скачать книгу бесплатно
Мать поцокала языком, потрепала Кэт по руке и тут же оттолкнула ее.
Кэтрин снова покосилась на свое отражение. Таинственность быстро улетучилась, и теперь она чувствовала себя беззащитной. Насколько уютнее в удобном, милом домашнем платье, пусть даже и выпачканном мукой.
– Мама, это чересчур. Я одна буду такая… расфуфыренная.
Маркиза фыркнула.
– Вот именно! Ты выглядишь потрясающе! – Она смахнула слезинку. – Просто с ума сойти.
Как ни тяжело было Кэт в оковах корсета, она все же почувствовала в груди горячую искорку. Обычно мать будто забивала ей в голову гвозди: как ты держишь вилку, выпрями спину, улыбайся, но не так широко! Она понимала, что мама желает ей добра, но как же приятно хоть раз в виде исключения услышать похвалу.
Мечтательно вздохнув в последний раз, Маркиза сообщила, что должна заглянуть к отцу Кэт, и тут же вылетела из комнаты, прихватив с собой Абигайль. Когда дверь за ней захлопнулась, Кэт хотела только одного – в изнеможении повалиться на кровать, так на нее действовало присутствие матушки. Но она не стала этого делать, боясь, что лопнет какой-нибудь шов на видном месте.
– Я выгляжу так же нелепо, как чувствую себя?
Мэри-Энн замотала головой.
– Вы обворожительны!
– Разве не абсурд – выглядеть обворожительно на обычном глупом балу? Все решат, что я слишком о себе возомнила.
Мэри-Энн сочувственно кивнула.
– Да, немного через край.
– А еще я ужасно хочу есть. – Кэт изогнулась внутри корсета, пытаясь оттянуть жесткую косточку, впившуюся ей в ребра, но у нее ничего не получилось. – Мне нужен шоколад.
– Простите, Кэт, но не думаю, что это платье позволит вам съесть хоть кусочек. Идемте, я помогу вам надеть туфли.
Глава 3
Наверху, гордо приосанившись, стоял церемониймейстер – Белый Кролик. Когда отец Кэтрин протянул ему свою визитную карточку и велел доложить о приезде, он радушно улыбнулся.
– Добрый вечер, добрый вечер, ваше сиятельство! Какой поразительный галстук, как он изумительно идет к вашим волосам. Снежная буря на Лысой горе, так бы я это описал.
– Вы так думаете, господин Кролик? – спросил отец Кэт и даже похлопал себя по голове, польщенный комплиментом.
Кролик перевел взгляд на Маркизу.
– Дражайшая леди Пинкертон! Никогда еще мои глаза не видели подобной красоты, подобной утонченности…
Маркиза довольно резко оборвала его.
– Покончим с этим, распорядитель!
– Э-э, разумеется! Ваш покорный слуга, миледи. – Взволнованный Кролик поднял длинные уши торчком и поднес трубу к губам.
По бальному залу эхом разнеслись фанфары, и Кролик провозгласил:
– Его сиятельство Кабриолет Т. Пинкертон, благороднейший Маркиз Черепашьей Бухты, в сопровождении супруги, леди Идонии Пинкертон, Маркизы Черепашьей Бухты, и дочери, леди Кэтрин Пинкертон!
Пока Маркиз и Маркиза спускались по лестнице в зал, Кролик покосился на Кэтрин. При виде ее огромного красного платья его розовые глазки расширились, носик презрительно задергался, но, вовремя спохватившись, Кролик лицемерно улыбнулся.
– Смею заметить, леди Пинкертон, вы выглядите… э-э… весьма и весьма примечательно.
Кэт с трудом улыбнулась в ответ и следом за родителями направилась к лестнице, но, посмотрев на собравшихся, ахнула и попятилась.
Внизу перед ней расстилалось черно-белое море.
Иссиня-черные перчатки до локтя и мундиры оттенка слоновой кости.
Вуалетки цвета испуганной морской звезды и черные, как уголь, галстуки-бабочки.
Лосины в шахматную клетку. Маски, полосатые, как зебра. Юбки цвета воронова крыла, отделанные стразами и серебряной канителью. Кое-кто из бубновых придворных даже нашил на живот черные пики, чтобы скрыть собственные значки – красные ромбы.
Примечательно, точнее не скажешь.
В толпе встречались-таки искорки красного – алая роза в петлице или бантик на корсаже платья – но только Кэтрин была в красном с головы до пят. Она почувствовала, как шею и уши заливает волна румянца – больше, больше красного, как будто платья недостаточно. Она ловила устремленные на нее взгляды, слышала сдержанные вздохи, чувствовала общее недоумение и неприязнь. Как вышло, что матушка не знала, что это один из черно-белых королевских балов?
И тут она поняла…
Матушка знала. Взглянув на ее колышущееся белое платье и белый фрак отца, Кэт догадалась, что мать все прекрасно знала и ничего не забыла.
Фанфары снова прогремели прямо над ухом. Белый Кролик, подойдя к ней, деликатно кашлянул.
– Я сгораю от стыда за то, что вынужден поторопить вас, леди Пинкертон, но следующие гости ждут своей очереди быть объявленными…
Кэт обернулась и увидела образовавшуюся очередь – гости толпились позади, одни посматривали на нее украдкой, другие откровенно таращились.
Сдерживая рвущийся наружу ужас, Кэтрин приподняла юбку и храбро двинулась навстречу пингвинно-енотовой толпе.
В незапамятные времена бальный зал Червонного замка был высечен из исполинских размеров кристалла розового кварца – и пол, и перила, и монументальные колонны, поддерживающие сводчатую крышу. Потолок был украшен живописными панно с различными видами Червонного королевства: Безвыходный лес, горы Кой-Куды и Никуды, Перекрестья, замок и холмистая местность, простирающаяся во все стороны до горизонта. Даже Черепашья Бухта удостоилась быть изображенной над дверью, ведущей в розовый сад.
По южной стене тянулись в ряд большие окна в форме сердец из граненого красного стекла. Пиршественный стол, ломившийся от фруктов, сыров и сладостей, стоял вдоль северной стены, у самой балюстрады, отделявшей танцующих от оркестра. С потолка свисали хрустальные люстры, и тысячи белых свечей изливали на собравшихся теплый свет. Еще не сойдя с лестницы, Кэтрин услышала, что некоторые свечки жалуются на сквозняк, а самые горячие головы среди них умоляют кого-нибудь прикрыть двери.
Кэтрин посмотрела на стол – островок утешения в переполненном зале, даже для той, кому из-за тесного платья не придется отведать ни кусочка. Каждый шаг давался ей с боем – сражаться приходилось с впивавшимся в ребра корсетом и волочившимся по ступеням длинным шлейфом. Ощутив, наконец, под каблуками надежный каменный пол, Кэт вздохнула с облегчением.
– Дражайшая леди Кэтрин, я так рада, что вы почтили нас своим присутствием.
Благодарность тут же испарилась. Кто бы сомневался – Маргарет спикировала на нее сразу, не дав сделать и пары шагов в сторону угощения.
Кэтрин изобразила на лице восторг.
– О, да это же леди Маргарет! Как поживаешь, дорогая?
Маргарет Дроздобород, дочь графа Перекрестий, считалась ближайшей подругой Кэтрин с самого раннего детства. Но, к сожалению, они друг друга недолюбливали.
Беда Маргарет заключалась в том, что она была на редкость непривлекательна. Не так, как невзрачная гусеница, которая вот-вот превратится в прекрасную бабочку. Ее непривлекательность была другого сорта – из тех, что вызывают у окружающих чувство безнадежности. Острый подбородок выдавался вперед, в тени нависших густых бровей скрывались близко посаженные глазки размером с булавочную головку, плечи были широкие и грубые, а нескладно сидящая одежда лишь подчеркивала это. Если бы не платья, которые носила Маргарет, ее, пожалуй, можно было бы принять за мальчишку.
Непривлекательного мальчишку.
У матушки Кэт физические недостатки Маргарет были любимой темой для разговоров («Она бы выглядела не так кошмарно, если бы потуже затягивала корсет»). Сама же Кэтрин находила куда более неприятным характер Маргарет – та с раннего детства считала себя очень, очень умной и очень, очень добродетельной. Самой умной и самой добродетельной в мире. И без устали напоминала о том, насколько она умнее и добродетельнее вас.
Маргарет, любящая подруга, видела свое предназначение в том, чтобы указывать Кэтрин на ее недостатки. В надежде ее исправить. Как поступил бы любой настоящий друг.
– У меня все отлично, – сказала Маргарет, когда они обменялись любезностями. – Но должна донести до твоего сведения, что платье на тебе неуместно красное.
– Благодарю за то, что открыла мне глаза. – С лица Кэтрин не сходила ослепительная улыбка. – Я и сама это заметила.
Маргарет обеспокоенно нахмурилась и прищурила крохотные глазки.
– Должна предупредить тебя, дражайшая Кэтрин, что дерзкие попытки привлечь к себе внимание небезопасны! Непомерные гордыня и тщеславие могут пышным цветом расцвести в твоем сердце. Куда разумнее облачиться в скромный наряд и позволить просиять внутренней красоте, чем пытаться скрыть ее внешним блеском.
– Благодарю тебя за совет. Я непременно его обдумаю. – Кэт удержалась, чтобы не бросить выразительный взгляд на платье самой Маргарет, унылое и черное, и на венчавшую ее голову унылую меховую шапочку.
– Очень надеюсь! И не забывай: золотая рыбка всегда остается золотой рыбкой.
Кэт слегка усмехнулась. Одна из очаровательных особенностей Маргарет состояла в том, что она была настоящим кладезем высказываний, в которых Кэт не могла найти ни малейшего смысла. Невозможно было разобраться, то ли все нравоучения Маргарет – полная чепуха, то ли Кэт слишком глупа, чтобы их понять. Маргарет, разумеется, сказала бы, что верно последнее.
Но Кэт не собиралась ее спрашивать.
– О. А ведь верно, – согласилась она, поглядывая на других гостей в надежде, что найдет предлог отделаться от Маргарет, пока та не разговорилась. Если ее понесет, улизнуть уже не удастся.
Неподалеку, рядом с ледяной скульптурой в форме сердца, пили наливку сэр Сорока и его супруга, но подойти к ним Кэтрин не решалась – возможно, это только выдумки, но рядом с Сороками драгоценности порой исчезали самым таинственным образом.
Отец Кэт развлекал разговорами Четверку, Семерку и Восьмерку Бубен. Когда Кэт их заметила, отец почти добрался до соли в своей шутке, но Четверка, не дожидаясь развязки, уже повалился на плоскую спину, хохоча и дрыгая в воздухе ногами. Поняв, что сам он нипочем не поднимется, Восьмерка поспешил на помощь, все еще посмеиваясь.
Кэтрин вздохнула – она не владела искусством так легко впадать в раж от анекдота, рассказанного не до конца.
Рядом с ними она увидела благороднейшего Пигмалиона Свинорыла, герцога Клыкании, которого Кэт всегда считала неуклюжим, чванливым и к тому же прескверным собеседником. Их взгляды вдруг встретились, и Кэтрин с удивлением поняла, что Герцог издали наблюдал за ними с Маргарет.
Трудно было сказать, кто из них отвел глаза более поспешно.
– Вы кого-то ищете, леди Кэтрин? – Маргарет придвинулась на дюйм ближе – чересчур близко, так что ее острый подбородок улегся Кэтрин на плечо – и проследила за ее взглядом.
– Нет, нет. Я просто… наблюдала.
– Наблюдали за кем?
– Ну, хорошо. Мундир на герцоге сидит просто превосходно, вы не находите? – спросила она светским тоном, отодвигаясь от подбородка Маргарет.
Маргарет возмущенно сморщила нос.
– Как вам только удалось заметить его мундир? Когда я смотрю на герцога, то вижу лишь, как он воротит нос от всех окружающих, как будто быть герцогом Клыкании – такое уж великое достижение.
Кэт склонила голову.
– Мне кажется, такой нос у него от природы. – Она прижала палец к собственному носу и приподняла получившийся пятачок кверху, проверяя свою мысль. Однако это не помогло ей унюхать собственную исключительность…
Маргарет побледнела.
– Кэтрин, стыдитесь. Нельзя же вот так передразнивать всех и каждого! По крайней мере, делайте это не на людях.
– Что вы! У меня и в мыслях не было никого обижать. Просто у герцога нос рыльцем, только и всего. Наверное, у него великолепное обоняние. Интересно, может ли он таким носом унюхать трюфели?
Кэт продолжала бы оправдываться, но тут кто-то постучал ее по плечу.
Повернувшись, она уткнулась в черную тунику, за которой скрывалась могучая грудь. Подняв глаза выше, Кэт увидела мрачную физиономию с повязкой на одном глазу и копной волос, торчащих из-под белого берета.
Перед ней стоял Джек, Червонный валет, произведенный в рыцари из жалости – он лишился глаза во время игры в шарады.
Настроение у нее испортилось окончательно. Бал был просто ужасным, и с самого начала не задался.
– Привет, Джек.
– Леди Пинкертон, – проревел Джек, обдав ее запахом вина с пряностями. Затем его глаз устремился на Маргарет: – Леди Дроздобород.
Маргарет скрестила руки на груди.
– Какая вопиющая бестактность – прерывать чужую беседу, Джек.
– Я подошел, чтобы сообщить леди Пинкертон, что сегодня черно-белый бал.
Кэт потупила глаза и постаралась придать лицу смиренное выражение, хотя с каждым новым напоминанием она все меньше смущалась и все больше раздражалась.
– Очевидно, произошло недоразумение.
– Вы выглядите по-дурацки, – заявил Джек.
Кэтрин ощетинилась.
– Это не повод грубить!
Джек хмыкнул и снова оглядел ее платье, а потом продолжил:
– Вы и вполовину не так хороши, как воображаете, леди Пинкертон. Не хороши даже на четвертушку. И мне не нужен второй глаз, чтобы это видеть.
– Уверяю вас, я вовсе не…
– Все думают, как я, только не решаются сказать вам в это лицо. Но я вас ни капли не боюсь.
– Я никогда не…
– Вы мне вообще не нравитесь.
Стиснув зубы, Кэтрин терпеливо вздохнула.
– Да, я помню, Джек. Вы уже говорили об этом в прошлый раз. И в позапрошлый тоже. И еще до того. Вы не устаете напоминать, до чего я вам не нравлюсь, с тех самых пор, как нам было по шесть лет, и мы плясали вокруг майского дерева, если я не ошибаюсь.
