Пространство любви

скачать книгу бесплатно

Пространство любви
Владимир Николаевич Мегре

Звенящие кедры России
Эта книга продолжает рассказ о необыкновенной женщине, в генной памяти которой сохранились знания, начиная с первоистоков, от сотворения Земли и человека. Она считает, что такие знания есть в каждом человеке, но из-за суеты повседневной жизни современные люди не могут ими воспользоваться. Это рассказ о женщине, которая знает силу и возможности человеческой мысли. Вот одно из высказываний Анастасии: «…Не предсказал ты, Нострадамус, даты страшных катаклизмов Земли. Ты их создал своею мыслью и мысль людскую для воплощения страшного включил. Вот и сейчас она витает над Землёй, безысходностью людей пугая. Но ей теперь не воплотиться. Пусть твоя мысль с моей сразится. Я – человек. Анастасия я! И я тебя сильнее!»

В формате PDF A4 сохранен издательский макет.

Владимир Мегре

Пространство любви. Второе издание

В оформлении книг серии «Звенящие кедры России» использованы работы Кумара Ильжанова.

© Мегре В., 1999, 2021

© ООО «Издательство АСТ», 2021

По утверждению Анастасии, в тексте заложены сочетания букв и комбинации слов,

благотворно влияющие на человека.

Почувствовать это влияние можно при чтении, когда на слух не воздействуют звуки, издаваемые искусственными предметами и механизмами.

Естественные звуки – пение птиц, шум дождя, шелест листьев на деревьях – помогают положительному воздействию.

К моменту выхода первого издания второй книги это высказывание Анастасии подтвердили в своих письмах более пяти тысяч читателей.

Очередной паломник

Вот она! Снова передо мной большая сибирская река Обь. Добрался я до этого северного посёлка, на котором заканчивалось регулярное транспортное сообщение, и стою на берегу Оби. Для дальнейшего продвижения к месту, от которого можно пешком через тайгу дойти до полянки Анастасии, необходимо было нанять лодку или катер. У одной из множества стоявших у берега лодок разбирали рыболовные снасти трое мужчин. Я поздоровался с ними и сказал, что готов хорошо заплатить тому, кто доставит меня к указанному месту.

– Егорыч занимается у нас этим делом. Полмиллиона берёт за доставку, – ответил один из мужиков.

Меня сразу тревожно насторожила информация о том, что кто-то здесь целенаправленно занимается транспортировкой людей к забытой среди тайги маленькой сибирской деревеньке. Всего двадцать пять километров от неё до поляны Анастасии. Да ещё заламывают такую большую цену. Значит, теперь есть желающие. Спрос рождает предложение.

Однако торг на Севере мало уместен, и я спросил:

– Как мне найти этого Егорыча?

– В посёлке где-нибудь. Скорей всего, у магазина. Вон, у его катера пацанята шалят, и внук Егорыча, Васятка, с ними. Он сбегает, его и попроси.

Васятка, смышлёный пацанёнок лет двенадцати, едва я только поздоровался, вдруг выпалил скороговоркой:

– Вам ехать надо? К Анастасии? Сейчас я! Мигом деда позову!

Васятка, не дожидаясь ответа, вприпрыжку побежал в посёлок. Мне ясно стало: ответ ему не нужен. Видно, все незнакомцы здешних мест, по мнению Васятки, имеют одну цель.

Я, расположившись на берегу реки, стал ждать. От нечего делать смотрел на воду и размышлял.

Здесь от берега до берега километр, наверно, ширина. Среди тайги, края которой не видно даже с самолёта, степенно сквозь века течёт вода… Что унесла она из прошлого, и следа не оставив? Что помнит до сих пор вода обская? Быть может, помнит, как Ермак, Сибири покоритель, прижатый врагами к берегу Оби, один с мечом в руках атаку отражал, а в воду из смертельной раны кровь его сочилась, потом вода куда-то обессилевшее тело унесла… Что покорил Ермак? Быть может, действия его похожи на современные рэкетирские дела? Сравнить, наверное, сегодня может лишь река.

Быть может, значимее для реки набеги войска Чингисхана? Орда его в древности великою считалась. В Новосибирской области районный центр есть, называется Ордынское, а в нём село, и называется оно Чингиз. Быть может, помнит та вода, как отступали орды Чингисхана с награбленным добром, как они связали молодую сибирячку и могущественный визирь умолял её и страстными речами, и влюблёнными глазами – без сопротивленья, по желанью своему, поехать с ним. Молчала сибирячка, опустив глаза. Все воины, визирю подчинённые, уже сбежали, а он всё говорил ей что-то, всё любви просил. Потом на круп коня и её, и кошель с золотом забросил, в седло вскочил и к берегу Оби, спасаясь от погони, устремился на верном скакуне своём визирь. Погоня настигала. Визирь им золото бросал, а когда пустым кошель остался, визирь стал срывать с себя награды дорогие за покоренье разных стран и на траву, под ноги гнавшимся за ним бросал, но сибирячку от себя не отпускал. Весь в мыле конь к челнам на берегу Оби его принёс. Визирь девицу, связанную крепко, снял бережно с коня и в лодку посадил. Потом запрыгнул сам. Но пока от берега шестом толкал он лодку, стрела погони подоспевшей его пронзила.

Теченье лодку уносило. Визирь, стрелой пронзённый, на корме лежал, он даже не смотрел на то, как с воинами три челна гребных всё ближе подплывали. Он на девицу ласково смотрел, сидевшую спокойно, молчаливо, и сам молчал: сил не было что-либо говорить. И сибирячка на него смотрела, потом, взглянув на догонявших, чуть улыбнулась им или ещё чему-то, разорвала верёвки с рук своих и в воду бросила. Взялась за вёсла сибирячка молодая… И не сумели лодку с ней, в которой раненый визирь лежал, догнать челны погони.

В какое место, во времена какие их унесло течение воды? И что сейчас, в мгновенье это, в памяти своей о нас уносит помутневшая речная вода?

Быть может, главным ты, река, считаешь города большие? Сейчас стоит на берегах Оби, ближе к её истокам, Новосибирск – огромный город. Его размеры и величие ощущаешь ли ты, река? Конечно, ясно мне, что сказать ты можешь, – мол, стоков грязных много от него, и воду из реки, что ранее живительной была, теперь уж пить нельзя. А что нам делать, куда грязь от заводов своих сливать? Ведь мы же развиваемся, не то что наши предки. Учёных много сейчас у нас, много городков научных с учёными вокруг Новосибирска есть. И если отходы в тебя сливать не будем, то задохнёмся сами, и так в городе от смрада дышать трудно стало, а в некоторых районах и вообще воняет непонятно чем. Ты это всё, река, понять попробуй. Знаешь, какая техника сейчас у нас, и по твоей воде теперь уж не челны бесшумные, а дизель-теплоходы ходят. И мой теплоход ходил по твоим водам.

Вот интересно, помнит ли река меня? Как я на теплоходе шёл, самом большом из пассажирских теплоходов в нашем пароходстве. Не новым был, конечно, теплоход, все дизели, винты его на полном ходу так грохотали, что в баре слушать музыку мешали.

Что самым значимым считает и в памяти своей хранит река? Раньше смотрел на её берега с высокой палубы своего теплохода, из окон кормового бара, под звуки песен и романсов Малинина:

Хотел в город я въехать на белом коне,
Да хозяйка корчмы улыбнулася мне,
На мосту, видно, мельник взгляд бросил косой,
И остался я на ночь с хозяйкою той.

Казались тогда мелкими и малозначимыми занимавшиеся чем-то на берегах люди. Теперь и сам среди них оказался.

Ещё я думал о том, как суметь убедить Анастасию не препятствовать мне в контактах с сыном. Странная, вообще, складывалась ситуация. Всю жизнь я мечтал о сыне. Представлял, как буду с ним, маленьким, играть. Потом воспитывать. Когда сын вырастет, станет мне хорошим помощником. Вместе бизнесом будем заниматься. Сын у меня теперь есть. И хоть не рядом он со мной, всё равно приятно осознавать, что есть на Земле самое близкое, родное и такое желанное существо. Перед отъездом с огромным удовольствием я покупал для своего малыша всякие необходимые детские вещи. Покупать-то покупал, а вот удастся ли вручить – ещё вопрос. Если бы родился мой сын от обычной женщины, деревенской или городской, неважно, всё было бы просто и ясно. Любой женщине было бы приятно, что отец о ребёнке беспокоится, старается обеспечить его всем необходимым, принять участие в воспитании. Если не делать этого добровольно, многие женщины на алименты подают. Но Анастасия – таёжная отшельница, и у неё свои взгляды на жизнь, своё понимание ценностей. Она ещё до рождения сына заявила мне: «Никакие материальные блага в твоём понимании ему не нужны. Он будет иметь всё изначально. В тебе возникает желание принести младенцу какую-нибудь бессмысленную побрякушку, но она ему не нужна совершенно. Она нужна тебе для самоудовлетворения: „Какой я хороший, заботливый“».

Надо же такое сказать: «Никакие материальные блага ему не нужны». А что же тогда может дать родитель новорождённому? Особенно отец? Воспитывать грудного ребёнка по-отцовски ещё рано. Как тогда выразить своё отношение к нему? Свою заботу как тогда выразить? Мать грудью кормит, ей легче, она уже при деле, а отцу что делать? В цивилизованных условиях быта можно помогать по хозяйству, по дому, заниматься материальным обеспечением семьи. Но Анастасии всего этого не нужно. Ничего нет у неё, кроме полянки таёжной. Её хозяйство само себя обеспечивает и её полностью обслуживает, а значит, и малыша тоже станет обслуживать, как увидит, что он от неё. Вот интересно, за какие деньги приобрести себе такое можно? Купить земли гектаров пять или в аренду долгосрочную приобрести сейчас не так уж сложно, но как и за какие деньги купить любовь и преданность волчицы, медведицы, букашек и орла? Пусть самой Анастасии ничего не нужно из достижений нашей цивилизации, а ребёнок почему должен страдать от такого мировоззрения матери? Даже игрушек нормальных лишён ребёнок. Она и тут по-своему всё видит. «Не нужны ребёнку бессмысленные побрякушки, вредят они ему, от истины уводят…» – говорит она.

Похоже, в её высказываниях есть приличный перегиб или суеверие сплошное. Не зря же человечество для детей столько много разных игрушек наизобретало? Но, чтоб не спорить с Анастасией, я погремушек покупать не стал, а купил детский конструктор с надписью на коробке: «Игра для развития интеллекта у детей». И одноразовых подгузников, которыми весь мир пользуется, накупил. И питания детского тоже накупил. Оно меня просто восхитило удобством приготовления. Открываешь коробку – в ней герметично запечатанный пакет из водонепроницаемой фольги. Ножницами надрезаешь пакет, засыпаешь содержащийся в нём порошок в тёплую воду, размешиваешь, и всё готово. Порошок разный бывает: из гречки, из риса и других злаковых культур.

Ещё на коробке написано, что в нём содержатся разные витаминные добавки. Помню раньше, когда ещё моя дочь Полинка совсем маленькой была, за питанием каждый день в домовую кухню ходить приходилось, а тут накупил коробок и корми своего ребёнка без проблем. Даже варить необязательно. Разбавил водой – и всё. Я знал, что Анастасия воду себе не кипятит, и поэтому, прежде чем покупать много, купил одну коробку. Попробовал разбавить содержащийся в коробке порошок водой комнатной температуры – он растворился. Я попробовал на вкус – нормальный вкус, только пресный, потому что без соли, но для детей, наверное, и нужно без соли. Я решил, что никаких аргументов против этого порошка Анастасия найти не сможет. Абсурдно отказываться от такого удобства. Да и мир наш технократический зауважать ей придётся. Не только оружие он производит, но и о детях думает. Но больше всего из сказанного Анастасией меня беспокоило, и прежде всего своей непонятностью, следующее: Анастасия говорила, что для того, чтобы я мог общаться с сыном, мне необходимо достичь определённой чистоты помыслов, внутренне очиститься. Непонятно только, что конкретно я должен чистить у себя внутри.

Понятнее стало бы, если бы она сказала, что надо побриться, не курить, когда к ребёнку подходишь, одежду почистить. Но она – про осознанность, про внутреннее очищение. А где эта щётка продаётся, с помощью которой внутри что-то там очистить можно? Да и что уж такого слишком грязного во мне? Пусть не лучше я других, но и не хуже. Да если каждая женщина подобные требования начнёт к мужчине предъявлять, это же сплошное чистилище нужно будет устраивать для человечества. Незаконно это. Вот я и вёз Анастасии выписку из Гражданского кодекса, где сказано, что один родитель не имеет права безосновательно лишать другого возможности видеться со своим ребёнком, даже если разведены родители. Конечно, законы наши для Анастасии мало что значат, но всё же это тоже аргумент немаловажный. Законам ведь большинство людей следует. С Анастасией тоже можно было бы поговорить более жёстко. Права на ребёнка у нас с ней должны быть равными. Раньше у меня и была мысль поговорить с ней пожёстче. Но теперь засомневался в своём первоначальном решении, и вот почему. В моём рюкзаке, помимо всего прочего, были письма читателей. Не все я взял с собой, потому что писем очень много приходит. Они и в рюкзак все не вместились бы. Во многих письмах читатели с пониманием относятся к Анастасии. Называют её мессией, таёжной феей, богиней, стихи и песни посвящают. А некоторые с ней, как с другом самым близким, говорят. Этот поток писем заставлял и меня тратить усилия на осмысливание действий своих и высказываний.

Сидеть на берегу у катера Егорыча мне пришлось часа три. Близился вечер, когда я увидел двух приближающихся ко мне мужчин и с ними внука Егорыча. Первый, пожилой, выглядел лет на шестьдесят, он был в брезентовом плаще и резиновых сапогах, с раскрасневшимся лицом, явно подвыпивший, потому что шёл, слегка покачиваясь. Второй, моложе, лет тридцати, крепкого телосложения. Когда они подошли поближе, я увидел в тёмно-русых волосах молодого сибиряка седые пряди. Мужчина, который был постарше, приблизившись ко мне, сразу сказал:

– Здорово, путник! К Анастасии собрался? Довезём. Пятьсот тысяч за провоз готовь и две бутылки в придачу.

Мне уже было понятно – я не единственный, кто пытается добраться до Анастасии, потому и плата так высока. Для них я – очередной паломник в места проживания Анастасии. Но всё же спросил:

– Почему вы решили, будто бы к какой-то Анастасии мне надо, а не просто в деревню?

– В деревню так в деревню, всё равно пятьсот приготовь. Если нет пятисот, так и в деревню не повезём.

Егорыч говорил со мной не очень-то дружелюбно.

«Такую большую сумму за перевозку берут, а разговаривают недружелюбно, – подумал я, – с чего бы это?»

Выбора тем не менее не было, и мне пришлось согласиться. Но Егорыч, вместо того чтобы обрадоваться деньгам и, главное, двум бутылкам водки, за которыми он послал своего младшего напарника, ещё более неприязненно отнёсся ко мне. Сел рядом на камень и бормочет сам себе:

– В деревню… Какую деревню? Шесть домов едва живых – вся деревня. Да никому не нужна эта деревня.

– И часто вам приходится возить гостей к Анастасии? Хороший бизнес получается на перевозке? – спросил я Егорыча, чтобы затеять разговор и смягчить его неприязнь.

Но Егорыч ответил с раздражением:

– А кто их звал в гости? Прутся придурками непрошеными. Ничего их не останавливает. Она их приглашала? Приглашала? Не приглашала она! Одному рассказала про жизнь. Книжку он написал. Ладно. Пиши. А зачем выдавать место? Мы ж не выдавали. А он один раз встретился – и про жизнь написал её, и место выдал. Даже бабы поняли: не будет ей покоя, если выдавать.

– Вы книжку, значит, читали об Анастасии?

– Книжек я не читаю. Сашка, напарник мой, книжками зачитывается. А тебя мы не сразу в деревню доставим. Далеко. Движок у катера слабоват стал. Дойдём до избушки рыбачьей – там переночуем. Утром Сашка дальше тебя доставит, пока я рыбачить буду.

– Пусть так, – согласился я и подумал: «Хорошо, что не знает Егорыч, что я и есть автор книжки про Анастасию».

Сашка, напарник Егорыча, принёс водку. Потом они уложили в лодку рыболовные снасти, и тут внук Егорыча, Васятка, чуть было не сорвал поездку. Он стал просить у Егорыча денег на новый радиоприёмник.

– Я уже шест под антенну притащил, придумал, как его поставить, – говорил Васятка. – И провод для антенны у меня есть. Антенну в приёмник когда включишь, много разных станций ловиться будет.

Деньги на дурь?

– Видишь, какой внук у меня толковый, – с теплотой в голосе похвастался Егорыч. – Любознательный, мастеровой. Молодец, Васятка. Надо дать ему денег.

Намёк был ясен, и я стал деньги доставать, а Васятка, подбодрённый похвалой, продолжал:

– Мне про космонавтов надо всё-всё слушать. Про наших космонавтов и про американских. Когда вырасту, сам космонавтом стану.

– Чего? Чего ты сказал? – вдруг насторожился Егорыч.

– Как подрасту, космонавтом стану.

– Вот на такую дурату несусветную ты, Васятка, никаких денег у меня не получишь.

– Не дурата это совсем – космонавтом быть. Космонавтов все любят. Они – герои, их по телевизору показывают. Они на космических кораблях огромных вокруг Земли всё время летают. С разными учёными прямо из космоса разговаривают.

– А толк какой от их базара? Они там летают, а в Оби рыбы всё меньше становится.

– Космонавты про погоду всем людям рассказывают. Они заранее знают, какая погода на всей Земле завтра будет, – продолжал отстаивать науку Васятка.

– Эка невидаль. Да ты к бабке Марфе подойди, спроси бабку Марфу, она тебе про завтрашнюю, послезавтрашнюю погоду и на следующий год расскажет. И денег не возьмёт, а твои космонавты? Петькины деньги проматывают твои космонавты. Твоего отца деньги.

– Космонавтам много денег государство даёт.

– А оно, государство твоё, где деньги берёт? Ядрёно налево, где берёт государство? У Петьки, твоего отца, и берёт государство деньги. Я рыбу ловил, Петька в городе её продавал, потом бизнесменом ему интеллигентным захотелось стать, а ему государство говорит: «Плати налоги, отдавай нам все деньги, у нас, мол, расходов много». И в Думе базарят и базарят, хуже баб у криницы. Напридумывали всего, наизобретали, умниками себя считают. Удобства разные у них там есть, в туалетики свои чистенькие ходят, интеллигентные, а в реке всё грязнее вода становится. Не получишь ты, Васятка, денег, пока дурь твоя из головы не выветрится. И не буду я больше никуда ездить, не буду деньги на дурь зарабатывать.

Наверное, спьяну Егорыч так распалился, что чуть не отказался от поездки. Потом, как водки из принесённой Сашкой бутылки выпил прямо из горлышка, закурил, слегка успокоился, и мы полезли в катер. Васятке денег он так и не дал, да ещё и ворчал себе под нос что-то о дури всю дорогу.

Старый мотор катера тарахтел сильно. Разговаривать было трудно. В молчании добрались мы до охотничьей старенькой избушки всего с одним маленьким окном. На небе ночном стали появляться первые звёзды. Егорыч, допивший в катере начатую на берегу бутылку водки, пробормотал своему Сашке:

– Спать я п-пошёл. Вы тут у костра или на полу в избушке устраивайтесь. Рассветёт, – доставь его до нашего места.

Егорыч уже согнулся, чтобы войти в крохотную дверь избушки, но снова повернулся и повторил строго:

– До нашего! П-понял, Сашка?

– Понял, – спокойно ответил Сашка.

Когда мы сидели у костра и ели запечённую на углях рыбу, я задал Сашке вопрос о насторожившей меня фразе Егорыча:

– Александр, ты можешь сказать, что это за «ваше место», куда Егорыч тебе наказывал доставить меня?

– Наше место… оно находится на противоположном берегу деревни, от которой можно дойти до полянки Анастасии, – ответил мне спокойно Александр.

– Вот это да! Берёте такие большие деньги, а доставляете, значит, не туда, куда нужно?

– Да, мы так делаем. Это всё, что мы можем сделать для Анастасии, чтобы вину свою перед ней искупить.

– Какую вину? И зачем ты мне признался? Как теперь будешь высаживать в «вашем месте»?

– Я причалю катер там, где ты укажешь. Что касается денег, то свою долю я тебе верну.

– Это почему же мне такие льготы?

– Я узнал тебя. Я сразу узнал тебя, Владимир Мегре. Я читал твою книжку и видел твоё фото на обложке. Доставлю тебя, куда укажешь. Только сказать должен… Ты отнесись спокойно к сказанному. Рассудительно. Не следует тебе идти в тайгу. Не дойдёшь… Ушла Анастасия. Думаю, в глубь тайги ушла. Или ещё куда-то, в неведомое нам. Теперь не дойти. Погибнешь сам. Или охотники пристрелят тебя. Охотники не терпят чужаков на своих угодьях. С чужаками они на расстоянии разбираются, чтоб не подвергать себя лишней опасности.

Внешне Александр говорил почти спокойно, и только вздрогнула неловко палка, которой помешивал он в костре, и тревожно взлетели фейерверком искры в ночь.

– Здесь что-то случилось? Что? Ты узнал меня, так говори: что произошло? Почему ушла Анастасия?

– Мне и самому хочется рассказать, – сдавленным голосом ответил Александр. – Кому-нибудь рассказать, кто понять сможет. Не знаю, с чего начать, чтоб понятно было, чтоб самому понять…

– Говори просто, как есть.

– Просто? Правильно, всё совсем просто. Только потрясает эта простота. Ты выслушай спокойно, если сможешь – не перебивай.

– А я и не перебиваю. Ты по существу давай. Не тяни.

Незваные гости

Александр начал говорить по-сибирски спокойно, и всё же чувствовалось внутреннее волнение в душе седеющего молодого сибиряка.

– Когда читал твою книжку «Анастасия», я был аспирантом в Московском университете. Увлекался философией и психологией. Изучал религии Востока. С увлечением изучал. И вдруг – Анастасия… Не за тридевять земель, а рядом с домом моим, в Сибири, где и я родился. И большую силу, логику и смысл почувствовал в её словах! Родное что-то почувствовал, значимое! Перед этим необычным ощущением, родившимся во мне, померкли ученья заморские. Бросил я всё и рванулся домой, как к свету из тьмы рванулся. Увидеть захотел Анастасию. Поговорить с ней. Домой вернулся и стал с Егорычем на катере ходить к месту на берегу, тобой в книге описанному. Вычислили мы его с Егорычем. Время от времени и другие стали пытаться встретиться с Анастасией. Выспрашивали об этом месте. Но мы никого не привозили к нему. У местных жителей хватило ума сообразить и не поощрять паломников. Но однажды мы, вернее я один, без Егорыча, привёз на это место целую группу.

– Зачем ты это сделал?

– Тогда мне казалось, что поступаю правильно, для блага. Их было шесть человек. Двое крупных учёных, и, по всему видно, с большими возможностями они были. Или те, кто стоял за ними и их послал, имели большие возможности. Остальные четверо – охрана. Вооружены эти охранники были пистолетами. Но и другое оружие в их арсенале имелось. И рации были у них. Меня пригласили в качестве проводника. Я согласился. Не из-за денег. Сначала долго говорил с ними. Они не скрывали, что цель их экспедиции – встреча с Анастасией. Их руководитель, седой благообразный человек, Борис Моисеевич, понимал, что Анастасия одна может сделать для науки больше многих научных институтов.

Они собирались вывезти её из тайги, создать ей условия для жизни в заповеднике. Обеспечить охрану. Борис Моисеевич говорил:

– Если этого не сделаем мы, сделает кто-нибудь другой. Да и всякое может случиться. Анастасия – необычное явление, мы обязаны беречь и изучать его.

Помощник Бориса Моисеевича, Станислав, интеллигентный молодой человек, вообще, хоть и заочно, был влюблён в Анастасию. Я согласился с их доводами. Они наняли небольшой теплоход у кооперативщиков. На машине доставили на теплоход бочки с авиационным топливом.

Когда мы прибыли на место, они на возвышенном берегу поставили палатки и вызвали по рации вертолёт.