скачать книгу бесплатно
– А вот он, похоже, знает тебя, Сэм.
– Старикан с большим носом? – уточнил я, как будто меня только что осенило. – Вот сейчас, когда ты сказала, я припоминаю, что, кажется, встречался с ним однажды в Калькутта-клубе. Приятный парень, да, – если такие в твоем вкусе.
– Он сказал, ты наплел ему всяких небылиц про меня. И вроде бы не однажды прозвучала фраза «подозрение в соучастии в убийстве».
Я озадаченно надул щеки, почесал в затылке:
– Возмутительное обвинение. Я и болтал-то с ним минут пять всего.
– Но за это время умудрился замарать мою репутацию? Как вообще всплыло мое имя?
– Он сказал, что знаком с тобой.
– Да неужели? – Она скрестила руки на груди. – Он сказал, тебе было известно, что он несколько раз приглашал меня пообедать. Ты что, шпионишь за мной, Сэм?
– Конечно, нет, – возмутился я. – Думаю, это мне Несокрушим рассказал. Он знает обо всем, что происходит в Калькутте.
Чистая ложь. Несокрушим понятия не имел о том, что творится в борделе по соседству, не говоря уже об остальном городе. Правда состояла в том, что у меня повсюду есть платные осведомители, от рикша-валл до хозяев лавок. И привратник в «Грейт Истерн отель» как раз один из них.
– С вашего позволения, мэм, – пробормотал Несокрушим. – Мне действительно надо идти.
И исчез с неуместной, почти предательской поспешностью.
– Итак, старина Чарли Пил запал на тебя, да?
– Не понимаю, с какой стати это должно вас интересовать, капитан Уиндем, – парировала она.
– И не интересует, – согласился я. – Но если хочешь знать мое мнение, он же лет на пятнадцать старше тебя. Сколько ему, сорок?
Кажется, я заметил тень улыбки на ее лице.
– Он сказал, что тридцать пять.
Чарли Пил даже больший лжец, чем я.
– И ты ему поверила? Могу попросить Несокрушима проверить, если хочешь.
– В этом нет необходимости, Сэм, – сказала она, потягивая виски.
Пора перехватить инициативу.
– Но зачем ты ходишь на свидания с таким занудой? Я видал трупы, которые были живей, чем он. Поговорил с ним жалких пять минут и прямо физически почувствовал, как старею. Продолжай встречаться с ним – и сама не заметишь, как превратишься в шестидесятилетнюю старуху.
– То есть ты оказал мне услугу, запятнав мою репутацию, так?
– Я же сказал, ничего такого я не делал… Но если хочешь…
Она помолчала, затем приподняла свой стакан:
– Не хочешь предложить мне еще?
Я направился к шкафу.
– Есть еще одна причина моего появления, – сказала она, пока я наполнял стакан.
– И в чем она? – спросил я, не оборачиваясь.
– Ади Сай.
Я повернулся, изо всех сил изображая невозмутимость.
– Что тебе о нем известно?
– Я слышала, его застрелили сегодня. И что ты был рядом, когда это случилось.
– Откуда ты знаешь? – Я вручил ей виски.
– Да брось, Сэм. Ты думаешь, только Несокрушим в курсе того, что творится в городе? У меня есть связи в редакции «Стейтсмен». В завтрашнем номере напечатают портрет убийцы.
– Так ты пришла убедиться, что я не пострадал? Я тронут.
– Нет, – отрезала она. – Я пришла узнать, что произошло. Ади был моим другом. Мы познакомились в прошлом году. С тех пор я несколько раз встречалась с ним и членами его семьи.
Принц был, возможно, другом Энни – это вовсе не то, что мне хотелось услышать.
– Ты ведь знаешь, я не могу тебе ничего рассказать.
– Можешь хотя бы сказать, когда будут похороны.
– Зачем?
– Потому что я хочу присутствовать.
Я покачал головой.
– Похороны будут не в Калькутте. Знаю лишь, что тело должны вернуть в Самбалпур как можно скорее.
Она не стала задерживаться. Допила свой виски и ушла, чмокнув меня в щеку на прощанье. Я закрыл за ней дверь и медленно выдохнул.
Пять
Ночью я ворочался без сна, меня лихорадило.
В голове все плыло в мутном тумане. Глаза слезились, из носа текло, но хуже всего постоянная пульсация в висках, нескончаемая барабанная дробь боли.
Сторонний наблюдатель решил бы, что я слег с простудой, но посвященный сразу догадался бы, в чем дело. Это были первые симптомы опиумной абстиненции.
Следует уточнить: у меня нет зависимости, попросту говоря, я не опиумный наркоман. В самом этом слове слышно злобное осуждение, и я никогда не примерял его на себя. Я употребляю в сугубо медицинских целях.
Говорят, к опиуму, если соблюдать умеренность, трудно привыкнуть. Именно по этой причине я после войны остановил свой выбор на нем. И когда у меня впервые случилась ломка, я был потрясен. Справедливости ради, примерно за неделю симптомы утихли, голова прояснилась, и я смог вернуться к нормальной жизни. По этой причине, несмотря на неприятные последствия, я счел свое состояние управляемым.
Я лежал и заставлял себя сосредоточиться. Проигрывал мысленно убийство Адира. Разбирал на части, препарировал. Изучал. Мог ли я или должен был что-то сделать иначе? Я ворочался с боку на бок, но сон не приходил. Я встал, натянул рубашку и направился к выходу. В темноте гостиной сидел Несокрушим. Он наверняка тоже прокручивал в голове это убийство.
– Пойду прогуляюсь, – сказал я.
Он виновато посмотрел на меня, но промолчал. Не то чтобы он был не в курсе моей ситуации – надо быть совсем уж бестолковым полицейским, чтобы целый год прожить бок о бок с человеком и не понять, что его пристрастие к полуночным прогулкам объясняется вовсе не любовью к физическим упражнениям, – но мы никогда не говорили об этом.
* * *
Чайнатаун Калькутты назывался Тангра: крысиное гнездо грязных улочек и переулков к югу от Белого города. Трущобы убогих лачуг, бараков и ветхих мастерских, скрывающихся за высокими стенами и металлическими воротами, утыканными поверху острыми шипами. Днем здесь смотреть было не на что, еще один обшарпанный пригород, от прочих цветных районов отличающийся только тем, что большинство кучковавшихся здесь были китайцами. Зато по ночам Тангра преображалась: рой притонов, уличных забегаловок, игорных домов и опиумных курилен. Короче, здесь можно было найти все, что делает сносной жизнь в изнемогающем от жары, душном, грязном мегаполисе, населенном миллионами людей.
Я велел таксисту остановиться около заколоченного досками магазина, протянул ему несколько скомканных банкнот. Перепрыгнув открытую сточную канаву, зашагал по еле освещенному переулку, пустому, если не считать стайки бродячих собак и куч гнилья, вонявшего хуже, чем выгребная яма.
Впереди открылась дверь, пролив луч маслянисто-желтого света на заваленную мусором гулли[19 - Бадья (хинди).]. В дверной проем вывалилась мужская фигура и побрела прочь, пошатываясь и не оглядываясь. Дверь захлопнулась, и переулок вновь погрузился в темноту. Я пошел дальше, к другой двери, что в сотне ярдов отсюда.
Постучал дважды, подождал. Приоткрылась щель, ровно настолько, чтобы на гостя можно было глянуть одним глазом.
– Что вам надо?
– Меня прислал Лао Инь.
– Вы кто?
– Друг.
– Подождите.
Дверь закрылась. Я ждал.
Я никогда не видел Лао Иня, но, как и большинство служащих Имперской полиции, слышал о нем. Ходили слухи, что он член Красной банды, шанхайской преступной организации, которая специализируется на торговле опиумом, проституции, азартных играх и вымогательстве. С таким послужным списком неудивительно, что он обладал и определенным политическим влиянием. В Калькутте Лао Инь управлял производственной частью опиумного бизнеса, и его имя открывало многие двери в Тангра, включая, как я надеялся, и эту. Минуту спустя меня впустили, провели по узкому коридору в небольшую комнату, освещенную керосиновыми лампами, где штукатурка хлопьями падала со стен прямо на грязные матрасы, брошенные на пол. Сладкий землистый запах опиума висел в спертом воздухе.
Пару матрасов занимали какие-то восточные люди. Они лежали на боку, один еще затягивался из опиумной трубки, другой уже явно отрубился.
Вошла старуха-китаянка. Судя по морщинам, я решил, что ей далеко за восемьдесят, но двигалась она шустро.
Она улыбнулась, указывая на пустой матрас.
– Ложиться, пожалуйста, – ласково сказала она. – Я принести афиим[20 - Опиум (урду).].
Я прилег, опустил голову на гладкую фарфоровую подушку и подождал, пока старуха вернется с подносом: трубка, лампа, сырой опиум и все, чтобы приготовить себе О.
Я попытался расслабиться, а она уселась на полу скрестив ноги и принялась за работу, согревая шарик опиума на трепещущем пламени свечи. Одно только появление О рядом со мной, кажется, облегчало симптомы. Старуха разминала и вытягивала вязкий комочек, я смотрел, почти загипнотизированный. Нагретый шарик размягчился, стал вязким, потом начал источать пары. Она уложила опиум в чашечку трубки и протянула мне. Я затянулся. Струйки О творили чудо, просачиваясь сначала в мои легкие, а потом, по капиллярам, прямо в кровь. Я услышал, как хрустнули кости старухи, когда она встала, затем звук шагов. Я затянулся еще раз, и еще, в носу зачесалось, и миллионы нервных окончаний в моем теле словно вспыхнули в унисон друг другу. Я закрыл глаза, и мир мало-помалу сжался до пространства внутри моей головы.
Шесть
Еще один бессмысленно удушливый день – облачно, но знойно. «Калькуттская погода», как говорят здесь. Близился сезон дождей, это ощущалось в воздухе, но в облаках еще случались просветы. Мы с Несокрушимом ехали на «волсли» по понтонному мосту через реку.
Наша цель, отель «Йес Плиз», притон без всяких звезд, располагался на мощеной улице, утратившей половину своих булыжников. Этот район в двух шагах от станции Ховрах пользовался популярностью у стесненных в средствах приезжих туземцев, которым нужно было ненадолго остановиться в городе. Улица состояла сплошь из ночлежек и сомнительных харчевен, и «Йес Плиз» на их фоне выглядел на голову роскошнее прочих заведений – у входа стоял какой-то куст в кадке, а над дверями висела вывеска, которую все еще можно было прочесть.
Припарковав «волсли» на улице, мы двинулись ко входу в отель. В воздухе омерзительно воняло аммиаком и экскрементами, что свидетельствовало о наличии кожевенной мастерской с наветренной стороны. На террасе дома напротив сидела куча китайцев, всецело поглощенных игрой в восточный вариант домино. Их присутствие подтвердило то, что уже учуяли мои ноздри. В Калькутте всегда так: где кожевенная мастерская, там и китайцы. У них негласная монополия на торговлю кожей, поскольку местные, по большей части индуисты, ни за что не стали бы забивать корову, да и их соседям, мусульманам, эта идея тоже не казалась привлекательной.
По доске, стратегически уложенной над сточной канавой, мы с Несокрушимом перебрались ко входу в отель, поднялись на несколько ступеней и оказались в полутемном вестибюле. В углу за стойкой с металлической решеткой сидела пышнотелая тетка средних лет. Тоненькая палочка в металлическом держателе, стоявшая рядом с ней, источала струйку благовония, которая тщетно сражалась со смрадом, проникавшим с улицы.
Она подняла глаза на нас – лунообразное лицо со слегка восточными чертами, как у многих бенгальцев. Темные глаза обведены сурьмой, посреди лба красная точка размером с полпенни.
– Миссис Миттер? – обратился я.
Лицо ее просветлело:
– Да. Вы получили мое сообщение?
– У вас есть сведения о местонахождении человека, которого мы разыскиваем?
– Ха[21 - Да (бенг.).], – кивнула она. – Он снимает у нас номер уже два или три дня. Приехал на Ратха-ятру, ну, он так сказал. Странно, да? Зачем ехать в Калькутту на Ратха-ятру, когда настоящий храм Божественного Джаганната находится в Пури?
– Вы уверены, что это он?
– Еще бы, – фыркнула она. – Хотя рисунок в газете никуда не годится. В следующий раз позовите Асита Халдара[22 - Асит Кумар Халдар – знаменитый художник бенгальского возрождения, помощник Рабиндраната Тагора.] или еще кого из учеников Тагора.
– Когда вы его видели в последний раз?
– Сегодня утром. Когда он возвращался после завтрака. – Дама взмахнула газетой. – У меня газета была открыта как раз на странице с портретом, когда он проходил к себе в комнату.
– На сколько дней он тут остановился?
– Дайте глянуть. – Она нацепила очки, болтавшиеся на цепочке у нее на шее, раскрыла здоровенный гроссбух с обложкой «под мрамор», лежавший перед ней. – Сегодня должен съехать. Чек-аут в одиннадцать.
– Осталось меньше двух часов, – пробормотал Несокрушим.
– В каком он номере? – спросил я.
– Вы кое о чем забыли, инспектор-сахиб, да? – усмехнулась она. – В газете ясно сказано, что за любую информацию, ведущую к поимке преступника, полагается существенное вознаграждение.
– Но мы его пока не поймали, – возразил Несокрушим.
– Он наверху, – огрызнулась тетка. – А в газетах написано про информацию, ведущую к поимке, а не про поимку. Моя информация ведет к этому, нет?
Времени на препирания не было. Кроме того, я понимал, что это бесполезно. Ввязываться в спор с бенгальской женщиной – дело безнадежное.
– Хорошо. – Я вытащил бумажник, извлек десятирупиевую банкноту и сунул ее в щель между решеткой и стойкой. – Так в каком он номере?
Она посмотрела на банкноту так, будто я в нее высморкался.
– Это не похоже на «существенное», сахиб. Что, по-вашему, я могу сделать на десять рупий, купить себе на радостях коробочку ладу?[23 - Сладкое печенье из нутовой муки с пряностями.]
– Ладно, – вздохнул я и добавил еще десятку. – Больше у меня нет.
– Жаль. С радостью рассказала бы вам все за шестьдесят.
