скачать книгу бесплатно
Тебя погружают в одно из самых прекраснейших переживаний, а потом безжалостно выдирают оттуда в момент кульминации. Но чтобы ты не расстраивался, тебе обещают (внимание, здесь состав мёда), что в любой момент могут вернуть тебя назад. Хочешь, попадёшь на то же самое место, доделаешь там свои дела и полетишь дальше. Что от тебя хотят в замен? Да ничего! Это просто эксперимент, и всё что ты можешь сделать, в знак благодарности, это продолжить в нём участвовать. Вы бы смогли устоять, перед таким предложением? Вот и я не устоял.
Я вернулся на берег океана и нырнул в его пучины.
***
«Я здесь!».
Открыв глаза, я вижу извивающиеся лианы, нарисованные на стенках кабинки.
«Неужели не получилось?» – мелькает в голове, но я тут же вспоминаю, что нужно сделать. Поднятая на уровень глаз правая рука, мгновенно обрастает хитином. Пальцы вытягиваются в нитки, превращаются в лапы огромного паука. Я запускаю эти лапки себе в волосы, трогаю ими лицо. Крючковатые, твёрдые как проволока волоски, царапают кожу. «Я на месте!».
Щелчок пальцев, и я возвращаюсь на застеленный белой простынёй, аэродром, где меня устала ждать изнывающая от похоти мулатка. Избегая лишних прелюдий, я достаю из штанов (теперь я одет), огромный как булава орган. Держу его в руках, направляя на неё, словно ствол гаубицы. В её распахнутых глазах перемешиваются восторг, страх и дикое желание. Я хватаю её за тонкие икры, притягиваю к себе. Низкий стон переходит в визг, когда большая часть меня оказывается внутри её лона. Каждый толчок, вызывает её почти звериный нутряной стон. Её шоколадное идеальных форм тело елозит по простыне. Аккуратные, похожие на кокосы груди подпрыгивают вверх с каждым моим погружением. Это не может продолжаться долго. Нет более кратковременного и в то же время, более яркого по переживаниям и глубине секса, чем секс, который происходит во сне. Приятная ломота внизу живота становится острее и слаще, достигает своего пика и целую вечность держится на плато. Моя скважина извергает струи кипящей нефти. Мы оба утопаем в бурлящей вязкой жидкости. Рыча диким зверем, я извергаю в неё всё, до последней капли. Теперь я свободен, для новых ощущений. Извини, красотка, ты мне больше не нужна. С головы до ног измазанный липкой субстанцией, отрываюсь от простыни, лечу над электронной платой города.
Мне нужно всполоснуться.
Торпедой разрезаю перламутровые волны океана. Источая миллионы белых пузырьков, ухожу на самую глубину, растворяюсь в толще солёной воды. Выныриваю на поверхность уже на спине огромного кита. Рыбина скачет по волнам, хлюпает по воде лопатой многотонного хвоста, взбивая её в сливочную пену. Я держусь за гигантский плавник, который использую вместо руля.
«Правее, селёдка, нам к берегу!».
Я тяну плавник в бок и рыбина, кренясь на бок, круто сворачивает вправо. Не удержавшись, я соскальзываю с мокрой спины, но не падаю в воду, а лечу вверх к облакам. Законы гравитации поменялись. Теперь меня притягивает небо. Я лечу ногами вверх, наблюдая, за сжимающимся в размерах океаном. Секунда и он превращается в синюю лужицу. Ещё мгновение, и я оказываюсь в салоне воздушного лайнера. Обе палубы пузатого самолёта забиты пассажирами. Ветерком просвистываю между рядов, пробиваю стальную обшивку двери, и вот я уже в кресле пилота. Огромная приборная панель перемигивается сотнями лампочек, пестрит тумблерами, кнопочками, сенсорами. В узком лобовом стекле синь неба, и рвущий облака тупой бульдожий нос. Гул турбин давит на перепонки. Я хватаю, лежащие на панели наушники, натягиваю их на голову. Вот теперь всё в порядке. Всё как в детских мечтах. Я в пилотском кресле, управляю огромным боингом. Ну и что, что пилот в синей пижаме с корабликами. Кого это должно волновать?
Я хватаю штурвал и тяну его на себя. Нос самолёта вздымается вверх, меня вдавливает в спинку кресла.
– Ты что делаешь? – кричит сидящий рядом мужик в белой рубахе. – Мы же на автопилоте идём!
– Заткнись и наслаждайся работой асса! Сегодня я главный пилот.
Нажимаю на тумблер с нарисованным микрофоном. «Раз…раз…раз…». Всегда мечтал это сделать.
– Уважаемые дамы и господа! – я пытаюсь спародировать этот донельзя умиротворённый голос, которым пилот обычно делает объявления. – Говорит командир экипажа. Наш полёт проходит на высоте десять тысяч метров, и у меня есть для вас новость. Дело в том, что я первый раз в кресле пилота. Не спешите аплодировать, это ещё не всё. Сегодня все вы находитесь в моём сне, поэтому полёт будет необычным. Вам выпала уникальная возможность поучаствовать в таких фигурах пилотажа, как «пьяная бочка», «вертикальный взлёт», «пикирование». Мы пройдём на бреющем полёте над океаном, пощекочем пузо нашего боинга о шпиль Эйфелевой башни, сделаем филигранный маневр между башнями «Москва сити». В конце вечера вас ждёт приземление на одну из развязок МКАДА, с последующим лавированием в транспортном потоке. Итак, под ваши бурные аплодисменты мы начинаем!
Я продолжаю тянуть штурвал на себя. Облака за стеклом пляшут и опрокидываются. Судя по задранному вверх носу, самолёт находится в вертикальном положении. Из салона раздаётся дружный вздох, слышится истеричный женский визг, плач ребёнка.
«Все они находятся в моём сне! – успокаиваю я себя, но на смену этой мысли тут же приходит другая. – Интересно, а они знают, что находятся в чьём-то сне? Если они не знают, то боятся так же, как бы это было с ними наяву. Все эти люди – они живые. Они смертельно напуганы – потому что сейчас это их реальность. Если самолёт разобьётся, то все они погибнут по-настоящему. Все, кроме меня!».
Самолёт начинает пикировать, медленно раскручиваясь вокруг своей оси.
– Как это называется «Свечка», или «Бочка»? – спрашиваю я у своего помощника.
– Это называется «Штопор», придурок, и тебе из него не выйти. – отвечает он, отрешённым голосом.
Я, что есть силы, давлю на штурвал, одновременно выкручивая его вправо. Корпус самолёта начинает заваливаться назад. Скользящие по лобовому стеклу облака, пропадают, и вместо них появляется подёрнутая дымкой земля. Теперь самолёт пикирует носом вниз. Вращающаяся серая картинка растёт и неумолимо приближается. Мне вдруг становится страшно. Да, я знаю, что это сон, но слишком уж всё реалистично. Надрывно ревут турбины, из салона разносится страшный хор, картинка в окне становится более отчётливой. Там внизу раскинулся огромный мегаполис, и мы падаем прямо в его центр. Я уже могу различить вырастающие квадратики домов, эстакаду с ползущими букашками машин. Меня охватывает ужас. А что, если всё это не сон…
***
Я снова распахнул глаза и на этот раз, вид скромного убранства кабинки вызвал вздох облегчения. Какое-то время я лежал в неподвижном оцепенении и таращился в потолок. Это, второе погружение, заставило меня отнестись к практике более серьёзно. Ощущения от этого падения были настолько реалистичными, будто я вывалился из самолёта на кровать. Да – падение было иллюзорным, но его последствия – реальными.
Меня била мелкая дрожь, спина и ладошки покрылись холодной испариной. Стресс запустил выработку адреналина и кортизола и наверняка добавил мне седых волос. Какие то нейроны утратили связь, какие-то наоборот связались в тугие узлы. Всё было реально, и это ясно доказывала мокрая от пота спина. А главным доказательством реалистичности было огромное влажное пятно на пижамных штанах. Надеюсь, вам не нужно объяснять природу его происхождения. Я получил реальные эмоции, причём такие, о которых позабыл ещё с молодых лет. Здесь было всё: и восторг и вожделение и дикий страх и чувство полёта. Было ещё что-то неуловимое, походящее на чувство вины. Мне как будто бы было жалко тех людей, которых я загубил, обрушив лайнер…
***
– Если я правильно понимаю, главный эффект этих снов состоит в том, что впечатления после них очень долго не отпускают.
– Не так узко, доктор. Это один из множества эффектов. К примеру, назову вам ещё один. Эти сны запоминались мне в мелочах. Я никогда не хвастался мощной памятью, а в последнее время, с отсутствием умственных нагрузок, она меня вообще стала сильно подводить. Здесь же, я запоминал всё настолько детально, что порой сам себе удивлялся, когда рассказывал всё доктору.
– Вы рассказывали доктору содержание своих снов?
– Да, и это была одна из составляющих частей практики. Каждый из нас должен был в подробностях изложить своё сновидение.
– Как это было? Вы что, садились в кружок, как в кабинете у психолога и слушали друг друга по очереди?
– Нет, всё было не так. Мы вообще друг друга не видели. До некоторых пор я даже не знал, кто находится со мной по соседству в кабинках справа и слева. Наше с доктором общение проходило в индивидуальном режиме, посредством гарнитуры.
– Итак, вы продолжили практику.
– Я продолжил погружения…
– Сколько было погружений?
– До хрена доктор! Я их не считал!
– А по времени? Сколько времени длилось каждое сновидение. Вы следили за временем?
Он ухмыляется, словно слышит полную чушь.
– Нет конечно. На самом деле, там время тянется гораздо дольше. Один день здесь, равен целой прожитой жизни там. Одно могу сказать точно. Каждый последующий сон был длиннее предыдущего. Время, проводимое там, увеличивалось по мере того, как я овладевал техникой.
– То есть, была какая-то техника?
– Док! – косматая голова нервно дёргается. – Давайте по порядку!
6
Я погружался в сновидения раз за разом. Выныривал из одного, чтобы захлёбываясь от восторга, рассказать его доктору и тут же падал в другое. Я открыл для себя новый мир. В этом мире мне всё было подвластно, всё по плечу. В этом мире я был всемогущим. В этом мире я был богом! За какие-то десятки часов я получил ярких эмоций больше, чем за всю прожитую жизнь. У меня было столько секса, что хватило бы на две мои жизни. Я катался на лучших машинах, у меня были яхты, огромные виллы и даже острова. Я имел в подчинении целые государства. Я водил самолёт, ездил верхом на дикой пуме, держа её за загривок, будто домашнюю кошку. Я пел перед многотысячной аудиторией. Мне рукоплескали стадионы. Девочки мочились от моего льющегося, словно золотой нектар голоса. А эти песни, которые я исполнял. Это были лучшие композиции, что я когда-либо знал. И эти песни были моими. В этих снах не было тюремных стен, в которые всю жизнь упирался мой взгляд. Там я был абсолютно свободным. Свободным, сильным и молодым.
Была только одна проблема. Сны имели свойство заканчиваться и очень часто обрывались в самой своей кульминации. Каждое погружение пополняло багаж незавершённых историй. А ведь каждая из этих историй была прекрасна сама по себе. Это всё равно, что постоянно смотреть захватывающие фильмы, и никогда не досматривать их до конца.
После очередного пробуждения, я спросил у доктора, в чём причина этих внезапных выходов?
– Во мне…– спокойно пропел тёплый баритон. – Это я вывожу тебя из сна.
– Зачем? Зачем вы это делаете?! – возмущённо стонал я. – Почему вы не даёте мне прожить до конца, хотя бы одну историю?
– Чтобы ты не остался там навсегда…
– В смысле, «не остался»!
– В смысле – «застрял». Ты можешь там застрять. Таких случаев было довольно много в практике осознанных сновидений.
– Ну и пусть. Пусть бы я там застрял! Может я хочу этого…хочу остаться там! – Мой голос срывался. Я умолял, я требовал. Мне больше не хотелось возвращаться в эту серую скучную жизнь.
– Если ты и захочешь это сделать, то не с моей помощью и не в моём кабинете. Мне не хочется объясняться с правоохранительными органами, какого чёрта, практикующий впал в кому во время сеанса. Кстати, кома это ещё не самый худший из вариантов. Иногда, застрявший там человек становится невменяемым. Он превращается в дикое животное. Никому не известно, что с ним происходит там. Все видят то, что он представляет из себя здесь.
Ваши умные кровати нашпигованы датчиками. Эти датчики измеряют пульс, давление, частоту дыхания. Встроенная в подголовник кровати камера, фиксирует скорость и траекторию движения глазных яблок. Все эти параметры попадают мне на пульт. Благодаря им я знаю, когда вы вошли в фазу медленного сна, когда она переходит в фазу быстрого сна. В этот момент я даю вам отмашку, что вы в пункте назначения. Когда совокупность этих параметров даёт мне сигнал, что вы находитесь в пограничном состоянии, я немедленно выдёргиваю вас на поверхность. Да, возможно, я делаю это из эгоистических побуждений, опасаясь за свою репутацию. Но есть и другая сторона медали. Никто и никогда не узнает, где вы застрянете, как это происходит. Что, если с полной утратой сознания, вы потеряете и рычаги управления той реальностью? Получится, что вы не сможете контролировать реальность здесь, и управлять ею там. Только ваше сознание может раскрашивать ту реальность, делать её пластичной, податливой, живой. Оно создаёт то, что ему по душе. Что если сознания не будет совсем? Что если всё, что есть там, погрузится во мрак и хаос, превратится в боль? Ты бы хотел навечно застрять в таком мире?
Монолог доктора меня впечатлил, но не настолько, чтобы отказаться от практики вовсе.
– Ну хорошо! Пусть будет как раньше. Всё-таки, мне кажется, что сновидения становятся длиннее. Может быть, когда-нибудь мне удастся посмотреть конец истории, не потерявшись?
– Может быть, но я не могу тебе этого обещать. Я руководствуюсь только показаниями датчиков и вашими описаниями снов. Мне не суждено проникать в них по-настоящему. Но я знаю один действенный метод, который позволит продлить твои сны, и сделать их ещё более интересными.
– Какой?
– Создавать более реалистичный сценарий. Ваши предыдущие сновидения максимально удалены от реальности. Они больше похожи на сказку. По сути, это и есть сказка, фантастический мир. Ваше подсознание не привыкло к такой реальности. Для него всё это дикость. В обычном сновидении, критическое мышление отсутствует, там любое выпадающее из обычных рамок, явление, кажется в порядке вещей. Но осознанное сновидение тем и отличается от обычного, что в нём ты понимаешь, что находишься во сне. В какой-то момент в твоём сознании (пусть изменённом) наступает своеобразный кризис. С одной стороны ты знаешь, что находишься во сне, с другой стороны, всё очень реалистично. В пиковый момент, сознание может угодить в дуальную ловушку, из которой не может выбраться самостоятельно. Это всё равно, что самому себя вытягивать за волосы из воды. Если же ты будешь видеть там более реальную картинку, вероятность попадания в эту ловушку будет намного меньше.
– Что значит реальную? – спросил я, совсем запутавшись в суждениях доктора.
– Реальную – значит ту, которую ты привык видеть вокруг себя последние сорок лет. Ту, к которой привыкло твоё сознание, в которой оно чувствует себя, как рыба в воде.
– Ха-ха-ха…– зло рассмеялся я. – Док, стоит ли заниматься практикой осознанных сновидений, если в них будешь видеть то, что тебе итак осточертело.
– Всё это будет лишь декорацией, на фоне которой ты сможешь делать то, что захочешь. Представь, что ты стал всемогущим в реальной жизни. Представь, что ты освободился от всех страхов и предрассудков. Даю гарантию, что такие сновидения понравятся тебе ещё больше. Ещё одно их преимущество заключается в том, что они могут быть очень длинными.
– Заинтриговали! – улыбнулся я, продолжая рассматривать потолок. – Но как вы сможете создать этот «реалистичный сценарий» в моём сне, если вы туда не вхожи.
– Его создашь ты, точно так же, как создавал сценарии других снов. Я лишь помогу тебе войти в нужную дверь…
***
Итак, я отправился в очередную экспедицию.
Погружение было точно таким же, как и в прошлые разы, за одним исключением. Когда моё тело наполовину скрылось в мутно-зелёных волнах, бархатный голос произнёс: «Услышав ключевую фразу, ты окажешься за рулём своей машины. Ты будешь ехать по своим обычным делам, туда, куда ты обычно едешь. День будет самым, что ни на есть, обыкновенным. Вокруг тебя будут те же люди, вещи и события, которые ты привык видеть. Всё это будет настолько реальным, что тебе придётся не раз обращать внимание на правую ладонь, чтобы убедиться, что ты во сне. Влейся в эту обычную жизнь, а потом, когда услышишь мою команду, начинай творить чудеса.
7
«Я здесь!»
Пропахший кожей салон. Капли дождя на лобовом стекле. Магнитола разрывается от финального завывания Селин Дион. Моя жена её обожает, а когда ей что-то нравится, она выкручивает громкость на полную. В такие моменты ей абсолютно плевать на то, что я ненавижу громкую музыку, что у меня раскалывается голова, что я, наконец, болтаю по телефону.
– Да…да…где то минут через сорок, не меньше. – ору я, пытаясь перекричать удерживаемую певицей высокую ноту. – Тут пробка на двадцать минут, а мне ещё Лену надо в массажный салон завезти. Давай через сорок минут в «Паласе», во вьетнамском ресторане. Отбой!
Положив трубку, я раздражённо луплю ладошкой по пухлой оплётке руля. Ненавижу стоять в пробке. Пухлая задница стоящей впереди иномарки, подрагивает, испуская вонючий выхлоп. Пробка здесь, на Нахимовке, обычное дело для вечера пятницы. Я тоже еду по обычным для вечера пятницы делам. Раз в неделю я везу жену омолаживаться (всё остальное время, она ездит по своим делам сама), и встречаюсь с биржевым брокером.
Я ненавижу вечер пятницы. Я ненавижу утро понедельника. Я ненавижу вторник, среду и четверг во всех трёх ипостасях.
Нервно вибрирующая ступня непроизвольно давит на газ. Движок угрожающе рычит, машина прыгает вперёд, замирает буквально в сантиметре от впереди стоящей. Датчики тревожно пищат.
– Ты чё делаешь?! – визжит Ленка. – Аварию хочешь устроить и до утра здесь проторчать?!
– Я хочу, чтобы ты замолчала и убавила музыку! – зло отвечаю я.
– Ты чё задёргался то? – зелёные глаза сверлят дыру в моём виске. – Посмотри на себя. Руки и ноги ходуном ходят. Что, опять начинается? Ты таблетки пьёшь, которые тебе доктор прописал?
«Доктор!» – что-то настораживает меня в этом слове. Что-то беспокоящее меня связано с этим доктором. Или не с этим? Ах ты ж чёрт!
Я отрываю от баранки правую руку и смотрю на ладонь. Она прозрачная, будто отлитая из стекла. Там внутри, где должны быть капилляры и сухожилия, ветвятся неоновые дорожки, которые переливаются синим зелёным и красным цветами. Широкая улыбка расползается по моему лицу.
– Что ты уставился на свою клешню? – Пищит голос Ленки. – На дорогу смотри, все уже поехали.
Отрываю влюблённый взгляд от ладони, перевожу его на жену.
– Хочешь ехать, любимая? Сейчас поедем!
Её лицо вытягивается, глаза округляются. Когда она в последний раз видела, меня улыбающимся? Когда в последний раз я называл её любимой?
Стоящий сзади Крузак истошно сигналит. Я перевожу взгляд на дорогу. Хвост пробки уполз метров на сто вперёд, но он меня больше не интересует. Я не хочу плестись за толпой унылых неудачников. В конце концов, эти разноцветные кубики на руле и три заветных буквы что-то значат.
