся под сомнение: любовь и свобода. Женщины добились независимости; заниматься сексом теперь можно не только ради зачатия ребенка; юридически оформленный договор о гражданском браке (гражданское партнерство) оставляет достаточное пространство для маневра, и слово «да», произнесенное супругами перед лицом мэра, через несколько месяцев легко может превратиться в «да» при разводе по обоюдному согласию. Современный брачный союз, базирующийся на индивидуалистических ценностях, главная из которых – любовь, призван обеспечить расцвет каждого. Сексуальное удовлетворение – «несущая конструкция» жизни пары: от него зависит эмоциональная привязанность. На смену традиционной рыцарской игры, в которой мужчина завоевывает, а женщина отдается, приходит договор равноправных партнеров.
Похоронит ли «новый любовный порядок» длительные отношения? Нет ничего более хрупкого, чем желание. В последнее время стремительное развитие интернета и появление многочисленных сайтов знакомств сделало секс банальностью. Предвкушение стало сильнее, чем когда-либо, но оно таит в себе разочарование и небезопасность. В отсутствие сдерживающих установок и общественных условностей отношения становятся все менее надежными, в погоне за новизной расставания следуют одно за другим. «Наше общество стало относиться к разрыву отношений как к неизбежному злу, без которого невозможно согласие», – пишет социолог Ева Иллуз в работе «Почему любовь ранит»[6 - Illouz E. Pourquoi l’amour fait mal (2012).]. Любое расставание – спокойное или скандальное – приносит боль, и страдания, вызванные агонией любви, дело нешуточное. Анкеты, проводимые психологами, показывают, что эти страдания создают серьезные психологические проблемы, от депрессии до суицида; гнев, борьба, желание отомстить, бегство, обесценивание собственной личности, опускание рук – вот составляющие любовных мук. В обществе, где самореализация и счастье считаются обязательными, крах любви становится самой тяжелой драмой, с которой может столкнуться индивид, и оставляет неизгладимый след.
Тем не менее нередко раны затягиваются; примириться с воспоминаниями, вновь обрести потерянную часть себя, снова стать способным к восприятию нового – это уже половина дела; утихшие страдания могут принести освобождение. И в XXI веке люди стремятся к стабильной и искренней любви, способной бороться с бренностью эфемерного мира.
Часть первая. Разрыв отношений: дело чести
Когда любовь уходит, каждый имеет право испытывать боль. Любовники, супруги прекращают друг друга любить, он (или она) уходит; резкий или постепенный, внезапный или предсказуемый, разрыв отношений сопоставим с болью, которая сильнее, чем биологическая смерть, по крайней мере до тех пор, пока время не сделает свое дело и любовный крах не забудется и не станет безразличен. На протяжении двух тысяч лет стоны по ушедшей любви звучат в литературных произведениях. Что бы ни привело к разрыву отношений, эти стоны и эти реки слез – одни и те же из века в век.
В конце I века до нашей эры Овидий через свою героиню Дидону, покончившую с собой из?за бегства Энея, оплакивает всех брошенных и преданных женщин:
Вся я горю, как горит напитанный серою факел
Или как ладан святой, брошенный в дымный костер.
Образ Энея в душе и днем остается, и ночью,
Образ Энея – в глазах, сон позабывших давно.
Нет благодарности в нем, ко всему, что я сделала, слеп он,
С ним бы расстаться была рада я, будь я умней[7 - Овидий. Героиды. Письмо Дидоны к Энею. Пер. с лат. С. А. Ошерова.].
Перед разрывом воспламеняется ревность, эта непроходящая жгучая боль, которая сопутствует состязанию с соперником; разгневанная Деянира, увидев, как по улице проходит прекрасная Иола, иноземная возлюбленная Геркулеса, в бешенстве стонет:
…И отвернуться нельзя: глаза глядят против воли,
Как через город идет пленница вслед за тобой,
Не распустивши волос (не так, как бывает у пленных),
С видом таким, словно ей бед не послала судьба…[8 - Овидий. Героиды. Письмо Деяниры к Геркулесу. Пер. с лат. С. А. Ошерова.]
Когда Овидий сочинил пятнадцать любовных писем, которые могли бы написать герои античной мифологии, ему не было еще двадцати лет, он брился всего лишь два раза в жизни. Так родился жанр письма несчастливой любви, горя и траура.
Исторический контекст и моральный кодекс, IX–XV века
Что же такое любовь? Болезнь, безумие, обычное удовольствие, вроде охоты и рыцарских турниров, или высшее благо? Авторы средневековых трактатов, поэм и романов соглашаются по крайней мере в одном: безответная или обматуная любовь сводит с ума. Доблестный Ланселот, разлученный с женщиной, которую любит, впадает в депрессию и «неистовство»: рвет на себе волосы, расцарапывает лицо, разражается рыданиями, блуждает по лесу, потому что он «потерял надежду быть любимым» (безумие Ланселота).
Каждая эпоха создает свои собственные ценности и эмоциональные нормы, в основе которых лежат воображаемые представления. Феодальное общество – это общество свободных и амбициозных рыцарей; их агрессия, насилие, грабежи, похищения людей, которыми они нередко занимаются, компенсируются совершением подвигов, мужеством и верностью сюзерену. Рыцарская любовь идеальна; завоевание дамы является наградой, о которой мечтают рыцари на поле брани и которую воспевают трубадуры в маленьких господских двориках. Честь, смелость, уважение, преданность, скромность – это правила куртуазных отношений, сложившиеся в XII веке; на них, за пределами брачных законов, между мистической любовью и любовью плотской, основана светская любовная этика; молодые воины, холостяки и соперники, должны доказать свою ценность. Ревность – это «самая суть любви, без которой не может быть настоящей любви»[9 - Андрей Капеллан. Трактат «О науке куртуазной любви» (Andrе de Chapelain, Traitе de l’amour courtois).]. Возникает любовная казуистика: «Если дама обманута первым любовником, поступает ли она бесчестно, заводя другого любовника, более верного?» «Потеряв надежду на встречу со строго охраняемой ревнивым мужем дамой, может ли рыцарь начать искать новую любовь?» Куртуазная любовь восхваляет не столько женщину, сколько женственность. Двумя веками позднее Кристина Пизанская[10 - Кристина Пизанская (1364/65–1430) – средневековая французская писательница итальянского происхождения, автор ряда философских трактатов о роли женщины в семье и обществе. Большинство современных ученых-феминисток считают ее произведения началом современного феминистского движения. – Примеч. пер.] в книге «Послание богу любви» восстанет против мужской концепции любви, не принимающей во внимание желания женщин.
Одновременно с ростом городов изменяются ценности и диверсифицируются функции: моногамный брак становится основой социального уклада. Для мужчины он не является самоцелью, но выполняет регулирующую функцию, потому что укрепляет связи между семьями; предназначенный для воспроизводства и процветания вотчины, брак стратегически выверен родственниками, и его стабильность гарантирует стабильность сообщества. Любовь – это ненужная роскошь; средневековые теологи не скрывают беспокойства и даже неодобрения мощи желания; слишком горячий нрав мужа, излишняя любвеобильность жены вредят общественным отношениям и отвлекают от любви к Богу.
С IX века постепенно начинают складываться канонические правила брака, этому способствовала и григорианская реформа[11 - Григорианская реформа – ряд церковно-административных и канонических преобразований, осуществленных в понтификат папы Григория VII (1073–1085). – Примеч. пер.]. На протяжении целого тысячелетия на едва христианизированном Западе супружеский союз оставался нестабильным, разрывы отношений были частым явлением. Римское право и германский брак позволяли мужчинам выгонять жен, и в богатых семьях разводы были весьма распространены. Для знатных персон эпохи Каролингов многоженство было средством вести союзническую политику и увеличивать свои владения мирным путем, не развязывая войн; отец отдавал свою дочь мужу, а тот взамен оставлял ей наследство; брачная церемония скрепляла союз, делая будущих детей законнорожденными. Однако законными считались и другие союзы, уже без оставления наследства женщине, – таким образом удовлетворялись сексуальные потребности молодежи и завязывались дипломатические отношения. Карл Великий, например, был женат пять раз, без колебаний перевел свою первую жену Химильтруду в статус конкубины и вступил в брак с дочерью короля лангобардов.
В средиземноморских регионах, где каноническая традиция Церкви начиная с IV века принимает эстафету от римского права, разводы разрешаются в лишь некоторых определенных случаях: например, в случае сексуальной несостоятельности, ухода кого-то из супругов из дома или измены.
В действительности же старые достаточно снисходительные обычаи сохранились почти повсеместно, и односторонние разводы по-прежнему в ходу. Около 820 года, после падения империи Каролингов, на смену высшим имперским чиновникам приходит епископат. Священники начинают вмешиваться в матримониальные дела с целью повысить нравственность союза, навязывают парам моногамию и берут на себя роль судьи в ситуациях, когда существуют препятствия для вступления в брак: двоеженство, адюльтер, инцест или близкородственные отношения желающих заключить брачный союз. Знаменитое дело 1092 года о повторном браке Филиппа I, который заточил свою жену Берту в замке Мотрей-сюр-Мер ради женитьбы на Бертраде, жене графа Анжуйского, во многом поспособствовало тому, чтобы знатные сеньоры подчинились новым требованиям Церкви: босиком, в рубище, король должен был дать клятву, что никогда больше не вступит ни в какие отношения с Бертрадой и сможет заговорить с ней исключительно в присутствии посторонних. Крестьяне, в отличие от аристократов, с большей готовностью приняли моногамный брак, полагая, что это позволит сохранить земельную собственность.
Церковь очень быстро оценила роль брака в обществе, проявила обеспокоенность анархией, царящей в сфере супружеских отношений, и начала создавать идеал, способный отвечать одновременно и этическим устремлениям, и чувственным порывам феодального общества, движимого эмоциями. Телесные отношения стали предметом обсуждения; Абеляр, бесстыдно заявляя, что в супружеском сексе самом по себе нет ничего предосудительного, нарушил моральные законы, и теологи увидели в этом разрушительные последствия страсти. В 1184 году Церковь официально признала «таинство брака», одновременно духовное и телесное. В 1215 году на IV Латеранском соборе были установлены правила христианского брака: в его основе – обоюдное согласие вступающих в брак, которые обмениваются словами «я беру тебя в жены» и «я беру тебя в мужья». Это публичное действо: во избежание дальнейших отказов священник благословляет союз в присутствии свидетелей. Брак моногамен и не подлежит расторжению – таинство не может быть отменено людьми. Вступать в брак разрешается с весьма раннего возраста: 12 лет для девочек и 14 лет для мальчиков. Для уверенности в законности будущего союза Церковь приветствует практику помолвки; в конце XII века каноническая доктрина признает действительными и «предполагаемые» браки, если окажется, что молодые люди вступили в интимные отношения до свадьбы, поклявшись в верности. Во время помолвки в торжественной обстановке происходит обмен подарками и подписание брачного контракта, в каждом регионе у этого события были свои особенности. Несмотря на то что помолвка благословляется священником, она не означает, что решение принято раз и навсегда; контракт может быть аннулирован с возмещением убытков под контролем судьи. Церковный брак, в свою очередь, не может быть расторгнут: люди женятся пожизненно.
Неудачные браки
Разногласия, обиды, ревность… конфликты в супружеской жизни неизбежны. Муж – хозяин, жена обязана ему подчиняться. Как правило, общие интересы берут верх, супруги поддерживают друг друга, помогают пережить невзгоды. Случается и так, что родители, выбирая мужа для дочери или жену для сына, принимают во внимание склонности детей, и тогда супруги живут в согласии и дружбе. Однако каждый брак, удачный или неудачный, должен пройти испытание временем. Муж ходит по злачным местам, пьет, залезает в долги, спит со служанкой или приводит пьяных дружков домой на ужин. У жены часто подгорает рагу, она транжирит деньги, она болтлива, бесцеремонна и выставляет свою красоту перед нескромными взглядами мужчин. Муж, боящийся, что жена будет ему изменять, запирает ее дома; ей ничего не остается, кроме как подчиниться его воле; «всяк сверчок знай свой шесток» – гласит народная мудрость. От оскорблений муж переходит к угрозам, от угроз – к рукоприкладству; насилие нарастает стремительно; достаточно одного лишь подозрения – и страсть яростно рвется наружу. Мужья широко пользуются правом наказывать жен в воспитательных целях, а соседи все знают, но помалкивают.
Для разрыва супружеских связей недостаточно несчастливого брака. Мало кто из жертв насилия осмеливается подавать на обидчика в суд, к тому же это удовольствие стоит дорого, а разбирательство тянется долго. Церковный суд, в чьем ведении оказываются бракоразводные дела, начинает следствие, выслушивает супруга, вызывает свидетелей. Как правило, женщины выдвигают в качестве обвинений жестокое обращение со стороны мужей или расточение семейного имущества; обвинения мужей в основном касаются репутации жен. Измена – вторая важнейшая причина разводов; достаточно малейшего слуха о том, что женщина торгует телом, или же ее скандального поведения, чтобы под сомнением оказалась честь не только мужа, но и всей семьи, – однако никакие показания третьих лиц в расчет не принимаются. Измена мужа осуждается лишь в том случае, если имеет место сожительство или если любовница – замужняя женщина; чаще всего муж просто «ходит на сторону». Судебный процесс идет очень медленно. Для начала суд пытается примирить супругов и дать возможность провинившейся стороне вернуться в семейное гнездышко; в случае рецидива и невозможности примирения судья выносит приговор о телесном и имущественном разделе, на несколько месяцев или навсегда. Начиная с XV века в разных регионах эстафету от церковного суда принимает светское правосудие – господское или королевское. Постановление о разводе означает окончание обязательств выполнять супружеский долг, однако супругам – и тому, по чьей вине произошел развод, и обиженной стороне – не разрешается снова вступать в брак.
Несмотря на то что каноническое право не признает дискриминации по гендерному признаку, решения суда в отношении женщин всегда оказываются более суровыми, чем в отношении мужчин; супруга, уличенная в адюльтере, теряет право на свое приданое и то, что ей причитается по брачному контракту; ей коротко стригут волосы, порют розгами, а потом заключают в монастырь на год или на два, где она носит одежду, которую носила «в миру». По истечении двух лет муж может простить ее и без всяких формальностей взять к себе в дом или, наоборот, оставить ее до конца дней в монастыре; что же до любовника, то его отправляют в ссылку или же на галеры. Однако судья может просто заставить жену вернуться в супружеский дом. Многие обманутые мужья предпочитают не «заявлять» на своих жен – обращение в суд равносильно признанию в неспособности навести порядок у себя в доме, лучше уж не выносить сор из избы. Муж, терпящий измены, о которых известно всем и каждому, становится мишенью для насмешек; рогоносец вызывает больше издевательств, чем сочувствия. По мнению медиевиста Шарля де ла Ронсьера, судебная практика в XV веке направлена на ужесточение наказаний. Тем не менее еще долго на мужскую сексуальную вседозволенность смотрят сквозь пальцы.
В очень редких случаях могла быть начата процедура аннулирования брака; ходатайство при этом непременно должно было подаваться в церковный суд. Основные причины подобного аннулирования – близкородственные связи супругов, введение в заблуждение о состоянии здоровья одного из них (импотенция, бесплодие), отказ заводить детей или соблюдать верность супругу, двоеженство или двоемужество, физическая незрелость: супруги, помолвка и брак которых были устроены родителями до момента полового созревания детей, могли обратиться в епархию с просьбой об аннулировании брака, потому что, с точки зрения канонического права, подобный брак был заключен без согласия молодых, бывших в момент сговора малолетними. Обоим супругам в таком случае разрешалось жениться или выходить замуж повторно. Заявления о расторжении подобных браков рассматривались очень подолгу, и зачастую решение зависело от социального положения заявителей.
У нас недостаточно статистических данных, чтобы оценить количество разводов, данных церковью и светскими судами, но можно сказать, что в сельской Франции, где собственность на землю являлась важным сдерживающим элементом, их было очень немного. В основном окончание отношений бывало вызвано не столько отказом от сексуальной близости, сколько смертью одного из супругов. Помимо брачных споров до сих пор не находят решения и другие вопросы: являются ли обещания, даваемые друг другу женихом и невестой, и последующая консумация отношений достаточными основаниями для брака? Как переживать воздержание, когда между супругами больше нет близости? Вопросов много, и со всех сторон слышны жалобы мужчин и женщин, семейная жизнь которых сложилась неудачно. Гуманисты – например, Эразм – в начале XVI века осмеливались говорить о другой концепции таинства брака, в основе которой лежит дружба и нежность; дополнительным элементом такой концепции могла бы быть доступность развода в случае, если отношения супругов не сложились. Протестантская Реформация под руководством Лютера и Кальвина ставит этот вопрос остро: брак теряет свою священность, не является больше нерасторжимым; родителям рекомендуется не женить детей против их воли, а в крайних случаях, из соображений здравого смысла, для супруга, чьей вины в разводе нет, разрешается повторный брак.
Драматические разрывы отношений
«Страсть – это дикий зверь, сорвавшийся с цепи». Преступления на почве страсти иногда совершаются в самых обыденных ситуациях, и преступниками оказываются не какие-то маргиналы, а обычные мужчины, разгневанные и желающие отомстить. Жан де Мён, автор второй части «Романа о розе», без колебаний связывает закат любви с принуждением к браку. Французская исследовательница Средневековья Клод Говар в книге «De grace especial», посвященной насилию в средневековом обществе, указывает, что преступления на почве страсти на излете Средних веков во Франции составляли 2% общего числа раскрытых преступлений[12 - Gauvard C. De gr?ce especial (1991).]. Цифра небольшая, но надо учитывать, что существовало множество способов избежать наказания; источники информации в судах молчат о семейных ссорах, не переросших в драму. Изучая прошения о помиловании, подписанные королем, можно узнать очень многое о ведущих к преступлению ссорах и страстях, бушующих за закрытыми дверями как хижин землепашцев, так и замков знатных сеньоров. Главными сексуальными преступлениями оказываются изнасилование, влекущее за собой позор, а также убийство на почве ревности. Последнее часто совершается сгоряча; ослепленный ревностью муж, убивающий жену или ее любовника, заявляет потом, что не хотел убивать. Упав перед судьей на колени, обнажив голову и смиренно сложив руки, он уверяет, что «полон сожаления». Несмотря на то что такой человек заслуживает смерти или изгнания, он все же имеет некоторый шанс на милость со стороны судьи; в обществе, где царит мизогиния, неверная жена представляет угрозу для всех. В XIV веке шевалье де Ла Тур Ландри, автор руководства по воспитанию девиц, полагает справедливым, что «всякая жена, уличенная в том, что была с кем-то помимо своего сеньора, должна быть сожжена на костре и забросана камнями». Два века спустя, в 1575 году, юрист Жан Папон допустит, что, если муж застанет жену с любовником, он вправе убить ее или его, потому что ему нанесено «оскорбление, которое невозможно оставить безнаказанным». Разрываясь между христианским долгом прощать и естественным желанием защитить свою честь, виновный в убийстве муж, «впавший в помешательство», поддался гневу, и его эмоциональное состояние заслуживает снисхождения со стороны суда.
От женщины же Бог требует, чтобы она была терпеливой и разумной; ей позволено подавать жалобу в суд только в том случае, если поведение мужа угрожает ее жизни. Когда в семье плохие отношения, драка может разгореться по малейшему поводу; разгоряченный муж бьет жену, потому что она отказывает ему в близости, потому что носит вызывающие наряды или потому что она бросила взгляд на прохожего; уязвленная и обиженная, она бунтует, хватает дубинку, ножницы, полено, лопату – она думает только о том, чтобы защититься. Постоянные издевательства приводят ее на грань суицида, а иногда убийства: так было с молодой матерью по имени Маргарита, которая только что родила девочек-близнецов и кормила их грудью, в связи с чем отказывалась спать с мужем. Ей неоднократно приходилось обращаться за помощью к соседям. Однажды муж, опьяненный гневом, осыпая жену проклятиями, схватился за топор, но она оказалась проворнее и отвела удар от себя, серьезно ранив при этом мужа. Исполненная ужаса, она убежала из супружеского дома; назавтра мужчина был обнаружен мертвым. Представ перед судом, Маргарита выглядела очень испуганной, путалась в показаниях, бормотала что-то о необходимой самообороне; ее спасли показания соседей. Она была помилована и оправдана[13 - Zemon Davis N. Pour sauver sa vie, rеcits de pardon (1987).].
Главной причиной супружеского насилия всегда оказывается уязвленная честь. В обществе, где семья важнее каждого ее члена в отдельности, удар по репутации считается самым большим несчастьем. В глазах окружающих ответственность за поведение жены несет муж. Чтобы поколебать его доверие, достаточно малейшего подозрения. Подвыпивший крестьянин называет соседку бесстыдницей, сукой или развратницей, и это оскорбление падает не только на нее, но на всю семью; оскорбление с сексуальным подтекстом, произнесенное публично, например «сукин сын», заставляет задуматься, является ли человек сыном своего отца. Что же касается измены, она может вовлечь в цепь кровавых событий многие поколения. Обманутый муж стремится отомстить, ему в этом помогают братья, слуги, кузены и друзья; он организует карательную экспедицию, сбежавший обидчик пойман, его детородный орган отрезан «маленьким ножичком». Кровная месть практически узаконена, суды под давлением Церкви санкционируют убийство. Ходатаи не говорят о разбитом сердце – их заботит только оскорбление, нанесенное семейному клану.
Хрупкость тайной любви
Несмотря ни на что, любовь существует, иногда случаются тайные браки и внебрачные связи. Вкус к приключениям, любовь с первого взгляда, винные пары, разгул карнавала воспламеняют юные сердца; молодые люди тайно соединяют судьбы, стремясь выскользнуть из-под родительской власти и избежать устроенного старшими брака по расчету. С точки зрения традиционного церковного права, подобные тайные браки законны; присутствие священника и свидетелей не везде считается необходимым, и взаимная склонность влюбленных вкупе с телесным союзом является достаточным условием для заключения брака. По мнению Брантома, аббата и автора мемуаров о придворных секретах, таких тайных браков в XVI веке было во Франции множество. Перед Церковью вставала проблема: как примирить свободу таинства и законную родительскую власть, зная, что навязанный брак очень часто заставляет супругов искать на стороне то, чего они не находят в лоне семьи?
Тайные браки – вещь ненадежная: через несколько лет или месяцев амбициозный муж может бросить супругу ради женитьбы на высокопоставленной невесте, и покинутая женщина нередко начинает судебный процесс. Церковные суды полны сомнений: решение жениться, принятое в состоянии опьянения, обещания соблазнителя, желающего добиться близости, давление на не желающую подобного брака родню, мезальянсы: ложь бросает тень недоверия на данные клятвы, и в отсутствие официального брака союзы рушатся.
Тайный брак – это боль аристократических семей, так как он угрожает их имущественным стратегиям. В 1556 и 1557 годах французский двор сотрясают два крупных скандала. Король Генрих II не стал ждать выводов бесконечных теологических комиссий и вынес распоряжение: если защита семей является частью ответственности монарха, то он, как монарх, запрещает заключать браки без согласия родителей, без публичного объявления о помолвке и без благословения приходского кюре. Не будучи в состоянии объявить тайные браки ничтожными – это нарушило бы каноническое право, – он предусмотрел устрашающее наказание в виде лишения наследства детям, отважившимся обойти королевский указ. Совершеннолетие для мужчин наступало в тридцать лет, для девиц – в двадцать пять, но из почтительности и уважения к родителям их согласие на брак должно было испрашиваться и после наступления этого возраста. Нарушение королевского указа делало брак юридически ничтожным: на кону был авторитет главы семьи.
Король и сам столкнулся со злом, которое несут в себе тайные браки: в 1556 году он решил выдать замуж за Франсуа де Монморанси, сына коннетабля, свою незаконнорожденную дочь Диану Французскую (Диану де Шательро), но выяснилось, что молодой человек был тайно женат на Жанне Пьенской, фрейлине королевы, и ни в коем случае не собирался отказываться от своей любви. 5 октября пара предстала перед ассамблеей кардиналов и епископов в Лувре и подверглась допросу. Жанна скромно, но бесстрашно отвечала, что уже пять лет назад Франсуа сделал ей предложение и они обменялись клятвами без свидетелей, что они любят друг друга и что она поклялась ему в верности. Жанна верила в нерушимость данных друг другу клятв. Франсуа, под давлением отца, давал невнятные двусмысленные ответы. Папа Павел IV, к которому судьи обратились за помощью, признал обоснованность ответов Жанны Пьенской и счел брак действительным. Допросы, целью которых было сломить Жанну, возобновились и длились всю зиму 1556/57 года; молодая женщина была изгнана из двора и надолго заключена в монастырь Фий-Дье (Filles-Dieu), прибежище падших женщин. Там она узнала, что Франсуа, убежденный властным отцом, отправился в Рим, чтобы уверить папу в своем раскаянии и вымолить прощение. Речь в суде была полна ложных заявлений, и о консумации союза не было сказано ни слова. Рим тем не менее не уступал. В конце концов Франсуа написал Жанне оскорбительно холодное письмо, в котором сообщил, что не считает себя женатым: «Осознав ошибку, которую совершил по недомыслию, я отказываюсь от всех своих слов и обещаний жениться…» Столкнувшись с такой трусостью, Жанна вынуждена, в свою очередь, оказаться от своих притязаний. Нотариус подготовил акт о расторжении отношений. Жанна подчинилась, но ответ ее был полон достоинства: «Он малодушнее любой женщины <…> Он обманул меня, я вижу, что он предпочитает быть богатым, нежели благородным человеком».
Допустимая любовь
Тридентский собор в 1563 году посвящает свою двадцать четвертую сессию таинству брака. Подтверждается, что брак может быть заключен только по доброй воле будущих супругов в присутствии свидетелей и что его должен благословить священник. Согласие родителей для молодых людей старше восемнадцати лет и девиц старше шестнадцати лет необязательно, однако во избежание проблем, которые могут возникнуть из?за столь распространенных тайных союзов, в декрете «Tametsi» («однако», «тем не менее») есть оговорка, что, несмотря на то что такие союзы являются законными перед лицом Бога, они «неприемлемы и запрещены». Отсутствие единого мнения духовенства вызывает враждебность в большинстве стран, и разгораются споры: английский король Генрих VIII в 1533 году разорвал отношения с Римом. Он был женат шесть раз, развелся с первой женой и казнил вторую; король Франции Генрих II отказался ждать решений последнего соборного заседания и стал на свое усмотрение разбираться со скандалами, отравлявшими жизнь двора; в протестантских странах не признается папская власть и разрешаются разводы; наконец, в 1540 году Карл V принимает меры для запрета тайных браков в Нидерландах, а герцогства Савойское и Лотарингское, в свою очередь, не признают брачные союзы, заключенные без согласия родителей.
Однако правила правилами, а нравы нравами. В хаосе гражданских войн, бушевавших во Франции начиная с 1562 года, люди вели себя весьма вольно и отважно. За внешней изысканностью скрывались брутальные манеры, и при дворе последних Валуа царили тщеславие и разврат: тайные связи, соблазнения и расставания, мимолетные чувственные свидания… Брантом описывает аристократические браки, в которых муж поощряет распутство жены, не видя в том повода для развода: «Ищите удовлетворения где-нибудь в другом месте, я вам разрешаю». Тайные любовные связи длятся недолго и проходят без следа, по крайней мере пока не затрагивают честь супруга. Оскорбление смывается только кровью: сберечь честь важнее, чем слыть учтивым; опасность для жизни придает любовной связи оттенок благородства.
Однако жизнь при дворе – это еще не вся жизнь. Против разнузданной чувственности поднимается реакция. Наиболее изысканные умы не желают путать любовь и наслаждение и, под влиянием Петрарки, прославляют «благонравную любовь», длящуюся долго, которая не есть ни брак, ни удовольствие на один вечер, ни чрезмерная строгость. Французский писатель XVI века Франсуа де Бийон в пятисотстраничном трактате в защиту дам пишет: «Женщины в своей любовной страсти тверже мужчин… а мужское непостоянство всем известно. Любовные связи часто рвутся или же завершаются скандалом. Поруганная любовь женщины может обернуться ненавистью…»[14 - Fran?ois de Billon. Le Fort inexpugnable en l’honneur du sexe feminin (1555).]
ЭЛОИЗА И АБЕЛЯР
«ПРОЩАЙ, МОЙ ЕДИНСТВЕННЫЙ»
Отперла я возлюбленному моему, а возлюбленный мой повернулся и ушел. Души во мне не стало, когда он говорил; я искала его и не находила его; звала его, и он не отзывался мне.
Песнь песней, стих 5
Что может быть банальнее? Прекрасная юная девушка потеряла голову от любви к своему учителю грамматики и логики. Это талантливый человек, новаторские идеи которого пользуются уважением в интеллектуальных кругах Парижа; у него верные друзья, такие же заклятые враги, а его блестящий стиль работы привлекает в школу на острове Сите, близ собора Парижской Богоматери, учеников, прибывающих издалека, из Бретани и Пуату, а также из Испании, Англии и Фландрии. Учитель лет на пятнадцать старше ученицы, его авторитет оказывается сильнее сопротивлений, и любовная связь все же начинается. Они обмениваются письмами, любовными записками и стихами.
Вероятнее всего, роман Элоизы и Абеляра продолжался с осени 1115 до лета 1117 года: эта жгучая страсть, замешенная на желаниях, клятвах и печали, стала символом любовной драмы. Рафинированные любовники пишут друг другу на латыни; их письма, подлинность которых продолжает оставаться предметом споров, можно отнести к самым прекрасным признаниям в любви периода Средневековья, и, несмотря на свойственную эпохе риторику, в них отчетливо проступают искренние чувства. Авторы писем любят друг друга и вместе размышляют над тем, что же их объединяет: кто любит сильнее? Чья любовь лучше? Иногда в их письмах упоминается amor – опьянение желанием и любовью, любезное Овидию; иногда dilectio – возвышенная любовь, воспетая в Песни песней, где возникает понятие выбора «единственного»; или caritas – вселенская любовь с оттенком возвышенного, который ей придает христианство; или бескорыстная цицероновская amicitia – любовь-дружба, до такой степени наполняющая друзей или супругов общей волей, что они становятся одним существом. Современные языки слишком бедны, чтобы выразить всю тонкость греческих или латинских сравнений. Просвещенные Элоиза и Абеляр чувствительны к словам, литературным метафорам, к культуре своей эпохи, где уже намечаются «ренессанс» в мысли и зарождаются куртуазные нравы. Страсть, которую они испытывают друг к другу, прекрасно уживается с эрудицией, сквозящей в их письмах: элегии Овидия, античная философия, библейские тексты – вот темы их посланий друг к другу, как радостных, так и горестных.
Потом наступила драматическая развязка. Их дороги разошлись, и Элоиза написала пронзительные слова: «Я потеряла свое сердце, оно осталось с тобой. Жить без тебя оно не может».
Пьер Абеляр родился в 1079 году в фамильном замке Палле близ Нанта. Старший сын бретонского феодала, он мог бы сделать военную карьеру, если бы с раннего детства не стал проявлять явную склонность к изучению «свободных искусств», затем к преподаванию. Яркий, строптивый, но полный идей, он оттачивает свое педагогическое мастерство, переходя из школы в школу, из Анже перебирается в Тур, потом в Мелен и Лан. Целью Абеляра был Париж, где о нем уже ходила слава, но его свободомыслие пугает церковные власти. В 1113 году он поступает в парижскую школу Нотр-Дам и пользуется поддержкой семьи Гарланд, имевшей большое влияние при дворе Людовика VI. Абеляр – клерк, которому дают только мелкие поручения; в отличие от монахов он не отвечает за проведение литургии и живет на деньги от занятий с учениками; церковь в то время реформируется, в городских интеллектуальных кругах происходит обновление, и Абеляр выдвигает рациональный философский метод, соединяющий диалектику с теологией и апеллирующий к языковым структурам при комментировании священных текстов. Он не только талантливый логик, но также поэт и автор песен; у него сложилась репутация соблазнителя. По слухам, распространяемым недоброжелателями, он даже захаживает к проституткам. «Развратник и гордец», – скажет он о себе позже.
Элоизе в 1116 году около двадцати лет, и она чрезвычайно одарена, что выделяет ее на фоне всех учеников. Она происходит из знатной семьи и выросла в превосходном аббатстве Нотр-Дам в Аржантее. Она увлечена философией, знает латынь, греческий, иврит и пишет стихи. Она живет в доме каноника Фульбера, своего дяди, в клуатре собора (клуатр не зависит ни от короля, ни от епископа); ее интеллектуальный уровень и семейные связи дают ей некоторую свободу. Фульбер трепетно относится к девушке и оказывает ей протекцию; он даже соглашается приютить у себя Абеляра, лучшего из учителей, и поручает ему образование племянницы. Дядюшка при деньгах и полностью доверяет своему блестящему тридцатипятилетнему собрату, лестные отзывы о котором обнадеживают его. Уроки, которые учитель дает ученице, начинают носить все более тесный характер и вскоре уже не имеют ничего общего со школьными занятиями. Абеляр настаивает на частых встречах, «три или четыре раза в день», но им следует быть осторожными. Чтобы скрыть крепость своей связи, они пишут друг другу на восковых табличках, потом молодая женщина переписывает текст на пергамент, после чего стирает написанное с воска.
Влюбленные ведут себя по-разному. Абеляр настойчив: он охвачен жгучей страстью. Элоиза сдержанна: в ее представлении любовь должна быть возвышенна и совершенна. Но вскоре робость проходит, и, соблазненная, она забывает себя: «Она душой и телом принадлежит ему», отдается любимому со всей страстью своей натуры. Воссоздать их интимный календарь, несмотря на упоминания в письмах сменяющих друг друга времен года, не представляется возможным. Много позднее, уже после разразившейся трагедии, Элоиза скажет: «Наслаждение, которое мы испытали вместе, было такой силы, что мне не удается ни возненавидеть его, ни стереть из памяти».
Тайну, однако, хранить трудно, и поползли слухи. Кончилось тем, что о связи стало известно Фульберу. Проклиная злодея, которому он дал приют, каноник потребовал, чтобы любовники расстались. Эти печальные события Абеляр описывает в автобиографическом сочинении «История моих бедствий», изданном около 1130 года. После того как дядя узнал о связи Элоизы и Абеляра, девушка обнаружила, что ждет ребенка. Чтобы скрыть беременность Элоизы, Абеляр под покровом ночи отправил ее к своей сестре в Бретань под видом монахини; там она родила мальчика, названного Астролябием. Абеляр предлагал девушке выйти за него замуж, но она отказалась, ибо как можно совмещать ученую деятельность и крики младенца, служение Богу и рутину семейной жизни? Брак для блестящего преподавателя повлек бы за собой потерю положения, которое занимают священники, соблюдающие целибат. Элоиза заботилась в первую очередь о возлюбленном; Абеляр же думал не только о девушке, но и о карьере. Элоиза хочет, чтобы Абеляр женился на ней исключительно по любви, а не по необходимости, поэтому в ответ на предложение руки и сердца с достоинством говорит, что предпочитает называться его «подругой, а не женой».
Тем не менее брак все же был заключен – тайно, в Париже, после ночи, проведенной в молитвах. Ребенок в это время находился в Бретани. Присутствовали лишь несколько близких родственников, среди которых был и Фульбер. Сразу после церемонии супруги приняли решение расстаться, чтобы Абеляр мог продолжать свой славный путь. Молодая женщина вернулась в дом дяди, который осыпал ее упреками и иногда угрозами. Дело получило огласку. Обстановка в Нотр-Дам стала невыносимой; Абеляр предпочел отправить жену в монастырь в Аржантей, где она выросла; она снова надела монашеское платье, но пока не вуаль. Она подчинилась его приказам: была согласна на брак, расставание, монастырь. Абеляр же остался в Париже, чтобы попытаться успокоить разъяренного дядюшку.
Каноник Фульбер был человеком небезупречным и склонным к насилию. Бегство Элоизы привело его в ярость. Однажды ночью несколько человек, сговорившись с прислугой, проникли в келью к Абеляру и «отрезали ему части тела, при помощи которых он совершил свое преступление» – кастрация в те времена была обычным наказанием для виновных в изнасиловании и адюльтере. Связь между Фульбером и нападавшими не подлежала сомнению; головорезы разбежались, но двоих удалось поймать; они, в свою очередь, тоже были приговорены к кастрации. Что касается Фульбера, то он отправился в ссылку. Самый знаменитый преподаватель школы оказался в центре чудовищного скандала. О случившемся узнал весь город, включая школьников и мелких церковных служащих, и все бурно выражали Абеляру сочувствие; без такой славы он бы прекрасно обошелся. Как теперь появиться на публике? Униженный Абеляр, на которого показывали пальцем, в большей мере страдал морально, нежели физически, – наказание затронуло его авторитет. Он нашел убежище в аббатстве Сен-Дени, где его уроки теологии пользовались большим успехом у учеников. Элоиза же постриглась в монахини. Расставание состоялось.
Чтобы эта драма забылась, потребовалось время; Абеляр нажил множество врагов; этому способствовали его профессиональный успех, смелые научные работы, гордость, граничившая с высокомерием, история его любви. Он рассорился с монахами из Сен-Дени, которые ставили ему в упрек то, что он соединял философию с теологией; его неоднократно признавали зловредным, и его деятельность запрещали. Переписка с Элоизой не прервалась полностью: пятнадцать лет спустя после разразившейся драмы они все еще обменивались письмами, подлинность которых порой оказывалась под вопросом, но теперь не вызывает никаких сомнений.
История одной переписки
Между 1115 и 1117 годами Элоиза и Абеляр написали друг другу более ста писем. Три века спустя, в 1471 году, монах-библиофил Иоханнес де Веприа обнаружил в аббатстве Клерво, основанном в 1115 году, эти бесценные пергаменты и переписал их. Тексты, входящие в этот сборник, поражающий воображение своей насыщенностью, не подписаны. Письма мужчины, обозначенные буквой V (vir, мужчина), чередуются с письмами женщины, помеченными буквой M (mulier, женщина). Среди них есть цепочки писем, есть отдельные загадочные фрагменты; принцип построения сборника нам неизвестен. Личности загадочных любовников вызывают множество вопросов. Надо сказать, что такой обмен эпистолами был частью традиционных упражнений в риторике, занятию которыми с радостью предавались образованные люди, – от той эпохи до нас дошло множество сборников подобного типа.
Большинство современных историков и филологов полагают, что эта анонимная переписка вполне соответствует истории любви Элоизы и Абеляра, изложенной в «Истории моих бедствий» и известной благодаря молве начиная со второй половины XII века, затем вновь открытой и рассказанной примерно в 1290 году знаменитым автором «Романа о Розе» Жаном де Мёном. Комментарии Сильвена Пирона, который перевел письма на французский язык (Les lettres des deux amants, 2005), и недавнее исследование австралийского критика Константа Дж. Мьюса (La Voix d’Hеlo?se. Un dialogue de deux amants, 2005) свидетельствуют о том, что это история любви именно знаменитого учителя и его блестящей ученицы, со всеми ее перипетиями и, подчас, непоследовательностями; она слишком исключительна, чтобы считать ее историей другой пары или же вообще мистификацией. Конечно, литературные условности наводят на мысль об учебниках куртуазной переписки (De l’art d’еcrire des lettres, Artes dictaminis), но у каждого из «голосов» (мужского и женского) есть свой собственный стиль; особенности лексики и философии любовника, вместе с прочими аргументами, говорят о том, что перед нами переписка именно Абеляра и Элоизы. Веский аргумент в пользу этого – прочная связь, соединявшая первых монахов-цистерцианцев аббатства Клерво, где были обнаружены письма, с монастырем Параклет, где в 1164 году закончилась жизнь Элоизы. В Клерво по инициативе аббата Бернара бурно дебатировался вопрос о мистической природе любви; таким образом, в том, что письма перенесли из одного монастыря в другой, не было ничего удивительного. После Великой французской революции письма, как и рукопись «Истории моих бедствий», оказались в библиотеке Труа.
Что же такое любовь? Quid amor sit? Любовники не переставая задают этот вопрос. Юная ученица (идентифицированная как Элоиза) жаждет узнать это и понять, изучает свое сердце; она горяча и благородна; в первую очередь она хочет добиться внимания учителя, ослепить его эрудицией, произвести впечатление своей скромностью. Цитаты, которые она использует в письмах, как бы страхуют ее от излияния чувств; ее письма, поначалу похожие на школьные сочинения, становятся все длиннее и интимнее; личные детали выявляют контекст событий.
Элоиза не скрывает энтузиазма. Как ученица, она выказывает искреннюю смиренность: женщины в те времена не имели права высказываться, а Абеляр был великим педагогом. Полная признания, она добивается его «глубокой дружбы» в цицероновском смысле; он же, со своей стороны, без памяти влюбился в нее; и очень быстро тональность их отношений стала напоминать скорее Овидия, нежели Священное Писание. Они приветствовали друг друга, как полагалось, и обменивались ничего не значащими комплиментами, но были при этом на «ты». Учитель называет ее «беспечной», если она не пишет ему достаточно часто; он боится, что она пренебрегает им или что забыла его; он признается, что их переписка способствует его «отдохновению» и «здоровью». Отождествляя себя с «возлюбленной» – героиней Песни песней, сюжеты которой она иногда заимствует, Элоиза становится смелее: признавая за собой недостаток знаний, она говорит, что нуждается в стимулирующем присутствии Абеляра. И вскоре они уже общаются на равных.
Небольшие расхождения, поначалу почти незаметные, постепенно пробили брешь в представлениях обоих о любви: для Элоизы, одновременно реалистки и идеалистки, любовь – это прежде всего нечто человеческое. Она зависит не от склонности или эмоций, но от внутренней убежденности. Любовь можно доказать доверием, честностью, но прежде всего верностью. Это возвышенное чувство к кому-то единственному – не каприз: настоящая любовь беспричинна, бескорыстна, ей претит морализирование, но она обязывает обоих партнеров вести себя одинаково, как бы возвращать друг другу долги. Будучи реалисткой, молодая женщина живет сообразно обстоятельствам: радуется, когда счастлива, грустит, когда ей не везет. Она инстинктивно знает, как хрупка любовь: «Постоянное нахождение рядом друг с другом рождает непринужденность, та вызывает доверие, доверие влечет за собой пренебрежение, а пренебрежение – скуку».
Когда возлюбленный чересчур настойчив, Элоиза отступает и, верная термину «подруга», реагирует уклончиво. Что же до Абеляра, то он мечтает о ночи любви и заявляет о горячем желании «узнать ее поближе», даже требует ее «полного жизненной силы тела». Он не скрывает нетерпения: «Открой то, что ты прячешь, покажи то, что скрываешь, пусть забьет фонтан твоей нежности, не скрывай больше ничего от твоего самого преданного слуги…» (письмо 26). На этом этапе их переписки представляется, что физическая близость уже состоялась; парадоксальным образом учитель дает любви лишь менторское определение, прикрываясь словами Цицерона: «Любовь – это некая сила души, которая не существует сама по себе, но всегда переносится на другого, с определенным вкусом и желанием, стремясь все делать вместе с предметом любви» (письмо 24).
Вскоре их близость перестала быть тайной. Бурная личная жизнь учителя отразилась на его уроках; об отношениях влюбленных поползли слухи, распространяемые «ревнивыми» учениками. Чтобы спасти преподавательскую репутацию, честолюбивый Абеляр предпочел отступить; опечаленной Элоизе нечего было противопоставить его обретенному целомудрию, и она подчинилась обстоятельствам. Когда он порекомендовал ей опасаться слухов, она не могла не усмотреть в этом свидетельства угасающей страсти: «Мне с трудом дается это слово. Прощай». Страсть сменилась охлаждением, объяснения которому в письмах нет: у возлюбленного проблемы со здоровьем? Испытание расставанием, внешняя угроза? Абеляр отмечает, что Элоиза перестала обращаться к нему на «ты». Он тоже переходит с ней на «вы»: «Отныне нельзя говорить вам ни „ты“, ни „моя нежная“, ни „моя дорогая“, но надо называть вас „сударыней“, потому что теперь мы не так близки, как были прежде, и мы стали посторонними» (письмо 36). Молодая женщина страдает. Ей, верной своей любви, малейшее охлаждение Абеляра кажется началом конца их отношений; она пишет ему все реже.
«Я не заслуживаю того, чтобы быть обманутой»
Между тем любовник не прекращает умолять Элоизу. «Будь милосердной!», «Пожалей своего любимого, который зачах от горя», «Напиши хоть пару слов», «Я с каждым днем горю все сильнее, а ты охладела». Вдали от нее, в одиночестве, сгорая от нетерпения, он чувствует себя изгнанником; при одной лишь мысли о том, что она разлюбила его или нашла счастье с другим, он рыдает: «Скажи же, моя нежная, доколе я буду мучиться?» Он забрасывает ее письмами, но она не отвечает. Конечно же, Элоиза страдает от разлуки с любимым: отчаянно верная, она нуждается в нем, «как земля в засуху нуждается в дожде». После паузы, длительность которой нам неизвестна, смиренная ученица наконец возобновляет переписку, выбрав для писем более безопасную тему – философию: говорить о любви означало бы вновь разжечь пламя страсти. В одном очень длинном письме она с увлечением продолжает когда-то начатую дискуссию: для нее любовь – это человеческая «добродетель». «Люби меня той любовью, которой я люблю тебя!» Религия в письмах почти не упоминается. Абеляр, эпистолы которого обычно бывали краткими, на этот раз отвечает пространно и, говоря об их союзе, употребляет то же самое слово «dilectio»[15 - Dilectio (лат.) – возвышенная любовь. — Примеч. пер.]: «Я выбрал тебя из тысяч…»
Страх перед разлукой не покидал ее. Уязвленная, огорченная, влюбленная женщина без конца жалуется на отсутствие возлюбленного: «Ты меня почти забыл»; она очень зависима от него, поэтому боится слишком коротких писем, считает их «слабым подобием нежного приветствия», как и уклончивых фраз вроде «Я люблю тебя так, что не могу выразить этого словами». Она подстраивает свою жизнь под него, он же в большей мере занят своими делами. Она потеряла свою жизнерадостность, ей кажется, что он несправедливо лишил ее «привилегии своей любви» (письмо 58). Диалог, иногда изысканно-жеманный, временами становится более страстным: «Возникло непреодолимое препятствие», – защищается Абеляр. Какое? Физическое или же моральное? Философа, который позже напишет автобиографию, охватило чувство вины: «Я виновен в том, что вверг тебя во грех» (письмо 59).
Под накалом эмоций возникла настоятельная потребность в нравственной оценке себя – потребность, неотделимая от проявлений индивидуализма, которыми, на фоне обязательств перед общиной, было отмечено начало XII века. Учитель одержим впечатлением, которое он производит на учеников; вынужденный скрывать свои мысли и желания, неспособный отказаться от Элоизы, он признает, что «запретные удовольствия» заставляют его забыть все – Бога, учение, себя самого; в своей огромной любви он видит смертельную опасность для работы. Раздираемый противоречиями, Абеляр выбирает двусмысленную стратегию: «Мы будем любить друг друга мудро, потому что сможем сберечь репутацию, соединяя радости и удовольствия». Интересный план! Настал черед Элоизы пересмотреть их отношения; на этот раз она говорит о них будто в прошедшем времени; о «болезненной страсти» речи уже нет; отныне они будут любить друг друга «на основе твердой и незыблемой веры».
За неимением возможности обуздать сердце, Элоиза поразительным образом держит под контролем свой латинский лексикон; ее ответ на охлаждение мужа-любовника – это настоящее прощальное письмо. Слова любви она обращает в обвинения: она его любила страстно (adamare), ее любовь была безгранична (caritas), исключительна (dilectio), и она полагала, что любовь (amor) Абеляра прочнее «неприступной крепости»; прямая, искренняя, Элоиза никогда не опускалась до двусмысленности; «Видит Бог, мне нужен был только ты. Я не думала ни о наслаждениях, ни о собственных прихотях». Как Возлюбленная из Песни песней, «больная любовью», она мужественно вынесла испытания, но надежды на счастье обернулись «горестными вздохами сердца». Она плачет и покоряется Божьей воле: «Прощай, твоя мудрость и твоя наука меня обманули. На этом нашей переписке конец».
Лучшая защита – это нападение, и ответ Абеляра был чеканным:
Не знаю, что за страшный грех я совершил, что ты вдруг стала отказывать мне в каком бы то ни было сочувствии и теплоте. Здесь, вероятно, одно из двух: либо мой грех, с твоей точки зрения, был чрезвычаен, либо ты не очень сильно любила меня, если с такой легкостью отвергаешь мою любовь. <…> эти слова мог произнести не благосклонно настроенный человек, а тот, кто давно искал случая, повода к разрыву отношений. Скажи, какое мое действие или слово заставило тебя написать эти горькие слова? <…> Если бы ты меня любила, ты бы так не говорила. Пусть у тебя все будет хорошо. Я получил твое омытое слезами письмо и пишу тебе ответ, не сдерживая слез (письмо 61).
Ссора была очень серьезной. Любовник вспоминал свой грех и страх, женщина говорила о любви, способной противостоять тюрьме, цепям, мечу; она упрекала его в отсутствии мужества, чтобы прийти и объясниться: «Я надеялась, что ты не сможешь не прийти ко мне, что найдешь способ поговорить при личной встрече». Она употребляет сильные выражения – «опасность», «скандал». Сомневается ли она в нем? Их паре угрожают слухи? Она обвиняет его в охлаждении к ней, у нее нет никаких иллюзий: «Преданность мужчины зависит от того, какая выпадет кость». «Я не заслужила того, чтобы быть обманутой!» Отныне во всех словах любви, тяжелых, как камни, сквозит подозрение в том, что за ними скрывается какая-то другая истина. Напрасно Абеляр будет каяться и называть себя нетерпеливым дураком, безумцем или пьяным, напрасно будет говорить о своей верности и нерушимости любви: яд сомнения отравит самые прекрасные слова.
Любовь и стыд
Столь долгожданная встреча после разлуки все же состоялась, и все упреки и жалобы, казалось бы, исчезли; оба говорили о «новой любви», базирующейся на другом фундаменте. Но что это за любовь? Отбросив психологические причины, любовники воспользовались риторикой своей эпохи. После векового молчания Церковь вынуждена была начать размышлять о том, что такое любовь, секс, страсть, счастье, где границы нравственного, каковы правила брака. Плотская любовь тормозит движение к Богу; церковные иерархи в X и XI веках призывают супругов жить как брат и сестра, соблюдая целомудрие; в особенности этот призыв относится к интеллектуалам, посвятившим себя учению. Оскопленному Абеляру незачем вступать в брак; он и не мистик: смысл его жизни заключается в работе. Ему это известно, но сможет ли понять его Элоиза, пожертвовавшая ради него всем?
Копия, сделанная Иоханнесом де Веприа, полна тайн. Неизвестно, были ли «Письма двух любовников» собраны в правильном порядке. Неизвестно, когда, как долго и в какой обстановке проходили их встречи. Почему столько вопросов осталось без ответов, столько необъяснимых пауз? Тем не менее переписка возобновилась, и была она как никогда страстной; Элоиза писала чаще, чем Абеляр; немногословный любовник утверждает, что нашел покой; тогда как любовница самодовольно подражает супруге из Песни песней: «Только тебя я любила; любя тебя, тебя искала; ища тебя, нашла, найдя – возжелала тебя; возжелав тебя, я тебя выбрала; ты занял главное место в моем сердце, я избрала тебя из тысячи. <…> Хочешь ты того или нет, ты мой и будешь моим всегда».
Они пишут друг другу, читают письма друг друга, но понимания между ними больше нет. Слова перестали быть мостами, соединяющими их. У Абеляра случаются перепады настроения – вокруг него хаос, его обуревают противоречивые эмоции – желание, скука, радость. Элоиза, в отличие от мятущегося возлюбленного, «бросающего слова на ветер», старается быть «непреклонной и неумолимой». Любовник не защищается; думая о недавнем счастье, он признает за собой вину: «Любовь и стыд рвут меня на части!» Несмотря на то что в начале XII века требования целибата и целомудрия были еще не до конца сформулированы, Абеляр оказался в затруднительном положении: магистерское звание требует от него строгого соблюдения моральных норм, а о его связи всем известно. Если он хочет сохранить свой престиж, ему необходимо положить конец распространению слухов.
Важнейший момент, к сожалению, недоступен читателю: монах, переписывавший рукопись в 1474 году, сообщает о большом количестве пропусков в письмах 1117 года. Может быть, Элоиза предпочла не переписывать все восковые таблички. Во всяком случае, их последние письма друг к другу удивляют; называя мужа и преподавателя «учителем», молодая женщина как бы подтверждает, что она счастлива видеть его знаменитым, служащим Богу и наконец нашедшим убежище от забот этого мира. Она признательна ему за добро, которое «в своей ничтожности» получила от него. Ее радость невыразима, ее дух ликует. Но что это за радость? У Элоизы, обладающей разнообразными достоинствами, нет однозначного ответа на сей вопрос: это радость от освобождения духовной любовью, радость оттого, что любимый находится в добром здравии, радость видеть его, радость от возможности познать его любовь, но еще в большей мере – восхищение, вызванное рождением сына, названного Астролябием. В автобиографии Абеляр утверждает, что, узнав о своей беременности, Элоиза «возликовала». Думала ли она о ликовании Девы Марии? Или надеялась удержать Абеляра?
В следующем письме тон неожиданно меняется, как если бы эта радость не смогла преодолеть противоречия, терзавшие любимого: «Я устала и не могу ответить тебе: мои нежности для тебя – тяжелое бремя, и это печалит меня». В последнем послании, вошедшем в сборник, он признает, что не находит успокоения, потому что по-прежнему одержим ею, раздираем противоречиями, побежден: «Отказываясь поддерживать огонь страсти, мы лишь разжигаем его».
Необыкновенная биография
Книга «История моих бедствий» написана около 1130 года, спустя двенадцать лет после описываемых событий. В ней в хронологическом порядке изложены перипетии, на фоне которых влюбленные обменивались письмами. После недолгого пребывания в аббатстве Сен-Дени, которое он вынужден был покинуть из?за враждебного окружения, в 1122 году Абеляр основал в Шампани маленький скит, посвященный Святому Духу. Несколько лет спустя он принял обязанности аббата в монастыре Сен-Жильда-де-Рюи, находящемся в его родных местах, на берегу залива Морбиан, и предложил Элоизе перебраться туда, чтобы вести монашескую жизнь и молиться Святой Троице; она будет аббатисой, а он, основатель скита, – ее духовным наставником; они будут любить друг друга во Христе. В 1135 году Абеляр вернулся в Париж.
