скачать книгу бесплатно
– Я хочу, чтобы ты приняла это, – Ясин показывает на мою кровать, на которой поблескивает шелковая ткань и бриллианты. Очередной костюм для восточного танца – Ясин любит, когда я танцую для него.
Шлюхи – для секса, жены – для общества, такие, как я – для танцев и массажа и развлечения.
– Вы хотите, чтобы я станцевала для вас? Когда? – фальшиво улыбнувшись, я подбегаю к кровати и поднимаю искрящуюся ткань. Закружив по комнате вместе с шелковым нарядом, радостно прижимаю его к груди.
Конечно, я не испытываю и толики радости. Нет ничего унизительнее, чем танцевать приватный и сексуальный танец для своего хозяина. Но я засовываю унижение так глубоко в себя, понимая, что это мой единственны путь. Приходится играть в блестящую дурочку. Лишь бы окончательно свести Ясина с ума. Лишь бы он был готов выполнить любое мое желание. Например, отпустить меня. Может быть сейчас…может уже пора?
К тому же, мы в Штатах. Так близко к дому я не была очень давно. Маленький огонек надежды загорелся в глубине сердца, но быстро погас.
И на что ты рассчитываешь? Забудь. Он никогда не отпустит тебя. Мужчина с Востока скорее убьет, чем выпустит на волю «птичку», однажды оказавшуюся в его гареме.
– Прекрасный наряд. Я так благодарна вам, – елейным тоном произношу я, ощупывая мягкую ткань.
– Я прибыл в Америку для деловых переговоров. Они очень, очень важны для меня, Лейла. На кону стоят большие, огромные деньги. Сделка всей моей жизни. Мне нужно расположить к себе друзей, партнеров. Ты и еще несколько рабынь будут танцевать для них в большом зале.
Улыбка так быстро сползла с моего лица, что я даже не успела осознать того, что забыла о роли «идеальной куколки». Настолько была обескуражена.
Танцевать? Для толпы богатых ублюдков?! Ни за что.
Внезапно мне стало не по себе. Пару раз Ясин устраивал такие приемы, и рабыни нужны были ему для «развлечения» господ. Но то были восточные мужчины, которые в танце живота видели в первую очередь танец. Такое они видели каждый день, да и во дворце мне проще было отключиться и просто танцевать, потому что там…я была кем-то другим. Я была Лейлой.
Кто я сейчас? Здесь, в штатах, я как никогда чувствую полнейшее отчаяние и тотальное одиночество. Прошлое дышит мне в спину, а я боюсь обернуться и воочию увидеть, что от прежней меня ничего не осталось.
– Что такое, свет мой? – в первый раз за два года я позволила идеальной маске сползти со своего лица. Мой растерянный взгляд не удалось скрыть даже от Ясина.
– Господин, я могу станцевать для вас в любое время. Но…мне бы не хотелось делать это здесь, – с трудом сглатываю, опасаясь произнеси последнее слово. «Дома.»
Алмас мгновенно мрачнеет, вглядываясь в мои дрожащие черты.
– Ты играешь с моими чувствами, Лейла. Но ты забываешь о том, что моя любовь к тебе так же сильна, как к моим женам. К моим рабыням. Я дал тебе многое и вижу, что ты ценишь это. Признаюсь, я и сам бы не хотел делить тебя с кем-либо из моих гостей. Но…сделка очень серьезна. Мне нужны мои самые лучшие девушки. А ты – лучшая из лучших, – спокойно отчеканил Ясин, но в его голосе я слышу намек на угрожающий тон. – Ты ослушаешься меня? Или тебе напомнить, что ты здесь по своей воле? Я могу отпустить тебя в любой момент… – прищурив веки, напоминает Ясин, но в ответ я отрицательно качаю головой.
Он знает, что не может отпустить меня. Мне никогда не откупиться. Мне никогда не расплатиться за то, что он сделал для нашей семьи.
Нервно закусываю губу, покоряясь воле своего Шейха.
– Я буду танцевать, – стоило мне подумать о том, что я накрою свое лицо вуалью, как Алмас задумчиво проводит пальцем по подбородку и дополняет приказ.
– И никаких масок, Леа. И вуалей. Мне нужны твои прекрасные глазки, – мужчина мягко накрывает ладонями мои скулы. Есть в этом жесте что-то запредельно нежное, почти отцовское. Я и сама до конца не знаю, какие Ясин испытывает ко мне чувства, и почему до сих пор не пытается взять меня силой, как проделывает это с другими девушками. Ходят слухи…что он достаточно жесток и доминантен в постели.
Хотя кого я обманываю? Ясин наверняка догадывается обо мне. О моей бессердечности, а точнее…о том, что я почти не поддаюсь возбуждению. Возможно, я фригидна. Как еще объяснить то, что в своем возрасте и с такой внешностью, я ни разу не была с мужчиной? Я знала, из-за чего у меня стоит этот блок. Но Ясин об этом не догадывался. Это только мое воспоминание. Однако, даже от хозяина не укрылась страшная правда: как бы он не старался, я едва ли заведусь в его присутствии. Никому не интересно трахать бесчувственное сухое бревно, которое только может притвориться и симулировать на радость хозяину. Однако мое тело все равно не обмануло Ясина. Однажды, он пробовал это проверить и больше ко мне не прикасался.
Я испытывала сексуальное желание только в своих снах, а когда просыпалась в холодном поту и с пульсацией между ног, старалась забыть эти кошмары. Мои тайные желание были слишком темными и порочными. Такое не приходит в голову при свете дня. Такое не обсуждают с подругами…
Наверное.
– Да, мой господин, – прикрываю веки, борясь с закипающей злостью.
Нежная, уверенная, красивая.
Это все, что от меня требовалось. Когда-нибудь я выберусь отсюда и напишу чертовски разоблачающую статью об этом мужчине. Или даже книгу.
Но я не напишу. Это тоже самое, что подписать себе приговор.
– Что вам еще угодно?
– Это все. Дальнейшие указания получишь от организаторов. На этой неделе у меня много дел, я почти не появлюсь здесь. Боюсь, увижу тебя в следующий раз только на приеме. И не сомневайся – я буду смотреть только на тебя, – улыбка исчезает с лица Ясина. Нацепив на себя суровую маску, он выходит из моих покоев и отправляется дальше – наверняка, чтобы навестить еще несколько своих наложниц, а потом вернуться к жене.
Не сомневаюсь, все будут смотреть только на меня.
Сколько себя помню, никогда не была обделена мужским вниманием. Девушки завидовали мне, мечтая, чтобы мое лицо покрылось прыщами, а тело обросло целлюлитом. Но назло им этого со мной не случалось, и, к сожалению, мужчин я продолжала держать их, как своих друзей или карманных бойфрендов.
Может, мне попадались слишком слабые мужчины, которые легко поддавались моему влиянию. Всех мужей своих подруг я видела насквозь, и ни один из них не вызывал у меня ни чувств восхищения, ни зависти. Опять же, ничего. Максимум – дружеское тепло и уважение.
Тяжело вздохнув, я принялась медленно расчёсывать свои волосы гребнем – это успокаивало, когда хотелось разрыдаться и впиться в них кулаками.
Легкое движение руки по волосам…
Раз…два…глубокий вдох…
И все мои чувства спрятаны за семью вуалями. И вряд ли найдется тот, кто когда-нибудь выпустит моих демонов наружу.
Глава 2
Flashback. От третьего лица.
Кай Стоунэм был довольно необычным ребенком, и первое, что всегда привлекало взгляды прохожих, это цвет его глаз. С рождения его зеленые глаза-хамелеоны украшала частичная гетерохромия (прим. различный цвет радужной оболочки правого и левого глаза или неодинаковая окраска различных участков радужной оболочки одного глаза.), а черная каемка радужки и вовсе делала его взгляд магнетическим, притягательным.
Кто-то находил это красивым.
Кто-то устрашающим.
«Ты особенный, Кай. Ты мой особенный мальчик» – нежно шептала ему Ханна, когда прощалась с сыном перед сном.
В глубине души она надеялась, что он совсем не в том смысле «особенный», как его отец – Уилл, которого, несмотря на прогрессирующую болезнь, она не могла перестать любить.
Уилл был ее наркотиком. Самой большой зависимостью, а рождение ребенка только укрепило больную связь между ними.
Они заигрались. Каждый раз, когда Ханна позволяла себе посмотреть на выстраданные отношения с мужем со стороны, ей овладевал леденящий душу страх от мыслей о том, насколько страшный приговор подписывает себе и своему ребенку, находясь рядом с психически нестабильным человеком. В дни одиночества, когда муж уезжал в командировки, она мечтала взять в охапку Кая и сбежать. Сбежать далеко-далеко, где сумасшедший муж никогда не найдет ее.
Но Уилл не всегда был таким. В периоды активного лечения у психоаналитика он вновь становился нежным и любящим отцом, мужчиной, в которого когда-то без памяти влюбилась Ханна. Жизнь с ним была сродни танцу на пороховой бочке: в любой момент Уилл Стоунэм мог сорваться и поддаться внутренним демонам, что погружали его сознание в альтернативный мир, и Ханна понимала, что, находясь в неадекватном состоянии, муж мог нанести ей серьезный вред. А что самое страшное – ребенку…
В минуты затишья, нежности и любви она могла думать только о том, что хочет от Уилла второго сына. Она бы назвала его Коулом. Обязательно Коулом.
Что с ними будет, когда он вырастет? Унаследовал ли Кай страшную болезнь отца? Ханна жила словно в аду, но с каждой секундой она все дальше пробиралась в самое сердце лабиринта, где ее ждал личный Минотавр.
Демон, которого любила всем сердцем и всей душой ненавидела.
Иногда ей казалось, что рядом с Уиллом она и сама сходит с ума. Он завладел ее разумом, пленив своим характером, и подчинил своей воле. От мысли о жизни без него ее бросало в дрожь. Она и сама не могла понять, что сильнее: любовь или же ненависть к мужу? Пока не случилось самое страшное.
Лейла
И не вздумай себя жалеть.
Эту фразу я повторяю себе несколько раз в день, но сейчас, когда я стою в столь продажном обличии, едва ли она может помочь мне. Слезы душат, перекрывая поступление кислорода. Вены на лбу вздуваются от напряжения, а все от того, что я слишком долго проглатываю свою боль и обиду. От которой каждая клеточка моего тела сгорала. Все, что я когда-либо чувствовала – настоящее, искреннее и глубокое было сокрыто для посторонних глаз.
В прошлой жизни я носила маску скандальной и уверенной в себе журналистки, но в душе являлась маленькой забитой девочкой, преследуемой тенью своего насильника.
Я до сих пор помню смрадный запах его тела, как меня передергивало от приступов тошноты и отвращения, когда он прикасался ко мне.
Если бы все сложилось по-другому…возможно, вся моя жизнь бы тогда пошла по другому сценарию. Может быть, я бы была более открытой, искренней, доверяющей. Я бы построила отношения с хорошим мужчиной, например, с Кристианом, и сейчас бы сидела в нашей загородной резиденции и смотрела на то, как мои дети играют с собакой, которую он подарил им на Рождество.
А сейчас? Я забыла, что такое Рождество. Новый год и волшебный светящийся шар на Times Square, предновогодние скидки, закупка подарков. Я забыла, что такое снег, потому что на Ближнем Востоке я стала не только пленницей шейха, но и вечной заложницей палящего солнца.
Сейчас я существо без прав. Получеловек, который принадлежит другому – цельному, богатому и влиятельному. И пусть Алмас относится ко мне не так плохо, как я ожидала, факт остается фактом. Я – служанка. Я – рабыня. Я – никто для этого мира, а скандальная журналистка канула в небытие, и я уверена в том, что обо мне даже никто не вспоминает.
Только семья, которая, кстати говоря, понятия не имеет, где я нахожусь.
Мое сердце предательски сжимается, когда я на секунду позволяю себе увидеть добрую улыбку своего отца. Я больше никогда его не обниму…
Не вздумай себя жалеть!
И не вздумай отпускать руки, Лейла.
Мое новое имя теперь является частью меня, и даже в мыслях я называю себя именно так. Есть ли у меня еще паспорт? Алмас забрал его, как только я подписала контракт. Я сделала это добровольно. Под гнетом веских на то причин…
Что способно толкнуть человека на подписание себе пожизненного рабства? Только жажда…жажда искупления.
Но оно так и не пришло.
Поправляю изумрудную ткань, свободно обвивающую бедра. При каждом движении камни и украшения на моем наряде побрякивают, не говоря уже о том, что я сверкаю, как рождественская елка. Пришлось намазать тело сияющим автозагаром, исполняя приказ Алмаса.
Рисую изящную стрелку на веке, заканчивая наносить «арабский макияж» – большие и широкие стрелки, объемные ресницы и темно-коричневые губы. Кажется, этот чертов боевой раскрас прибавляет мне пару лет, но голубые глаза играют новыми красками и выглядят глубокими, томными.
Но мне так хочется смыть с себя слои штукатурки! Сорвать унизительное одеяние дешевой танцовщицы, встать на колени…
И возведя руки к небу просто закричать от отчаяния. Закричать так громко, чтобы нашелся тот, кто меня услышит. И спасет.
***
Большой зал особняка Ясина представляет собой коктейль из всего самого роскошного и яркого, что есть в восточном стиле: керамические вазы, украшающие каждый уголок в зале, ковры, сшитые вручную и пестрящие золотыми и ярко-красными красками. Каменный пол и широкие колонны, обрамляющие небольшой искусственный водопад, ниспадающий в бассейн, где плавают раскрывшиеся бутоны белых лотосов.
Алмас воссоздал здесь атмосферу своего первого дворца на Ближнем Востоке, и когда я покинула свою комнату, я почти забыла о том, что сейчас мы находимся в Америке. Здесь нет окон – Большой зал окутан искусственным, приглушенным и таинственным освещением. Я наблюдаю за происходящим у бассейна с небольшого балкончика над залом, спрятавшись за шторой из красного бархата.
В воздухе парит едва уловимый аромат лаванды от ароматических свечей и специальных эфирных масел, но это не помогает мне унять нервозность и подавить дурное предчувствие.
Уловив терпкий запах мяты и цитрусовых, я перевожу взгляд на кальянную зону зала, где все пространство заволокло паром и дымом. На позолоченных столах составлены аккуратные пирамидки из восточных сладостей: лукума, нуги и халвы.
Разглядываю каждую деталь большого зала, который и без того всегда выглядит помпезно, но сегодня служит воплощением в жизнь фрагмента из восточной сказки. Только это очень-очень жестокая сказка…
И здесь так много мужчин. Американцев. Мой желудок сжимается, разум ослепляет призрачная надежда. Может, позвать на помощь? Поговорить хоть с одним из этих состоятельных людей и умолять о том, чтобы они выкупили у меня у этого человека?
Какая глупость. Алмас не отдаст меня за бесценок. А никто не предложит ему столько, во сколько он меня оценивает.
– Что ты там высматриваешь? – шипит на меня Кио – она со своей бледной кожей и узким разрезом глаз совсем не вписывается в атмосферу востока. И все же девушка очень красива и миниатюрна – Алмасу нравятся женщины разных мастей. Обвожу взглядом всех танцовщиц-рабынь и с раздражением осознаю, что я одна одета в изумрудный топ и юбку. Эксклюзив, черт возьми…
Все девушки облачены в одинаковые костюмы, а я за счет яркого цвета и украшений заранее выделяюсь. Я хотела скрыться в толпе танцовщиц, а Ясин видимо жаждет того, чтобы я сполна насладилась рабским унижением. Или хочет показать меня, как шикарную собственность, которой он обладает?
Я не знаю, что у него на уме, но теперь понимаю точно: все эти мужчины – американцы в большинстве своем, будут глазеть на меня, и я надеюсь, что камуфляжный арабский макияж поможет мне скрыть мою истинную личность. Ведь любой из них может узнать во мне ту самую «королеву интриг», и что тогда?
У меня нет ни единого ответа на этот вопрос. Но глупо ждать спасения от этих равнодушных к низшим слоям общества, толстосумов.
Кио ударяет меня по пальцам, и из моих рук выпадает кусочек лукума посыпанный сахарной пудрой. Ох уж эти восточные сладости. Если в этой жизни и есть что-то, во что я безнадёжно влюблена – то это сладкое. Жаль, у меня нет такой же сильной любви к мужчинам.
И к людям. Сомневаюсь, что мармеладка могла бы мне сильно навредить, а вот знакомый моего старшего брата – вполне.
– О чем ты задумалась? Нельзя лопать перед танцем! Хотя ты не из тех, кто поправляются от одного взгляда на еду. А вот мне не повезло, – Кио усмехается и еще раз легонько ударяет меня по руке. Кио – единственная девушка в гареме Алмаса, с кем мне удалось построить почти дружеские отношения.
– Кио, я не смогу… – меня передергивает от отвращения, когда я вновь смотрю на мужчин, отодвигая штору кончиками пальцев.
Давно я не видела столько представителей «элиты» в дорогих классических костюмах. Кажется, в последний раз это было на каком-то аукционе, когда я пыталась написать разоблачающую статью о его хозяине. Краем глаза я замечаю, что Ясин стоит и разговаривает с мужчиной, и он единственный, кто развернут ко мне спиной. Единственный, на ком нет пиджака – только черная рубашка и классические темные брюки. Волосы острижены очень коротко и стоят торчком на макушке, почти выбриты по вискам. Он поворачивается, но я быстро прячусь за шторой, пытаясь унять нарастающее волнение.
Да что со мной? И зачем он повернулся? Неужели почувствовал мой взгляд на своем затылке?
От этой мысли стало дурно. Доедаю последнюю мармеладку, красующуюся на дне серебристой вазы, и провожу языком по пересохшим губам.
Шоу только начинается. К моему несчастью.
Мне хватает всего пары секунд, чтобы вспомнить свою семью, засунуть свою гордость в одно место и смиренно выйти ублажать богатых посетителей своим телом. Зал наполняет ретмичный звук восточных барабанов в сочетании с размеренной мелодией и женским голосом.
Только не поднимать на них глаз. Только ни на кого не смотреть.
Я постаралась забыться. Это всего лишь тело. Как бы раздета я ни была перед ними, никто из них никогда не коснется моей души. Я здесь, внутри. Настоящая я. А эта танцующая в изумрудном костюме девушка – Лейла.
Я полностью отдаюсь танцу, и что самое ужасное – я все-таки смотрю этим мужчинам в глаза и вижу огни похоти, зарождающиеся в них.
Без зрительного контакта это бы не было настоящим восточным танцем, а я должна была искусно проделывать свою работу. Должна…? С каких это пор это слово есть в моем лексиконе?
Я смотрю, заглядываю каждому в душу и даже улыбаюсь, но это всего лишь маска. Девушки кружатся рядом со мной, пока я не выхожу в самый центр и не начинаю плавно вращать бедрами, чередуя это движение с мелкой тряской под музыку – любой мужчина от такого зрелища впал бы в экстаз, и на доли секунды я даже чувствую некую власть над каждым из них, и не сомневаюсь в том, что «элитные кошельки» мигом забыли про все свои счета в банке и думают сейчас совершенно другим местом.
Продолжая танцевать, я стараюсь, чтобы мои движения были сексуальными, но сдержанными. Мне не хочется пошлости. Мне не хочется, чтобы они считали меня товаром или секс-рабыней, которая принадлежит Ясину…но уже слишком поздно. Всех нас они считают вещами, марионетками в руках влиятельного человека.
Мы – товар. А товар можно купить, обменять, продать…нехорошее предчувствие забирается под кожу, когда я боковым зрением замечаю, как Алмас перешептывается с тем самым мужчиной, обладающим сумасшедшей энергетикой. Похоже, они о чем-то спорят. Он не сводит с меня глаз в то время, как Алмас что-то презрительно ему нашептывает. Мужчина кидает на него короткий взгляд, от которого даже мой Господин затыкается.
Я никогда не видела подобного. Слово Ясина – закон, и не только для меня. Более влиятельного человека трудной найти, но, кажется, этот мужчина не признает авторитетов.
Внезапно музыка обрывается, и все мы замираем на месте. Я бросаю взгляд на Алмаса, полностью игнорируя пристальный взор его собеседника.
– Лейла остается, все остальные уходят, – коротко произносит Ясин, и девушки покорно покидают зал. С моих губ срывается судорожный вдох, и прекрасно осознаю, что мой полуобнаженный вид не скрывает моего волнения. Каждое лишние движение груди или живота – все невербально кричит о моем страхе.
